Свойства диктатуры

Иногда Мане казалось, что он не в группе играет, а в детском саду воспитателем работает. В детском саду для детей с тяжелым случаем СДВГ*. И шизофренией. И манией величия. И… Вспомнить очередной диагноз Мана не успел: в него прилетела диванная подушка. Мана поднял ее и оглядел коллег, стараясь придать своему виду грозности. Главный он тут, или где? Ожидаемого эффекта, однако, не последовало: все четверо глупо ухмылялись и глядели на него так, словно ни в чем не виноваты. Шире всех ухмылка была, конечно, у Гакта. Вот он, вот он — корень всех бед и зол. Тецу, Тецу был нормальным. Нет, с ним тоже хлопот хватало, но он не превращал репетицию в балаган, не пел с зажатой в зубах сигаретой, не хамил, не подбивал остальных на «подвиги», от которых у лидера болела голова и подкашивались колени. Не выбегал во главе всей компании сразу после концерта в костюме и гриме, пугая прохожих и фанатов дикими воплями, в которых с трудом угадывалось что-то попсовое и корейское. До появления Гакта в группе Мане достаточно было топнуть обутой в сапоги с внушительных размеров платформой по полу ножкой, и все кидались выполнять приказание. Стафф и менеджеры шарахались от него, если он был не в духе. А теперь? Едва более или менее освоившись в группе, Гакт превратился в настоящее стихийное бедствие. И ладно бы, он один! Остальные потянулись за ним. И вот уже Мана входит в студию, и в него летит подушка, потому что этим олухам приспичило поиграть. Ну, не свинство ли! Или еще того хуже — Ками прячет его, Маны, концертные туфли, на сцену через десять минут, а гитарист без обуви! А Ками, Гакт, Кодзи и Юки ржут что твои лошади и даже не думают помочь! Сволочи! Больные на всю голову сволочи! Мана швырнул подушку прямо в широкую улыбку наглого вокалиста и напустил на себя еще более грозный вид. Балагуры слегка притихли, но уже минут через десять репетиция снова начала плавно переходить в цирк с конями. Гакт почему-то решил, что будет очень смешно, если спеть песню задом наперед, а Кодзи — что если сыграть. Ками и Юки хором заявили, что не могут работать в таких условиях, уселись на диван и принялись играть в парикмахера: Юки старательно заплетал Ками косички. — Отставить! — не своим голосом взвизгнул Мана. — Прекратить балаган! Гакт с Кодзи застыли на середине такта, Юки замер, не доплетя косички, Ками молча уставился на Ману. — Если еще хоть раз! — тем же визгливым голосом продолжал командовать Мана. — Я вас всех! Заткнулись быстро! Марш работать! Детский сад! Я вам! .. Он продолжал распаляться еще минут пять. Дыхание его то и дело срывалось, голос больше походил на визг, но речь возымела действие — не такое, правда, на которое Мана надеялся. Музыканты, тихой сапой, стали выходить. К концу своего пламенного монолога Мана обнаружил, что они с Гактом остались вдвоем. Гакт глядел на него и улыбался. Мана вздохнул и сел на диван. — За что ты меня так ненавидишь? — спросил он устало. — Я не ненавижу, — пожал плечами Гакт. — Просто ты такой смешной. — Нашел клоуна… — Ну, ты тиран и деспот, настоящий диктатор. Шаг вправо, шаг влево… А сам… — Не такой я уж и диктатор, просто хочу, чтобы все меня слушались. Тецу вот слушался… И все слушались. Пока ты не появился! Откуда ты только на мою голову взялся?! — Ну, не знаю! — Гакт пожал плечами. — Трудно воспринимать всерьез диктатуру человека, который одевается как кукла. Извини уж. Либо ты диктатор, либо куколка. Определись. Мана с трудом сдержался и не стал выцарапывать Гакту глаза. На другой день он явился на репетицию в строгом мужском костюме. И на всякий случай — с плетью.