Холодные камни Арнора (9.2) Среброволосая

Апрельский дождь – дело неизбежное и в сущности неплохое. Земле надо напиться перед тем, как отдать все силы буйству лета, она словно труженица, что ловит последние дни отдыха перед новым тяжелым делом… дождь тихо льет, обложив леса и горы, он нескончаем – куда ни глянь, и все смиряются с ним, забившись в сухие убежища. Не все. Аранарт был твердо убежден, что дождь и грязь по колено – вовсе не повод заменять тренировки какими-нибудь занятиями под сводом пещер. Дунаданская молодежь была с ним всецело солидарна. На их лицах просто-таки читалось гордое «Да мы с Королем в любую погоду…» Хэлгон вернулся днем и сейчас сидел возле очага с Риан. Уже смеркалось, и ужин был давно готов, но Аранарт всё не приходил: балуя гордость своих воспитанников, он продолжал их мучить. Нолдор понимал, что еще немного – и придется идти звать его. Не пришлось. Король изволил явиться, насквозь промокший, грязный и довольный. Ушел переодеться в сухое. Наконец сел за стол. – Вам пришлось ждать меня, прости, – виновато улыбнулся жене. – Ты не успокоишься, пока они не упадут без сил, – качнула головой она, ставя перед ним дымящуюся миску. – А они не упадут, – заметил Хэлгон. – Им гордость не позволит. – Просто до лета у нас мало времени, – ответил Аранарт. – А летом им придется отдохнуть от меня. Даже если они против этого отдыха. Рука Риан замерла. – Ты собираешься уйти летом? – спросила она, пытаясь скрыть удивление и обиду. Уйдет? Почему вдруг? Ведь Хэлгон говорит, что всё тихо… Зачем ему уходить? И надолго? Неужели на всё лето? Да, конечно, он устал сидеть здесь… Уйдет… и почему он говорит об этом так, между делом? – М-эм, – кивнул он с полным ртом. Прожевал и сказал: – В Ривенделл. Мы. Ну да, понятно, что с Хэлгоном. И ей остаться одной… с малышами, конечно, но всё равно… – Надолго? – она старалась, чтобы голос ее не выдавал. – Хорошо бы на всё лето, но от Хэлгона зависит. На всё?! Ну да, ему наверняка нужно о многом поговорить с Элрондом… конечно. Обидно, но что же делать. И так он сколько лет дома… из-за нее, хоть и притворяется, что это не так.. Риан принялась есть. Эльф при последних словах Аранарта вопросительно приподнял бровь. – М-м, – снова ответствовал Король. – Если ты не поссоришь меня с Элрондом. Тот пожал плечами: дескать, мы с ним вроде не ссоримся. – Тогда отправляйся к нему, и договорись. Хорошо бы он согласился принять нас до осени. И дал бы тебе пару лошадей. Не быстрых, а покрепче. Двоих на себе выдержать – это не под эльфом скакать. Ну и вторую под тебя и груз. Будет полегче, но ненамного. Боюсь, мы наберем с собой всячины. – Аранарт… – Риан уронила ложку. – М? – он посмотрел на нее с безупречно-искренним недоумением. – Ты хочешь сказать, – она почти шептала, словно боясь спугнуть надежду, – что этим летом мы вместе пойдем… поедем в Ривенделл? – Я так и сказал. Мы. Он перестал притворяться и договорил с ласковой иронией: – Какое из моих слов неясно? И впервые за все десятилетия на этот вопрос был ответ. Глаза жены засияли. Видя, как она светится от радости, он корил себя, что не подумал о Ривенделле раньше, десять, двадцать лет назад… Ведь не было таких забот, чтобы их нельзя было бы отложить, не отговоришься, что был занят и нужен везде и сразу. Не был. Просто не подумал. Что ж, лучше поздно. Хотя ничего и не поздно. Хэлгон, для которого всё это было такой же новостью, как для Риан, осведомился: – Итак, ты хочешь, чтобы я сообщил Элронду, что вы намерены всё лето гостить у него и что он должен дать мне самых сильных из своих лошадей? И я должен не поссориться с ним сам и не рассорить тебя? И ты всерьез полагаешь, что мне удастся? – Ну, – поддержал Аранарт, – разве я когда-то обещал, что будет легко? Он был готов к тому, что сборы – это серьезно. Даже его собственные, хотя вещами за последние десятилетия он не обрастал. Не меньше двух недель пути. Еще холодно, сыро. А она не девочка, чтобы спать на голой земле рядом с костром. Аранарт неспешно собирался, обдумывая каждую вещь, будь то походная или парадная. Не взять лишнего. Не пренебречь нужным. И всё ждал от жену ту фразу, от которой трепещут сердца даже самых отважных мужей. Но он ждал в нетерпении. Когда Риан скажет ее, это будет означать, что она совершенно исцелилась от своей преждевременной старости. И однажды после ужина Риан с самым напряженным видом проговорила: – Послушай. Мне же совершенно нечего надеть в Ривенделл. Он не стал скрывать довольной улыбки. – То есть, кроме серого, – поправилась она. И они пошли разбирать сундук. – … Звезду Памяти? Но я ее всегда носила с рыжим платьем. – Именно. – Но у него ведь шея открыта. – Риан. Эльфы будут видеть тебя. Так, как Хэлгон на тебя смотрит. Они будут видеть Звезду. И, уверяю тебя, ни один из них не увидит твою шею. Она слушала его с недоверием, и ему пришлось еще дважды повторить другими словами то же самое. – …Но, если так, то, значит, я могу надеть и синее? – Вполне. К твоим волосам сейчас оно идет гораздо больше, чем раньше. – И ничего, что шея… – Риан, еще раз и медленно… – …Но это ожерелье – тебе не кажется, что оно слишком яркое для меня сейчас? Наконец, большинство платьев и украшений было убрано обратно, а сверху сундука осталось то немногое, что решено было взять с собой. – Сколько сейчас времени? – осведомился Аранарт. Матушка вслушалась в ночную тишину: – Думаю, заполночь, а что? – Если ты помнишь, когда мы начали, было светло. Он многозначительно замолчал, давая ей оценить это. – Риан, скажи мне: столько времени разбирать наряды будет старая женщина или просто – Женщина? Приехал Хэлгон. В этом и состояли все новости: приехал, а не пришел. Стало быть, не рассорился. Стало быть, их ждут. И под горькие вздохи арнорцев от пяти лет и старше (они старательно прятали огорчение, но было же заметно всё равно) эти трое уехали. Аранарт, не садившийся в седло лет восемьдесят, не то чтобы опасался… но всё же. Опасения были напрасны – прежние навыки вспомнились мгновенно, а эльфийский конь был понятлив так, как эльфийские кони и бывают. Ехали шагом – везти Риан быстрее явно не стоило. И незачем: она, впервые выбравшаяся дальше соседних поселков, смотрела вокруг с почти детским любопытством. К дозорам не заезжали, если только те ни были совсем по пути. Ночевать на открытом воздухе у костра всяко теплее, чем в схроне, пока земля еще сыра. А так – две шкуры одна на другую, третьей укрыть, в костре горит самое большое из поваленных ветром деревьев, какое только нашлось в выбранном для ночлега месте…жар, никакого лишнего света… Риан спит с доверчивой безмятежностью, а двое мужчин разговаривают ни о чем, наслаждаясь почти физическим ощущением безопасности. Мира, который они завоевали. Мира, который они создали. Когда-то они стояли рядом над горящим Форностом. Сейчас сидят у дорожного костра. И у них нет заботы важнее, чем исцелить Королеву Арнора от преждевременной старости. …вот за это и сражались. Чем ближе был Последний Мост, тем непреклоннее тон Хэлгона. У Аранарта не было причин спорить – нолдор исходил эти места по многу раз даже за последние полвека, отводя мальчишек к Элронду и забирая их, так что дороги знает как никто… но категоричность Хэлгона заставляла улыбаться. Эльф вел их отнюдь не самым коротким путем. И не самым легким. Он выбирал самый красивый. Спасибо эльфийским лошадям – крутые подъемы не были трудностью для Риан, так что они взбирались с одной вершины на другую и подолгу любовались извивами седого от пены Сероструя, лесами, робкими в своей молодой зелени: березы и вётлы еще скромно-серые, едва опушаясь листвой, липы и вовсе нерешительно чернеют, выпустив лишь первые почки, клены посмелее, зеленеют – но еле-еле, а за ними в сине-зеленой роскоши ели… Склоны холмов покрывает ослепительно-золотой рододендрон, так что даже пасмурный день кажется солнечным, и на склонах за рекой сияет то же золото. И горы, голубые линии гор вдалеке. За Последним Мостом их ждали. Элрохир, Элладан и еще пара эльфов, Хэлгон не знал их по именам. Дорога до Гремячей не была опасна… во всяком случае, не более чем опасна, чем любая другая в этих краях, но с ними женщина, которая не умеет ездить верхом, и, случись что… предосторожность Элронда была нелишней. Никаких шатров и прочих красот. Всё это ждет в Ривенделле. А сейчас – тихо, неприметно, и с полной уверенностью, что путь безопасен. Все улыбались, делились несущественными новостями, и Риан не думала, что эти четверо эльфов – усиленная охрана. Она вслушивалась в звонкие песни ручейков, бегущих то ли к Серострую, то ли к Гремячей, то ли сами еще не решили куда, и думала, какая же здесь должна быть роскошная черника через месяц-полтора, если сейчас черничники – еще с ярко-салатовыми листьями – покрывают и склоны холмов, и даже плоские верхи мшистых камней. Неделя пути промелькнула, а потом был брод через Гремячую и подъем в лабиринты предгорий. Всё было как-то очень по-домашнему. Не король людей приехал к владыке эльфов, а родич к родичу. Все его сыновья выросли здесь, теперь вот и он добрался. Келебриан была рада Риан как сестре, та с легкостью приняла это родство и эту дружбу… мужьям осталось лишь подхватить тон, который задали их жены. Элронд и Аранарт выбирали для разговоров такие места, откуда они могли любоваться ими: словно двумя лунами, чудом явившимися вместе. Келебриан – легкая, воздушная – казалась призраком ночного светила в ясный вечер, когда сумерки лишь начинают синеть, и, видя бледные очертания месяца в небе, спрашиваешь себя невольно, не померещилось ли? Риан в тяжелом шелке, складками окутывающем ее фигуру, была подобна полуночной луне, свет которой скрыт облаками – они серебрятся, пряча ее, и всё же не в силах спрятать. Женщины говорили… даже издалека видно, что говорили тихо, как говорят об очень важном, о таком, чем можно поделиться лишь с самым близким… говорили и не могли наговориться, а мужья глядели на них, и судьбы Средиземья могли подождать, должны были подождать, потому что голосу разума иногда стоит умолкать. Умолкать перед голосом сердца. – Как быстро они нашли общий язык, – заметил Элронд. – Словно всю жизнь знают друг друга. – Они говорят о детях, – отвечал Аранарт. – О самом дорогом, что есть в их жизни. И неважно, кто из людей, кто из эльфов. Элронд кивал, соглашаясь. Но не говорить о мужских заботах они не могли. – Я слышал, гномы готовы продавать вам оружие? – Могу я узнать, – чуть прищурился Аранарт, – от кого ты это слышал? Если это не тайна, конечно. – Гэндальф был у них недавно. А что тебя тревожит? – Нет, ничего. Гномы намерены сохранить наш договор в секрете, но ты и Гэндальф – разумеется, от вас таиться незачем. – Аранарт, почему гномы? Что мешает тебе обратиться к мастерам Линдона? Броннир был бы рад помочь тебе. Да и здесь есть неплохие кузнецы; пусть не гондолинцы, но их ученики… Дунадан пожал плечами: – Эльфийский клинок легковат для нас. Можно сделать по нашей руке, но… это сложности. А гномье оружие как раз. Элронд посмотрел ему в глаза: – Тебе так важно платить за него? Аранарт невозмутимо кивнул: – Да. Мне это так важно. И оба промолчали о том, что когда-то он слишком многое принял от эльфов в дар. Разбивая молчание, дунадан сказал: – По-своему ты будешь договариваться с Арахаэлем. Он покладистее меня, с ним будет проще. – Я помню, – сумрачно ответил владыка, – каково договариваться с Арахаэлем. – Брось. Он был совсем ребенок тогда. – Вот именно, – Элронд выразительно приподнял бровь. Аранарт предпочел промолчать. Серебряные королевы поднимались к одной из беседок. Долгие неспешные прогулки уже трудны для Риан, дома это незаметно, дома она всегда может сесть… кажется, Келебриан тоже это поняла, и беседовать они будут сидя, а не прохаживаясь по этим террасам и мостикам. Вот так, ты уклоняешься от старости в одном, а она настигает тебя совсем с другой стороны. – Да, и раз уж мы заговорили о гномах, – нахмурился дунадан. – Что касается балрога… – Ты знаешь о балроге? От гномов? – От тебя. Элронд непонимающе посмотрел на него. – Ты мне только что подтвердил, что это именно балрог, – улыбнулся Аранарт. – До того я мог лишь догадываться. Гномы Синих гор не знают, что это. – Мы тоже только догадываемся. Но больше нечему. – Что там произошло? Известно? Элронд вздохнул: – Говорят, гномы слишком углубились в недра и потревожили… – А если без детских сказок? Владыка Ривенделла вновь удивленно посмотрел на него. Аранарт ответил: – Моргул разгромлен, его страна пала, его войско уничтожено – и через пять лет случайно гномы будят балрога?! Я не верю в такие случайности! Элронд осторожно возразил: – Но балрог не подвластен назгулу. – Кто говорит о подчинении? Но в назгула, пробудившего тварь Моргота, мне верится больше, чем в гномью случайность. С досады. Отомстить хоть кому-то, раз нас Моргул считает сгинувшими. – Аранарт, – возразил эльфийский владыка еще осторожнее, – ты любишь свою страну и как всякий пылкий правитель считаешь ее центром мироздания. Но я напомню тебе, что балроги бежали из Ангбанда тысячи лет назад, и с той поры мы ничего о них не слышали. И если Ангмарец, как ты полагаешь, может так легко пробудить его, то ему, по меньшей мере, было известно, что балрог в Мории. Вряд ли назгул узнал это сам. Вряд ли ему это стало известно за Третью Эпоху. Если допустить, что Моргул действительно мог пробудить балрога, то, – Элронд сделал паузу, – о твари Моргота он мог узнать только от своего хозяина. – Ты хочешь мне сказать, – подхватил Король, – что знай Саурон о балроге, он бы призвал его в Эрегионскую войну? – Или в Войну Последнего Союза. – Не будем спорить, – качнул головой Аранарт, – хотя у Короля-Чародея была по меньшей мере тысяча лет в Ангмаре, а это тоже Мглистые горы. Но оставим прошлое прошлому. Меня тревожит будущее. Что творится в Мории? Известно хоть что-то? – Тишина. Только орки стекаются туда. – Т-так. – Но Мория далеко от твоих лесов. – Вот именно, – Аранарт сцепил пальцы и повторил: – Именно. На дальней террасе слуги готовят стол к вечернему… да нет, это здесь не пир, это просто ужин. В этом прекрасном месте, где можно носить белую рубаху как повседневную, не тревожась за ее чистоту. И Риан ходит в сером, не спеша переодеваться. Открыта шея, не открыта – а в платье, которое на три ладони длиннее роста, по траве не очень-то походишь. Зато по здешним мраморам – наслаждение. И складки так красиво лежат, будто она ожившая древняя статуя… – Аранарт, объясни. – Всё просто. Этот балрог дает нам не меньше еще одного века мира сейчас, – он вздохнул, что не вязалось с его словами. – Орки не в бывшем Ангмаре будут собираться, они пойдут на юг, к нему. Сейчас, н-да. А через несколько веков станет гораздо жарче, чем я думал. И тебе, и нам. А по террасе уже парочка флейтистов ходит, пересвистываются. Не слышно, водопады всё заглушают, но видно же: играют что-то веселое. Болтают на флейтах. Шутки шутят. – Жалеешь, что не доживешь? – тихо спросил Элронд. Человек пожал плечами: – Жалей, не жалей, столько не прожил и твой брат. Так что – нет, не жалею. С тобой обговорено; мой далекий правнук, думаю, будет ничуть не хуже, чем Арахаэль. А прочее неизбежно, но мы готовы к нему, сколь это возможно. Флейтисты совсем расшалились. Судя по их движениям, играют какую-то сущую ерунду. Странное это дело – смотреть музыку. А ведь всё видно, почти до мелодии. – Я смотрю на тебя и думаю, – медленно проговорил сын Эарендила, – каким был мой брат в своем Нуменоре. На сколько веков вперед он смотрел? Аранарт наклонил голову, молча благодаря за сравнение. Келебриан и Риан спускаются, идут к той террасе. Неспешно, словно лунные блики скользят. Неспешно, и не только тихий шаг эльфийской владычицы тому причиной. Элронд смотрел на Риан и думал о той, о ком ничего не знал: о жене своего брата. Какой она была? Величественной и прекрасной? Или такой же скромной спутницей жизни, неприметной опорой не Короля, но человека? И как он жил без нее? Век нуменорцев долог, но Элрос прожил вдвое дольше… полжизни вдовцом. Аранарт знает ответ, но ведь не задашь ему вопроса… – Пойдем, пожалуй, – говорит владыка Ривенделла вслух. – Не стоит заставлять их ждать. Они идут вниз, догоняя своих жен. Во время ужина флейтисты играли что-то негромкое и мелодичное, вот уж не подумаешь, что видел, как они дурачатся. Мирувор в кубках, легкая и сытная еда, Келебриан рассказывает о Лот-Лориэне. Арвен, юная мечтательница, слушает чутко, близнецы – лишь из вежливости, им этот семейный ужин – потерянный вечер, вот с кем арнорским принцам хорошо бы погонять козлов, если орков не найдут. Риан улыбается чуть устало… странное это дело: день возни с малышами утомляет меньше, чем отдых в гостях. И всё бы прекрасно, но за этим столом не нашлось места для еще одного члена его семьи. Для Хэлгона. Глорфиндэль сразу зазвал нолдора к себе, мудрый древний эльф. Что ж, примем то, что есть. Не станет же он, как Арахаэль, в чужом доме устанавливать свои законы. …а вот хлеба, кстати, на столе и нет. Дунаданы хлеб каждый день не едят, это здесь выучили. И приходится хозяину из вежливости и самому… – Сыграй нам, – попросила Келебриан, когда после ужина они перешли в беседку на скальном выступе любоваться водопадом в свете луны. Элронд кивнул ей и взглянул на одного из слуг. Тот, поняв безмолвный приказ, спешно ушел, чтобы вскоре вернуться с небольшой серебряной арфой. Сын Эарендила играл только в кругу семьи. Он не был искусным музыкантом, даже по сравнению с теми, что радовали слух гостей на его пирах, он знал это и не стремился к большему. Каждый второй эльф – арфист, и не всем быть великими. Но в его игре была простота и искренность, какая часто бывает в музыке тех, кто посвятил себя иному делу, а мир звуков оставил только для души. Вот душа и звучит. Арвен сидела подле матери, светлым взором глядя на отца, близнецы стояли, положив друг другу руки на плечи… всё-таки вечер не был потерян напрасно, Риан слушала с жадностью – с детства зная, что игра эльфийских владык это чудо, она спешила узнать, каково же это чудо на самом деле. А рука у нее теплая, и это хорошо: конечно, плотный шелк греет лучше любой шерсти, но майские ночи еще холодны. – Так тебя учил он сам? – спросил Аранарт, когда мелодия кончилась. – Он? Нет, нет. – Элронд вздохнул, вспоминая лишенное эмоций лицо Песнопевца. Арвен прижалась к матери: она не любила и почти боялась, когда отец вспоминал Первую эпоху. – Я как-то попросил его, – Полуэльф опустил веки, вспоминая, – а он ответил: «Если воин захочет стать менестрелем, это хорошо. Беда, если менестрелю придется стать воином». Я учился уже позже, – он снова вздохнул, – сильно позже. Когда стал воином. Аранарт молча наклонил голову. Хотелось спросить еще о многом… очень о многом. Но – бередить старые раны? И потом, здесь Арвен. Не при ней вести такой разговор. Но если вопросы не были заданы – это не значит, что они не были услышаны. – Всего один раз. По-настоящему, не а в пол-струны, делая вид, что всё в порядке, война как война, орки как орки. Это было нужно воинам. Лишь однажды… мы с братом почти случайно зашли к нему. Вот тогда мы и узнали, как он поет. Но он тогда пел не для живых… Зря при Арвен. Не стоило спрашивать, ему не стоило отвечать. Но раз уж начали – договорить до конца. – Значит, ты простил их? – Простил? Это не то слово. Может ли один человек простить другому его болезнь? Он может сторониться, может бояться заразиться сам, может отвернуться с отвращением, может пытаться помочь… но – простить или не простить? Нет. Это не вина, это беда. – Сыграй, – сказала Келебриан. Элронд кивнул, и вновь заговорила его арфа. Не о боли и ненависти, но о печали и памяти. Но если он простил сыновей Феанора, простил тех, кто принес войну в его дом, то – что же такого натворил Хэлгон, что Элронд до сих пор не может простить его?! Хотел убить Эльвинг? с него бы сталось, он бы мог… но нет. Хэлгон сам не знает причины этой ненависти. Напади он тогда на Эльвинг – признался бы. А для него самого загадка… Убил кого-то на глазах у двух мальчишек? Кого-то, кто был им дорог? похоже на то. И бесполезно спрашивать Хэлгона – откуда ему знать, кто попал под его меч и что мальчики это видели. А Элронда не спросишь. Он ответит, да. Только после этого Хэлгону навсегда будет закрыта дорога в Ривенделл. И ничего нельзя сделать. То есть можно. Можно сделать хуже. Из самых благих побуждений. А Элронд играет, и лицо у него становится светлее. И Арвен уже не пытается спрятаться у матери в руках, как птенчик в гнезде. Зря при ней заговорили, но, кажется, с эльфа беда как вода…