В океане пошлости тонет грусть, А с ней утонут возможности, ну и пусть. Сладкий воздух свободы желаешь вдохнуть? Но это слишком долгий путь…
Не было ни внеземного чувства воссоединения двух сердец, ни счастливой концовки, как бывает во всех романтических фильмах. Было тупое, животное желание. Нездоровая страсть. Я не плакал, но разваливался от чувства омерзения к самому себе. Я не верил ни одному слову Влада, он был мне противен. Между нами ничего не было. Мы лишь два атома, обменявшиеся ненужными электронами. Мне нужно было заполнить хоть чем-то внутреннюю пустоту, хоть что-то сделать. Да я был бы даже не против, если бы Влад вновь избил меня. А он был не против, что я не сопротивляюсь. Владом двигало жёсткое желание кого-нибудь отыметь. И он сделал это. В своём стиле. Грубо, жестоко, оставляя после себя долго не заживающие следы из крови, синяков, царапин. И это единственные следы секса с ним. Никаких чувств внутри, ноль эмоций снаружи. Я лишь тряпка, об которую вытерли ноги. Я лишь слабак, который не нашёл лучшего выхода, как погрязнуть в чёрной похоти, отдаваясь своему обидчику. Я не верю, что Влад испытывает какие-то тёплые чувства по отношению ко мне, я не верю, что он вообще на это способен. Мой разум опьянел, я не понимал ничего, словно сознание находилось где-то в другом мире, отдельно от тела. Мы быстро закончили своё тёмное дело и поспешили удалиться с этажа, пока нас не спалили. Колени дрожали, на лбу ещё остались последние капельки пота. Мне лишь хотелось скорее сменить обстановку. Сами понимаете, на уроки я не пошёл. На прощанье Влад больно сжал мой подбородок и произнёс, смотря прямо в глаза: — Спасибо, красавчик, давно у меня такого не было, — затем он наклонился ко мне и прошептал на ухо, — ты же понимаешь, что теперь не отвертишься от меня. Я ничего не ответил; впервые за сегодня по коже прошлись мурашки. Одинокий путь домой. В ушах грохочущие наушники.Я всё чаще впадаю в инфантильный транс, Когда тонны метала идут на таран. Увы, я кажется сломан, уже не в строю. Набери мой номер — скажи "не приду".
Не просто грустная, а удручающая музыка нагружает меня, давит, но мне нравится. С каждым шагом я будто бы приближался к чему-то неизвестному, извилины начали шевелиться, я крутился вокруг какой-то мысли, какой-то идеи, а настроение не могло найти золотую середину — я был опустошён. Ещё и задница начинала болеть. Что-то зрело в моей голове. Что-то нехорошее. Захожу домой. Забрасываю сумку в комнату. Не могу понять, где я. Иду в ванную. «Что только что произошло?» Даже не вспоминаю о Даниэле. Нет, не видеть его. Забыть. Забыть. Забыть. Подхожу к раковине — бешеный взгляд, серая кожа мертвеца, сухие, потрескавшиеся губы. Цепочка синих отпечатков пальцев на шее. Спускаюсь ниже — искусанная ключица, капли крови на воротнике футболки. Задираю рукава — голубоватые браслеты из синяков на запястьях, прямо поверх старых шрамов. «Господи, что сейчас со мной произошло?» Взгляд начал фокусироваться, я медленно трезвел. «Что же сейчас со мной произошло? Неужели я поддался Владу? Неужели меня опять использовали?» Смешок вырвался из моих уст. Ещё один. Лицо перекосила истерическая судорога. Я начал смеяться. Сумасшедший хохот сложил меня пополам. Я задыхался в истерике, не способный остановиться или раскрыть глаз. Прошла пара минут, остались лишь нервные смешки, я ещё раз взглянул на себя в зеркало. Что с тобой стало, Константин? Во что ты превратился? Как ты ещё можешь так жить? — Ты совершенный, непоправимый идиот, с безрассудными мыслями и заоблачными мечтами. Ты никому не нужен, слышишь?! НИКОМУ! — я просто кричал на самого себя. Слёз не было, голос срывался, меня выворачивало наизнанку. — Даниэль выбрал девушку, а не тебя, Влад просто поимел тебя, как какую-то шлюху! Ха-ха. Да ты сам его об этом попросил! Ненавижу тебя, да лучше бы погиб тогда с родителями! Лучше бы ты вообще не рождался, — я шипел на своё жалкое отражение. Как же невыносимо. Перед глазами стояла пелена. Я быстро, роняя вещи на своём пути, дрожащими руками вытащил лезвие из надежного тайника. Резкое движение — секунду ничего не происходит. Затем одна, три, пять капель крови выступили на запястье. Задеть ещё раз. И ещё. И ещё. Рука окрасилась в алые тона, я растер их пальцами. Не глубокие, но всё равно кровоточащие царапины поперек запястья. Получилось прекрасное кровавое месиво. «Ты никому не нужен. Никому тебя не спасти» — я упёрся руками в края раковины, капли крови попали на белоснежную поверхность, тягуче стекая вниз. «Ты никому не нужен» — как назойливая мелодия, не выходящая из головы. Дьявольская шарманка крутилась в голове снова и снова. «Никому тебя не спасти» — я сжал кулак с лезвием, уродуя внутреннюю поверхность ладони. Из кулака тоже закапала кровь. Пришлось смыть следы преступления с блестящей поверхности умывальника. Как мне жить дальше? На что надеяться? Кого ждать? «Даниэль» - нет, не вспоминать о нём, это слишком больно. «Даниэль, пожалуйста» - нет, я не хочу его видеть. «Пожалуйста, прости меня» — я сам во всем виноват, я сам всё разрушил. Я ничего не сказал ему и не стал выяснять. Это моя ошибка. «Даниэль, пожалуйста, помоги мне, мне очень страшно». Я поднял сухой взгляд на зеркало и встретился с пустой комнатой. Я вновь видел его мир. Я удивленно открыл рот, глаза начали шарить по комнате. Первым делом я обратил внимание на то, что никаких записок и посланий не было. Но тут были вещи поинтереснее — его очки на краю раковины. Это было не послание, но я счёл это за знак. Истерика сразу же прекратилась, я весь ушёл в рассматривание потустороннего мира. Неужели Дэн отправился в школу без очков? Сердце забилось чаще, начало нарастать любопытство. А что, если их хозяин ещё здесь? Я встал на цыпочки и вытянулся вперед, ближе к зеркалу, чтобы всё получше и внимательнее разглядеть. И каково же было моё удивление, когда рядом с очками оказалась довольно-таки потрепанная книга. Она лежала раскрытая, обложкой вверх, словно кто-то не хотел потерять страничку. Ого! Рядом с книгой было блюдце с недоеденным печеньем! Мои щёки тут же запылали, сердце стучало в бешеном ритме, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Куча мечтательно эфирных мыслей полезла в голову. Это же не могло быть совпадением! Даниэль сидел здесь и довольно долго. Сейчас только полдень, мы оба должны быть в школе. Что же тогда Дэн делает дома? Вдруг дверь в его ванную открылась! Я отпрыгнул от зеркала в угол, где бы он меня не увидел, даже если бы подошёл вплотную к зеркалу. Сердце хотело выскочить наружу. Оно словно пленник гулко ударялось о рёбра, выбивая себе путь наружу. Я не мог унять дрожь по всему телу, кто-то внутри меня отбивал марш так, что в висках стучало. Что со мной? Почему я так встрепенулся? Я чувствовал, как щёки пылают, с моей бледной рожи не желала сползать глупая восторженная улыбка. А внутренний голос тем временем молил, нет, кричал о том, что я должен подойти к зеркалу. Снова увидеть его, моего друга в отражении. Мою любовь. Да, будь я душевнобольным, диагноз определился бы немедленно — идиот. «Ты же перестал что-либо чувствовать. Ты же забыл его. Ты же отказался верить в это чувство!» Затаившись как мог, я подавлял желание даже вытянуть шею и взглянуть хоть краешком моего одурманенного глаза. Запястье неимоверно щипало и жгло огнём, я зажимал его исцарапанной ладошкой. Слишком опасно. Нужно дождаться, когда он уйдёт или скроется за шторкой в ванне, и лишь тогда улизнуть. Но мой обожаемый Даниэль не спешил уходить. Я слышал, как он устало вздохнул, похоже, взял очки в руки (их дужки скрипнули о мрамор). Печенье звякнуло о блюдце, но через секунду отправилось на прежнее место. Шорох листов книги. Громкий хлопок. А вот это что-то новенькое. Даниэль был способен ненавистно захлопывать книги? Он был способен злиться? Теперь не только вновь родившееся во мне чувство любви, но и любопытство сжирало изнутри. Я чётко видел поверхность зеркала и лишь маленькую часть отражения в нём. Боже, каких же огромных сил стоило молча, совершенно неподвижно стоять вот так, как мышка, забившаяся в угол. «Пожалуйста, уйди! Я не знаю, что мне делать и боюсь натворить ещё глупостей, уходи! Я не могу вот так стоять в стороне, пожалуйста, пока не поздно!» Хотелось плакать и кричать, упасть на колени и обливаться слезами. Я сгорал, сгорал изнутри. Атрофировавшиеся ранее чувства нахлынули на меня, причиняя невыносимую боль, но и тайное наслаждение. Мне казалось, что я забуду Даниэля за эти дни, пойму, что ошибался и не любил его, что всё станет проще и лучше, но я был таким дураком. Я отдалился от него физически, а в результате — ещё никогда не был так близок душевно. Я гипнотизировал зеркало взглядом. Ждал. Худая, бледная рука Дэна показалась в отражении. Он приложил ладонь к холодному стеклу — оно всегда было холодное — как делал сотни раз, утешая и поддерживая меня. И теперь я стоял здесь, словно маленький ребёнок, подслушивающий, что же там делают взрослые. Мне вдруг стало так стыдно, что я даже отвернулся, зажмурившись, будто бы действительно увидел что-то запретное. — Костя… Мне послышалось? Он позвал меня? Он что, знает, что я здесь? Не шевелюсь — посмотрю, что будет дальше. — Костя, прости меня, — очень тихо произнёс Дэн. Такого слабого голоса я у него ещё не слышал. Он был чем-то расстроен. Нет, убит. Такой же голос был у меня, когда я находился по уши в депрессии или апатии. Боже, что я сделал с Даниэлем?Прости, мне очень жаль, в твоих глазах печаль, В твоих глазах картины прошлого.
— Я надеюсь, что ты слышишь меня, где бы ты ни был, — продолжил парень, — надеюсь, что ты меня услышишь, ведь это не просто зеркало, так? Вернись ко мне… — рука на стекле дрогнула, пальцы чуть сжались. Голос тоже подвёл, сорвавшись до высокого тенора. — Пожалуйста, вернись ко мне. Ты мне очень нужен. Где же ты? «Я здесь!» - нет! Стой и молчи, Костя, ты не должен даже шевелиться. — Я не знаю, где ты и что с тобой. Ха, посмотри, даже школу прогуливаю, чтобы подкараулить тебя. Боже, лишь бы с тобой всё было хорошо, пожалуйста, пожалуйста… — он перешёл на неразборчивый шёпот. Рука медленно сползла с гладкой поверхности, и Даниэль, тот самый, сильный и упёртый Даниэль, самый умный, самый храбрый, самый красивый — мой Даниэль разрыдался. Я чётко слышал стоны, которые разрывали мою душу на мелкие кусочки, слышал всхлипывания, что резали слух. Что же мне делать?Прости, я очень слаб, я не могу идти, Мне свет увидеть очень хочется.
Возможно, если бы я, сам еле сдерживая слёзы и стоны, отстоял там, в углу, то Дэн бы в конце концов успокоился и ушёл. Возможно, я мог бы воспользоваться моментом и просто выбежать из комнаты. Но я был слишком влюблен, чтобы совершать трезвые, хорошо обдуманные поступки. Я практически прыжком пересёк расстояние от угла к раковине. Всего пара секунд, но я успел заметить, как сильно мы были похожи сейчас — бледное, зареванное лицо, с мешками под глазами, обкусанные губы, взъерошенные рыжие волосы, измученный взгляд. Лишь свет, идущий от глаз, был другой. Глаза Дэнни, как всегда, светились чистотой, цветом летнего неба. Я рывком, может быть, слишком грубо преодолел барьер между нами и схватил Дэнни за руки, притягивая к себе. Наши лица остановились в сантиметре от зеркала, я взглянул на парня, всмотрелся в его бездонные глаза и утонул в них. Секундный шок пробежался по лицу Дэна. Мы, словно читая мысли друг к друга, одновременно посмотрели на губы в отражении и приблизились к зеркалу. На этот раз вместо ужасающего холода стекла я ощутил губами теплоту других губ. О, как я боялся! Как я боялся, что вновь, как и раньше, встречу на пути упрямую и отталкивающую поверхность. Но сейчас я чувствовал жар чужого дыхания и мягкость сладких губ Даниэля. Моя правая рука переползла на его затылок, левая — всё ещё держала чуть выше запястья. Мы не замечали разводов на поверхности зеркала. Мы не обратили внимания на то, что Даниэль весь подался вперед и его торс наполовину прошёл в мой мир! Парень еле сдерживал равновесие, опираясь свободной рукой о раковину. Но всё это — лишь пустые, неважные слова и детали. Всё моё и его сознание занимал лишь жар губ. Я не мог остановиться. Чуть ли не до крови искусав его нижнюю губу, я проник языком ему в рот, и мы сплелись в страстном танце. Раздался тихий стон, больше похожий на мурчание, но не понятно с чьей стороны. Я хотел схватить Дэна, перенести к себе и искусать всего, зализывая оставленные мною раны поцелуями. Я притягивал его к себе всё сильнее, изредка отрываясь, чтобы хоть немного вздохнуть. Становилось невыносимо душно, казалось, вся комната давит на меня. Места было мало. Воздуха было мало. Даниэля было мало. Он ворошил мои волосы одной рукой, я удерживал его за подбородок. На секунду я увидел кровь со своей кисти на его ладони. «Метка» — мысль заставила губы чуть дрогнуть в улыбке. Дышать было сложно, практически невозможно. И Дэн всё-таки оторвался от такого сладкого, тягуче-желанного поцелуя и произнёс, глядя мне прямо в глаза: — Я люблю тебя. Сердце напрочь забыло про какой-либо ритм и искало пути выхода по всему телу, отдаваясь тяжелыми ударами то в животе, то в ушах, то… ещё кое-где. — Что ты сказал? Даниэль приблизился и прошептал в мои губы «люблю тебя». Я забыл о времени и месте, забыл, кто я и что я. Я просто полностью отдавался страстному поцелую, от которого начал тихо мурлыкать и постанывать, вызывая ухмылку Дэна. Вот засранец, знает, что мне просто голову от его прикосновений сносит. Но нельзя целоваться вечно, к сожалению. Нам пришлось оторваться, чтобы снова начать нормально дышать и прийти в себя. Я не мог поверить, он правда любит меня, он действительно скучал по мне. Теперь на мои глаза навернулись слёзы. — Ну чего ты опять плачешь, Тино? Всё же хорошо, мы снова вместе. — Даниэль, я…я, — я снова, как рыба, не мог произнести ничего связного, — ты и та девушка, когда вы… когда ты её обнимал… и смотрел на неё так… так… — Как сейчас смотрю на тебя? — Но… но, — парень окончательно сбил меня с толку, я потупился и совсем смолк. Прошло с полминуты. Я видел, как Дэнни внимательно разглядывает мои руки. Набрав побольше воздуха я просто выпалил: — Я люблю тебя и любил всё это время! — пара секунд тишины. — Я знаю, Костя, — парень протянул ко мне руку, а я всё не поднимал глаз. Мне стало очень совестно за всё, что я сделал или наоборот не сделал. — Дэнни, прости меня за всё. Я думал, что ничего для тебя не значу, в то время, как сам по уши втрескался в тебя. Я думал, что та девушка… Я думал, ты выбрал её. Я пытался забыть тебя и всю эту историю. Мне так стыдно за это, не знаю, сможешь ли ты меня простить, — я закрыл руками лицо. Подбородок тут же испачкался кровью. — Мне было так плохо и одиноко. А потом ты позвал меня, и я услышал боль в твоём голосе. — Константин, посмотри на меня, — я беспрекословно послушался. — Как ты мог так подумать? Костя, почему же так произошло? Ту девушку зовут Влада, — словно электрический ток пропустили через всё тело, значит, я был прав. — Она — моя подруга. Мы дружим очень давно и через многое прошли вместе, но я не думал, что ты можешь приревновать к ней. И, да, я нравлюсь ей, недавно она мне сказала об этом. Знаешь, что я ответил? «У меня уже есть свой любимый человек». Это ты, глупыш. Прости меня, пожалуйста, я должен был признаться сразу. Тогда, в школе, когда ты наконец дотронулся до меня, я вспыхнул, словно маленькая искорка, и сейчас пожар становится лишь сильнее. Мы переплели наши пальцы, крепко держась за руки. Я чувствовал его бешеное сердцебиение. — Ты не должен извиняться, во всём виноват лишь я. Господи, что же я натворил, я просто перестал что-либо чувствовать от злобы и обиды. Как мне стыдно! Первым влюбился в лучшего друга, вот и получил по заслугам, — я горько ухмыльнулся. - Но, Дэнни, я не ревновал, — Даниэль изобразил удивление, мистер сарказм, блин. — И не надо делать такое лицо. Просто я побоялся, что потеряю тебя. Сперва я этого не понял, но мне было не столь важно, любишь ли ты меня, я лишь хотел, чтобы ты был счастлив и при этом не бросал меня, — я опустил взгляд на наши переплетенные руки. — Ты первый, кто повернулся ко мне лицом и не испугался моей искалеченной души. И я чуть было не разрушил всё своей глупостью и наивностью. Что же будет теперь, Даниэль? Он молча слушал меня, затем улыбнулся и вытер кровь с моего подбородка. — Только хорошее, милый, только хорошее.