Svitz and More Than Svitz

Есть множество способов перековать себя в нечто, куда более совершенное, чем твоя прежняя форма, сплошь состоящая из завышенных ожиданий, ошибочных представлений о мире, самокритики со смещённым вектором и сорока-ста сорока килограмм плоти, крови, костей и нервной ткани плюс-минус сто. Сесиль знал примерно дюжину из них: четыре из начала списка, несколько из середины, а ещё предпоследний и тот, что перед ним. Большую часть из них применять ему не хотелось; по крайней мере, добровольно и в относительно здравом состоянии рассудка. Оставим почётное звание Вечного Скаута тем существам, природным склонностям которых висение в стеклянном аквариуме у всех на виду соответствует больше, чем природным склонностям Сесиля. А если взять во-о-он тот предпоследний способ, который включает в себя некую планету несредних размеров, известную отсутствием солнечной активности и экстремальным рельефом, отчасти состоящим из совершенно неестественных геологических образований (вы ведь помните, что гор на самом деле не бывает, верно?.. потому что если вы считаете иначе, то руки за голову; вы уже окружены и будете направлены на перевоспитание в ближайшие полторы минуты)… Брр. Нет. Лучше не надо. Серьёзно. У Сесиля была совсем другая идея насчёт того, как провести некоторое время своей дальнейшей жизни с толком и приятностью, заполучить бесценный опыт и… даже, может быть, пережить пару-тройку приключений романтического характера. Вероятность наткнуться на которые в родном Найт Вейле стремится к отрицательным величинам, потому что, ну… Когда знаешь в лицо (или в его аналог; или в отсутствие лица, как в случае Пожилой Женщины без Лица, что Тайно Живёт у Вас Дома) почти каждого жителя города, количество потенциальных романтических сюрпризов (речь идёт о приятных сюрпризах, разумеется) оставляет желать лучшего. И что же может быть полезней для молодого человека, едва выпустившегося из высшего учебного заведения, чем впечатления и тяготы, которые может дать только дальняя дорога? (разве что, чтение хороших книг, но поскольку они в очередной раз запрещены… или написание автобиографии, посвящённой той жизни, что ещё ждёт впереди, - но раз уж запрещены и письменные принадлежности… ну или, возможно, медитация в кругу кровавых камней с целью познания себя и окружающего мира, - но, ахем, кто ещё занимается столь устаревшими практиками? Это ведь позапрошлый век!) В общем, путешествие и только так. Путешествие по незнакомым уголкам мира, и поскольку (как все прекрасно знают) наш мир представляет собой звездчатый икосаэдр в двенадцатимерном пространстве, углов, которые можно посетить и сделать из незнакомых до некоторой степени знакомыми, у него много. Очень-очень много. Наука до сих пор вычисляет, сколько именно. Наука вообще занимается уймой полезных и увлекательных вещей. Сесилю бы очень хотелось взглянуть хоть одним глазком на то, как она осуществляется. Хоть когда-нибудь. Но жизнь – штука длинная (кроме тех случаев, когда не очень, и тех, когда она совсем короткая, просто никуда не годится, насколько), и вполне вероятно, такая возможность ему ещё представится. Может быть даже, в путешествии по Европе, в которое он направлялся сейчас в вагоне подводно-подземного метро, обняв положенную на колени сумку-почтальонку, связанную его собственной бабушкой, - как он мог бы поклясться, если бы не помнил при этом совершенно точно, что никакой бабушки у него никогда не было. Особенно вяжущей предметы одежды и мебели из радужной пряжи, что радует сердце и глаза своим насыщенным разнообразным цветом (причём те счастливчики, что умели воспринимать окружающий мир в ультрафиолетовом и инфракрасном диапазонах, получали от созерцания пряжи удовольствие интенсивностью примерно на двадцать три процента выше, чем обделённые природой; так гласил рекламный проспект, собственно и соблазнивший бабушку Сесиля (ни в коем случае никогда не существовавшую) на покупку; а ещё, всё из-за тех же инфракрасного и ультрафиолетового цветов, вывязанные из такой пряжи вещи имели свойство излучать своё собственное тепло и убивать бактерии – к сожалению, как болезнетворные, так и полезные, отвечающие за усваивание пищи и знаний; последнее казалось минусом, но этот минус с лихвой компенсировался тем, что ультрафиолет привлекал насекомых, а кому нужны знания, если есть бабочки?) Так или иначе, Сесиль смотрел в окно и был полон радостных надежд. За окном мелькал обычный для подводно-подземного метро пейзаж: черные массивы залежей каменного угля, взблески жил драгоценных металлов, эпизодические скелеты динозавров и инопланетных существ, а ещё - быстро появляющиеся в поле видимости и точно так же быстро исчезающие из него падучие мини-звёзды, чья колоссальная масса заставляла их низвергаться отвесно вниз до самой чёрной дыры (которую, как известно, представляет собой центр нашей планеты). Довольно умиротворяющее зрелище. Оно убаюкало большую часть попутчиков Сесиля, но только не его. Уж слишком ярким было предвкушение приключений, которые ждали его вот-вот, стоило лишь подождать полторы недели, пока закроется лавовый разлом коры на полпути к цели. Совсем недавно отзвучал дребезжащий голос робо-конферансье, объявившего о глубокодорожных литосферных работах, ведущихся в паре десятков миль перед украшенным гальюнной фигурой носом поезда. Приятно знать, что деньги налогоплательщиков поступают именно туда, куда и должны! В числе прочих важных вещей, вроде общественного образования, кукольных театров, благотворительных тайфунов и исследований плавучести урановых ломов. Как и следовало ожидать, вскоре поезд протяжно заскрипел, вздрогнул всем телом и осел на рельсы, подогнув все свои сорок четыре пары ног. Прямо напротив окна, освещённая неярким бурым светом изнутри вагона, красовалась табличка на языке, который Сесиль распознал как древнегреческое Линейное Письмо Б. Минут десять он провёл в ленивых попытках разобрать хоть что-нибудь, но поскольку учил в школе Отредактированный Сумерийский, прочесть и перевести ему удалось только слова «не» и «айфон», причём значения последнего Сесиль не знал, и поэтому не был уверен, что подобрал американский аналог правильно. Дальнейшее созерцание таблички, а также сидящего напротив двухголового дракона, крепко уснувшего, положив обе головы на вещевую полку (потолок над которой начинал потихоньку чернеть и издавать запах лимона и свежеподкопченой пластмассы), Сесилю быстро наскучило и оттого больше не прельщало. Так что, по некотором размышлении, он решил размять ноги и сходить в вагон-ресторан, скоротав там пару часов из предстоящих полутора недель простоя. Встав со своего места, он закинул на плечо сумку, поправил сползшие меховые наушники и аккуратно, чтобы не разбудить соседа напротив, выбрался из пассажирской кабины. Прикрыв за собой ажурную дверцу, Сесиль огляделся по сторонам. Если предупреждающие таблички на стенах не врут, а именно, не врёт та, на которой нарисовано яблоко с воткнутой в него шестизубцовой вилкой, - значит, вагон-ресторан в во-о-он той стороне. Сесиль пошёл в во-о-он ту сторону, по дороге украдкой разглядывая пассажиров, собравшихся, кажется, со всего юга Северной Америки. Столько новых людей… эм, давайте не будем расистами и скажем существ… в общем, столько новых существ Сесиль не видел до сих пор ни разу в жизни, а ведь это было только началом путешествия! Какие же чудеса ждут его в Европе? Вагон-ресторан был почти полон. За столиками сидели, стояли, парили пассажиры, самыми различными способами употребляя внутрь жидкие, полужидкие и твёрдые питательные субстанции и негромко переговариваясь. На тарелке пожилого азиата Сесиль с гордостью увидел лепёшку из воображаемой кукурузы, наверняка выращенной в Найт Вейле. Никто не умеет выращивать воображаемую кукурузу так, как Джон Питерс! Ну вы в курсе, фермер? Особенно голодным Сесиль себя не чувствовал, и потому решил, что сейчас в самый раз придётся чашечка ароматного кофе и, может быть, черничный кекс… Знаменитый дорожный черничный кекс в форме треуголки станционного смотрителя. Разве это не будет здорово и крайне уместно в начале пути? Тем более, о таких кексах ходят легенды. Причём даже не той разновидности, где протагонист умирает в конце каким-нибудь равно ужасающим и поучительным образом, а рассказчик наставительным тоном выводит горькую жизненную мораль. Так что Сесиль был вполне уверен, что если возьмёт кекс, то досуществует до прибытия в Европу в целости и сохранности. Он пристроился в конец очереди, прямо за человеком, одежда которого сразу привлекла внимание Сесиля безупречной выверенностью и гармоничностью сочетания. Оранжевая майка-технарка (три дюжины накладных карманов, не меньше), гавайские бесшовные шорты с трёхмерными сине-красными принтами, жёлтые угги как раз во вкусе Сесиля (не то чтобы ему не нравились дзика-таби, в которых он был сейчас, нооооо…). За плечом незнакомца висел симпатичный плюшевый рюкзак в виде пауковолка, явно не фабричного изготовления (ремень не был оснащён перфокодами, которыми обязательно обзаводился каждый вещмешок наплечной разновидности, произведенный на конвейере). Сесиль не успел как следует поразмыслить над тем, что из себя может представлять некто, столь привлекательно одетый; подошла очередь оного, и Сесиль получил возможность лицезреть его в профиль, когда он повернулся к специально выдрессированному медведю, чтобы сделать заказ. Лицо парня – как выяснилось, тот был примерно одного возраста с Сесилем – показалось ему смутно знакомым. Где он мог его видеть? Светло-соломенные встрёпанные волосы, улыбка обнажает чуть неровные (как раз до такой степени, чтобы это казалось привлекательным) зубы, глаза… Сложно сказать, какого цвета глаза, потому что они скрыты за солнечными очками, пусть даже не чёрными, а жёлтыми. Ещё одна пара солнечных очков, оранжевая, водружена на макушку, а третья, с зелёными стёклами, висит на вороте технарки. Сесиль поймал себя за тем, что открыто пялится, потому что, библиотекарь подери, ну где же он его видел?.. Взволновавший его воображение пассажир заказал чашку кортадо и дорожный черничный кекс, очаровательно улыбнулся медведю, терпеливо подождал, пока тот переставит заготовленный кекс на поднос, смешает эспрессо со вспенённым горячим молоком и добавит к заказу пару обязательных пакетиков несладкого сахара (сладкий сахар недавно запретили в связи с инцидентом, включавшим в себя слипание неких анатомически разделённых частей тела одного из адептов культа Тростникового Бога). Когда медведь протянул ему заказ, с трудом балансируя подносом на неловких лапах и высунув язык от усердия, пассажир принял поднос быстро и аккуратно, после чего чуть склонил голову перед обслужившим его животным. - Спасибо… И прошу прощения. Сесиль проводил его взглядом до самого углового столика, который до этого оставался единственным незанятым в вагоне, и повернулся к медведю, чтобы тоже заказать кекс и кофе. Выражение морды было у того, кажется, несколько озадаченным, но это мог оказаться всего лишь эффект Кулешова, о котором Сесиль узнал от Фёдора, своего нулогорского друга по переписке. Мы проецируем собственные эмоции на лица или морды, не выражающие на самом деле ничего, кроме безразличия… или как-то так. Сесиль был не очень хорош в русском. Получив спустя пару минут свои лонг блэк, кекс и несладкий сахар, Сесиль отошёл от стойки и завертел головой, пытаясь определить, не освободился ли какой столик. К сожалению, никто покидать вагон-ресторан не торопился, что оставило Сесиля наедине с необходимостью к кому-нибудь подсесть. А это – дело, как известно, очень деликатное и требующее выполнения всех девяти пунктов правительственной инструкции, выпущенной специально для таких случаев. По-хорошему, стоило как следует рассмотреть все варианты, которые предлагала ситуация – этого требовал трёхсполовинный пункт вышеозначенной инструкции. Но взгляд Сесиля неудержимо притягивался к угловому столику, за которым комфортно устроился загадочный пассажир, зачем-то попросивший прощения у служебного медведя. Заметив, что в его сторону смотрят, парень дружелюбно улыбнулся и помахал рукой, так что у Сесиля не было другого выбора, кроме как нарушить трёхсполовинный пункт и подойти к его столику сразу. Сделав сложный ритуальный жест плечами и головой, Сесиль дождался ответного разрешительного и поставил поднос на стол. Осторожно присел, не отрывая взгляда от незна… полузна… где же он всё-таки его видел?.. Пассажир – теперь его официальный партнёр-по-столику – кажется, рассматривал его с ответным интересом. Пункт пятый инструкции требовал начать непринуждённую беседу на темы, отличные от перечисленных в Приложении №0.11, и у Сесиля даже был на примете вопрос, который действительно его интересовал. - Э, хм. А почему ты перед медведем извинился? Это что, какое-то новое правительственное правило? Улыбка партнёра-по-столику несколько увяла, и он опустил глаза. Взял пакетик с несладким сахаром, надорвал, но не высыпал в кофе, а продолжил теребить и вертеть в пальцах. - Нет, нет, что ты, это совсем не правило, - после недолгого молчания ответил он. – Просто, ну… Неприятно вот так способствовать режиму угнетения, пусть даже в роли потребителя. Но извиниться – это пока единственное, что я могу сделать. - Режиму угнетения? – удивлённо переспросил Сесиль. – Ты имеешь в виду то, что правительство использует дрессированных медведей на низкоквалифицированных, отупляющих, изнурительных, конвейерных работах, которые не захотел бы выполнять ни один человек, и заставляет их трудиться лишь за еду, медобслуживание и наркотики? - Именно! – с жаром воскликнул собеседник и от переизбытка эмоций рассыпал сахар по столешнице. Тихо зашипел сквозь зубы и принялся сгребать его ребром ладони в кучку. Добавил драматическим шёпотом: - Ужасно, правда? После чего замер, следя за реакцией Сесиля поверх солнечных очков. - Да, пожалуй, это и впрямь ужасно, - согласился с ним Сесиль, закусив губу и задумчиво постучав ногтем по металлической дужке брэкетов. Это всегда помогало ему собраться с мыслями. – Если посмотреть на это с такой точки зрения. Его собеседник просиял так, что на мгновение у Сесиля закружилась голова от столь интенсивного потока направленной на него радости. - Вот! Вот! – всплеснул он руками (снова тонким слоем разметав по столу собранный было сахар). - Вот ты это понимаешь! А этому Пабло Митчеллу сколько ни говори, у него на всё один ответ: скрыться с глаз в облаке разноцветного дыма. Я даже к нему на экстренные пресс-конференции приходил, все почти, так мне и договорить не дали! Перевоспитанием пригрозили, представляешь? - Ну, перевоспитание – это очень полезное средство поддержания уровня гражданской сознательности, - осторожно заметил Сесиль, немного опасаясь того бурного эмоционирования, которое мог получить в качестве ответной реакции на свои слова. – А кто такой Пабло Митчелл? - А, мэр города, - собеседник неопределённо махнул рукой и снова принялся собирать сахар в салфетку. – И да, я не спорю, средство полезное и помогает Городскому Совету обеспечивать порядок, и всё это для нашего же блага… но медведи-то почему должны страдать? - М, а ты уверен, - начал Сесиль ещё осторожнее, - что они так уж страдают? Ну то есть, на воле они живут считанные дни, да ещё паразиты, начиная от блох и заканчивая аксолотлями, да ещё нет телевизора по вторничным вечерам. В голоде, в холоде. Может быть, для них благо то, что люди дают им работу? И это не угнетение, а симбиоз? Подумай, скольких прекрасных вещей человечество бы лишилось, если бы не эксплуатировало труд медведей. Кафе, театры, общественные бассейны, подарки на Рождество. Кто бы ещё сумел выполнять работу Санта-Клауса так, как они? Может, они помогают нам, а мы – им? Партнёр-по-столику возмущённо фыркнул, но, кажется, задумался над словами Сесиля. Поболтал ложкой в чашке, отхлебнул, так и не насыпав в кофе сахар. Наконец, сказал: - Нет, ну кое в чём ты вроде как прав, конечно. Но подумай сам: они постоянно работают! Почти всё время, пока не спят, а это три четверти годового цикла! У них нет времени на хобби и не остаётся сил, чтобы развиваться как личностям. Может быть, мы считаем их глупыми животными, потому что нам так удобно и нестыдно, а на самом деле они не глупее нас, только постоянный монотонный труд и отсутствие образования мешают им раскрыть свой умственный потенциал? Да и вообще… Как можно быть счастливым, если без конца работаешь? Любому существу нужно время для себя! Чтобы ощутить себя чем-то большим, чем винтик в системе! - Ммм-хм, - Сесилю было, в общем-то, совершенно нечего возразить по этому поводу. Он уже знал, кем будет работать, когда вернётся из путешествия; он знал это с пяти лет, когда впервые услышал пророчество, и с тех пор у него не возникало ни желания роптать на судьбу, ни дурных мыслей по отношению к своей будущей должности. Его привлекала работа радиоведущего, но… Если бы в его жизни осталась только она и ничего больше, что за тоскливая жизнь это была бы! А ведь вести радиопередачи куда интереснее, чем разливать кофе или расталкивать по каминным трубам рождественские подарки. Каждый день новые события, новые люди, новые истории... И хотя покинуть должность ты не можешь под страхом зашвыривания в Радоновый Каньон, как не могут отказаться работать и медведи, уровень удовлетворения от проделанного труда явно не сравнить. - Да, пожалуй, всё это действительно нехорошо по отношению к ним. Но что мы можем сделать, чтобы изменить положение вещей? Традиции использовать медвежий труд – несколько столетий! Ну ты знаешь, с тех пор, как Эндрю Джонсон после отмены рабства заключил знаменитое Берское Соглашение, потому что кому-то ведь надо было выполнять ту работу, которая раньше лежала на перепаханных плетью плечах темнокожих рабов? Разумеется, партнёр-по-столику знал. Этому учили во втором триместре первого года начальной общеобразовательной школы, а знания, полученные в начальной школе, усваиваются накрепко, за что следует благодарить дидактическое влияние специального нейротоксина, распыляемого в классах и способствующего запоминанию нужной информации. Некоторые побочные действия дают о себе знать даже спустя полтора десятка лет (в високосные годы двенадцатого февраля с десяти часов АМ по шесть PM у Сесиля до сих пор дёргался глаз и отрастали жабры, которые на воздухе отчаянно сохли и чесались), но зато это позволяло вспомнить всё, о чём говорилось, читалось и делалось в классе, включая количество букв «Б», которое заикающийся мистер Томпсон произносил в начале слова «Берское». Отодвинув чашку и тарелку с кексом в сторону, собеседник перегнулся через стол к Сесилю. Сесиль понял намёк и стащил меховые наушники, оставив их свободно висеть на шее. Горячее дыхание щекотно обдало ухо, и Сесиль услышал заговорщический шёпот: - Я собираюсь когда-нибудь устроить революцию и помешать твориться несправедливости! Партнёр-по-столику немного отстранился, но не сел обратно, а продолжал смотреть на Сесиля сияющими (даже сквозь жёлтые стёкла очков заметно) глазами, опираясь ладонями обеих рук о столешницу, чтобы не свалиться в кекс или кофе. Сесиль отвёл взгляд, пытаясь осмыслить, что ему только что сказали. Вот так взять и устроить общественный переворот, изменить существующий порядок? К таким вещам следовало подходить с некоторой… осторожностью. Иначе последствия могут быть вовсе не такими, каких ожидаешь. - А ты хорошо всё продумал? Будут ведь жертвы с обеих сторон. Правительство может прибегнуть к своему обычному способу подавления вооружённых восстаний. Ну, к тому, что включает в себя вертолёты спецназначения и вибрирующие обелиски. И что насчёт Секретного Рептилианского Сената Ящериков? Без медведей они не смогут проводить заседания. Как можно совладать с Ящериками? Они ведь неуязвимы для почти всех видов оружия, непробиваемы телепатическими волнами и даже не поддаются щекотательным атакам! Подобная инициатива просто обречена на провал! Партнёр-по-столику вздохнул и опустился на своё место. Уткнулся взглядом в кофе. Взялся за ложку, но помешивать ею напиток не стал, просто сжал в пальцах. - Да, пожалуй, это будет сложно. Очень-очень сложно, - грустно сказал он. – Но ведь нельзя же всё оставлять, как есть. Надо делать хоть что-то. Даже если оно обречено… нельзя ведь просто сдаться заранее и сделать вид, что всё нормально? Что ничего особенного не происходит? Если вот так опустить руки и дать возможность всяким ужасам твориться… То чего мы стоим? Сесиль вздохнул. В Найт Вейле не поощрялись размышления над сложными морально-этическими вопросами, но у него как у будущего Голоса было специальное Разрешение, выданное Тайной Полицией и заверенное на гораздо более высокой ступени иерархии, чем она. И разрешением он вовсю пользовался, понимая, что это точно такая же часть подготовки к профессии радиоведущего, как и тренировка дикции или обучение ясновидению. Но он не думал, что оно понадобится ему в пути, по крайней мере, в поезде метро, и поэтому запихнул его в дальний внутренний карман сумки вместе с прочими документами, парой перфокарт и несколькими карамельками «Взлётная», оставшимися от двух килограмм, присланных недавно Фёдором из Нулогорска. Год изготовления у них был тысяча девятьсот восемьдесят третий, но ведь леденцы не портятся, верно? Положив на колени сумку, он принялся перекапывать её содержимое в поисках Разрешения. Партнёр-по-столику следил за процессом, явно заинтригованный, и выглядел он уже немного менее смурным, чем пару минут назад, когда говорил о необходимости что-то менять даже вопреки очевидной тщетности попыток. - Симпатичная сумка, - заметил он, когда Сесиль, наконец, нашёл нужное отделение и извлёк из него искомую бумагу. - Спасибо, - Сесиль кивнул и благодарно улыбнулся, подняв глаза от Разрешения. – Мне твой рюкзак тоже нравится. Я в детстве мечтал о ручном пауковолке. Ну то есть таком, который бы не стал… ну ты понимаешь. Партнёр-по-столику улыбнулся в ответ, и сделал это очень понимающе, чтобы передать, что он знает совершенно точно, что имеет в виду Сесиль. - Конечно. Я его люблю очень. Бабушка сшила в подарок на совершеннолетие. - Ух ты! – Сесиль взглянул на рюкзак с новой порцией уважения. – Здорово, наверное, иметь такую бабушку. У меня никогда не было бабушки. И уж точно она не вязала ему ту радужную сумку, которую он сейчас держал в руках - Здорово, и не говори, - улыбка собеседника стала мечтательной. – Мне понадобилось всего четыре месяца летней подработки помощником библиотекаря, чтобы выкупить её! Сесиль присвистнул. Если в том городе, где живёт его новый незна… полузнакомец, такая же библиотека и такие же библиотекари, как в Найт Вейле, то его опыт заслуживает всяческого восхищения. Особенно то, что у него по первому наблюдению вроде бы все конечности остались на месте, да и количество глаз соответствует количеству глазниц. - И как же ты… справлялся? С библиотекарями? Собеседник пожал плечами и улыбнулся на этот раз с нарочито скромным видом, за которым явно скрывалась гордость (той разновидности, которая выглядит вполне заслуженной). - Это было не так уж сложно. Я… оставлял приманки в другом конце библиотеки и… В общем, тщательно следил за их передвижениями и старался не попасться. Очень старался. Настолько хорошо, что за все четыре месяца ни одного не видел. - Так может, их и не было? – не смог удержаться Сесиль от вопроса, ни в коем случае, впрочем, не желая им поставить под сомнение доблесть собеседника. - Ооо, нет, - тот состроил кислую мину. – Я слышал звуки, которые они издавали. Шелест и тяжёлое бухание, и липкие всхлипы, будто кто-то отдирает гигантский лейкопластырь, и ещё этот кошмарный скрежет. И натыкался на, эм… следы их жизнедеятельности. Некоторые ещё даже не совсем переварились. Можно было различить отдельные… хм. Он помрачнел и замолчал, ковыряя ногтем крупинку сахара. Сесиль воспользовался паузой в разговоре и отметил в Разрешении сегодняшнюю дату, уколов палец специально воткнутой в картон булавкой и уронив каплю крови в нужную графу. Было бы значительно проще, если бы процедуру несколько упразднили: Сесилю постоянно приходилось наведываться в Бюрократический Корпус, чтобы взять дополнительные бланки, потому что ячеек катастрофически не хватало. А это значило очередное прохождение обязательного Стандартного Ритуала, который включал в себя зачитывание наизусть всех двухсот семидесяти трёх строф Песни об Отрицании в кругу из кровавых камней, сдачу анализов на желудочные полипы и выслушивание рассказа о приключениях, пережитых дежурным клерком во сне сегодняшней ночью (с последующим переводом на жестовый и пересказом другому дежурному клерку в противоположном конце здания). Каждый раз такая морока! Выполнив свой гражданский долг и очистив совесть, Сесиль спрятал Разрешение и снова поднял глаза на собеседника, готовый продолжать разговор. - То, что ты предлагаешь – это бороться ради борьбы. Но зачем? Чтобы тебе самому почувствовать себя лучше? Действующим, за что-то борющимся? А я думал, ты медведям хочешь помочь, а не себе. Партнёр-по-столику всплеснул руками. - Разумеется, я хочу помочь им! Что ты имеешь в виду? Сесиль положил обе ладони на полированные деревянные бока чашки и пожевал губу, ненадолго задумавшись, как бы отчётливей выразить свою мысль. - То, что такие вещи могут сделать только хуже, - наконец, сказал он. - Усугубишь и их положение, и своё. Конечно, ты сможешь сказать «ну зато я попытался», но толку? Иногда лучше ничего не сделать, чем всё испортить, иначе ты окажешь медведям, кхм, медвежью услугу. Ты ведь не полезешь чинить часы, если не проходил скаутскую подготовку и ничего не смыслишь ни в кузнечном деле, ни в гелях, ни во взрывчатке, ни в орнитологии, верно? Если ты попытаешься починить часы без этих знаний, то можешь сломать время. Так и тут то же самое. Что для тебя важнее, процесс или результат? Почувствовать себя Личностью с большой буквы или дать почувствовать себя Личностями медведям? Собеседник не прерывал Сесиля на протяжении всей его небольшой речи; он повторил его жест, держа чашку в сплетённых пальцах. Оба кекса оставались лежать нетронутым в стороне. Когда последний риторический-нериторический вопрос отзвучал, он отхлебнул уже остывший кофе, старательно избегая взгляда Сесиля, и негромко вздохнул. - Да, ты прав, чего уж там. Наверное, как я себе это всё представлял, не очень выйдет. Но может быть, как-то по-другому всё-таки можно? Чтобы что-то получилось? Он посмотрел на Сесиля с неожиданной надеждой, и тот увидел, как чуть подрагивают уголки его губ, готовые расстроенно опуститься или, наоборот, растянуться в счастливой улыбке – и всё это по одному лишь слову. И Сесиль не стал его разочаровывать. Он ободряюще сказал: - Можно, конечно. Например, начать с создания профсоюзов, договориться с теми из юристов, кто выжил в ежегодных соревнованиях – ну, ты наверное в курсе, по обычным дисциплинам: самозащита в деле со смертельным приговором, разрывание зубами Кодексов на скорость, бег вокруг электрических стульев, всё такое прочее. Зато это будут лучшие из лучших, и что-нибудь придумают насчёт того, как внедрить медведям графики отпусков. Опять же, можно начать просветительскую работу… Партнёр-по-столику просиял – ещё лучезарней, чем бывало до этого. - О, это я могу сделать! Особенно насчёт просвещения… Моя будущая работа просто идеально подходит для того, чтобы осведомлять общественность по важным вопросам, рассказывать о том, какая несправедливость вокруг творится, и призывать вместе сделать окружающий мир лучше! Я уверен, что многие будут просто счастливы пересмотреть свои взгляды на каторжный труд медведей, как только получат пищу для размышлений! И я постараюсь говорить об этом так, чтобы никто не попал на перевоспитание и не забыл о том, какие выводы сделал, задумавшись над моими словами… Замечательно! Сесиль неуверенно улыбнулся в ответ, ещё не совсем привыкнув к бьющей через край жизнерадостности собеседника, но поневоле заразившись его энтузиазмом. - А кем ты собираешься стать? – спросил он, снедаемый любопытством; интересно, что за профессия позволяет всё то, о чём говорит его партнёр-по-столику? У Сесиля была одна на примете, но ведь не может же быть, чтобы… - О! После поездки по Европе я снова вернусь на городскую радиостанцию, - с гордостью сообщил тот, явно довольный вопросом. - Только теперь уже не интерном, а самым настоящим Голосом Дезерт Блаффс! Кстати, Дезерт Блаффс – это мой родной город. И заодно самое лучшее место на всём свете! Сесиль фыркнул, но не насмешливо, а дружелюбно: - Бьюсь об заклад, второе самое лучшее место на всём свете. После Найт Вейла. Разреши представиться – будущий Голос Найт Вейла, Сесиль Палмер, - и он протянул руку, чувствуя, как пальцы покалывает предвкушением чего-то нового, до сих пор не испытанного, но определённо замечательного. - Дежу-урные библиотекари, вот это совпадение! – присвистнул партнёр-по-столику. И крепко пожал протянутую руку. – Кевин. И ты обязательно должен рассказать мне про Найт Вейл. Я даже не слышал о таком городе. Думаю, он лишь самую малость менее прекрасен, чем Дезерт Блаффс. Рукопожатие было коротким, крепким и тёплым, и когда Сесиль отнял руку, покалывание только усилилось, распространившись из пальцев в ладонь и дальше. Но оно не было неприятным; скорее, наоборот. - Ага, менее… Как же, надейся! – он улыбнулся Кевину – почти так же широко, как тот улыбался ему. – Найт Вейл потрясающий. Может быть, он и не слишком отличается от твоего родного Дезерт Блаффс… по крайней мере, ваши библиотеки, кажется, точно такие же, как и у нас, да и перевоспитательная программа хотя бы в общих чертах похожа… Но у нас есть много такого, что не встречается больше нигде! Например, совсем недавно прошёл Ежегодный Фестиваль «Уничтожь Луну». Мы все собрались в Молебном Парке и пытались заставить её сгореть со стыда, обливая потоками неконструктивной критики! Когда это не помогло, мэр города созвала экстренную пресс-конференцию, и… Сесиль всё говорил и говорил, прерываясь лишь на то, чтобы отковырять и прожевать очередной лоскуток черничного кекса, и в эти промежутки Кевин всячески выражал свою заинтересованность, задавал вопросы и вставлял замечания насчёт того, так или не так дела обстоят в Дезерт Блаффс. И тоже подъедал потихоньку свою порцию. Потом речь зашла о праздновании Дня Защиты Детей от Книг, и у Кевина нашлась пара-тройка историй со времён его летней подработки в библиотеке; он оказался просто прирождённым рассказчиком, и Сесиль сам не заметил, как настолько увлёкся повествованием, что окружающий мир перестал для него существовать. Совершенно буквально перестал, потому что на какие-то мгновения и вагон-ресторан, и сам поезд, и весь подводно-подземный тоннель пропали, и столик вместе с сидящими за ним людьми остался висеть в пустоте, чернильно-чёрной и нарушаемой только протяжными вспышками падучих мини-звёзд, продолжавших по инерции стремиться куда-то вниз, к своей временно несуществующей конечной цели. Спустя несколько секунд и небольшую вечность мир вернул свои привычные очертания: снова проявились журчание, рокот, дребезг, шелест и стрекотание разговоров, как проявляется над пламенем свечи тайнопись, начертанная муравьиным соком; потом стали возвращаться объёмы и краски, начиная от инфракрасных и заканчивая ультрафиолетовыми. Последними вернулись вещественность и тяготение, и кофе, который сразу же после своего повторного появления застыл бесплотным тауриновым туманом внутри кофемашины (такой же бесплотной и невесомой), первыми своими каплями застучал о деревянное донышко чашки, которую медведь-служащий наполнял для очередного клиента. С миром всё было более чем в порядке. А после кекс вдруг внезапно оказался доеден и кофе – порция лонг блэка и порция кортадо – допит, и в вагоне-ресторане делать стало больше нечего. С сожалением Сесиль поднялся со своего места, опустил тарелку и чашку в специальный контейнер сбоку от столика, где потом они несколькими бригадами разумных лишайников переработаются в заготовки для туристических буклетов, и повесил сумку на плечо. Кевин сделал то же самое, только в его случае на плече устроилась лямка плюшевого рюкзака, сшитого в виде пауковолка. Они вместе, бок о бок, прошли к выходу из вагона-ресторана и образовали небольшой затор, пытаясь пропустить друг друга вперёд, пока их обоих одновременно не выпихнул в коридор мощный толчок необъятного живота (во всех смыслах выдающейся части тела), принадлежавшего беременному наземному морскому коньку, будущему главе многочисленного морскожеребячьего семейства, который даже не заметил двоих замявшихся у двери человек, потому что его глаза были разнесены слишком далеко по бокам головы. Слегка помятые, но во всех прочих отношениях неповреждённые, они переглянулись, и им не нужно было никаких слов, чтобы понять, о чём думает другой. - Ну я это… в пятом, - неуверенно произнёс Сесиль, при этом не делая ни одного шага в сторону означенного вагона. – С двухголовым драконом в одной кабинке. - А я в девятнадцатом. В совсем другой стороне, - Кевин махнул рукой в том направлении, откуда они только что вышли. – Сижу один. Сперва со мной был ещё пассажир, Шоном звали, торговый агент и просто мировой парень… но потом его, кажется, использовали вместо огнетушителя, когда в двадцатом у кого-то случилось спонтанное самовозгорание… так что, кхм. Сейчас место свободно, в общем. И если тебе вдруг надоест компания дракона… Тут он смешался и отвёл глаза, запустив пятерню в волосы на затылке и взъерошив их ещё больше. За этим было немного странно наблюдать, потому что Сесиль уже начал привыкать к тому, что его новый знакомый обычно вёл себя непринуждённо и раскованно, и смутить его, очевидно, было куда сложнее, чем самого Сесиля. Или ему так только казалось? В конце концов, они общались пока ещё очень недолго, и Сесиль не мог претендовать на то, что знает этого человека. Но ему почему-то казалось, что знает. И знает уже очень и очень давно. Временной промежуток, куда более длительный, чем тот, что требуется, чтобы выпить чашечку кофе, съесть порцию черничного кекса и обсудить пару животрепещущих вопросов. И это было странно. Но скорее странно-хорошо, чем странно-плохо. Определённо, куда более странно-хорошо. - Уже надоела. Ты просто не представляешь, как он храпит! Так что я к тебе… если ты не против, - Сесиль застенчиво улыбнулся. И по ответной радостно-облегчённой улыбке понял, что нет. Кевин был совершенно точно не против.