***
Жара. Пустыня. Небо над головой словно выцвело от палящего солнца, превратившись в тускло-голубую тряпку, шатром накрывая мир до самого горизонта. В приоткрытое окно автомобиля врывается иссушенный воздух, принося чуть горьковатый запах пыли и бензина. На соседнем сиденье черноволосая девушка в кепке одетой козырьком назад, посмеиваясь, поддевает фигурку зеленого человечка, висящую на зеркале заднего вида, и что-то негромко говорит. В ее голосе слышится легкая насмешка, но его это почему-то не задевает. Напротив — он рад, что в этом долгом путешествии у него появился спутник, с которым можно поговорить. А дорога все не кончается, желто-бурой лентой извиваясь по пустыне. Однообразный пейзаж навевает скуку, но при этом от него веет необъяснимым покоем и умиротворенностью — что бы ни произошло, а в этом месте мир останется неизменным. Парень вглядывается вдаль, в дрожащее от жары марево, за пеленой которого скользят смутные тени. Он знает — там что-то очень важное, бесконечно далекое и, увы, недоступное. И чем дольше он всматривается в пустынные миражи, тем сильнее чувство тревоги, страха и мучительной потери. Словно он утратил нечто ценное, и никак не может вспомнить, что именно. Небо стремительно темнеет, обрушиваясь на него мириадами звезд, и Хантер с криком просыпается. Он не знал, снятся ли сны кибертронцам. Спрашивать их об этом было неловко. А его эти сны-видения преследовали почти каждую ночь, изматывая и приводя в состояние паники. Прошло уже несколько месяцев с того дня, как он очнулся в новом теле, и каждый день он открывал для себя нечто новое. Пытаясь привыкнуть к неведомым ранее ощущениям, Хантер порой отдалялся от базы автоботов, наблюдая за миром, который стал для него совершенно неизвестным. Сорвав цветок, он мог рассмотреть мельчайшие капельки росы на лепестках, покрытых невидимым человеческому глазу налетом пыльцы; видел сложную паутинку жилок на листках и тепловые пятнышки насекомых, торопливо переползавших с цветка на цветок. Новое тело позволяло видеть во всем световом диапазоне от ультрафиолетового до инфракрасного. Любой запах он мог разобрать на составляющие, анализируя каждую молекулу вещества, названия которых всплывали в памяти, словно по волшебству. Глядя в небо, он видел не безымянные звезды и их скопления, а мог назвать их спектральный класс, названия, под которым они фигурировали у людей и кибертронцев, иногда даже точные координаты. Это было невероятно, жутко и… захватывающе. От накатываемого восторга он забывал обо всем до тех пор, пока не осознавал, что, будучи человеком, не может знать подобных вещей. И тогда становилось по-настоящему страшно. Все, что у него осталось от Хантера ОʼНиона — это имя, смутные воспоминания последних часов жизни и мышление, которое с каждым днем грозило перестать быть человеческим вообще. Он не помнил даже собственного прошлого, хотя сны явно были его фрагментами. Но сколько не пытался, не мог прорвать ту пелену неизвестности, которая скрывала лица людей, приходивших во снах. Наверняка они были важны для него, если не отпускали даже в забвении. Хотелось не то кричать от злобы и отчаяния, не то выть от собственного бессилия, понимая, что дверь в прошлую жизнь захлопнулась навсегда.***
А иногда Хантеру снились прекрасные города. Словно отлитые из лунного света и серебра, подсвеченные яркими неоновыми огнями, они острыми шпилями взмывали к антрацитово-черному небу. Причудливые строения соединялись изящными и сложными переходами. Несмотря на свою монументальность, города выглядели легкими и воздушными, нечета земным. И в памяти всплывали названия: Айкон, Полигекс, Каон… От них веяло величием и невыразимой печалью. Это были имена утраты. Огромной утраты, которую не восполнить ничем. И боль от нее ощущал даже человек. — Это ведь Кибертрон? Города, которых уже нет? Хантер был частым гостем в ремблоке, где Рэтчет регулярно проводил тестирование и отладку его систем, опасаясь любого сбоя. Нередко к проверкам подключался и Уилджек, с любопытством изучая любые данные, касающиеся взаимодействия человеческой психики и процессора. Парень не обижался, что таким образом стал подопытным, ведь именно от этих двоих мехов зависело его дальнейшее нормальное существование. Медик кивнул, и в синих линзах на миг мелькнула грусть. — Да. Это наша родная планета. То, что ты видишь — картины того, какой она была до войны с десептиконами. — Но почему я это вижу. Я ведь не мог там быть, тем более в прошлом, — парень нахмурился, озадаченно глядя на автобота. — Это базовая информация, заложенная в каждый процессор. На войне дорог каждый клик и некогда обучать новых солдат, давая им основные сведения. Поэтому все базовые файлы закладываются изначально, и данные проявляются по мере необходимости или по запросу владельца. Хантер умолк, опустив взгляд. Душу защекотал неприятный холодок. — Все эти звезды, планеты, города, вещества… я это знаю лишь потому, что оно внесено в мой… мою голову? Оно все чужое… я… Что же осталось от меня? Кто я теперь, Рэтчет?! Кто?! Последние слова он выкрикнул с таким отчаянием, что автоботскому медику стало не по себе. Если бы он знал, чем может закончиться подобный эксперимент, то наверняка посчитал бы смерть более милосердным исходом. На несколько мучительных мгновений ему показалось, что перед ним стоит тот рыжеволосый упрямый паренек, с завидным упорством искавший встречи с кибертронцами, бредивший одной возможностью подобного контакта, в чьих синих глазах теперь застыли слезы. Уилджек растерянно обернулся, не зная, что ответить. Искру больно кольнуло чувство вины перед человеком, который уже никогда не сможет быть с другими людьми, и обречен вечно искать свое место в этом мире. Впрочем, ответ не понадобился. Хантер махнул рукой и, понурив голову, вышел. Он не винил автоботов за то, что они сделали. В конце концов, они не знали и не могли знать, что от его памяти не осталось ничего. Они просто спасали ему жизнь.***
А видения приходили все чаще, становясь все ярче и детальнее. Накладывались друг на друга, сливались, перетекали, стирая грань между собой. Теперь его старенькое авто мчалось по пустынным дорогам невиданных планет, и порой вместо человеческих лиц он видел невероятных существ, имен которых не знал. А в салон врывался обжигающий южный воздух, принося с собой запах пыли. Именно запах — целостный образ, который невозможно разложить на составляющие. Да и не нужно. Дорога упиралась в серебряные города, тающие в сполохах бомбардировок, оставляющих по себе только гулкую тишину и густой черный пепел с запахом расплавленного металла. Страх, печаль, боль и гнетущая пустота на месте утраченной памяти сплетались в едином танце, сводя человека с ума. Он не мог вспомнить ничего из прошлой жизни, и так же не мог пережить тот ужас, через который прошли кибертронцы с начала войны. Это было слишком для него. Слишком мучительно. Видения не отступали. Словно нашарив его уязвимое место, они снова и снова атаковали, изматывая и лишая сил. Кто я? Уже не человек. Но и быть не человеком тоже невозможно. Я потерялся… в темноте и безмолвии.***
Заходящее солнце окрасило поверхность озера в тревожно алый цвет, отчего вода казалась кровью. Наступал тот самый час, когда мир затихает, дневные обитатели прячутся по норам, а ночные только готовятся начинать жить. Зыбкая грань между днем и ночью. Время, наполненное неясными шорохами и снующими тенями. С востока медленно наползала темная вуаль. И как ни странно, в этом загадочном плетении света и тьмы, присущего только Земле, видения отступали, и становилось немного легче. За последнее время Хантер успел передумать множество мыслей, пройти путь от радости к отчаянию, погрузиться в бездну безысходности и нашарить тонкую нить надежды. Он уже не чаял когда-нибудь вспомнить свое прошлое. Приходилось довольствоваться немногословными рассказами Рэтчета и некоторых других автоботов о том, кем он был раньше. База располагалась в глухом лесу, вдалеке от дорог и городов. Люди уже не воспринимали автоботов как союзников, приравняв к таким же врагам, как и десептиконов и объявив на них охоту. Приходилось скрываться, тщательно маскируя свое присутствие на Земле. Ему было так странно — прятаться от своих же сородичей, понимать, что в одно мгновение стал чужим на родной планете. А все потому, что чужая война, которой не желал никто из его новых друзей, принесла слишком много беды в его мир, чтобы тот остался неизменным. Его удручали собственная беспомощность и одиночество. Но тем не менее, он ловил каждый миг жизни под таким родным солнцем, на столь любимой планете. Рано или поздно эта война закончится, и если ему суждено будет дожить до ее конца, то придется делать выбор — остаться изгоем на Земле или уйти вместе с остальными на Кибертрон. И пусть какая-то часть сознания и утверждала, что на стальной планете он сумеет найти свое место, душа болела от одной только мысли, что придется покидать свой привычный мир. В последнее время он полюбил сидеть на берегу озера, бездумно глядя на его бликующую гладь. Серебристое мерцание успокаивало и помогало избавиться от мучительных мыслей. Здесь он был в безопасности — люди в такую глушь не забредали. Если бы он мог хотя бы трансформироваться, как другие автоботы, то, возможно, и рискнул совершить небольшое путешествие к ближайшему городу, но, увы — данная технология пока что была для него недоступной, как не бились над решением проблемы Уилджек и Рэтчет. Слишком велика разница между человеческим мышлением и кибертронским, чтобы, оставшись человеком, приобрести их возможности и умения. Не стоит и пытаться прыгать со скалы, в надежде что вырастут крылья. Невозможность трансформироваться оставалась тем фактором, который помогал ему чувствовать себя человеком. И в глубине души Хантер был несказанно этому рад, чувствуя, что стоит порваться столь хрупкой ниточке, как он окончательно сойдет с ума от неопределенности.***
Видение накатывало теплой ласковой волной, смывая грусть и страх. Снова дорога, мягкой лентой ложащаяся под колеса. Он ощущал ее, казалось, всем телом, словно сам был и мелкой пылью и ветром, разносящим пряный запах пустыни. Он мчался на немыслимой скорости к горизонту, не имея ни малейшего понятия, что ждет его дальше — и был счастлив. Рядом и одновременно внутри него весело смеялась черноволосая девушка, подбадривая его словами на забытом им языке. Легонько кольнуло беспокойство и тут же отпустило, стертое восторгом скорости и предвкушением новых открытий. Там, впереди, расстилалась бесконечная, вызолоченная солнцем равнина, над которой мутным маревом дрожал воздух. А за этой вуалью плыли призрачные тени, смутно знакомые образы… Он знал — там его ждут ответы на все вопросы. Там то, что он потерял и столь отчаянно жаждет найти. Он бежит… или едет… это уже совсем неважно, ведь вот-вот откроется правда и тогда… И тогда он сумеет ответить на единственный вопрос. Кто я? А пока под колесами струится пыльная дорога… и до ответа остается совсем чуть-чуть… Всего один шаг…