arousal

Каждый день в общежитии Бантанов начинается с квеста «Разбудить Чон Чонгука», где мемберы показывают все свои способности, раскрывают ранее неизвестные таланты и… очень много матерятся. Потому как Чонгука разбудить не то что невозможно – его в Россию бандеролью легче отправить и, главное, что он этого даже не заметит. У ребят даже есть таблица, где написано чья очередь сегодня будить макнэ и, тем самым, зарабатывать себе баллы, которые потом можно будет обменять на пропуск на мытьё посуды, например. Да, Чонгука разбудить настолько сложно. Сегодня суббота, а значит очередь Джина будить мужиковатую спящую красавицу. По баллам Джин был на последнем месте среди мемберов и даже менеджера. Каждый раз Сокджин утешал себя тем, что звёзды ещё сойдутся, и когда луна будет в Водолее, у него обязательно всё получится. Вот только, он забыл учесть тот факт, что луна – или, там, звёзды – могут разве что вдохновить на изобретение какого-нибудь нового способа пробуждения. Так, в общем-то, и случилось: Луна, звёзды, прекрасный вечер, который Джин проводит в компании шестерёнок, активно крутящихся у него в голове. И нет, чтобы любоваться с кем-нибудь столь романтичной картиной – он сидит и, буквально, уже дымится от активного мозгового процесса, придумывая, как выбраться из этого пиздеца под названием «личная горничная бантанов». Ведь именно Джин убирает всеми засратую квартиру, пока остальные мемберы прохлаждаются, ибо «да я его уже три раза за месяц будил» и «я на эти баллы в рабство каждого купить могу». И, видимо, звёзды действительно каким-то особым образом сегодня сошлись, потому что Джин придумал. Любой бы сказал, что Ким просто перегрелся под лунным светом или звезда какая упала на него, но сам Джин считал эту идею чуть ли не гениальной. И, да, есть множество других действенных способов, есть, в конце концов, вспомогательные предметы, как, например, горячий утюг или, скажем, мухобойка для особо буйных мух. Но Джин ведь не такой жестокий. Он скорее простынь Чонгуку погладит этим самым утюгом, да и мухобойке найдёт менее грубое применение (если менее грубым можно считать убийство беззащитных насекомых). Такой способ идеально подходит такому ласковому и доброму Ким Сокджину. «Да, идея отличная» – считает Джин первые несколько минут, пока направляется из своей комнаты в комнату к Чонгуку. «Да, хорошая идея» – а Намджун выходит из их с Чоном совместной комнаты: мемберы не рассказывают какими способами они пытаются будить макнэ и не интересуются успехами других – это правило. «Ну, неплохая такая идея» – Сокджин откидывает одеяло в сторону, предоставляя себе место в первом ряду на лицезрение такой картины, как Чонгук, спящий в одних лишь трусах, и разбросавший руки-ноги по всей постели. «Что за ужасная идея» – Ким громко сглатывает, смотря на невинное лицо погружённого в сон макнэ. «Этот засранец даже сопит мило» – единственное, о чём может сейчас думать Джин, когда, наверное, надо к делу приступать и, наверное, отбросить все задние мысли, но у Кима дрожь по телу пробегает от каждого вдоха младшего, и сердце удар пропускает от каждого выдоха. Зачем Чонгук вообще дышит? Остановившееся время даёт Джину ещё пару минут на размышления и переосмысление всего своего существования: не так Ким хотел провести субботнее утро, явно не так. Когда время вновь начинает идти, заново запуская все процессы в организме Сокджина, тот понимает, что отступать, в принципе, поздно, несмотря на то, что идти вперёд, как ему кажется, ещё слишком рано. Пытаясь совладать с бешенным сердцебиением, парень хватается за резинку трусов младшего и тянет её вниз. Медленно и размеренно дыша, Джин наклоняется к бёдрам макнэ и зажмуривается. Осознанное решение вдруг кажется бредом, а теперешнее душевное состояние – наркотическим приходом, потому как после пары вдохов-выдохов Ким придвигается ближе, опускается ниже и уже практически готов. Готов уйти и бросить это дело к чертям. Но, ведь, как будет круто хотя бы денёк отдохнуть от уборки-стирки-готовки, и как будет круто, если кто-то узнает, что за это ему пришлось отсосать. Это того не стоит, определённо не стоит. «А может всё-таки» выбивает последние остатки рассудка у Кима, потому что Чонгук – сонный Чонгук – сейчас милый, тёплый и настоящий, такой, каким и должен быть. Ну а ещё потому, что у Джина уже предельно долго стоит, а умиротворённость на лице Чона вынуждает просто брать и трахать, но, опять же – Джин не такой жестокий. Ким решает перестать колебаться: подумаешь, ну отсосал разок, в конце концов, это же не в жопу долбиться и даже не в руку партнёра. Всего лишь махонький отсос от независимого Ким Сокджина, до того самостоятельного, что он собирается делать минет ещё не проснувшемуся парню. Трясущимися руками Джину удаётся как-то взяться за основание члена макнэ, и даже подрочить вверх-вниз пару раз. Ему кажется, что, либо он на спидах, либо у Чонгука флюиды где-то в районе члена, ибо как только пухлые губы Кима обхватывают головку, ему становится хорошо, горячо, а перед глазами всё проносится с бешенной скоростью. Джин сосёт медленно, заглатывая член до самого основания и выпуская изо рта почти полностью. В шортах становится до того тесно, что даже больно, и, кроме как подрочить заодно и себе, Ким больше ничего не придумывает. Пребывая в состоянии эйфории, Сокджин не замечает, как начинает негромко постанывать, зато ясно слышит, что вскоре стонущих становится двое. С пошлым причмокиванием он отрывается от уже достаточно твёрдого органа и поднимает взгляд на всё ещё сладко спящего макнэ. «Я ему, понимаешь ли, отсасываю, а он даже не потрудился проснуться» – слова проносятся в голове Кима, отскакивая от стенок черепной коробки, рикошетом попадая прямо в мозг, где это уже становится идеей фикс – разбудить наглого не ценителя минетов. У Джина будто открывается второе дыхание (в этом деле явно необходимое), потому как он принимается сосать с огромным энтузиазмом, словно у самого ректора перед началом экзаменационной недели, когда тебе надо срочно, а ему – эффективно. Наконец-то Джин вспоминает свои первоначальные намерения и сосёт так, что у любого бодрствующего бы искры из глаз да шум в ушах. Кстати, о шуме: Ким отмечает про себя, что давно уже не слышал тихих постанываний младшего. Немного замедляя темп, Джин поднимает глаза и встречается взглядом с абсолютно ничего непонимающим парнем. — Х-хён? – у Джина рот горячий, влажный и узкий, так что на какие-нибудь развёрнутые комментарии по поводу того, что тут происходит, Чонгук просто не способен. Сокджин не решается оторваться от процесса, поэтому выбирает из вариантов, всплывающих в его голове, самый верный – сосать и молчать, чтобы по делу и без лишнего трёпа, типа «Ну мне посуду мыть лень, вот и решил тебе отсосать». Всхлипы и совсем тихие стоны заполняют пустоту, оставшуюся от не отвеченного вопроса, отчего Джин успокаивается, а Чонгук раскрепощается, уже особо не стараясь скрывать немного неуверенные стоны. От этого становится как-то совсем уютно и по-домашнему: картина маслом, не хватает только камина у стены и ковра из какой-нибудь зверятины на полу. Джин ускоряется всё больше или Чонгук толкается в рот к хёну сильнее – непонятно, никто даже не пытается контролировать ситуацию. Не то, чтобы они могли взять всё под контроль с самого начала, ведь у одного: «я проснулся, а мне сосут», а у другого: «господи, хоть бы не туалет мыть снова», нет – они не могут уследить даже за собственным дыханием, куда там до контролирования бытовухи вроде утреннего минета. Первым кончает Сокджин, глядя исподлобья на совсем запутанного и всё ещё сонного Чонгука, у которого взгляд щенячий и испуганный, а рот издаёт абсолютно противоположные этому невинному образу звуки. У Чона же всё намного проще: он сначала лежит в ахуе, затем стонет в ахуе, и кончает тоже в ахуе. Джин натягивает на себя шорты, на макнэ – трусы, и встаёт с кровати с видом, выражающем полнейшую уверенность в завтрашнем, послезавтрашнем и вообще во всех днях его скромной жизни. Он гордо шагает по направлению к двери, оставляя Чонгука в замешательстве, затем оборачивается, чтобы ещё раз посмотреть на итог своих стараний: макнэ проснулся – это главное. *** — Как всего пять баллов? – у Джина на лице тотальное разочарование в жизни, а Намджун лишь разводит руками: — Ты будил его больше полу часа – таковы правила, – он утешительно хлопает парня по плечу и уходит, оставляя личную домработницу бантанов одну. — Чон Чонгук, я натренируюсь так, что ты у меня будешь просыпаться, как только я заглотну, а кончать быстрее, чем спичка догорит! – выкрикивает Джин в пустоту кухонных плиточных стен и идёт мыть очередную гору посуды.