Мы дорогу измерили тысячей дней, Отрезая себе пути назад; Шли мы райской тропою и по ней Завернули в Ад.
Рабастан напрочь забыл, зачем под покровом сумерек отправился из дворца в город. Все мысли вымело из разума, оставив лишь белесый туман, как только до слуха его донесся мелодичный, звонкий тенор. Юноша сидел на земле, свесив босые ноги к темной реке. Уперевшись ладонями в мостовую, он слегка покачивался из стороны в сторону, худой и жилистый. Широкая линия бинтов окутывала затылок его, наполовину укрытая смоляно-черными волосами. Юноша пел, и голос его, звонкий и чистый, поднимался к усеянному звездами небу, звенел на полотнищах туч, будто на шпилях. Незнакомые, доселе неслышанные слова захватывали душу Рабастана, пробуждали в разуме странные видения. Люди сновали-туда сюда по мостовой, а он стоял у стены дома и не мог даже с места сдвинуться. Юноша пел, вдохновенно запрокинув голову к щербатой монете луны, и голос его, звонкий и чистый, мягкой пеленой окутывал сознание Рабастана. Люди сновали туда-сюда по мостовой, но никто и взгляда на юношу не бросил, никто не остановился, чтобы послушать Песнь. Казалось, его они не видели, его не слышали... — Я ждал тебя, далекий сын рода Ниарас. Долго же ты шел ко мне. Рабастан вздрогнул от неожиданности. Качнув головой, он во все глаза уставился на юношу, будто только-только очнувшись от глубокого сна. Тот приподнялся, босыми ногами зашагал по камням и остановился напротив него. Белая кожа его мерцала в лунном свете, на губах играла приветливая улыбка. Но глаз его Рабастан не видел — их скрывал толстый слой бинта. — Кто ты? — хрипло пробормотал он, внимательно и цепко вглядываясь в незнакомое лицо. — Всего лишь случайный странник, — юноша пожал угловатыми плечами. — Впрочем, отбросим бессмысленные разговоры. Нас ожидает долгая дорога. Тотчас рука его исказилась, изломилась неестественно. На белой коже проступили черные перья и взвились в воздух, распарывая промозглую ночь. Лицо вытянулось, утратило человеческие черты. Рабастан отшатнулся, утратил опору. Сознание резануло осознание: вместо ног у него теперь тонкие птичьи лапы, руки обратились смоляными крыльями. Он неловко взмахнул ими, кувыркнулся в вихристых воздушных потоках. Совсем рядом раздался мягкий смех, слившийся с пронзительным карканьем. — Следуй за мной. Я покажу тебе важное. Тонкие косточки крыльев налились болью. Маховые перья встопорщились сами собой. Незримый ветер подхватил Рабастана, неотвратимо понес за юношей-птицей, не давая и шанса повернуть в иную сторону. Тот легко пронзал воздух, и драгоценные камни — сапфир и рубин — в его глазницах переливались лунными брызгами. Рабастан хотел вознегодовать, выкрикнуть гневно в спину юноши-птицы, но из горла вырвалось лишь хриплое карканье. Сочные стебли трав внизу шумели и качались, будто штормящее темно-лазурное море. Полная луна огромным желтым яблоком висела в кромешно-черном небе. Зрение обострилось, до слуха, казалось, долетал слабейший из звуков. Мир пролетал пред глазами смазанной пестрой лентой. Юноша-птица играя увлекал Рабастана в неизвестность.***
— Да как он посмел?! — возмущенный крик Эрики ворвался в комнату сквозь распахнутую дверь и зазвенел меж высоких сводов. Брайз закатил глаза, осторожно положил на колени клинок, придерживая его за рукоять, и выжидающе уставился в пустующий проем. Ну что еще?.. Эрика ураганом влетела в комнату, небрежно смахнув с помоста бумаги. Лицо ее пылало, глаза блестели маслянисто и негодующе. — Ну что опять случилось? — устало спросил Брайз, вновь переводя взгляд на клинок. Безупречное лезвие блестело в солнечном свете пронзительно ярко. Ни царапины, ни зазубринки. Он с сомнениями бросил точильный камень на кровать. Зачарованное оно, что ли? Кровь отталкивает точно — так, может, еще и не тупится?.. — Он нарушает устои Фатума! — выпалила Эрика и, не сдержавшись, хватанула по столу кулаком. — Творит всё, что в голову взбредет! Руки Брайза замерли у лезвия. — То есть, этот твой "он" меняет предопределенность? — подозрительно переспросил он. — Ты же говорила, Фатум нельзя изменить! Голос его прозвучал обвиняюще и гневно. Эрика вздохнула и на миг прикрыла глаза. Лицо ее чуть разгладилось, стиснутые кулаки разжались. — Нельзя, — подтвердила она. — Вот только он — дитя Фатума. И может вмешиваться в ход событий, вот только это, черт возьми, изменяет мировую структуру и всё искажает! — Да скажи ты уже наконец, о ком говоришь! — перебил ее Брайз раздраженно. Пальцы соскользнули с лезвия, резко коснулись острой его части. Брайз, недовольно бормоча под нос ругательства, вытер о штаны выступившую кровь. — О моем брате, — Эрика покачала головой, присела рядом на кровать и взяла его ладонь в свою. Тотчас порезы затянулись, вспыхнув на миг тепло-желтым. — У него просто отвратительный характер. — То есть, вы не ладите? — Брайз высвободил руку и внимательно ее осмотрел. От крохотных ранок не осталось и следа. — Даже не знаю, с чего вообще ты сделал такой вывод, — вяло съязвила Эрика, недовольно покосившись на него. Брайз цыкнул и закатил глаза.***
Казалось, ни беспощадное время, ни разрушительные силы природы не тронули особняк. Он возвышался средь леса, воздетый к небу, как огромный палец. Крыши и карнизы его пустовали — даже маленькие черные птицы, издавна облюбовавшие лес вокруг, оставили это место в запустении. — Вот и всё, — шепнул юноша, и Рабастан ощутил, как вновь меняется тело. Перья осыпались на траву черным дождем, крылья обратились руками. На ладони, покалеченной проклятием Нериа, протянулись прежде утраченные кости, облеклись плотью и кожей. — Потом сочтемся, дитя Ниарас... — прозвучал в голове шелестящий вкрадчивый шепот. Рабастан стремительно обернулся. Его провожатый исчез. Лишь деревья зашумели пронзительно, зеленым частоколом сомкнувшись позади. Сами собой стиснулись кулаки. Душу захлестнули смятение и крайне недоброе предчувствие. Всё произошло слишком быстро, чтобы он мог как следует обдумать случившееся, но сейчас... Кем был этот юноша? Маг, не иначе. Но зачем он привел его сюда, зачем показал этот дом? Рабастан с мгновение еще разглядывал покатые крыши, отсвечивающие на солнце рыжим, а затем глубоко вдохнул и подошел к крыльцу. Старые ступени визгливо скрипнули под его ногами. Резные входные двери тяжело повернулись на ржавых петлях, пропуская его в полумрак. Рабастан шагнул вперед и плотно притворил за собой створки. Он оказался в гостиной, просторной и неожиданно светлой, будто залитой закатными солнечными лучами. В особняке царила нетронутая обветшалость. Казалось, хозяин его вышел совсем недавно — лишь тяжелый слой пыли на мебели и деревянных половицах давали понять, что много лет сюда уже не захаживали люди. Изящные фарфоровые вазы стояли на помостах нетронутые, и в выпуклых их боках клубились бело-лиловые отсветы. Статуи отбрасывали длинные темные тени в ниши, заливая их смоляным, делая поистине бесконечными. Рабастан остановился. Душу тонким колючим побегом оплел страх, толкнуло в грудь опасение. Он остро чувствовал: что-то не так. Уж больно неприкосновенным выглядело это место, явно оставленное владельцами много, очень много лет назад. Раскрытая книга вперемешку с бумагами распростерлась неряшливо на журнальном столике. Примятые подушки лежали на диване, словно хранившие еще тепло человеческого тела. Рабастан увидел на одной из стен групповой портрет. Высокий статный мужчина с пронизывающим взглядом стоял в центре. В обрамлении темно-рыжих волос слегка обрюзгшее лицо его отливало серо-желтым. Барон Токнамбургских земель, Малакай Кромвель, отстраненно промелькнуло в разуме. Получается, этот особняк некогда принадлежал ему?.. Его окружали юноши и девушки, дети и совсем еще груднички, все совершенно разные, друг с другом не схожие, хоть многим и передалась отцовская рыжина. Рабастан узнал Альвэйда, угрюмого и насупленного. Тот, наверное, даже и не особо изменился с тех пор — лишь эмоции скрывать научился. В сознании пробудился легкий интерес. Если раньше Рабастан понимал, что юноша доставил его в этот дом исключительно собственной выгоды ради, то сейчас ему самому захотелось узнать цель своего прибытия сюда. — Мароде-е-ер? — тягуче прокатилось по особняку. У лестницы замаячил размытый силуэт и тут же исчез. Рабастан отшатнулся и цокнул языком, многозначительно, недовольно. Вестимо, призрак. Только этого ему и не хватало. Большинство дверей на втором этаже не открывалось. На многих висели литые таблички с именами, и, неизбежно найдя комнату Рассела, Рабастан не смог сдержать любопытства. Он подергал дверную ручку, попытался повернуть ее, изъеденную ржавчиной, но она упрямо не поддавалась. Даже штопорное заклятие Взлома нисколь не повредило проклятому замку, и Рабастан направился прочь, не особо расстроенный неудачей. "Мароде-е-е-е-ер?.." — внезапно настиг его пронизывающий, свистящий шепот. Рабастан стремительно обернулся, но не увидел никого. — Нет! — крикнул он в пустоту. — Я не мародер! Почудилось на миг, что у дальней стены вновь замаячили очертания человеческой фигуры — и тут же исчезли. Это могло значить только одно, но Рабастан всей душой надеялся, что догадки его ошибочны. Вступив на красный ковер, он пошел дальше, и плотная ткань под ногами мягко приглушила его шаги. Щелкнул замок. Створка приглашающе заскрипела. Он повернулся к распахнувшейся двери и, поколебавшись мгновение, переступил порог и оказался в кабинете. Чем-то он невольно напомнил покои Сильвестра Фууго, хоть и оказался не в пример маленьким и душным. Роскошное черное кресло с резными подлокотниками пустовало. Свитки небрежно укрыли пол, присыпанные пылью, будто снегом. На огромном дубовом столе, занявшем половину комнаты, лежала ярко-алая тетрадь. Левый нижний угол ее обложи чернел подпалиной. У мутного грязноватого окошка соткался мужчина. Худой и долговязый, с длинными патлами, спадающими на лицо, он казался противоположностью низкорослого, тучного и усатого барона Токнамбургского. — Мароде-е-е-ер? — вновь спросил он, чуть склонив голову набок. — Нет же! — Рабастан начал терять терпение. Он понимал, что неосторожное слово может стоить ему жизни, но подавить раздражения не смог. — Я не хотел нарушать твой покой. И вещи из этого дома не вынесу. — Хм... Кто же ты тогда? — в непроницаемых глазах призрака мелькнуло недоумение. — Зачем пришел в мою обитель?.. — Меня привел сюда юноша с повязкой на глазах, — Рабастан вздохнул. Он ощущал, что мнимая власть утекает сквозь пальцы, как песок. Неизвестный бросил его в эпицентр опасности без возможности выбраться. Живые бессильны против мертвых, а словом переубедить призрака он не сумеет. И сам ведь не знает, зачем оказался вдруг в этом доме. Бледное лицо призрака неожиданно оживилось. Губы растянулись в нервной улыбке. — Гений? Гений привел тебя к моему дому?! — сбивчиво, горячо зашептал он... и внезапно исчез. Рабастан помедлил мгновение. Затем, справедливо рассудив, что бесплотный охранник особняка отнесся к нему благосклонно, развернул тетрадь, провел по переплету и желтым страницам. "Я был здесь единожды. След мой утерян. Неприкасаемая собственность М. Кромвеля. Пока я жив, повредить или полностью уничтожить ее невозможно. Да свяжет моя кровь этот обет с Фатумом! Написанное откроется лишь мне, потомкам моим (но лишь с моего позволения) и тем, в чьих жилах течет кровь лорда Малакая Ниаресского". Рабастан пролистал страницы. Чистые, чистые — все до одной. Он достал из ножен на поясе клинок и порезал тонкую кожу большого пальца. Кровь заструилась по ладони, пропитала темный угол обложки. Тотчас тетрадь вырвалась из рук его и взвилась в воздух. Хаотично замелькали страницы. На желтом проступили письмена.***
Пришлый вошел в его обитель уверенно и без страха — он просто еще не догадывался, кого увидит в бревенчатом домике на вершине мира. Старая деревянная дверь скрипнула, мягко затворившись за его спиной. Пришлого выдавало лицо человека, привыкшего во всем и везде находить недостатки. Обрюзгшее, с недовольно поджатыми тонкими губами и высокомерным взглядом — явная тень былой физической красоты. Именно в таком ученике Нериа и нуждался. Плечи пришлого дернулись. Глаза медленно, очень медленно расширились — и он, еще мгновение простояв недвижимо, отшатнулся назад, спиной уперся в дверь и нервно выдохнул. — Ты быстро нашел меня, — похвалил его Нериа, ощущая страх пришлого каждым фрагментом тела, наползающий на него, как штормящее море на берег. Пришлый тяжело сглотнул, и его кадык заходил туда-сюда под тонкой белой кожей. — Слышишь этот звук? — Нериа повел носом и глубоко вдохнул свежий горный воздух. — Он похож на тугой отзвук тетивы, на вскрик лопнувшей струны... Слышишь его? Это предсмертный стон и хруст твоего устоявшегося мировоззрения. Нериа позволил себе слегка его поддразнить. А пришлый стоял ни живой ни мертвый, и ржавого цвета радужки истерично дрожали в его широко распахнутых глазах. — Этого не может быть! — наконец выдохнул он, горделиво-нелепо вздергивая подбородок. — Тебя просто не может существовать! Ты миф! Легенда... — Раз уж именно ты пришел сюда, значит так тому и быть, — помпезно протянул Нериа, скрестив пальцы пред лицом и опустив на них подбородок. Он словно и не расслышал последних слов пришлого. — Для начала запомни одну вещь: я не бог. Не бог, что бы там ни говорили люди. Плечи пришлого дернулись, как от удара кнутом, и поникли. Теперь он вглядывался в Нериа с сосредоточенным подозрением. Его бледное, слегка обрюзгшее лицо исказилось необъяснимой злостью. — И... И кто же ты тогда? — пришлый мотнул головой, позволяя всклокоченным рыжим прядям упасть на глаза, и продолжил уже более уверенно: — Фокусник? Маг?! Я пытался пройти к твоему дому тридцать восемь раз и тридцать семь из них, почти взобравшись на вершину, оказывался у подножия горы! Голос его приобрел угрожающие, непозволительно наглые нотки. Нериа устало потер плотную повязку, скрывающую пустые глазницы. Одним небрежным движением кисти он мог заставить дерзкого пришлого замолчать навсегда, но вместо этого предпочел ответить: — Я — дитя Фатума, неподвластный времени. Ты веришь в Фатум? Меж бровей пришлого пролегла глубокая темная складка. Глаза блеснули алчно и зло, как ограненные агаты в солнечном свете. — Нет. Я пытаюсь найти логичное объяснение происходящим явлениям и вещам. Меня не интересуют неподтвержденные мифы о богах и судьбе. Губы Нериа сами собой изогнулись в понимающей, одобрительной ухмылке. — Это великолепно. Мне нужен тот, кто отринет привычные знания о магии и Созидающем и взглянет глубже, в самые их истоки. Назови свое имя. — Малакай. Малакай Кромвель, — пришлый откашлялся и заговорил уже не так хрипло и сдавленно. Нериа повернулся к нему левым ухом и прислушался. Нечто в повадках пришлого казалось ему странным. Вот только... что? — Малакай Кромвель, — повторил Нериа тягуче. По коже его будто пробежал электрический импульс. — Кромвель. Род боевых магов, созданный мужем моей сестры Малакаем Ниаресским. И... Постой! Нериа содрогнулся, подался вперед, до боли крепко сжимая подлокотники кресла. На шее его раненой птицей забилась жилка, и он осторожно накрыл ее ладонью. Запястье, обтянутое изящным плетеным браслетом с изумрудом и рубином, само собой обратилось к пришлому. — Ты ведь пришел не один, Малакай Кромвель? В ответе Нериа не нуждался, но все равно счел нужным спросить. — Да... — нехотя протянул пришлый, исподлобья пронзительно прошив его взглядом. — Увы, я неразлучен со своим братом — у нас одно тело на двоих, и это невозможно исправить.