Спички

Я стою посреди коридора судорожно сжимая и разжимая пальцы. Очередная заливистая трель дверного звонка, затихнув в квартире, продолжает грохотать внутри головы перекатистым эхо. Вены, подчиняясь нервическому ритму, судорожно толкают кровь по магистралям организма. Только сердце, выбиваясь из общей симфонии, стучит рвано и неровно. Мне страшно. Мне пусто. Сегодня я поняла еще одну, немалозначимую истину. Все кончено. Как в дешевой оперетте. А помнишь, как все начиналось? Я помню. Прикосновения, взгляды, бесконечные разговоры по ночам. Терзающее чувство одиночества после минуты расставания. Невозможность представить, вообразить мир, где нет НАС, спаянных воедино. Помнишь? Заливистый смех, шутки, которые знаем целую вечность, беззаботность начинающейся весны, капель с голых стыдливых веток, прячущихся в утреннем мохнатом тумане, а еще волосы, мои спутанные в колтуны волосы на белом хлопке подушки после чарующей, полной волшебства ночи. Ты всегда ругал меня за них. Мимоходом, в шутку, ты бранился, пряча в уголках глаз смешинки, как после наших встреч ты находишь их повсюду. На одежде, в сумке, даже меж страниц книги, которую я ни разу не брала в руки. Тогда я отвечала, что таким образом я стараюсь быть с тобой постоянно. Когда же все успело измениться? Где мы пересекли ту грань, после которой весь этот привычный, идеальный мир начал осыпаться мелким крошевом ошибок и непонимания? Я засовываю руки в карманы и в одном из них нащупываю неожиданную находку. Пальцы скользят по прямоугольным граням таинственного предмета, а я силюсь понять что это. Ну, конечно.  — Пачку ESSE Lights и зажигалку, пожалуйста. — Зажигалок нет, есть спички, пойдёт? Недовольство на секунду накрывает, словно волна. Я не даю ей застать себя врасплох и, вовремя, набираю полную грудь воздуха. Волна прокатывается над головой, но дыхание остаётся ровным и не сбитым. Учусь быть невозмутимой. Так нужно. — Ну, давайте, хоть их, чего уж там… Я вытаскиваю злополучный коробок и досадливо верчу в руках. Стенки прилегают друг другу неплотно, и в щели уже торчит штук пять беглецов. Э, нет, ребята. Ногтем предотвращаю неудачный побег. Звонок больше не трезвонит. Надеюсь, ты идешь домой, а не шататься по ночному городу. С трудом удерживаюсь, чтобы не написать тебе напутственное сообщение. Ты не поверишь, что я делаю это просто так. Ты никогда не веришь в то, что в моих словах нет подтекста. Что я умею думать и говорить правду без утаек. Наверное, это одна из причин, по которой нас сейчас разделяет черная бронированная дверь. Не только моей квартиры. Дверь в моем сердце выглядит еще более впечатляющей. Ты говоришь, что не понимаешь, как я разлюбила тебя за четыре дня? Я побоялась сказать, что их было гораздо больше. Я побоялась сказать, что моя любовь, что все мое нутро не останавливалось на штамповке милых прозвищ и ласковых слов, на объятиях в положенном месте и в положенное время, на поцелуях, долгих и украдкой, в переходе между двумя станциями метро. Спросишь почему? Нет? Я все равно скажу. Потому что моя любовь — это иное. Даже под дулом пистолета я не смогла бы объяснить, как это было — любить тебя. Слова можно исчерпать, объятья никогда не станут чем-то большим, чем просто объятья и даже самый сладкий поцелуй с течением времени превратится всего лишь в дежурное прикосновение губ. А мои чувства останутся неизменными. Даже через десятки лет, когда ты, вероятно, женишься и обзаведешься детьми, а, может, и я последую твоему примеру, думая о тебе, я буду с точностью гениального ювелира помнить, КАК было с нами. И именно поэтому, даже сейчас я волнуюсь, как ты доедешь до дома, а не скриплю зубами от ненависти и яда, как вероятно делаешь ты. Я знаю, что сейчас ты ищешь причину, почему так произошло. Ты уверен, убежден, что она есть, что все просто, стоит лишь обнаружить ее и все наладится. Ты сапер на минном поле нашего настоящего. Ты придумал себе войну с ветряными мельницами моего мира, не понимая, не желая слышать, что войны нет. Я не воюю с тобой. Я дарю тебе несуществующую победу. Я опускаюсь на пол и с аккуратностью старательного аутиста выдвигаю коробочку со спичками из плена охватывающей ее картонки со смешным розовым цветком. Деревянные солдатики с глянцевыми рыжими макушками уложены в ряд, безвольно ожидая своей участи. Утром они уже потеряли двух собратьев в метре от ларька, где были приобретены. Первый — сломался, так и не загоревшись, едва соприкоснувшись с фосфорной боковой поверхностью. Второй был удачливее собрата и подарил мне пару секунд шаткого желтого огня, после чего ехидно моргнул и погас. Подлость не удалась, пары секунд мне хватило, чтобы прикурить сигарету. Спички. Все мы спички. Если задуматься, каждый из моих деревянных пленников индивидуален. Так же, как люди. Один горит до конца, второй до середины, кто-то ломается, кто-то теряет рыжую голову, кто-то не горит вовсе, становясь добычей помойных ведер, или съедается задумчивым обывателем, принимающим спичку за зубочистку. Я знаю, бывает и так. Резким движением встряхиваю коробок. Спички глухим «staccato» играют на полу коротенькую лихую мелодию. Выхватываю одну наугад и чиркаю по коробку. На кончике с шипением вспыхивает маленькое пламя. Горит. Этой спичке легче, чем двум первым. В коридоре нет резкого предгрозового ветра, воздух завис душным коконом спокойствия. Если мы — спички, то значит ли это, что если бы нас с тобой зажгли в другом месте и в другой час, то мы бы горели иначе? Как бы все кончилось тогда? Была бы это яркая вспышка или мы бы горели до сих пор ровным, прямым пламенем. Забывшись, упускаю момент, когда коварный огонек игривым котенком облизывает мне пальцы. Вскрикиваю. Черный уродливый огарок падает на пол, пуская судорожные плевки вонючего дыма. Пахнет паленой кожей и тоской. Так пахнут разбитые надежды. Вдыхая горький воздух, я думаю, что ты не представляешь, как тяжело было смотреть тебе в глаза. Ты вряд ли оценишь это, но я хотела быть честной. Мне всегда казалось, что уйти иначе — подло и глупо. А еще — не навсегда. Первый раз я ушла от тебя именно так. И вернулась. Видишь, сколько боли это принесло? Первый раз мы не загорелись, убранные экономным хозяином на дно коробка. Авось, потом повезет? Второй раз повезло. Выуживаю из кучки еще две спички. Педантично выравниваю их между пальцами так, чтобы головки были на одном уровне. Поджигаю. Начав гореть одновременно, маленькие жертвы продолжают свой финальный путь по-разному. Одна горит явно быстрее. Из-за толщины дерева или количества серы, но факт остается фактом. Так и в жизни? Так и у нас? Я не знаю ответа на этот вопрос. Я не буду спрашивать об этом тебя. Отгорело. Я осторожно задуваю мигающие огоньки. Поднимаюсь на ноги, оглядывая спичечное кладбище перед собой. Мы — спички. Где-то в утробе квартиры тренькают часы. Прошел уже час. Целый час со времени последнего звонка в дверь. Я надеюсь, что ты едешь домой. Я буду молиться, чтобы с тобой все было хорошо. Я желаю тебе счастья, потому что все мы заслуживаем счастья, а если обретаем его, становимся лучше и сильнее. Я буду искать свое. И, знаешь, что? Если все мы спички, если каждому из нас зажигаться и гореть, вспыхивать и гаснуть, если кому-то из нас дают второй шанс, а кто-то находит свою судьбу, следуя иному, неочевидному пути, я прошу тебя: Пожалуйста, не сломайся. Это моя последняя просьба.