1184 год Древ
– Ты сегодня мрачен больше обычного. Что опять случилось? – спросил Финвэ, когда смотреть на унылое ковыряние в тарелке стало невмоготу. – Разве? – нехотя откликнулся сын и даже не поднял головы. – Точно. Последние несколько дней слова лишнего не вытянуть. Признавайся, во имя Эру, что ты натворил. – Почему сразу натворил? – удивленно ответил Куруфинвэ и только теперь посмотрел на отца. – Потому что если бы тебя рассердил кто-то другой, его имя знал бы уже весь дворец, – улыбнулась Индис, – а раз отмалчиваешься, значит, винишь самого себя. – Какой я, оказывается, предсказуемый, – слабо улыбнулся юноша и тут же снова нахмурился. Разговор велся на широком балконе, на который открывались двери из покоев короля. Сюда по обыкновению был вынесен небольшой стол, выставлен кувшин с отваром и тарелки с нехитрой снедью: Финвэ с сыном порой встречали здесь утро, глядя на просыпающийся город. Хотя в последнее время подобное совместное застолье становилось все более редким, но сегодня принц не сорвался прочь в мастерские и послушно занял место подле отца. К ним же присоединилась поднявшаяся раньше своих спутников Индис: ее брат и другие ваниар из Валимара, должно быть, еще не покинули своих комнат. К такому распорядку, впрочем, все уже привыкли. – Так мы услышим признание или мне придется сходить к Макатано и спросить напрямую у него? – не выдержал и уже настойчивее произнес Финвэ, когда сын так ничего и не сказал. – Не надо! – вздрогнул тот и хрустнул стиснутыми пальцами, мельком взглянув на Индис; та ободряюще качнула головой. – Я… я всего лишь поссорился с Нэрданель. – Опять? – Да. – И опять из-за пустяка? – Да. – Хорошо, что из-за пустяка, – заметила Индис. – Не знаю… Я испортил заготовку и обжегся. Она меня пожалела. Я нагрубил. – Почему же я не удивлен?.. – А не надо меня жалеть! – Куруфинвэ раздраженно дернулся и неловко поддел столешницу. – Тише, тише, – предостерегла Индис, едва успев придержать покачнувшийся кувшин, – вместо того, чтобы хмуриться и бить посуду, лучше пойти и помириться. – Да знаю я… Думаю, как лучше. В прошлый раз она окатила меня из ведра, я говорил? – Нет, – ответила Индис и спрятала улыбку, – это неплохой способ смыть обиды. – Я и не спорю. Но она же знает меня, зачем же тогда снова то учить уму-разуму, то – еще лучше! – жалеть. Глупая мартышка… Надо ей подарить что-то. Новые резцы? Или украшение? Может, кольцо какое-нибудь?.. Финвэ, добившись наконец немудреных откровений, теперь молчал и только внимательно наблюдал за беседой сына и своей гостьи, а попутно, должно быть, размышлял о чем-то. Но, услышав последнюю фразу, он вдруг выпрямился и осторожно прочистил горло: – Кстати о кольцах. Куруфинвэ… – Думаешь, в самый раз? Пожалуй. У меня есть один турмалин, я еще не гранил его и не показывал никому. – Куруфинвэ… – Цвет красивый, очень насыщенный, Нэрданель понравится. Оправы нет, но что-нибудь придумаю, не беда. – Куруфинвэ. – Решено! – обрадовавшись собственным мыслям, юноша вскочил на ноги. Кувшин на столе опять опасно закачался. – Да подожди же ты! – только и успел крикнуть наконец собравшийся с мыслями Финвэ, но дверь из покоев уже закрылась за спиной сына. Король и дева остались на балконе одни и лишь переглянулись. Индис с улыбкой пожала плечами и привычным уже жестом дотронулась до шейной цепочки. Городские улицы лучами разбегались от вершины холма вниз по склонам, словно сеткой паутины окутывая Туну. По любой можно было идти без боязни заблудиться, и любая привела бы к чему-нибудь интересному: к Большому фонтану или к уставленной скамьями площади, где что ни день собирались музыканты и певцы, к вечно цветущему тихому саду или к домам прославленных мастеров. Финвэ и Индис по обыкновению не стали выбирать путь и рука об руку неспешно брели по улицам и переулкам без особой цели. Встречных прохожих было немного: большинство нолдор в это время либо уже засели в кузнях и мастерских, либо еще не покинули дома, отдыхая от прежних трудов. Потому вокруг было почти свободно, и лишь изредка король и дева обменивались с кем-то кивком и коротким приветствием и продолжали свой путь. Рубленые повороты часто сменяли друг друга, но неизменно выводили к широким лучам больших улиц. А белая стрела Миндон Эльдалиэва то и дело показывалась в просвете между крыш, и даже не будь планировка города столь продуманной и ясной, любой гость сумел бы без труда отыскать обратную дорогу ко дворцу. – Все же не перестану сравнивать, – произнесла Индис, когда они приостановились, разглядывая тянущиеся по обе стороны дома, – в Валимаре легко задуматься и обнаружить себя в каком-нибудь укромном закоулке или в саду посреди улицы. А то и вовсе во дворе перед чьим-то крыльцом. – У нас укромные закоулки называют словом «мастерская». Или «кузня». И там тоже случается вдруг себя обнаружить, – со значением заметил Финвэ. Индис рассмеялась: – Вечно вы хотите разложить все по коробам и склянкам. И себя определить в правильное место. – Да, разложить, а потом собраться и устроить спор, почему коробы слишком большие, а склянки чересчур прозрачные. И вообще, кто так подписывает… – отозвался Финвэ, взглянув в сторону, и они также неспешно продолжили путь. Для этого сперва пришлось обогнуть и оставить позади нескольких нолдор; те присутствия короля и девы, кажется, вовсе не заметили. Столпились они подле одной из стен, где в окружении зверей и птиц шагала вдоль улицы нарисованная Вана. Видно, у почтенных мастеров возникли разногласия по поводу штрихов и линий, о чем и велся оживленный спор. Сам художник тоже в нем участвовал. Согнувшись в три погибели, он стоял коленями на нехитрой подстилке и, не поднимая головы, докрашивал ремешки на сандалиях Валиэ, одновременно успевая что-то бурно доказывать. – Ты давно не бывала в Гаванях. Вот где своеобразный порядок. Начинается и заканчивается на пристанях и у дворца. Торнэ на днях вернулся – снова отвозил камень – и не уставал ворчать, как они трижды обогнули какие-то выстроенные друг на друге дома, прежде чем нашли нужный проезд. – Тот был завешен сетями? – И заставлен корзинами из-под рыбы, – Финвэ усмехнулся, а потом посерьезнел и не сразу спросил: – Индис, ответь, как есть: ты не хочешь покидать Валимар? Нетрудно было услышать в голосе тревогу, но дева остановилась и успокаивающе погладила его по руке: – Вовсе нет. Я люблю Тирион. А главное, люблю тебя. Не переживай, даже если захочется где-то потеряться, до Валимара не нужно плыть через море. Просветлев лицом, Финвэ облегченно вздохнул и, против обыкновения забыв взглянуть по сторонам, склонил голову за быстрым поцелуем. – Ну и слава Эру, – проговорил он, когда они успели изрядно пройти по улице, и добавил: – Не придется все здесь сносить и спрашивать совета в Альквалондэ. – Что?! Я правильно услышал «сносить»? – Индис не успела рассмеяться, как позади раздался чей-то голос, и король с девой резко обернулись. Невысокий худощавый нолдо остановился посреди улицы и выжидающе заложил пальцы за пояс. Судя по убранной под мышку книге и по малость сбитому дыханию, он явно направлялся по какому-то делу, но по пути заметил Финвэ и его спутницу и теперь сумел их нагнать. – Правильно, – подтвердил король и протянул руку, чтобы вытащить из волос собеседника позабытое перо. Наточенный кончик был изрядно перемазан чернилами, но в черных прядях их следы благополучно терялись. – Думаю, стоит расширить Восточную улицу на углу с Верхним кольцом. Там как раз один дом освободит место, чтобы повозки могли разъехаться без труда. – Очень смешно, – заметил нолдо и изобразил сначала страдальческую, а затем вполне искреннюю улыбку. – Доброе утро, Индис. – Доброе утро, Румил, – приветливо ответила дева. Едва услышав за спиной чужой голос, она выпустила руку короля и теперь стояла немного поодаль. – Ладно, ладно, уговорил, сносить не будем, – великодушно согласился Финвэ, а продолжил уже серьезнее: – Через несколько дней начнем расчищать место, подвезем камень и тогда же приступим. Если… Но Румил поспешно остановил его, замотав головой: – Я как раз догнал, чтобы сказать: мы вчера сами все там разобрали и место расчистили. Ученики и подмастерья Сэрвэ помогли. Так что, начинать можно, как только будете готовы. – Вот как. Отлично, – обрадовался Финвэ и пояснил для Индис: та явно потеряла нить разговора и теперь в замешательстве переводила взгляд с одного увлекшегося нолдо на другого: – Мы решили, что пора выстроить отдельный дом, где Румил и остальные мастера смогут хранить свои свитки и книги. Чтобы любой мог прийти и почитать, когда пожелает. – И там же удобно будет заниматься с учениками. А то мой дом становится тесноват для всех. – Какая хорошая идея, – кивнув, согласилась Индис, – у нас во дворце тоже отведена комната под свитки. – Боюсь, нам комнаты уже не хватает… Ладно, мне пора идти. До встречи, Финвэ. Индис, передавай мой привет брату. Пусть заходит: по вечерам я дома. Обычно. – Конечно. Я передам. И мастер развернулся, собираясь отправиться своей дорогой. Но Финвэ, помедлив, еще раз его окликнул: – Румил! – Да? – Через три дня во дворце будет праздник. В честь… В честь гостей из Валимара. Обязательно приходи. Обязательно! Не забудь! – Хорошо, – не стал возражать Румил и легко пообещал: – Не забуду. – Договорились. Они на прощание кивнули друг другу, и теперь уже каждый двинулся в свою сторону: король и дева вниз по улице, к подножию, а Румил наверх, в сторону вершины. Но, пройдя несколько шагов, он обернулся и с улыбкой посмотрел им вслед: Финвэ и Индис снова шли под руку.***
– Я смотрю, турмалин пришелся по вкусу? – крикнул Финвэ, едва завидев сына. Он сидел на подоконнике своей мастерской подле распахнутых настежь створок и по обыкновению смотрел вниз на город, когда вдруг заметил вернувшегося Куруфинвэ. Тот быстро шел ко дворцу через площадь, неся под мышкой какой-то сверток, и по выражению лица нетрудно было догадаться, что терзавшие его мрачные мысли теперь счастливо развеялись. – Да! – радостным голосом откликнулся принц и добавил: – Может, не столько он, но в любом случае мы помирились! – Вот и хорошо! Постарайся впредь быть сдержанней… Ты в мастерскую? – Постараюсь, – усмехнувшись, заверил юноша. – Не совсем: брошу кое-что в комнату и обратно к мастеру. – Это ведь может подождать? Поднимешься? – спросил Финвэ и приглашающе махнул рукой. – Я выйду, пожалуй, – едва услышав их разговор, Индис перестала играть, а теперь и вовсе встала с кресла и отложила флейту; та покатилась по столу и сразу затерялась среди покрывающих его свитков. Финвэ поспешно обернулся и жестом ее остановил: – Нет, не надо. Останься, пожалуйста. Будет лучше, если… Это еще что такое! – не договорив, он поспешно поднялся с места: с улицы доносился усиливающийся шорох. Финвэ нахмурился, перегнулся через подоконник и, ухватив что-то, с силой потянул наверх. – Что за наказание? Для того чтобы подняться, существует лестница. Куруфинвэ! Сначала в окне появилась одна рука, затем другая, с зажатым в ней свертком, выглянула черноволосая макушка, а затем и весь принц, рывком подтянувшись, очутился возле отца. – До лестницы идти через весь двор и галерею, – лукаво усмехнулся он и перекинул ноги в комнату, – а барельефы и ползучий виноград давно испытаны. – Значит, придется избавиться хотя бы от винограда, – недовольно произнес Финвэ и еще раз выглянул наружу: высота была небольшая, но мощеная площадь внизу в случае падения не сулила ничего хорошего – Боюсь, это лишь увеличит риск, – вздохнув, заметила Индис и укоризненно взглянула на юношу. Тот лишь снова усмехнулся и легкомысленно пожал плечами. – Ладно, – наконец снова произнес Финвэ и отошел от окна, увлекая сына за собой, – об этом еще поговорим. А сейчас нам с Индис пора тебе кое-что сказать. – Интересно, – ответил принц и, не глядя, бросил на стол свою ношу. Индис так и не вернулась на свое место, оставшись стоять, и теперь наоборот махнула ладонью, приглашая Куруфинвэ присесть. Тот охотно приглашение принял и, переводя заинтригованный взгляд с отца на деву, по привычке – на полу уже давно имелись отметины – поставил кресло на задние ножки. Финвэ отрешенно проследил за этим движением и отошел к противоположной стене. Вдоль нее выстроились шкафы с самым разнообразным содержимым, и застекленные створки отчетливо отражали и мастерскую, и поймавшую спинку кресла Индис, и лицо самого Финвэ. Он посмотрел на себя и, убрав руки за спину, обернулся. – Ты ведь помнишь, со дня объявления Статута прошло уже два года. И ничего не изменилось, – коротко кашлянув, произнес он и поспешно уточнил: – В решении Мириэль. Ничего не изменилось, она по-прежнему не желает покидать Мандос. – Да, – только и сказал принц; выражение лица его сделалось удивленным, он явно не ожидал такой темы для беседы. – И вот мы решили, что выждали достаточно... И пришло время объявить о нашей помолвке, – выговорил Финвэ и замолчал. Сын тоже молчал, глядя на него все с тем же удивлением. Наконец, он произнес: – Как это? – Мы с Индис решили пожениться, – негромко добавил Финвэ. Принц недоуменно сморгнул и запрокинул голову, чтобы снизу вверх посмотреть теперь уже на Индис, и повторил тем же тоном для нее: – Как это? – Ты ведь помнишь Статут? Мириэль не желает возвращаться, и Валар постановили, что я могу жениться вновь. Я полюбил Индис, и теперь хочу взять ее в жены. Ножки кресла глухо стукнули об пол. – Погоди, погоди, – юноша медленно поднялся и сначала неуверенно, а затем уже быстрым шагом дважды обошел заваленный бумагами стол: – Я помню Статут, еще бы, большей глупости в жизни не слышал. А ведь я что ни день вижусь с Нэрданель, – кажется, он хотел усмехнуться, но раздумал, и на лице мелькнула некрасивая гримаса отогнанной улыбки. – Как ты можешь жениться еще раз? А мама? Погоди, я знаю, что ты скажешь! – он быстрым жестом остановил отца. – Я ведь говорил, что она вернется. Не в этом году, так в следующем, не в нем, так через десять лет. Как же ты можешь взять и жениться снова?! – Куруфинвэ, но она решила, что не вернется. Никогда… – все-таки произнес это слово Финвэ и осторожно приблизился к столу. – Я не знаю, что такое никогда! – ожесточенно ответил принц, еще сильнее повышая голос. Теперь он опирался на стол обеими руками, и мнущиеся бумаги жалобно шелестели в сжавшихся пальцах. – Разве Валар не рассказывали тебе про Арду Исцеленную? Завтра же едем к Ауле, пусть объяснит еще раз! – Куруфинвэ, ведь это Валар приняли решение и дозволили наш союз… – Что еще за союз?! Да я ушам своим не верю! – он дернул было руками, словно захотев заткнуть уши, но остановился. – И вы тоже уже все решили, – вдруг успокоившись, произнес он до странного ровным голосом. Взглянул на устроенный в свитках беспорядок и небрежно расправил скомканный угол какого-то чертежа. – Куруфинвэ, милый, послушай, – вдруг заговорила Индис. С началом разговора она будто оцепенела, но теперь, очнувшись, отпустила спинку кресла и шагнула вокруг стола навстречу принцу; она не заметила, что на руках остались глубокие отпечатки от покрывающей дерево резьбы: – Мы выждали, выждали, как следует. Мириэль знает о нашем желании, и оно не изменило ее решение. Посмотри на отца, разве ты жалеешь, что наша любовь развеяла его печаль? И разве мы с тобой не стали добрыми друзьями? Твоя мать умерла уже немало лет назад, и… – Нет. Она умерла только что, – холодно перебил Куруфинвэ, шагая в противоположную сторону. – Пусть ты развеяла печаль отца. Но вместе с ней и его надежду. А может быть и разум. – Куруфинвэ… – с прорывающимся в голосе отчаянием позвал король, делая еще шаг вперед. Но сын отшатнулся и от него и теперь уперся в подоконник: – Я понимаю, что должен был сказать об этом как-то иначе. Но… Стой! Договорить он не успел, потому что принц смерил их последним холодным взглядом и, не примериваясь, перемахнул через подоконник. Король и дева разом оказались подле окна и крикнули в один голос: – Куруфинвэ! Юноша почти бегом шел через площадь прочь от дворца и не обратил внимания на оклик. На камнях под окном зеленела свежая россыпь вырванных листьев. Индис коротко вскрикнула снова и схватила Финвэ за руки: тот перегнулся через подоконник и теперь уже сам схватился за виноградные лозы. Но тут принц вдруг остановился и, порывисто обернувшись, стремительно возвратился на несколько шагов назад: – Я хотел сказать, что мне плевать на слова, они не меняют сути! Но, может, я и неправ! – Он стиснул кулаки и, не стесняясь окружающих, крикнул через отделившее его и дворец расстояние: – Мне не оставили надежды, пусть будет хотя бы память! Забирай свое имя себе, хочу, чтобы отныне меня звали так, как назвала мама! Все услышали?! Проходившие по площади эльдар в замешательстве и испуге останавливались, бросая взгляды то на принца, то на распахнутое окно королевского дворца. Юноша, не обращая внимания на эти взгляды, так же стремительно развернулся и продолжил свой путь, пока не скрылся на одной из прилегающих к площади улиц. Финвэ тоже больше не было видно: он не стал испытывать судьбу и виноградные лозы и бросился прочь из мастерской в сторону лестницы. У окна осталась ждать чего-то только заплаканная Индис.***
Принц стоял у окна и смотрел вниз, во двор, где его отец держал стремя коня для своей невесты. Слов слышно не было, но не составляло труда догадаться, о чем они, счастливые и улыбающиеся, ведут речь. Вчера прошел праздник, и на нем к удивлению многих и радости не меньших прозвучала новость, что через год король нолдор возьмет в жены сестру Верховного короля. Было сказано достаточно искренних и осторожных поздравлений, и оставалось выждать отведенный срок и подготовиться к грядущей свадьбе. Но прежде этого они с отцом успели переговорить еще раз. Теперь обошлось без криков и ссор, и принц сумел даже извиниться за недавние свои злые слова. Отец долго говорил, рассказывал про свою невесту, про то, как будто впервые увидел ее в свете Древ в тот, давний свой приезд в Валимар… Принц кивал головой и ничего не отвечал: не было ни слов, ни сил. А сейчас он также не смог больше смотреть в окно, сжал кулаки и отвернулся, переведя взгляд на пол комнаты. На нем, притворяясь драгоценными камнями, со вчерашнего дня блестели осколки попавшейся на глаза и вдребезги разбитой старой игрушки. Чужой красивой работы теперь было немного жаль. Но Феанаро мог бы утешиться тем, что однажды он обязательно придумает что-то покрепче хрупкого стекла. И прочнее нерушимых брачных обетов.