На перекрестках дорог

Около отеля было полно народу. Безликая, разноцветная масса истеричек, действующая на нервы своими воплями, агрессивная и в чем-то поразительно отталкивающая. Но это его работа каждый день проходить через строй, улыбаться и не показывать виду, как все это бесит и раздражает. Ребятам немного проще, на них нацелено не столько внимания, как на него с братом. Когда толпа видит их, в нее словно дьявол вселяется. А ведь по отдельности вполне себе милые девчонки, интересно, что так влияет на них, когда они сбиваются в стадо? Тома в очередной раз на руках протащили через строй фанатов. В этот раз он отделался легко — его всего лишь ущипнули за бок, а бывало, что и дреды отрывали, одежду рвали. Он встряхнулся и потянулся. Неприятно все это. Биллу повезло меньше — ему вцепились в волосы и ухватили за задницу. Брат все еще улыбался, но выражение лица больше походило на тщательно замаскированный оскал хищника. Как только они попали в холл отеля, улыбки сползли с их лиц. Билл грязно выругался. Том покрутился перед зеркалом, недовольно поправляя съехавшую на бок кепку. — Хочу сегодня развлекаться! — заявил младший близнец. — Пить и веселиться! — В чем проблема? — пожал плечами Том. — Сегодня в дурдоме день открытых дверей? — запыхавшийся Георг зыркнул на близнецов, оценивая степень повреждения каждого. Вроде бы пронесло. Из машины то, как их снесла толпа, выглядело кошмарней некуда. Густав выразился более точно, но менее печатно. — Если бы вы знали, какой это кайф! — мечтательно закатил глаза Том. Его иногда пробивало на лирику совершенно в непонятных ситуациях. Ребята дружно заржали. — Предлагаю надраться у меня в номере, — предложил Георг. — Лучше в клубе, — фыркнул Билл. — А я спать, — зевнул Густав. Все ждали ответа Тома. Том во все глаза пялился на идущую к нему девушку с ресепшен. Даже дурацкая униформа не могла скрыть ее прекрасных форм, а виляния бедрами окончательно лишили юношу дара речи. — Мистер Каулитц? — она хлопнула ресничками и оставила чуть приоткрытым рот. — Д-да… — заикаясь, кивнул он. — Вам просили передать, — протянула конверт. — С-пасибо, — приподнял он уголок губ. Девушка грациозно отправилась за стойку. Ох, он бы ей… — Ааа, — к нему подскочил Билл. — Томми написали любовное письмо? Открывай скорее! Там есть фотография? — Иди к черту, — усмехнулся Том. — Не покажу! — Ну, вас долго ждать? — рявкнул Георг, придерживая двери лифта. Близнецы наперегонки понеслись к лифту. Захохотали. — Что там? — не унимался Билл. Том показательно повернулся ко всем задом, носом в угол и надорвал конверт. Так, конверт гостиничный — логотип есть. Что-то твердое… Заглянул во внутрь — магнитная карточка от номера. 501. Так… Уже интересно… Записка. Развернул. И… земля ушла из-под ног. Он вздрогнул и побледнел. Дернулся, словно увидел код апокалипсиса. Замершее сердце, начало стучать так, как будто пыталось вырваться наружу. Том моментально вспотел. — Что-то случилось? — перестал издеваться над ним Билл, схватил за плечи. — Том, что с тобой? — беспокойно заглянул в глаза. — Покажи. — Да, нет! Ну что там может быть? Простая дурь! — нервно захохотал Том, пряча записку и конверт в карман необъятных джинсов. — Очередная телка зовет на свидание. Заметьте, не вас, а меня. — И ты пойдешь? — Густав приподнял брови. — Нет, я уже один раз сходил. Больше не горю никаким желанием. Мне, знаете ли, не понравилось. — Том быстро распахнул дверь своего номера: — Все, парни, я спать! Билл, без меня сегодня, хорошо? Я неважно себя чувствую… — Хочешь, вместе посмотрим телевизор? — Биллу почему-то совершенно не хотелось его отпускать. — Нет, я спать. Извини. — Том? — брат закрыл перед его носом дверь. Билл потоптался перед номером и пошел к себе. Придется напиться в номере у Георга. Надо как-то снять напряжение после концерта. Едва оставшись в одиночестве, Том заметался по номеру. Быть не может! Такого просто не может быть! Потому что этого не может быть! Так не бывает! Надо успокоиться. Надо сесть и успокоиться! Принять душ… И успокоиться! Том еще раз достал записку. Малыш Черт! Да это может быть кто угодно! Кто угодно! С чего он решил, что это… Дьявол! Так не бывает! Не может быть! Малыш Голову сносило. Эмоции зашкаливали. Он принялся скакать по номеру и радостно повизгивать (кричать нельзя, могут услышать). Малыш Он зачем-то понюхал небольшой листок. Посмотрел на просвет. Логотип отеля. Всего одно слово ввело его в замешательство и панику. Том еще не знал, что чувствовал: радость, страх или все-таки панику. Он совершенно не понимал, как надо поступить. А чтобы привести мысли в порядок, надо все-таки принять душ. Через полчаса он перестал скакать по номеру, как бешеный бандерлог. Он вымылся, переоделся и пошел к друзьям в номер. — Билл, во сколько мы завтра уезжаем? — Как обычно в двенадцать. — Разбуди меня часов в десять, ладно? Не могу, просто с ног валюсь. — Том, у тебя точно все хорошо? — тревожно нахмурился брат. — Ну, конечно. Все хорошо, не переживай. Я просто реально очень сильно устал. — Вызвать врача? — Нет. Вы тут это… много не пейте, — улыбнулся он на прощание. Закрыл дверь и пошел к своему номеру. Открыл дверь. Досчитал до трех и закрыл ее громким хлопком. На ручке болталось: «Не беспокоить». Том на цыпочках рванул к лифту. Странно, но на пятый этаж их лифт не шел. Пришлось спускаться вниз. Второй лифт так же не удосужился его обслужить. Так бы он и мучился, пока не узнал, что надо вставить магнитную карточку, чтобы подняться в… президентские апартаменты. Том даже присвистнул от удивления. Ноги и руки предательски дрожали. Говорить он вообще не мог — голос срывался. Он остановился перед дверью. Потоптался на месте. Так, он предпринял все меры предосторожности. Написал брату записку, куда и к кому пошел, в какой номер. Более того, с еще одного телефона (их тайного номера для самых близких людей и домашних, который больше никто не знал, даже продюсеры, а только они, вчетвером, и родители), который Том оставил в номере в чемодане, ровно в 10-05 брату полетит смс, где он и с кем, и где его искать в случае чего. Так что, главное не забыть утром отключить телефон — не стоит пугать мелкого, он и так достаточно настрадался. Взял с собой два телефона, один из которых надежно спрятал. Что он делает? Боже! Что он делает… Трясущимися руками вставил карточку в прорезь. Замок щелкнул. Дверь приветливо открылась. В очередной раз проглотив сердце, он переступил порог шикарного номера. Странно, но в помещении никого не было. Он бродил по комнатам — гостиная, кабинет, кухня, столовая… Спальня… Он даже заглянул в ванную комнату, удовлетворенно заметив, что джакузи полное, а на поверхности плавают лепестки белых роз. И никакого намека на то, что здесь живет человек. Ни сумки, ни вещей… Ничего… Может быть надо подождать? Чего? Или кого? Надо позвонить на ресепшен и узнать, когда оставили эту записку… Черт! Они заселились в отель вчера вечером. Завтра утром уезжают. Записку передали сегодня… Том растерянно стоял посреди гостиной, глядя на Эйфелеву башню в окне. Что все это значит? Он не услышал, как кто-то подошел к нему сзади, и, зажав рот, с силой дернул назад. Том потерял равновесие, свалился на пол. Но не ушибся, его придержали, развернули лицом вниз. Заломили руку за спину, придавили коленкой. На глаза легла бархатная повязка. К горлу приставили нож. Том замер. Нож скользнул по шее, подцепил ворот футболки. Мгновение — и она разрезана на две части. Том так растерялся, что даже забыл, как дышать. Мягкие губы коснулись шеи. Зубы вонзились в плечо. Укус. Он тихо вскрикнул. Его рванули вверх, придерживая за шею. Том беспомощно растопырил руки, боясь сослепу налететь на какие-нибудь предметы. Распластали на столе. Опять заломили руку. Удар по ногам, расставляя их шире. Одна рука держит его за кисть, вторая расстегивает ремень. Сдирает джинсы вниз, откидывает их в сторону. Язык по позвоночнику. Бедра к бедрам. Руки ласкают. Нежно. Страстно. Царапают. Опять укус между лопаток. Маленькие короткие поцелуи. Дыхание в шею. Он чувствует напряженный член. Пальцы нетерпеливо растягивают его. Немного больно и неприятно. Он зацеловывает его. Кусает с рычанием. Спину не щекотят длинные волосы. Подстригся? Хвостик? Может не он?! Том дернулся. Начал вырываться. Он грубо прижал его к столешнице и аккуратно вставил член. Том вскрикнул. Застонал. Он двигался очень осторожно, словно боясь причинить боль, не давая Тому повернуться, не позволяя снять повязку. Потом перевернул на спину, закинул ноги себе на плечи. Движения стали более активными. Том извивался под ним, стонал, кричал. Он ловил перед собой его тело. Но тот не позволял дотронуться до себя, бил сильнее, доводя до исступления, ритмично лаская его член. Том сжимал ноги, сжимал мышцы, чувствуя, что сейчас кончит. Он ничего не соображал, сконцентрировавшись полностью на сексе и подкатывающем к паху оргазму. Он легко массировал его ступни — щекотно и необыкновенно приятно. Стал двигаться чуть быстрее. То, что произошло дальше, не поддается описанию. Он сжал его член, несколько раз сильно ударил, задевая простату, и… укусил за внутреннюю сторону ступни. Так Том еще никогда в жизни не кончал. Он закричал одновременно от боли, щекотки и наслаждения, выгнулся так, что казалось позвоночник сломается, максимально раскрываясь, насаживаясь на член до самого основания. Оргазм был такой сильный, что он задрожал весь, совершенно обессилено обмякая на столе. Губ коснулись губы. Он вцепился в тело, обвил его руками и ногами, и тихо пробормотал: — Не отпущу… Получив усмешку в рот, он впился в него со всей скопившейся за долгие месяцы страстью. Он продолжал неторопливо раскачиваться в нем, давая возможность немного отдохнуть и восстановить дыхание. Потом подхватил на руки и перенес на диванчик. Том оказался сверху. Опять припал к губам. Начал двигаться. Руки ползают по телу, изучают его, узнают заново, вспоминают. Том против воли сильнее прижимается к нему, потом замирает и утыкается носом в плечо, крепко сжимая руки на его шее. Из глаз непроизвольно текут слезы, которые поглощает мягкий бархат. Он шмыгает носом. Мужчина чуть отстраняется. Снимает повязку. Бережно берет его лицо в свои ладони и тихо спрашивает: — Тебе больно? Ты не хочешь? Том трясет головой, опять прижимается к нему и бормочет: — Я так по тебе скучал… Марино улыбается. Целует очень нежно и осторожно. Том запускает пальцы в его теперь уже короткие волосы… Подстригся… Жалко… Отвечает нетерпеливо, жадно. Он пьет его поцелуй. Требует еще и еще. Ему мало. Марино начинает аккуратно двигать бедрами. Не очень удобно, но мальчик сейчас на эмоциях, сам не свой. Том распаляется, словно костер, в который кто-то подбросил охапку листьев. Скачет на нем быстро, уверенно, жестко. Царапает спину и плечи. Иногда щипается. Губы к губам. Язык к языку. Член трется о живот. Марино опять начинает ласкать его. Сначала аккуратно и ласково, потом все сильнее сжимая кольцо пальцев. Все быстрее, все четче. Том перестает контролировать себя. Кричит, стонет, кусается и царапается, насаживаясь на член так, что Марино начал побаиваться, что может его случайно порвать. Но Тому мало. Сегодня его вечер. И он будет брать столько, сколько сможет унести, а унести он сейчас может ну очень много. Второй оргазм был слабее первого и прошел как-то особенно незаметно. Том просто кончил Марино в руку. Тот опустил его на пол, поставил на четвереньки и опять начал неторопливо раскачиваться, наблюдая, как худая спина выгнулась, как выступило ожерелье позвонков, лучи ребер, как плечи тяжело вздымаются вверх-вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз… Он поймал ритм его дыхания. Вперед-назад. Вперед-назад. Том постанывает. Прогибается в пояснице. Вверх-вниз. Вперед-назад. Совсем ребенок вымотался, руки вытянул, голову на них положил, попу призывно задрал. Двигается, сам насаживается. Руки Марино тянутся к его члену. Том чуть уворачивается, останавливает его. — Что? — недоумевает он. — Ему отдохнуть надо. Он сейчас не встанет, — шепчет жалобно. — Я после концертов никакой. — Я осторожно, — целует Марино спину. И опять марафонский забег. Сначала стоя на четвереньках. Потом он уложил его на живот. Ноги вместе — максимальный контакт. Широко разведены — двигаться проще. Затем перевернул на спину. Ноги на плечи — очень глубоко. Ноги вытянуть — немного отдохнуть обоим. Ноги развести в стороны — удобно играть углом вхождения. Взгляд Тома затуманен. Он стонет, кричит, скулит, бьется, мечется. Он всхлипывает от удовольствия. Кусает собственные руки, царапает его тело. Его член опять готов излиться. Организм собирается долго. Он чувствует, как напряжение постепенно нарастает, очень медленно, словно тягучая карамель заползает в форму. Самый кайф, когда вот так силы собираются. Он сам себя ласкает. Дергает член быстро и бесцеремонно. Сколько раз он представлял себе за этот год, что будет вот так лежать, широко разведя ноги, а Марино будет брать его — жестко, агрессивно, на грани боли и ласки. И Марино, словно прочитав его мысли, начал бить сильнее, доставляя очень сладкую нежную боль. Они кончили одновременно. Тому даже показалось, что Марино специально ждал, когда он соберется. Марино упал на него сверху. Том вцепился в него, как мартышка, прижал к себе, наслаждаясь знакомым запахом. Марино целовал его. И гладил, гладил… Они лежали в джакузи. Том удобно устроился между ног, прислонившись к нему спиной. Потягивал ледяной бренди, который мягко обжигал тело изнутри. Попа с непривычки болела, но в теплой воде это не чувствовалось, она расслабляла. Марино курил тонкую коричневую сигариллу. На широком бортике стоял его бокал: прозрачные кубики льда и янтарный напиток. Том поглаживал его бедра, втягивал вкусный дым и млел от удовольствия. Иногда он задирал голову, внимательно смотрел на него и довольно чмокал в плечо, сильнее сжимая его руку, переплетая пальцы. Боже, он так по нему соскучился. — Как ты оказался в Париже? — Прилетел. — По делам? — Нет, к тебе. — Тебя отпустили? — Нет. Меня повесили. Том нервно хихикнул. — То есть как? — Как-как… Одели на шею петлю, открыли люк, и я повис на веревке, сломав шею, высунув синий язык и обмочив штаны. Том посмотрел на него, как на сумасшедшего. Провел пальцами по шее без каких-либо следов веревки и уж тем более переломов. Марино высунул язык, чтобы продемонстрировать полное отсутствие синевы. И захохотал, прижав его к себе сильнее. — Я смог договориться с начальством тюрьмы. Это стоило мне нескольких десятков сантиметров денег. Но официально меня повесили, да. Я даже был на своей могиле. Забавное, я тебе скажу, зрелище. Так что Марино Эмиль Норберто Диас официально мертв, мертвее некуда. — А сейчас тебя как зовут? — Для тебя меня всегда зовут Марино, — он прикусил шею зубами. Том засмеялся, сжался, едва не пролив алкоголь. — И тебя больше никто не преследует? — Если ты не заложил, то пока нет. Я дружу со всеми. Ну, не со всеми, но с тем, с кем надо, дружу. — А ты не боишься, что я тебя сдам? — прищурился Том. — Неа, — улыбнулся Марино. — И знаешь почему? Том аж заерзал от нетерпения. — Я наблюдал за тобой эти несколько месяцев. Ты везде появлялся в моем браслете. Когда первый раз увидел, чуть с ума не сошел от радости. Боялся, что ты его не наденешь. А потом смотрю, а ты его не просто носишь, ты его еще и на показ выставляешь, непроизвольно, подсознательно, но выставляешь. И в интервью его теребил постоянно, пару раз было — ты за него хватался, словно ища защиты… — Я не замечал… — растерянно пробормотал Том. — И я понял, что можно попробовать с тобой встретиться. К тому же та встреча… наша… последняя… Я не ожидал… Не хотел ее… Боялся, что ты придешь, наговоришь всего, всю злость на меня выльешь… После нее я отчаянно захотел жить. — Ты умеешь бояться? — удивленно посмотрел на него. Марино хмыкнул и пожал плечами: — Ничто человеческое мне не чуждо, — поцеловал. — А что все-таки ты увидел в окне? Том вздрогнул. — А это правда, что ты мог меня убить в любой момент? — Да. — А это правда, что ты убил того мальчика до меня? — Нет. Я продал его в бордель. В хороший, очень элитный бордель. Если учесть, что его я тоже забрал из борделя, то мальчику должно было там понравиться. С ним было ужасно скучно. Он слишком хотел мне понравиться. — А это правда, что мы с тобой тогда скормили акулам твоего конкурента? Марино громко захохотал. — Кто тебе сказал такую чушь? Мы им теленка скормили, который сломал ногу, и его пришлось зарезать. Он жил у меня в другой резиденции. Я, знаешь ли, свежее молоко люблю по утрам с медом. Вот мне его каждое утро и доставляли. А тут теленка зарезали. Ну, я и решил, что и тебя можно побаловать, и охоту заодно отбить к побегу. Так что ты увидел в окне, что разом передумал отправляться на тот свет, а потом совсем сник? — Там парень катался на гидроцикле. При некоторой доли фантазии можно было вообразить, что это мой брат за мной пришел. А потом он пропал куда-то… Я желание загадал, что если он появится еще раз, то выживу. А он больше не появился, — честно соврал Том. — Господи, какой ты глупый, — он языком пощекотал его ухо. — Документы тебе никак сделать не могли на вывоз. Никакие связи не помогали. Да и отпускать тебя невменяемого я не хотел. Ты вообще был в полном неадеквате. После дня рождения ты должен был улететь домой — я боялся, что ты совсем съедешь, и так был на полном пределе. Мы решили с Паолой, что обколем тебя, как в прошлый раз, и она отвезет твою аутичную тушку обратно, оставит около дома родителей. Там бы тебя или свои подобрали, или действие наркотика закончилось, и ты бы сам домой побежал. А видишь, что вышло… Ты сам удрал или помогли? — Меня в окно выкинули, сказали — беги. Как раз перестрелка началась. Я от страха и чесанул, куда глаза глядят. Сначала дернулся обратно, испугался, что ты погибнешь, нервничал жутко, а потом понял, что помощи от меня мало, надо когти рвать. Ну и побежал… Через две недели добрался до посольства. А оттуда меня уже отправили домой. — А брат? Он же был с тобой. — Брат прилетел позже, чтобы забрать меня. С ним же были эти люди. Они хотели, чтобы я рассказал о тебе… Ну… Я рассказал… Что знал… — Мне казалось, что ты знал больше, чем рассказал, — хитро прищурился Марино. — По крайней мере, из того, что слышал я, ты и половины не рассказал того, что знал. — У меня такая память дырявая, — всплеснул Том ручками и полез к нему целоваться. Марино наполнил бокал льдом и налил еще немного бренди. Том вытянулся на огромной кровати, не спуская с него глаз, мягко улыбаясь. — Марино, а почему ты был уверен, что я пойму и приду? Тебе не могло прийти в голову, что я испугаюсь, позвоню в полицию? — Не знаю, — пожал он плечами, протягивая ему напиток. — Просто я знал, что ты не испугаешься и придешь. А когда я увидел, как ты крадешься от номера к лифтам, то вопрос о полиции отпал сам собой. — Ты за мной следил? — деланно возмутился Том. — Конечно. Если меня один раз повесили, то это не мешает им повесить меня еще раз, — Марино лег рядом. — А это не та процедура, которую мне бы хотелось повторить. Том перевернулся на живот и внимательно посмотрел ему в глаза. — Я не верю все равно… Ты хотел меня отпустить? Никого не отпускал, а меня почему-то решил отпустить… — Ты был самым лучшим. Хотя, почему был? Ты и есть. Как ты думаешь, стал бы я так рисковать и тащиться ради кого-то на другой конец света? — он притянул его к себе и нежно поцеловал. Насладившись поцелуем, Том отпрянул и пополз за бокалом. Набрав полный рот льда, он с хитрым видом скромно устроился между его ног и аккуратно взял член в рот. Марино довольно застонал, прогибаясь навстречу. Ощущения были странными: горячая головка, кусочки льда и язык, снующий между этими компонентами «коктейля». Лед быстро таял, наполняя рот чуть солоноватой из-за выделяющейся смазки, водой. Том ласкал член, активно двигал головой и руками. Марино стонал, гладил его по голове, иногда стискивал пальцы, сжимая дреды. Том закрыл глаза от удовольствия. Неожиданно Марино оттолкнул его. Том хотел было обидеться, но не успел. Мужчина рывком поднял его к изголовью кровати, перекинул ногу через лицо. Его возбужденный член оказался аккурат около губ Тома. Марино наклонился и… Том от неожиданности и стыда даже зажался… Марино взял его член в рот. Секундное замешательство и Том вернулся к первоначальному занятию. Делать минет на спине оказалось гораздо удобнее, чем сидя сверху. Мало того, что он заглатывал его максимально глубоко, до самого основания, так еще Марино сосал так, что Том от перевозбуждения боялся потерять надо собой контроль и сжать зубы слишком сильно. Он работал головой и руками, массировал яички, анус. Марино доводил его до экстаза. Том под ним елозил, извивался, мычал. Он так и не понял, что сделал Марино. Мужчина вдруг резко ударил ему в рот (отчего Том подавился) и замер, кончая глубоко в горло. Том сам в ту же секунду излился в него, застучал по бедрам, зацарапался, забился дикой полупридавленной птичкой. — Зверушка… Погладил его по ногам, расцеловывая бедра. — Вкусная зверушка. Оставил засос на внутренней стороне около яичек. Том захихикал, задрыгался. — Тебе нравится? — повернулся к нему. — Очень, — он всосал его губы со странным вкусом собственной спермы. — Будешь еще? — прошептал, целуя веки. — Да… — простонал, выгибаясь и прижимаясь животом. Марино добавил смазки и плавно вошел, начал неторопливо двигаться. Том лежал на спине, наблюдая, как играют мышцы под бронзовой кожей, как напрягается живот. Темно-коричневые соски. Очень красивая линия груди и плечей. Он повернулся и заметил, что в темноте окна они отражаются, как в зеркале. Он видел, как сжимаются ягодичные мышцы. Как красиво они смотрятся вместе — такой тонкий длинноногий Том и такой рельефный широкоплечий Марино. Марино опять вытворял что-то неописуемое, вертел им, то ставил на четвереньки, поднимал на ноги, то клал на постель, на стол, в кресле. Брал нежно, а иногда начинал долбить так, что Том визжал от боли. Голова совсем отключилась. Было море любви, море секса, море удовольствия. Когда получалось, Том тянулся к его губам и кусал их, всасывал, дразнил языком. Он в кровь ободрал ему всю спину и искусал все плечи. Он кончил уже несколько раз, но все было мало. Зад уже ужасно драло, он начал кровить. Марино последние разы взял его очень мягко и бережно, но Том разошелся не на шутку, как будто хотел натрахаться в прок, на будущее. — Ты не уедешь больше? Ты не оставишь меня? — вдруг всхлипнул он, тяжело дыша, лежа у него на груди, чувствуя, как кончивший член мягко выскальзывает из попы. — Малыш, я не могу. У меня дела. Мне надо поправить свое финансовое благосостояние, я привык ни в чем себе не отказывать. Да и тебя баловать надо иногда. — Если ты уедешь, я… я… — Том неожиданно разревелся, как какая-нибудь глупая девчонка. Марино усмехнулся, обнял его, похлопал по спине. — Ну, ты же не поедешь со мной. — Я не могу. Билл этого не переживет. Я не могу его предать. — Вот видишь, а я не могу остаться с тобой. — А я не могу без тебя, — он прижался к нему. — Мог же как-то год… — Не мог! Не мог!!! НЕ МОГ!!! — Тссс, — он заткнул его поцелуем. — Я думал, они тебя убили! — вырвался Том. — Я надеялся, что ты жив, я верил в это. Особенно, когда мне передали браслет. Я ждал тебя… Каждый день, каждый вечер, я мечтал о тебе каждую ночь… — Ну-ну, прекрати рыдать, — Марино терпеливо вытирал его слезы. — Я буду к тебе приезжать. Мы будем встречаться. Да и как я останусь с тобой? В качестве кого? Буду ездить за тобой по Европе, как глупая группис? Ну это смешно, малыш… Сам подумай… Давай договоримся, я буду по возможности приезжать к тебе, хорошо? — А когда? Когда ты будешь приезжать ко мне? Как я узнаю, что ты приехал? Когда мы увидимся еще раз? Он погладил его по голове. — Когда наши дороги еще раз пересекутся. Мы будем встречаться на перекрестках. У нас будут чудесные ночи. Может быть, мы будем проводить вместе выходные, будем гулять по улицам, держась за руку. Сидеть в кафе и пить кофе. Кататься на яхте, валяться на пляже. Хочешь, будем нырять с аквалангом? — И мы поедем в Перу, чтобы посмотреть на ламу… — Мы даже поедем на страусиную ферму в Африке, и будем кататься на страусах. Или поедем в Индию… Хочешь в Индию? — Я хочу туда, где ты. Я хочу быть с тобой. Когда наши дороги еще раз пересекутся? Я буду ждать, буду зачеркивать дни, буду считать часы… — Я не знаю… Мы сами выстраиваем свой путь, малыш. Все зависит только от тебя… — Ты уйдешь, когда я буду спать? — Я не смогу уйти, если ты будешь смотреть на меня. — Ты оставишь меня одного? — С братом. Ты сам выбрал этот путь. Я предложил тебе свой мир. Ты выбрал брата. Он твой мир. И это правильно. Сколько раз ты звал его, умолял забрать. Ты жил только из-за него, да? Я не вправе разрушать этот мир. Но я буду приходить к тебе в гости. Обещаю, я буду приходить к тебе в гости так часто, как смогу. — Ты оставишь мне свой телефон? — Нет. — Ты будешь мне звонить? Пожалуйста, ты будешь мне звонить?! — Ты будешь ждать? — Да. — Тогда буду. А сейчас спи. Тебе надо отдохнуть. У тебя завтра… — У меня завтра так задница будет болеть, — сквозь слезы хихикнул он. Том спал беспокойно, часто вздрагивал и всхлипывал. Он так и остался лежать у него на груди, обхватив руками и ногами. Марино слушал его дыхание, чувствовал удары его сердца, гладил по спине, и уговаривал себя не вставать еще хотя бы пять минут. Если Том проснется, он на самом деле не сможет от него уйти. Он сгребет его в охапку и увезет с собой, на маленький остров посреди большого океана, где не надо будет искать никаких перекрестков, где можно будет жить вместе, наслаждаясь друг другом. 14 августа — 15 августа 2008 Москва