***
— Заключённый номер 6861-56, что там у него? — молодой охранник вскакивает с места, чтобы поднести папку боссу. — Молодец, парень, как там тебя зовут? — Скотт Маккол, сэр, — отвечает тот. — Отлично, Скотт, расскажи мне о заключённом номер 6861-56, — кивает начальник охраны. — Джозеф Джонс, хранение с целью распространения. Начальник смотрит на узкое исхудалое лицо на фотографии и качает головой. — В общий блок его, в девятую камеру, там как раз Филлипс вышел, - он пишет несколько слов в его деле и, поставив подпись-закорючку, продолжает. — Дальше, что там у нас. — Вернулся Каннингс, босс, — откликается смотрящий матч по маленькому телевизору третий охранник. Начальник злорадно осклабляется, потянувшись на другую сторону стола за папкой со знакомой мордой. — За что? — Все за то же, — последовал лаконичный ответ. — В ту же камеру его, — после некоторых раздумий, решает начальник. — Как постоянного клиента, — и ржёт. Боров, оторвавшись от телевизора, поддерживает смех. Маккол закатывает глаза, подхватывая новую папку. — Заключённый 6935-88, — говорит он. — Стилински, я не ошибаюсь? — округляет глаза начальник, заглядывая в папку. — Ого, ну и дел он натворил. Ты знаешь, Эйдан, что он сын шерифа Бэйкон Хиллс? — обращается он к третьему охраннику. — Я знаю, что он заносчивая скотина, — шипит тот. — Ограбление продуктового, подозреваемый в ограблении ювелирного, угон машин, взлом с проникновением, да этот парень попробовал все, — начальник перелистывает пару страниц, всматриваясь в напечатанные слова. Эйдан заинтересованно поднимает голову. — Отец отмазывал, ясно. А посадили за что? Начальник листает до последней страницы и удивлённо приподнимает брови: — Тут написано, что за убийство супруга.***
Стайлз закатил глаза. Отец в который раз помахал значком и, в который раз убеждая владельца машины, что такого больше не повторится, просил не предъявлять обвинений. «Тебе повезло, Стайлз, что я твой отец», — поджимая губы, говорил он. «Я разочарован в тебе», — слышал Стайлз. Но парень ничего не отвечал, лишь пинал колесо полицейской машины и протягивал руки, чтобы шериф снял наручники. «Ты наказан», — говорил отец, зная, что его слова — пустой звук. Но он ничего не делал. Просто хлопал водительской дверью и ехал в участок, чтобы замять очередное дело.***
Стайлз не хотел идти на крайние меры. Но если это был единственный способ достичь цели... Стайлзу было сложно убить человека, с которым он когда-то хотел провести всю оставшуюся жизнь. Наверное, это было самое трудное его решение. Осознание того, что ему придётся всадить нож между рёбер, вот тут, вниз, а потом вверх, к сердцу. Острый клинок, подарок Дерека, узкий, блестящий, девственный. Стайлз не резал им даже овощи, не вскрывал письма и не колол случайно пальцы. Кинжал лежал в коробочке из красного дерева на бархатной алой подложке, цвета крови, как бы намекая. Скотт говорил ему, что это самая глупая его идея. Но он пытался вбить это в голову друга, начиная с первой попытки украсть йогурт из супермаркета. Стайлз всегда отвечал, что все — ради благой цели, напоминая самому себе террористов, в частности тех, у кого в голове сидит «Бог». Кинжал вошёл в тело, как кухонный нож в масло, а глаза некогда любимого человека закатились, тело обмякло, осев на землю. Стайлз, весь в крови, закрыл в шоке вытаращенные глаза трупа и, положив кровавый клинок прямо на грудь, пошёл домой. Ему нужно было многое уладить. Через два дня к нему в комнату постучал отец и снова, в сотенный, кажется, раз, надел на него наручники. «Я не смогу спасти тебя в этот раз», — сказал тогда шериф. «Спасибо, господи», — думал Стайлз. — Ничего, пап, ничего, — смиренно ответил он. Ещё через три дня на него надели оранжевую робу и посадили в тюремный автобус. Последнее, что видел Стайлз на свободе — это плачущего отца.***
— Убийство, серьёзно? — Эйдан выключает телевизор и подходит к начальнику, заглядывая через плечо. — Этот шкет кого-то убил? Он действительно выглядит удивлённым. Начальник хмурится, кривит губы, будто от разъедающей нёбо лимонной кислоты, и подписывает папку Стилински с растянувшим широкий рот в улыбку парнем на фотографии. — Блок С, камера тринадцать, — он бросает папку в стопку блока С и выходит из комнаты, буркнув, что ему нужно покурить.***
Стайлза сшибает волной звуков. Да, блок С. Самые отпетые негодяи, убийцы, педофилы, неудавшиеся террористы-смертники — парень пытается убедить себя, что оно того стоило. Кто-то сверху, наверное, сжалился над ним, потому что когда он преодолел «коридор позора», пытаясь не шарахаться от высовывающихся сквозь прутья решёток рук, его привели в пустую камеру. Сокамерник, это, конечно, здорово, но не в блоке С. Камера абсолютно пустая, не считая двухярусной кровати с матрасами, толчка с раковиной и маленького комода. Он выглядит настолько мило и неуместно, что парню хочется нервно рассмеяться, но он решает не поддаваться разыгравшемуся без таблеток СДВГ. По расписанию через два часа их всех выпускают на обед. Стайлз не самый известный новенький в «заезде», поэтому на него почти не обращают внимания, что не может не радовать. Он глубоко вздыхает, когда, набрав поднос того, что тут называют едой, поворачивается и оглядывает огромный зал. От обилия оранжевого рябит в глазах, но он тщательно все осматривает. Он натыкается на знакомые зелёные глаза, и его тело прошивает электрическим разрядом, как от шокеров охранников. Малия, которую полностью одобрял отец и приняли друзья, была немного сумасбродной, но нежной и любящей женой. И Стайлз думал, что любит её. Пока точно так же не наткнулся на эти блядские зелёные глаза. А через месяц Дерек Хейл сел на тридцать лет по сфабрикованному обвинению в убийстве. Стайлз был в участке, когда его уводили. Стайлз никому ничего не сказал. Стайлз решил все для себя сам. Он ставит поднос на один из столов и говорит, глядя прямо в те самые зелёные глаза, из-за которых он пустил свою жизнь под откос. — Я же обещал, Дерек. Я обещал.