Цвет безнадежности

Солнце стояло в самом зените, щедро одаривая людей теплом и светом. Воздух дрожал, рябил, плавился под палящими лучами, создавая иллюзию жидкого стекла. Вместо необходимого для жизнедеятельности кислорода в легкие проталкивалось раскаленное марево, тяжелое, тягучее, словно патока. Каждый вдох разносил по телу огонь, и казалось, что где-то внутри разгорается пожар, способный в считанные секунды превратить в горстку пепла измотанное тело. Ноги весили не меньше тонны. Чтобы их передвигать требовалось приложить немало усилий, что не добавляло радости и оптимизма, так как идти нужно было еще очень долго. И ладно если бы никто не мешал двигаться вперед, не путался под ногами, не толкался, тогда еще можно было бы стерпеть это адское пекло. Только вот когда возле аэропорта было мало людей? Итачи шел вместе с толпой по инерции. Каша в голове, дымящаяся, пузырящаяся, как волшебное зелье ведьмы, медленно, но верно докипала. Поверхность кипящей жижи вздымалась под натиском воздуха, рвущегося наружу. Пузыри, поднимаясь со дна на поверхность, лопались с громким хлопком, разбрызгивая во все стороны густую субстанцию. В голове Итачи возникли именно такие ассоциации, когда он, пытаясь вспомнить, что ему говорил Саске, погрузился в недра своей памяти. Пришло понимание того, что температура булькающего зелья в черепе достигла температуры окружающей среды. Мысль была воспринята спокойно, и Итачи доведенный до точки кипения в буквальном смысле, начал лениво готовиться к незабываемой встрече с раскаленным асфальтом. Будучи уверенным, что после жаркого, в прямом смысле, приветствия со стороны тротуара на лице останутся ожоги, он, напрягая извилины, тщетно пытался выудить из кипящей жидкости номер знакомого пластического хирурга. Резкая боль в ноге отрезвила. Как палка, которой ведьма изредка помешивает зелье, саднящее чувство взбаламутило кашу, готовую покинуть пределы черепной коробки через уши и нос. Итачи остановился, приводя в порядок размазавшиеся по стенкам черепа мысли. Темнота, сгущающаяся в глазах, неохотно отступила, обещая вернутся, если незадачливый путник в ближайшее время не найдет место попрохладнее. "Вот как выглядит безнадежность", - мелькнула мысль, тут же застывая над бурлящей поверхностью каши брызгами лопнувшего пузыря, когда Итачи поднял глаза на небо в поисках хотя бы намека на облако. Оно ослепляло своей сверкающей голубизной. Идеальный, без изъянов в лице туч, чистый небесно-голубой цвет обещал ясную, жаркую погоду на ближайшие дни. Привыкший к туманно-пасмурно-дождливому климату Лондона, Итачи изнывал от сорокоградусной жары, мысленно недоумевая, как раньше мог жить в месте, куда воздух и погода доставляются прямиком из Ада. - Итачи! - знакомый высокий голос взбудоражил ускользающее сознание, вернув его на законное место. Голос прозвенел тысячами колокольчиков где-то рядом, оглушая не хуже взрывающего перепонки звона гонга. Звучание этого инструмента может быть приятным, даже умиротворяющим, если услышать его в храме среди монахов, облаченных в незамысловатые одежды, и освежающей прохлады, которую, словно термос, бережно хранят каменные стены шедевра архитектурного искусства. Атмосфера тишины и гармонии, невольно созданная людьми всецело отдавшими себя достижению просветления, настраивает на определенный лад, и звон этого музыкального инструмента совершенно ее не портит. Отдаленно напоминающий раскаты грома он дарит чувство единения с природой и душевное равновесие. Но если прижаться к гонгу ухом в тот момент, когда монах ударит по его рельефной поверхности, существует риск лишиться слухового аппарата. Так вот, этот голос напоминал ситуацию с ухом прижатым к гонгу, с разницей лишь в том, что независимо от расстояния он оглушал так, что риск остаться наполовину глухим мог с легкостью оправдаться. - Здравствуй, Наруто, - даже не удостоив девушку взглядом, раздраженно бросил Итачи, разыскивая глазами младшего брата. Улыбающийся Саске нашелся неподалеку. Он стоял, опираясь спиной о капот спорткара, и приветственно махал ручкой. В груди разлилось теплое, приятное чувство. Улыбка сама собой растянула сжатые в тонкую полоску губы. И солнце уже не так сильно печет. И воздух не такой обжигающе горячий. И чемодан, оказывается, не такой тяжелый. Да и вообще, настроение взмыло до небес, а усталости как не было. Мысль о скором воссоединении с семьей грела душу, растапливая чувства, застывшие за годы, прошедшие вдали от родных. Толстая ледяная корка на сердце таяла с невообразимой скоростью, обнажая душу, показывая, как сильно красота внутренняя может повлиять на внешнюю. Еще минуту назад, до встречи с любимым братишкой, Итачи напоминал обломок айсберга, острые грани которого могли серьезно поранить неосторожного прикоснувшегося. Угрюмого, отталкивающего своей холодностью и равнодушием, его раздражала любая мелочь. Сейчас же он, как бриллиант, засветился изнутри мягким, согревающим сиянием. Черты лица смягчились, являя миру вместо строгого, высокомерного экономиста, счастливого, довольного жизнью человека. По-своему красивого, простого, и от того еще более привлекательного. - Как долетел? - отвлек от душевного возрождения любопытный девичий голосок. Итачи, напрочь забывший о присутствии еще одного человека, удивленно перевел взгляд на лучшую подругу младшего брата. Наруто недоуменно хлопала длинными ресницами, ожидая ответа; на милом личике ярко-красным цветом был написан огромный вопросительный знак. Время замедлило бег. Сигналы клаксонов, голоса постепенно исчезали, сменяясь бархатной тишиной. Пространство вокруг исказилось, выкинув за пределы измененного участка все ненужное, оставив лишь большие, голубые глаза. Итачи в них пристально вглядывался, пораженно отмечая, что второй раз за день безнадежность окрашивалась для него в небесно-голубой цвет. Цвет надежды и светлого будущего, цвет свободы и мира ныне принимал несколько иной облик. Теперь он, а не черный, закрашивал самые "темные", трудные участки жизни, в которых лишь шаг оставался до отчаянного поступка. Теперь он будет служить напоминанием о том, что выхода нет и остается лишь смириться. Мысли одна за другой покидали место своего обитания. Сумела прочно обосноваться в голове лишь одна: "Влюбился. Безнадежно."