Лилия для гасконца

Пока его высокопреосвященство решал проблемы личного и государственного характера, ДʼАртаньян готовился к дуэли с мушкетерами. Юноша почти без отдыха упражнялся со шпагой, потому что обязан был выжить после этого поединка… для того, чтобы вызвать на поединок убийцу отца. Шарль мысленно представлял себе, каковыми могут быть слабые места его противников и пришел к выводу, что, поскольку Портос был хвастуном, его можно было разозлить, выставив на смех с его историей с перевязью, а, ведь известно, что обозленный противник может начать делать одну ошибку за другой; святоша-Арамис же и не внушал гасконцу особого страха, можно было просто подпортить ему хорошенькое личико. Час дуэли приблизился, и ДʼАртаньян почти без страха двинулся к пустырю, находившемуся подле монастыря Дешо. Так как юноша еще никого не знал в столице, явился он без секунданта, полагаясь лишь на отцовскую шпагу и Госпожу Удачу. Его уже поджидали мулат Портос и его нежный друг Арамис, накрашенный, словно дама, собирающаяся на свидание. Неожиданно наш гасконец, к несказанному своему удивлению, увидел их секунданта: им оказался его враг, бывший граф де Ла Фер. — А вот и вы, юноша, — сладко проговорил святоша. — Вы чуть не заставили себя ждать! — прогудел гигант Портос. Атос же, увидев гасконца, побледнел и нахмурил брови. Шарль вежливо поклонился своим противникам и проговорил: — Господа, прошу меня извинить, но сначала я имею честь скрестить шпаги с убийцей моего отца, — он указал шпагой на бывшего графа Оливье-де ла Фер. — Я вызываю вас на дуэль, не будете же вы трусом, каким показали себя перед герцогиней де Шеврез. Портос и Арамис изумленно переглянулись. — С убийцей отца? Атос, о чем говорит этот юноша? — обратились они к другу. — Этот юноша меня явно с кем-то путает, — спокойно ответил Атос, уже овладевший собой. — Кроме того, я подозреваю, что его соблазнила и задурила ему голову шпионка кардинала. — Как вы смеете клеветать на женщину и обвинять ее в своих ошибках?! Вы — испанский шпион! — с гневом воскликнул Шарль. Юноша, в отличии от своего противника мушкетёра Атоса, не поддавался на эмоциональные уловки. — Юноша, — примиряюще заговорил Атос, — я понимаю, что чары этой коварной женщины одурманили вас, но мне все же не хочется прослыть убийцей детей. — Защищайтесь! — сказал в ответ Шарль вытаскивая шпагу. — Ну, раз вы так настаиваете… — проговорил бывший граф де Ла Фер, в свою очередь обнажая свою. — Вы знаете, кому принадлежала эта шпага? — сказал ему ДʼАртаньян. — Эта шпага принадлежала моему отцу, которого вы хладнокровно закололи прямо на глазах у собственного сына, но вам было этого мало. После этого злодеяния вы хотели повесить свою жену и отогнали меня. Ваши слуги чуть не убили мальчика, которым я был в те годы. Что же вы молчите? Нечего сказать? — Вы бредите, гасконский дурачок, — пожал плечами Атос. Тут он вскрикнул от боли, так как Шарль ранил его в правую руку. — Ничего, — проговорил бывший граф, — я могу биться и левой рукой точно также, как правой. Он, действительно, взял шпагу в левую руку и продолжил драться. Портос и Арамис взволнованно следили за поединком. Конечно же, их симпатии были на стороне друга. Тут неожиданно из-за угла монастыря показался отряд гвардейцев кардинала. — Гвардейцы кардинала! — закричали хором Портос и Арамис. — Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны! Но было уже поздно, гвардейцы подъехали ближе. Атос и ДʼАртаньян, обернувшись, увидели пятерых воинов кардинала, в одном из которых с удивлением узнали леди Винтер. — Так-так, господа мушкетеры! — проговорил командир гвардейцев рыжеволосый Жюссак. — Никак дуэль тут устроили? А как же с эдиктами? Миледи, увидев и узнав юного гасконца, сказала Жюссаку, что молодой человек не является мушкетером и находится здесь по недоразумению, а значит, может быть свободен. — Вы можете быть свободны, молодой человек, — сказал тогда Жюссак ДʼАртаньяну. — Должно быть, эти головорезы-мушкетеры просто пытаются вас сбить с пути истинного. — Простите, капитан, — проговорил юноша, не зная, как титуловать Жюссака. — Но пятеро против троих — это нечестно. Юноша встал на сторону угнетенных мушкетеров, так как считал, что в таком поединке нет чести. Конечно, выбирая их сторону, он рисковал сделать своим врагом кардинала — второго или даже первого человека в королевстве, но поступить иначе он не мог. — Что же, пусть этот юноша и не мушкетер по званию, — проговорил мулат Портос, — но его сердце — сердце мушкетера! А коль так, вперед, мушкетеры короля! — Один за всех, и все за одного! — крикнул гасконец девиз покойного отца и его друзей. И вот все девять воинов из противоположных лагерей сцепились друг с другом в яростной схватке. Противником ДʼАртаньяна оказался сам командир гвардейцев Жюссак, слывший первоклассным фехтовальщиком, на долю Портоса выпал Бикара — храбрый юноша, имевший много общего с ДʼАртаньяном и фанатично преданный кардиналу, красавчик Арамис оказался сразу между двумя противниками, Атос же сошелся в поединке с бывшей супругой. Шарль парировал выпады командира гвардейцев. — А вы не так просты, сударь, — сказал Жюссак. Юноша снова скрестил шпагу с гвардейцем кардинала и срезал край рубашки с плеча господина Жюссака. Жюссак был поражен мастерством этого юноши, с которым он думал очень быстро справиться. «Очень жаль, что этот самородок не на нашей стороне.» — подумал он. Обычно спокойный и сдержанный, он разгорячился и стал делать ошибку за ошибкой. Зато молодой гасконец помнил все, чему его с детства учил отец и, отразив очередной резкий выпад бригадира гвардейцев, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил его отцовской шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный. Все же, блондин был еще жив, но рана оказалась тяжелой. ДʼАртаньян окинул взглядом остальных сражающихся, думая, не нужна ли кому-нибудь его помощь. Арамису приходилось туговато. Один из противников сильно теснил его, а кроме того, доставал своими шуточками, вроде: — Мадемуазель, давайте с вами потанцуем. Второй угрожал — во всех смыслах — его тылу, почему-то явно пытаясь раздеть смазливого святошу, но был оглушен силачом Портосом, который ударил его бревном. Сам Портос продолжил драться с Бикара. Оба ловко орудовали шпагами. Портос пытался вывести юношу из себя, дурачась и спрашивая, который час, но Бикара оставался глух и невозмутим. Бывший граф де Ла Фер, тем временем, яростно сражался с бывшей графиней и начал одолевать ее. Вот он уже выбил шпагу из женских рук и приставил острие своей к ее горлу. — Теперь ты уж точно будешь мертва, дрянь! — проговорил он. Миледи, заметив, что гасконец смотрит в их сторону, бросила на него мучительно красноречивый взгляд. Бикара, тоже отвлекшийся, наконец, от схватки с Портосом, увидел происходящее и хотел броситься на помощь единственной женщине из их отряда: — Эй, негодяй, отпусти даму! — Не вмешивайся, лучше присмотри за своим капитаном! — крикнул Шарль гвардейцу. Юноша, подойдя к Атосу, проговорил: — Как это низко, угрожать женщине! Отпусти ее или умрешь. Юный гасконец выбил из рук Атоса шпагу и направил на него свою. — Эта женщина — обманщица, воровка и убийца! — вскричал Атос. — И она должна заплатить за свои преступления! — За свои, сударь? — переспросила Анна. — Или за преступления человека, который, посчитав себя недостойным титула графа де Ла Фер, спрятался за прозвищем Атос? Бикара, парировав очередной выпад Портоса, все равно, бросился на выручку миледи. — Эй, стой, молодчик! — крикнул мулат, но, услышав обоюдные обвинения мужа и жены, сам поспешил вперед. — Атос, о чем она говорит? — спросил он. Арамис, тем временем, уложил своего противника. — О чем она говорит, друг мой? — переспросил Атос с мрачной улыбкой. — Она хочет оклеветать человека, владеющего ее преступной тайной. — Да как вы смеете?! — воскликнула миледи. — Когда-то я был графом, знатным, как Дандоло или Монморанси, и влюбился, когда мне было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась — она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения. Я, как владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой — я же был полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, я был честным человеком и женился на ней. Глупец, болван, осел! Ангел обернулся демоном. Молодая девушка оказалась воровкой. Она хотела убить меня, чтобы прикарманить мое состояние. А вот доказательство. — граф поднял рубашку, показав шрам на груди. — Это наглая ложь! — вскричала миледи. — Эту рану, действительно, нанесла ему я, но в честном поединке, мстя за свою честь! Портос и Арамис верили своему другу, Бикара верил миледи. — И ты позволишь себе убить женщину? — гневно спросил Шарль. — И при этом смеешь называть себя королевским мушкетером? Портос относился с обожанием к обоим своим друзьям, однако, происходившее начинало возмущать и этого, пусть хвастливого и наивного, но благородного человека. — Атос, мне кажется, что этот юноша в чем-то прав. Негоже поднимать руку на даму, пусть она и наш враг, и, как уверяете вы, преступница, — сказал он. — Портос, — возмущенно спросил граф, — ты на чьей стороне? — Я на стороне справедливости, — ответил мулат. Увидев, что у дамы появился неплохой защитник, Бикара поспешил к раненному командиру и отнес его к крыльцу монастыря. Шарль же решил увести отсюда миледи, и, увидев это, Атос, подняв свою шпагу, хотел вонзить ее в спину юноши. Заметив движение Атоса, Портос вонзил клинок в его левую руку. Граф де Ла Фер взвыл от боли. — Сударь, отныне, вы мне не друг, ибо недостойны называться мушкетером, — крикнул гигант. Арамис же просто наблюдал за происходящим. Шарль помог Анне встать на ноги, а потом проговорил: — Мы еще увидимся? Юноша не знал, как повернется его жизнь в рядах мушкетеров, но он точно знал, что будет всегда предан бывшей графине де Ля Фер и, конечно же, королю вместе с кардиналом. Юноша не делил понятия, король или кардинал. — Обязательно увидимся, Шарль, — ответила молодая женщина, одарив его признательным и восхищенным взглядом и, вскочив на прекрасную белую лошадь, умчалась, словно прекрасная валькирия из немецких баллад. Его новые друзья — Портос и Арамис отсалютовали прекрасной амазонке. Мужество всегда вызывает уважение, даже если это мужество врага, поэтому мушкетеры испытывали сейчас именно это чувство и по отношению к миледи Винтер, и по отношению к гвардейцу Бикара. Атос, грязно выругавшись, ушел зализывать раны. Потом он пойдет в ближайший кабак, там он будет вести долгую беседу с бутылками. А Портос, Арамис и ДʼАртаньян шли, взявшись за руки, опьяненные победой и молодостью. Новые друзья привели Шарля в приемную капитана мушкетеров господина де Тревиля. Там было шумно и весело. Слышались шуточки и похвальба победами, одержанными над прекрасным полом. Также слышались насмешки над кардиналом и сплетни о нем, его прошлом, личной жизни и окружении. ДʼАртаньяну это было малоприятно, так как он все же относился с уважением к Великому Кардиналу, зная, что тот является гением и настоящим патриотом Франции, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Наконец, Шарль и его друзья предстали пред грозные очи капитана де Тревиля. Это был мужчина лет сорока, высокий и мускулистый, с темно-рыжими волосами, серьезным лицом и строгим взглядом серых глаз. Он напоминал юноше Юпитера-Громовержца. Юноша смотрел на командующего мушкетерами. — Позвольте представиться, — проговорил он, — меня зовут Шарль ДʼАртаньян. Мой отец Александр велел обратиться к вам за помощью, если я когда-нибудь захочу вступить в полк королевских мушкетеров. — Вашего отца звали Александр ДʼАртаньян, юноша? — переспросил де Тревиль, внимательно разглядывая Шарля. — Мы с ним и с Жеромом Бернадоттом когда-то составляли троицу неразлучных. Я очень любил вашего отца. Чем я могу быть полезен его сыну? — Да, моим отцом был Александр ДʼАртаньян, я его сын. Увы, мой отец был убит одним из мушкетеров, бывшим графом Оливье де Ля Фер, ныне он зовется Атосом. Бернадотт был нашим соседом, и отец часто заходил к нему по важным делам. Я забыл, вот мое рекомендательное письмо. — Благородный Атос? Не может быть! — проговорил Тревиль. — Он неспособен на такое преступление. Все же, капитан задумался. Атос, действительно, явился из ниоткуда, тщательно скрывал свое прошлое, иногда намекая, что его жизнь была разбита женщиной, чем вызывал сочувствие в своих товарищах, для которых он был полубогом; часто безбожно пил, и тогда в нем исчезал не только полубог, но и человек; издевался над своим слугой Гримо. Что-то здесь не так… Тревиль развернул письмо и принялся читать его: в нем старый друг вспоминал их молодость, дружбу и подвиги, а также рассказывал о ДʼАртаньяне-младшем, объективно описывая сильные и слабые стороны его характера, при чем все его недостатки перекрывались козырными достоинствами. Бернадотт просил помочь юноше в осуществлении его заветной мечты — стать мушкетером. — К сожалению, — сказал капитан мушкетеров, — должен сообщить вам, что никого не зачисляют в мушкетеры, пока он не испытан в нескольких сражениях, не совершил каких-нибудь блестящих подвигов или не прослужил два года в другом полку, поскромнее, чем наш. — Блестящий подвиг уже совершен этим юношей! — вставил слово Портос. — Это правда, — подтвердил Арамис. — Он только что помог нам в поединке с гвардейцами его преосвященства, которые превышали нас по численности. Кроме того, вывел из строя самого Жюссака. — Ваши драки с гвардейцами оскорбляют короля и кардинала, — проговорил Тревиль с плохо скрытой радостью. Потом он добавил: — Раз тебе удалось обезоружить капитана гвардейцев, то, думаю, ты достоин того, чтобы стать мушкетером. Завтра ты получишь форму мушкетеров, а сейчас можете отдыхать. За Атоса не беспокойся, я не дам этому ренегату уйти далеко, если только у него не имеется могущественных друзей. Почтительно поклонившись, ДʼАртаньян поблагодарил друга отца. Вскоре, он, действительно, получил голубой плащ с лилиями. Свое зачисление в мушкетерский полк юноша отмечал с новыми друзьями в снятой им квартире. Домохозяином ДʼАртаньяна был галантерейщик Бонасье, невысокий черноволосый мужчина лет пятидесяти, решивший по любви и по глупости, на старости лет, жениться на молодой вертихвостке, кастелянше королевы Констанции Бонасье. Эта очаровательная молодая особа, лет двадцати пяти, с темными волосами, притворно невинными голубыми глазками, которыми она стреляла направо и налево, любопытным вздернутым носиком, красивой улыбкой, а самое главное, красивым бюстом, не раз украшала голову своего незадачливого супруга великолепными оленьими рогами, а еще любила вляпываться в разные неприятные истории и втягивать его в них. Сейчас она, шаловливо улыбаясь, покачивая бедрами, прохаживалась у стола мушкетеров, заигрывая то с одним, то с другим, но предпочтение она отдавала юному гасконцу. — ДʼАртаньян, — промурлыкала она, сев к нему на колени, — какая у вас длинная шпага! — Юноша посмотрел на эту молодую особу и проговорил: — Прошу прощения, но мое сердце уже похищено одной прекрасной дамой. Шарль не хотел ввязываться в интрижку с хорошенькой женой галантерейщика, потому что у него уже была дама сердца. — Я не достаточно хороша для тебя? — взгрустнула красотка, почему-то получившая забавное прозвище «Подстанция». — Мадам, вы замужем, — проговорил брюнет с улыбкой. — И я снимаю жилье у вашего мужа. Не хочется остаться на улице. Молодая женщина лукаво улыбнулась: — Ах, в этом все дело… Что же, не беспокойтесь, мужа я беру на себя. Этот глупый индюк очень доверчив и его легко обмануть. Шарль не имел понятия, как ему отделаться от этой назойливой девушки. Он выпивал вместе со своими друзьям, а Констанция все подливала и подливала им красного вина. Девушка хотела развлечься с бравым гасконцем. При этом она не забывала и строить глазки его друзьям, особенно Арамису. Отойдя с ним в сторону, чтобы полюбезничать, дамочка незаметно для Портоса и ДʼАртаньяна, вытащила из-за корсажа записочку и сунула ее неудавшемуся аббату. Затем Констанция снова завладела молодым гасконцем. Шарль заметил, что эта назойливая женщина куда-то отходила с его новым другом. Он не стал ни о чем расспрашивать ни ее, ни Арамиса, которому в глубине души не особо доверял, но вот передать Миледи информацию он все же собирался этой ночью. — Пойдем в спаленку, покувыркаемся, малыш? — игриво спросила его Констанция. — Ик! — начал икать гасконец и посмотрел на эту женщину с легкой улыбкой. — Я не малыш. — А я не верю, пошли, покажешь мне, что у тебя точно не малыш, — Констанция сделала губки бантиком. — Ик! Женщина, куда вы меня тащите? Вы, вообще, кто? — проговорил пьяный ДʼАртаньян. Юноша порядочно напился, и за него хотели уже заступиться друзья, но госпожа Бонасье их остановила: — Я пригляжу за вашим другом. — Ладно, пойдем, дорогой Портос, — сказал Арамис своему другу елейным голосом. Захмелевший Портос обнял своего женственного друга за талию и увел его с собой. Констанция, наконец, затащила юношу в свою постель и стала помогать ему раздеваться. — Ик! Не хулиганьте, женщина! — жалобно проговорил гасконец. Дамочка, хохоча, сняла платье и оседлала уже обнаженного Шарля. Брюнет смотрел на эту женщину. Вместо нее он сейчас видел другую и, вместо имени жены галантерейщика, произнес другое имя. — Анна, ты просто бесподобна, — страстно прошептал Шарль, смотря на девушку, которая окрутила его. — Анна? Какая Анна? — раздосадованно переспросила Констанция. «Наверное, этот юноша является тайным воздыхателем нашей прекрасной королевы.» — подумала она. — Миледи… — проговорил мужчина, смотря в глаза этой милой женщины. Юноша не понимал, что сейчас перед ним находится не Леди Винтер, а Констанция Бонасье. Брюнет просунул в нежную розу женщины кулак и начал двигать в ней рукой. — Миледи?! — с испугом в голосе спросила Констанция. Она слышала от своей любимой повелительницы Анны Австрийской и госпожи герцогини де Шеврез, что миледи — это страшная женщина, являющаяся одним из самых опасных агентов Ришелье и одним из лучших его бойцов. Жена галантерейщика задрожала. «Нет, это какая-то ошибка. Наверное, он просто связался с какой-то англичанкой.» — успокоила себя Констанция и отдалась его ласкам, постанывая от наслаждения. В это самое время Ришелье, как всегда, допоздна занимавшийся делами, решил отдохнуть. Молодой кардинал часто страдал бессонницей и этот случай не был исключением, поэтому отдых у него был своеобразным: его друг Рошфор, тот самый молодой человек, с которым миледи имела встречу в Менге, развлекал его, играя на клавесине и распевая шутливые и немного похабные песенки, которые сочиняли о нем «доброжелатели». — Кардинал был влюблен В госпожу Д' Эгильон, Повезло и ему… — Рошфор почему-то смущенно умолк. — Не стесняйтесь, Рошфор, продолжайте. — подбодрил его кардинал. Его не злили, а, скорее, смешили эти опусы о себе. Они показывали, насколько глупы его враги. — Откопать шампиньон. — снова запел Рошфор. — Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла Ли-лон ли-ла ли-лер Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла Ли-лер ли-лон ли-ла Тут дверь отворилась, и вошла прекрасная миледи, уже сменившая боевой наряд на обычное женское платье, красиво обнажавшее ее округлые плечи и соблазнительную грудь. Рошфор поднял глаза от клавесина и облизнул губы. Кардинал тоже не остался равнодушен к появлению этой прекрасной нимфы, которая, ступая почти бесшумно, вошла в кабинет. — Как вы тихо ходите, миледи, — улыбнулся Арман. — А мы тут маленький концерт устроили, не хотите присоединиться? — Да с удовольствием! — ответила молодая женщина. — Но позже, сейчас у меня есть новости для вашего преосвященства. Кардинал приподнял бровь: — Говорите. Их не стесняло присутствие Рошфора, так как он был своим человеком. — Ваше преосвященство, должно быть, помнит, что я говорила о подающем надежды, молодом гасконце по имени ДʼАртаньян? — Припоминаю. — ответил Арман. — Так вот, — проговорила Анна, — сегодня он совершил подвиг, за который может быть смело принят в ряды ваших гвардейцев. — В чем же заключается его подвиг? — Он помог мушкетерам одолеть ваших гвардейцев, вместе с которыми находилась и ваша покорная слуга, и, не смотря на столь юный возраст, победил самого Жюссака. — И вы так спокойно говорите об этом?! — возмущенно воскликнул кардинал. Рошфор от неожиданности с силой ударил по клавишам клавесина. — Впрочем, вы правы, — проговорил кардинал уже спокойнее, — этого самородка лучше иметь в числе друзей, нежели врагов. Я хочу пригласить его к себе, побеседовать. — Мудрое решение, монсеньор, — ответила миледи. — Будущее этого юноши с нами, а не с мушкетерами. Рошфор снова заиграл на клавесине и продолжил петь ту же песню, которую тотчас задорно подхватила миледи. — Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла Ли-лон ли-ла ли-лер Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла Ли-лер ли-лон ли-ла Кардинал улыбался.