Осеннее

      Кристина кутается в плед и пьет клюквенный морс, сваренный мадам Жири. Кристине грустно, а за окнами — непрекращающийся дождь.       Она почему-то думает об ангеле музыки.       Наверное, в такую погоду просто отвратительно сидеть в подземельях, где, как она знает, расположен его дом.       Когда все вокруг навевает грусть, хочется быть поближе к людям... по крайней мере, ей хочется.       Кристина грустит, а Призрак это очень не любит.       Ему нравится, когда она улыбается.       Кристине особенно осенью не хватает сил беззаботно улыбаться, когда для этого нет поводов. Театр не приносит ей счастья, да что ей — театр никому не приносит счастья: ни успешным артистам, ни таким неудачливым балеринам, как она. Малютка Мэг подает куда большие надежды, право же.       Кристине хочется обнять колени и грустить.       Когда дверь чуть приотворяется, и в общей комнате обнаруживается странный гость, закутанный в плащ с ног до головы, девушка вздрагивает и встает.       — Ангел... вы пришли... вот так вдруг?       Кристина не понимает, почему ей так радостно видеть его: такого странного, такого необычного, такого... неземного.       Призрак молча кивает, мягко берет ее за руку и улыбается своей немного робкой улыбкой. Это, пожалуй, все, что ей нужно.       Кристина смотрит на него, и губы сами собой растягиваются в улыбке.       Он чуть удивленно изучает ее, как бы сканируя своим фирменным взглядом в духе "ну что же мне с тобой делать?", изучает от кончиков домашних туфель до самой макушки.       Кристина знает, что ее ждет что-то в духе "моя ученица не должна запускать себя настолько, что я могу принять ее за чучело". Знает, что он не поймет ее состояния.       — Хочешь шоколадку? — интересуется вдруг мужчина, и Кристина вздрагивает.       Шоколадку?       Он предлагает ей... сладости?       Девушка чуть ошарашенно смотрит на него, и улыбка гаснет на лице Призрака. Он мрачнеет и смущенно ежится, точно бы вдруг осознав, какое это глупое предложение.       Кристина не понимает, почему ее так шокирует факт наличия у него шоколада.       Факт того, что нелюдимый Призрак готов ради нее выходить на улицу и общаться с людьми...       — Мне... — начинает было девушка, абсолютно уверенная в том, что откажется. Нет, ну нельзя же так. Нельзя балеринам... — Мне просто необходима эта шоколадка. Ангел, я... я не знаю, как благодарить вас!       Он ошарашенно вскидывает на нее взгляд серо-зеленых глаз.       Кристина нервно приближается к нему.       — Вам надо идти. Скоро сюда придут девочки, и...       — Пойдем со мной. Кристина, я... я приглашаю тебя ко мне в гости. Ты ведь никогда там не бывала, а эта осень выедает тебя всю целиком.       Выедает целиком... как точно сказано! Она действительно истончается, становится пеплом... Ливень выжигает ее, а мокрые листья липнут к телу, стирая все.       — Я согласна, — тихий вздох. — Согласна...       Он подает ей руку, эффектно укутывает своим плащом, прижимает к себе. Кристина ощущает свою миниатюрность еще острее, и от этого она смущенно улыбается ангелу.       Он ведет ее по пустынным коридорам, с каждым новым шагом выглядящим все более и более мрачными и странными. Постепенно в них становится сыро и прохладно, и теплый плащ, накинутый ей на плечо, становится поистине очень приятным событием.       Кристина робко ступает, чувствуя, что они уходят все ниже и ниже.       Вокруг становится все холоднее и холоднее, и отчаянная тоска начинает прокрадываться в сердце с большей силой.       — Как вы живете здесь? Это же ужасно!       Он морщится, и Кристина различает в тусклом свете фонаря в его руке, как кривятся в нехорошей усмешке его губы. Будто бы все ее слова — лишь констатация факта, который ему и так известен.       Кристина не любит ощущать себя настолько наивным ребенком.       Она говорит искренне, но для Призрака каждое слово становится болезненной насмешкой.       Кристина задумчиво покусывает нижнюю губу.       Призрак, наконец, заговаривает, и голос его льдом разбивается о пламенеющее сердце Кристины. Она вдруг ощущает эту его ненависть ко всему человечеству, чувствует его горькое одиночество, на которое он добровольно обрекает себя...       — Каждый устраивает свою жизнь ровно так, как ему угодно.       — Но вам не нравится! Я... я... я знаю.       Он фыркает, поудобнее перехватывая фонарь.       — Мне глубоко безразличен окружающий мир. Имей я возможность избавиться от него полностью, я сделал бы это незамедлительно. Люди не способны... не способны созерцать, не способны творить, чувствовать, жить, в конце концов, если угодно.       Она ежится.       Какой обыденный тон!       — Ты боишься меня?       Она не понимает.       Это не человек. Будь он человеком, Кристина, верно, любила бы его более других людей, но Призрак все же остается существом из иного мира. Он не бесплотен, но при этом девушка отчетливо ощущает иногда его тесную связь с иным, более возвышенным, более справедливым и много более прекрасным миром.       — Я... не знаю, право!       Он лишь посмеивается, ощутимо расслабляясь.       Какой странный сон, похожий на бред!       Кристине все еще кажется, что все это лишь сон, что самое главное — это не проснуться, когда вдруг их путь упирается в бесконечное, утопающее во мраке озеро.       Она слышит плеск воды о борта низенькой лодочки, везущей такой непривычно ценный груз — ее, маленькую и ранимую Кристину. Девушка чувствует: Призрак мыслит о ней именно так, не осознавая, что она выросла, что она совсем уже не тот ребенок, которым была еще несколько месяцев назад.       Отчего она подмечает перемены в себе, но не он?       Сияние свеч окутывает их с головой, и иллюзорный мир Кристины расцветает с новой силой.       Так не бывает...       Черная вода вдруг без единого звука окунается в странное свечение, заполняющее ее целиком, вплоть до мельчайших капель. Кристину окутывают эти капельки света, и она со странной улыбкой ловит их руками.       Ангел Музыки приводит ее в свое царство...       Кристина теряет контроль над эмоциями, и в этот момент она начинает слушать.       Плеск волн поет ей особенную песню. В ней и ласка, и нежность, и гармония — все едино. Кристина оживает вместе со звуками этой музыки.       Свет переплетается со тьмой, и из их соединения рождается поразительный, сказочный, практически невыразимо прекрасный мотив.       Кристина дышит музыкой.       От ее тоски нет и следа, дыхание юной ученицы ангела музыки тягуче-спокойно. Она разом теряет свойственную ей легкость и наивность, вдруг ныряя в эту бездну звука и света с головой.       Туда, к нему, к нему! Туда, куда манит плеск волн и свет в темноте... и это неважно, что он уже играет, аккомпанируя мгле, мгле вязкой и текучей, что пробуждает тьму в душе девушки...       Призрак самозабвенно перебирает клавиши, и Кристина видит в темноте лишь запретную белую маску, чувствует его дыхание совсем рядом, замирает от сладкой неги...       Ей не нужно больше ничто, только этот союз нот, созданных на грани безумия и вдохновения, и музыки окружающей вселенной...       Кристина учится принадлежать.       Ей чудится, что вокруг нее кружит листопад осенних шуршащих листьев — листьев забвения...       Девушка выдыхает, и вдруг вместе с ее вдохом слышит звуки чарующей песни.       Он поет...       Кристина не запоминает слов, но только она чувствует каждую эмоцию, каждое легкое изменение голоса... Призрак раскрывается целиком, и ей остается лишь умирать в муках, внимая его ангельскому голосу.       Ее, Кристины Даае, не существует. Есть только голос, занимающий все пространство, голос, который превращает ее в его безмолвную рабу...       Он мучает ее каждым звуком.       Сладкая пытка, выманивающая сердце из груди...       Когда она оканчивается, переходя в непреодолимо сказочную мелодию чистой темноты, Кристина вдруг осознает, что замерла на самом краю озера и что еще один шаг мог стать роковым.       Призрак задумчиво водит пальцами по клавишам, и те лишь изредка жалобно постанывают.       Она не может заговорить первой.       — Чаю? — спрашивает учитель, и она кивает, возвращаясь к нему, смешно укутавшись в плащ.       Он едва ощутимо касается кончиками пальцев ее волос.       — Тогда прошу... сейчас я принесу все! — он уводит ее внутрь относительно теплой комнаты, и Кристина заставляет себя вспомнить, что ничего не изменилось.       Она все еще в его власти.       Осень сковала ее руки обетами иного, небесного брака...       Кристина не верит сама себе...