Дождь для нас

Его память, как проливной дождь: кажется сплошной стеной, но это лишь беспорядочное собрание множества одиноких капель. Врачи говорят, операция прошло успешно, даже лучше, чем они предполагали. Вероятность рецидива ничтожно мала. Иногда он забывает что-то простое, что-то очевидное, что-то давно знакомое, и оказывается наедине с пустотой. Ему говорят, это последствия анестезии, это пройдет. Он почти разучился верить в лучшее. Вписавшись из больницы, он первым делом оставляет работу. Он не чувствует себя достаточно компетентным, достаточно... Да что может быть хуже, чем историк с дырявой памятью?! Нет, первым делом он запрещает себе слишком много надеяться. Он не пытается сбежать или спрятаться, он просто не ждет слишком многого от будущего. Домик, который он снял неподалеку от реабилитационного центра, куда теперь ходит, как на работу, утопает в зелени. Когда начинается дождь, тяжелые капли с глубоким и сочным звуком бьют по банановым листьям, и сразу же вспоминается Басё. банан я посадил — как ненавистны мне теперь стебли мисканта!* Ему нравится вспоминать, память держит его на плаву. Каждый день он приходит в реабилитационный центр, чтобы проходить бесконечные тесты, проверки, снова тесты. Их результаты должны бы его поддерживать и обнадеживать, но он давно уже понял, что нужно другое. Дожив до тридцати пяти, он превратился в пустую скорлупку цикады (вот еще вспоминается:Поёт цикада -О том, что смерть близка, Не ведает она.*). Чтобы заполнить его, нужен свет, много больше света, чем он может создать сам. В этот день с самого утра собирается дождь. Обычное дело для лета, и еще - дождь несет с собой воспоминания, светлые воспоминания, прекрасные воспоминания. Сидя в кабинете и ожидая результаты тестов (обычный ритуал, ему совсем не нужны, но здесь почему-то думают, что это ободряет пациентов) он смотрит в окно, и струи стекают по стеклу, размывая все, так что сад превращается в зеленое облако. По аллее под красным зонтиком идет она. Она повзрослела. По-настоящему повзрослела, перестав играть во взрослую. Что-то появилось в ней новое, какая-то новая решимость, и горечь, и новый свет. Он запретил что-либо говорить ей, из страха, или из желания дать ей полную, яркую жизнь, которую молодой девушке не прожить рядом с калекой. Больше из страха. Он выходит из центра, оставив тесты, сегодня ему особенно не хочется знать результаты. Она все так же прекрасна, словно фея из сказки, словно одна из исторических красавиц, из-за которых помутнялся разум великих воинов прошлого. Зонт куда-то пропал, она стоит и смотрит на него с затаенной надеждой. Ему хватает сил пройти мимо, вежливо улыбнувшись, сделав вид, что они незнакомы. Она просит проводить ее до станции. Они идут, как прежде бывало, под одним зонтом, окруженные стеной дождя, и легкое соприкосновение локтей интимнее самого крепкого объятья и самого страстного поцелуя. Они идут молча, да если бы и говорили, все слова заглушил бы дождь. И хочется растянуть дорогу на много часов, и так и идти, идти до самого горизонта. Увы, станция оказывается гораздо ближе, чем ему всегда казалось. он разворачивается, оставив ее под крышей, ему удается сделать десяток шагов в сторону дома. дождь бьет по лужам, оставляя после себя мимолетные следы. точка удара расходится кругом, круг превращается в рябь, расходится, рассеивается и исчезает. Как и все в этом мире. Лужи высыхают, когда выглядывает солнце. Ему удается сделать еще десять шагов, или чуть больше, и он замирает, глядя себе под ноги. в лужах отражается светлеющее небо. Кажется, эти двадцать шагов назад, к станции он преодолевает в два прыжка. Она стоит на платформе, под проливным дождем, глядя себе под ноги, и фигурка ее выражает безысходность. Он по-прежнему недооценивает ее внутреннюю силу и ее внутреннюю слабость. Она приезжала сюда без надежды, она ни сказала ни слова, ничем не попыталась напомнить о себе. Получается, она, эта маленькая девочка... нет, эта юная женщина уважает его больше, чем он уважает ее в ответ. Годами он позволял себе трусить, годами боялся жизни, и за несколько месяцев она научила его, как победить этот страх. И он не должен - и по правде не в силах - бояться дальше. И тогда он делает шаг и закрывает ее зонтом от струй дождя. Она оборачивается, и смотрит, и он не знает, что сказать. И в это мгновение ему становится по-настоящему страшно. Вдруг она приезжала просто, чтобы проверить, убедиться, что он жив, что с ним все в порядке. Вдруг все давно закончилось, не успев начаться, и нет никакой любви, никакой бесконечности, никакого света в его жизни. Она как всегда, как было с первого мгновения их знакомства, решает все за него. - Коуки! Он обнимает ее, прижимает к себе обеими руками, чувствуя дыхание и влагу - то ли дождь, то ли слезы - на своей шее. Ее волосы пахнут солнцем. * Пер. Д. Смирнова * Мацуо Басё. Пер. А. Белых