Гостья

В этой части Забытой долины царствовала вечная осень. Ветер подхватывал пригоршни листьев и кружил их: казалось, это невидимые руки ткут сухой шуршащий кокон вокруг белых стволов, потрескавшихся древних камней и своей одинокой гостьи. Валерика медленно шла навстречу ветру. Она уже давно покинула Скайрим и не первый день блуждала по месту, единственная карта которого, и то примерная, хранилась под замком в форте Стражи Рассвета. Ей бы ее никогда не отдали, да она и не стремилась. В прошлый раз ноги сами привели ее куда нужно. Вечность вампира – холодная багряная пустота. Валерика старалась не думать о том, что она может потратить ее всю на поиски храма. Долина казалась такой же бескрайней, как сама жизнь, и лишь далеко-далеко, утопая в тумане, заснеженные горы подпирали небеса. Призрачная надежда на то, что на поиски уйдет не вся вечность, а лишь столько, сколько может прожить вампир без свежей крови. Валерика не была слишком удивлена тому, что Серана отказалась от дара их повелителя. Расстроена, пожалуй, разгневана, но – не удивлена. Серана всегда была лучше их с Харконом. Добрая, милая девушка, которая могла бы получиться гораздо хуже в атмосфере вседозволенности их знатного семейства. Это холод благословения Молаг Бала сделал ее твердой, как лед, и такой же колючей. Валерика скрестила руки на груди и взглянула на небо. Ледяные пальцы начали чувствовать холод – значит, скоро даже скрытое за облаками солнце начнет жечь ее кожу, проникая до самых костей, а в горле пересохнет. А у нее с собой не так много крови… Да, Валерике было страшно, что паладин, такой же старый, как и она сама, не сможет ей помочь. Но, помня о наваждении, которое удушливо нахлынуло на нее тогда, при первой встрече с Гелебором, она куда сильней боялась, что не справится с собой. Она села на камень и достала из сумки флакон с кровью. В холоде, с веточкой морозной мириам, она не сворачивалась, но была тягучей и отдавала железом сильнее, чем обычно. И, конечно, вампиру она казалась самым изысканным из всех удовольствий в подлунном мире. Серана отказалась от крови и больше не почувствует, как чужая жизнь вливается в ее вены, согревая куда лучше и надежнее нордского меда и имперского вина. Серана больше не сможет сохранять молодость нетронутой временем. Теперь она может умереть от старости, и тогда… тогда Валерике останется лишь забыть свою дочь. Но как это сделать? Женщина спрятала почти нетронутую склянку обратно в сумку и впилась тонкими пальцами в виски. Дикое искушение побуждало ее вернуться в Скайрим немедленно, поговорить с Сераной – убедить ее! – и снова одарить ее кровью Хладной Гавани. Ужасно эгоистично, но так дьявольски соблазнительно. Не этого ли боялась Серана, выдирая из себя проклятие крови? Опасалась ли она, что эгоизм, вместе с бессмертием и вседозволенностью крепко пустивший в нее свои корни, со временем превратит ее в Валерику? А то и в Харкона – ее обезумевшего гордого отца? Ветер швырнул в лицо Валерике горсть сухих цветочных лепестков и каменной пыли. Закашлявшись, она на миг закрыла глаза, стерла пальцем мгновенно выступившую слезу, а когда открыла их снова – увидела его. Гелебор стоял чуть поодаль, в десяти-двенадцати шагах от нее. Как давно он там был, Валерика не могла сказать: белые костяные пластины его доспеха и белая, с синеватым отливом, кожа сливались с такими же белыми стволами берез, посаженных так густо и бессистемно, как это могла сделать только природа. Но он не прятался, белое на белом; нет, просто стоял поодаль и смотрел. Не на нее ли? – О, – выдохнула вампирша, машинальным жестом убирая со лба прядку, выбившуюся из тугой прически. Невольно она сделала шаг ему навстречу, ненадолго призадумалась и, внушив себе уверенность, снова шагнула вперед. Гелебор смотрел на нее с неверием и – серьезно? – слабой радостью в мудрых печальных глазах. Что же ей напоминал этот взгляд?.. Женщина нахмурилась, силясь вспомнить. Да, да… Знакомая редгардка когда-то рассказывала Валерике о пути через их огромную пустыню Алик’р, и состояние измученного человека, увидевшего впереди зеленеющий оазис – или его реалистичный мираж – она описывала точно так же. Вампирша наконец приблизилась и, не зная, куда деть руки, скрестила их на груди и выпрямила спину, приобретая полное сходство с коронованной особой. Во взгляде паладина промелькнуло понимание. – Здравствуй, Валерика. – Его речь, неспешная, хорошо поставленная – хотя с кем ему было говорить все эти годы? – казалась вычурной, даже пафосной, но не вызывала у нее ни малейшего желания рассмеяться. – И Аури-Эль снова столкнул нас вместе. Это ли не судьба? – Да… пожалуй, что так, – Валерика со страхом внезапно ощутила, что решимость ее слабеет. Скрещенные на груди руки отгораживали ее, да, они защищали, даря минимальный запас безопасности, но Гелебор волновал ее. И… слегка пугал. Она вдруг поняла, что ровным счетом ничего о нем не знает. Ее ищущий взгляд царапнуло знакомое тонкое древко с бледным оперением на конце. Из перчатки паладина, как и в тот день, торчала солнечная стрела. Ладонь, украшенная шрамом, немедленно заныла и ощутимо потеплела, хотя пальцы остались прохладными. Она вспомнила слепящее сияние. Бог Гелебора не хотел видеть ее здесь тогда. Но ведь их судьбы изначально в руках аэдра, и, пожелай они, она никогда больше не встретила бы Гелебора. Так… почему бы и нет? – Позволь, – не позволяя себе передумать, Валерика протянула руку ладонью вверх, указав взглядом на стрелу. Гелебор с сомнением покачал головой, глядя на ее раскрытую ладонь. Перечеркивая линии жизни и судьбы, по алебастровой коже протянулся выпуклый ломаный шрам. Не белый, не розовый, а желтоватый, как солнце, и оттого почти незаметный. Но Гелебор знал, что он там есть, и поэтому видел его совершенно ясно. – Я помню, – она бросила мимолетный небрежный взгляд на ладонь и снова вгляделась в его лицо, в голубые льдистые глаза, – Дай. Мне нужно. – Я уверен, ты знаешь, что делаешь, – с этими словами эльф, решившись, протянул ей стрелу, которую достал из перчатки. Наконечник полыхал бело и остро: должно быть, магия ощущала присутствие нежити. Щурясь, Валерика осторожно взяла стрелу, касаясь только древка. Она смотрела на нее сквозь мелкие щелки между ресницами и смаргивала все выступающие слезы. Зачем она взяла ее? Должно быть, чтобы проверить, случайно ли в тот день стрела вспыхнула и оттолкнула их друг от друга. Должно же произойти что-то… последовать некий знак свыше? Он укажет ей верный ответ: уходить немедленно или – остаться и все рассказать. Это должно быть своего рода поручительством аэдра. Поручительством, что их новая встреча – не издевательская случайность, ниспосланная волею детей Ану и Падомая. Вампирша все же не стерпела. Слеза скатилась по ее щеке и, капнув, упала точно на наконечник. Вздрогнув, Валерика болезненно напряглась, ожидая, что соленая вода зашипит и испарится, но нет… Слезинка медленно, дрожа, прокатилась по острию у самого края, смачивая его, и лишь достигнув заострения, капнула на землю. Гелебор выдохнул. Возможно – и вполне вероятно – ослепленная Валерика не видела разницы. Но после того, как ее слеза окропила лунный камень, полыхание света внутри стало гораздо слабее. Он не погас, но послушно притих. Не был побежден, но признал ее право на присутствие. – Присядь, – паладин опустился на ствол поваленного дерева в шаге от них и похлопал по месту рядом с собой. – Что случилось с тобой? Валерика села. Ее пальцы мягко сжали плотную ткань платья на коленях. Древко стрелы смирно лежало на другой ладони. – Ты единственный, кому я могу рассказать. Это связано с Сераной. Она… отказалась от дара. Стала смертной. – О. Я понимаю… возможно. Но ты пришла сюда, снова. Неужели нигде в Скайриме больше нет никого, с кем можно поделиться? Вампирша впервые открыто взглянула ему в глаза. Они показались ей холоднее льда и глубже долинных рек. Изумительный насыщенный цвет сумрачных небес, никогда не виденный ею у эльфов прежде. Осторожнее, будь осторожнее, Валерика… – Никто из них не касался вечности и не поймет меня. Я прикоснулась к ней. И ты тоже. Сколько тебе лет, Гелебор? Он неопределенно повел плечами. – Я сбился со счета с тех пор, как мне исполнилась тысяча. Она вернула ему стрелу. – В своем заточении я тоже пыталась считать время. Это не имело смысла – там даже не было смены дня и ночи. Да… я же не говорила… Отчасти беда и в этом. Понимаешь, в чем дело… То пророчество из Древних свитков, то, что создал твой брат… свело моего мужа с ума. В итоге мне пришлось спрятать Серану в гробу в забытом подземелье, а самой бежать очень, очень далеко – в иной план бытия. К несчастью, там меня обманули. Я застряла взаперти на куда больший срок, чем рассчитывала. Если бы не хранитель – я провела бы там всю свою вечность. В Каирне Душ нет ни жажды, ни сна, ни усталости. Только бесконечное ожидание и пустота. Гелебор медленно кивнул. Он вспоминал Серану – спутницу хранителя лука. Ее насмешливо-хитрый взгляд, маленькую морщинку меж бровей, не исчезавшую даже в минуты полного восхищения видами Забытой долины, которую Гелебор смог бы, пожалуй, изобразить на бумаге даже с закрытыми глазами. Она была достойна большего – даже он видел это. – Ты и без того потеряла слишком много времени. Я понимаю. Раньше это ничего не значило. Но теперь для Сераны время вновь идет вперед. – И… я бы хотела быть со своей девочкой, чтобы загладить вину. Быть рядом… что ты считаешь? Как лучше поступить? – Это была твоя ошибка, Валерика. То, что ты лишилась этого времени. В итоге все закончилось хорошо для мира, и враг был повержен, но… Я думаю, ты не должна ей мешать. Ты решала за нее тогда – дай ей решить самой сейчас. А быть рядом ты можешь и теперь, разве не так? Валерика вдохнула и медленно выдохнула. Серана сказала ей то же самое. Но как же они не понимают, что когда горячая кровь в чужих венах так близко… она отчаянно, безумно сильно туманит рассудок. Даже сейчас. И она отчетливо слышала мерные удары чужого пульса. Гелебор был спокоен. – Хранитель рассказывал, что у тебя был брат. Ты хотел бы вернуть его? Если бы ты мог сделать это? Паладин вздохнул. Больше он не покажется ей добрым и мягкосердечным служителем разрушенного древнего храма. Все иначе. – Если бы я мог вернуть брата… я сейчас скажу тебе одну пугающую вещь. Я боюсь, что за нее давно должен был умереть. Но… Мне его не жаль. И я этого не хочу. Валерика не ожидала такого ответа. Он заставил ее даже позабыть о жажде. Стук чужой крови слегка участился – тук-тук-тук, не громче сердечка маленькой птички. Никак не получалось отрешиться. Неужели разучилась? – Но… почему? – Мы, паладины, умели многое – и далеко не только махать мечами. Если бы он пожелал, я бы исцелил его за сутки. Но Виртур… возгордился еще раньше, задолго до… этих перемен. Он считал, что Аури-Эль был обязан его защитить. Жаль, что я осознал это все только теперь. Когда… его уже не стало. Эльф повернул голову в ту сторону, откуда лился рассеянный белый свет: – Его тело рассыпалось в пепел с первым новым восходом солнца. Я думаю, так пожелал Аури-Эль. Прежде ни с одним погибшим вампиром такого не случалось. Валерика молчала, пытаясь переварить услышанное. Гелебор отказался от брата, когда тот изменился к худшему слишком сильно. А теперь изменилась ее Серана – но она стала еще лучше. Намного человечнее. Хранитель каким-то чудом сумел здорово ее изменить. Означает ли урок паладина, что Валерика, любя, должна смириться и отпустить свою дочь? Гелебор, казалось, ощутил ее внутренние противоречия. Он за плечи развернул Валерику к себе, взял ее за запястья и прижался своим лбом к ее, медленно дыша. Она ощутила тепло его снежной кожи, а чужое сердцебиение, наоборот, стало едва уловимым. Необъяснимо. – Ты не горячий, – полувопросительно произнесла вампирша. Любые прикосновения к не-вампирам всегда казались ей обжигающими. Лишь это открытие вытащило ее из размышлений. Осознание того, что именно он сделал, пришло немного позже, и тогда его сердце заглушило все мысли. Его стук заполнял все пространство, как и мелодичный голос: – Снежные эльфы так называются не только из-за цвета кожи и волос. Мы так глубоко впустили в себя магию холода, что сами стали как лед. – Он стянул с руки твердую перчатку и взял ее за руку, не размыкая контакта. И верно – пальцы были такими же. Теплыми для Валерики, чересчур холодными для живых людей и меров. Однако в его голосе не звучала совершенная убежденность. Гелебор никогда не знал других рас, кроме своих сородичей, и никогда не здоровался с паломниками, обнажая свои ладони, как сделал сейчас. Мог ли он знать это наверняка? Едва ли. – А может, это потому, что ты живешь слишком долго? – верно уловив эту нотку сомнения, быстро спросила Валерика. Его низкий голос отдавался в ее голове слабой вибрацией, рождая странное, ноющее чувство умиротворения: – Может, и так. Но мое долголетие даровано мне Аури-Элем. Оно не принадлежит мне. Валерика замолчала. Было хорошо – здесь, сейчас. Спокойно. К сожалению, решение было принято ею уже давно, но теперь оно утвердилось окончательно и стало казаться единственно верным. А значит, впереди ее ждет одиночество. Тихое одиночество. Но тут, сейчас, она не одна. Солнце выглянуло из-за густых облаков. Пока лишь бросило горсть лучей в небольшой разрыв, но и этого хватило, чтобы опалить чувствительную кожу. Валерика с шипением отстранилась, высвободила запястья и набросила на голову глубокий капюшон. Лишь нашарив в сумке перчатки, она ощутила собственное сбившееся дыхание. Неверяще моргнув, сделала пару шагов назад – непонятно зачем. Он все равно уже видел. Или слышал. Плевать. Валерика снова скрестила руки на груди, злясь на себя. Сколько ей уже лет? Примерно столько, сколько и ему. Пора стать мудрей. Если рядом с ним это вообще для нее возможно. – Спасибо тебе, Гелебор. Может, ты хочешь… со мной, в Скайрим? Он покачал головой, неотрывно глядя на нее. – Я останусь. Не самые лучшие воспоминания оттуда. – Но и тут ты не жил в счастье, разве не так? – резонно возразила Валерика. Она стояла вполоборота, раздумав уходить. Пальцы неосознанно сжимали край плаща. Бледные пальцы, фиолетово-синие лунки ногтей. Подушечки холодные, как лед. Настал час питаться. – Я посвятил всю свою жизнь Аури-Элю, – упрямо повторил эльф. Совсем рядом, но снова, как в предыдущую встречу, бесконечно далекий. Валерика снова перестала понимать его. Перестала – и рассердилась. – И поэтому он одарил тебя бессмертием? Нет, пожалуй, тут наоборот – он дал тебе долгую жизнь, а ты чувствуешь себя обязанным за это, хоть и не просил бессмертия. Знаешь, даэдра хотя бы не скрывают, что после смерти утащат тебя в свой план. А тебя… «Заперли здесь на века еще при жизни». Она невольно оскалилась. Блеснули заострившиеся глазные зубы, и Гелебор отшатнулся – хоть и стоял достаточно далеко. Больше на отрешенном лице паладина не было ни тени участия. Напротив, тени сгустились под нахмурившимися бровями. – Достаточно. Я понимаю тебя. Но я не могу это принять. Верь в своих богов, Валерика, но не тронь моего. – Не трону. Извини. – Она плотнее укутала лицо в капюшон и ссутулилась, отвернувшись. Солнце засияло еще ярче. Казалось, что сам Аури-Эль услышал их беседу и вознамерился прогнать прочь неправильную проповедницу. Та не слишком возражала, хоть и понимала: войти в одну и ту же реку трижды не удавалось еще никому. У них-то еще будет время постараться вновь отыскать друг друга и пообщаться. А у Сераны его почти не осталось.