Живые рельсы

Видели эти старые рельсы? Не те, что на вокзалах, блестящие сталью, с многогранными болтами, а деревенские. Покрытые слоем ржавчины. Словно говорящие: "Смотри, какая я старая. Меня проложили здесь раньше, чем ты появился на свет. И пролежу я здесь многим больше, чем ты будешь ходить по земле." Такие старые, испещренные болезнью, в потеках. Гравий вокруг них обычно такой же древний как и они сами, соответствующий. Шпалы под такими рельсами мощные, деревянные, покрытые таким слоем грязи и пыли, что на них, зачастую, тошнотворно смотреть. Но не смотря на свой изношенный вид, они все еще крепки, как в свой первый рабочий день. Редкие шпалы дали трещены, еще реже - вышли из строя. Словно заботливые хранители, они поддерживают рельсы, не давая тем исчезнуть под землей под весом многотонных вагонов. Старые рельсы внушают не только уважение своей стойкостью. Они внушают ужас. Когда огромные, как исполинские возвояния, вагоны, гремыхая огромными колесами, несутся (почти скользят, как по водной глади) по рельсам, те выгибаются, жалобно скрепя, извиваются, желая сбросить этот груз. Непосильная ноша. В такие мометны сердце предательски замирает. Они не выдержат. Закаленные (в адском пламени) годами, именно сейчас, здесь, рельсы не выдержать. Прогнуться в последний раз, извиваясь в безумном танце, опираясь на шпалы как на партнера в страстном танго, и лопнут. "Думал, мы вечны? Нет, мы тоже хотим на покой." Они подскакивают, когда колеса отъезжают и дают возможность (вдохнуть) вернуться на свое место. Гравий под ними разлетается с громким треском, когда шпалы хлопают вниз, под тяжестью рельс и нового вагона. И так раз за разом. Каждый раз (кажется последним) они выдерживают удар. Словно что-то огромное, никогда ранее не виданное, запретное, хочет вылезти на поверхность. И оно чертовски голодное. Шпалы и рельсы служат клеткой. Временной клеткой, сдерживающей это нечто. Словно монстр слышит поезд. "Да, там наверху что-то есть, надо выбраться и поглядеть. А при случае перегрызть ему глотку." Но рельсы держат. Но этот ужас не сравнится с ужасом заброшенных рельс. Они теряются среди высокой травы и временами кажется, что трава проросла сквозь них. На их поверхности не видны боле блестящие, редкие полосы стали, свидетельствующие, что они готовы к эксплуатации. Нет. Это просто куски ржавчины. Словно плоть, выеденная болезнью. Тромб, никогда никому не пригодившийся, но нынче мешающий расти новой траве. К этим рельсам можно прикоснуться. Редко когда касание к ним осмысленно и смелое. Стоит почувствовать ржавую корку, как следом за этим чувством появляется омерзение. Липкое, заливающее руку, мысли, кажется, что даже в носу ты чувствуешь ржавчину, так глубоко это омерзение пропитало воздух. Но страх пораждается другим аспектом заброшенной железной дороги. Искренне не хочется в это верить, но ты это делаешь. Под гипнозон или просто желая опровергнуть такую глупость, в тайне боясь подтвердить свои опасения. Осторожно опускаешься на корточки около рельсы, чувствуя страх и отвращение на кончике языка. Облокачиваешься на руки и прижимаешься ухом к рельсе. Давно заброшенный путь, ни единой живой души. Но ведь поезда-призраки еще никто не отменял? Кажется, уже слышен стук колес. Громкий, отдающейся в висках головной болью. Следовало бы отпрянуть, спасая свою жизнь, иначе поезд (призрак) проедется по твоей голове, оставив от неё только кашу из обломков. Но разум твердит, что это глупость (?) и чертовски хочется ему верить. Но звуки, звуки! Прислушавшись (не оставляя себе шансов на побег) понимаешь, это стук твоего собственного сердца, которое стучит отнють не в пятках, а в голове, кажется, что как раз аккурат между ушами. Вздыхаешь радостно, а вместе с тем как-то обреченно. Поднимаешься с колен, отряхивешься от (ржавчины) пыли и уходишь прочь, борясь с желантем обернуться, в страхе увидеть несущийся по тем рельсам поезд-призрак.