Among the sounds of obsession

Длинное прямоугольное зеркало красуется своей стариной над комодом, прислонившимся вплотную к стене напротив компактного двухместного диванчика. Ещё два зеркала такой же высоты, но чуть поуже, располагаются по обеим сторонам от основного, представляя собой подобие створок, заточённых в обрамление из тёмного дерева с искусно вырезанными узорами по всему периметру. Закрыть бы эти створки и больше никогда не распахивать, но полезные идеи, как водится, приходят слишком поздно, да и рассмотреть поближе то, что застыло на поверхности этих зеркал, не помешает, пусть даже очередная попытка откроет новый десяток себе подобных. Быть может, на сей раз она обернётся удачей, и ситуация, наконец, прояснится, а значит, бороться с проблемой отныне не будет столь тяжко. Может быть… может быть… Недуг имеет привычку отчаянно сопротивляться попыткам пресечь себя на корню. Пожалуй, необходимо быть куда более настойчивым, когда он снова и снова врывается на территорию нормальной жизни и мощным вихрем превращает в руины её спокойную обитель. На тщательную реставрацию и заметание следов уходит немало времени, а что-то и вовсе не поддаётся ремонту, поэтому тут же отправляется в небытие наряду с бесконечными сожалениями о случившемся. Так было с людьми, так было с желаниями, такое случалось с многочисленными предметами, которые не менее дороги и памятны сердцу, чем самые близкие люди. На поверхности трёх зеркал отражаются три совершенно разных человека, хоть и похожи все трое, словно одинаковые капли морской воды, на того, кто неподвижно сидит напротив комода, подтянув колени к груди и обняв их руками. Сузив глаза до пристальных щёлочек, он внимательно смотрит на копии своего отражения, медленно переводя взгляд с одной на другую в попытке осознать что-то важное. Там, откуда он недавно вернулся, не имелось подобной возможности. Приходилось с утра до вечера сидеть на жёсткой кровати и сосредоточенно пялиться в однотонную стену, чтобы увидеть те самые копии посредством своего воображения. Увидеть и забыть навсегда. Молодой человек искренне верил, что это непременно скажется на результате, обернувшись положительным эффектом и долгожданной свободой от недуга. Но белый цвет, в который зачем-то красили стены, неимоверно раздражал глаза и нередко вызывал внезапные приступы ярости. Скорее всего, в такие моменты сознанием всецело овладевало нечто, нашедшее своё отражение на поверхности одного из зеркал. Наверное, в том, что правее, потому как из центра доносится навязчивый шёпот, предлагающий самый лёгкий выход из сложившегося положения, а точная копия, сидящая слева, и вовсе до самых краёв полна равнодушием. Не раз он ловил себя на мысли о бесполезности надуманных методов, когда лежал крепко связанным на жёсткой кровати после очередного краткосрочного приступа и ронял горькие слёзы на белые простыни. Нескончаемая круговерть, из которой, похоже, не выбраться. Безумно и стыдно соглашаться на помощь посторонних людей, если знаешь заранее, что прежним уже не вернёшься, а самые близкие отвернутся от тебя с подозрительной лёгкостью. Впрочем, некоторые из них повернулись спиной ещё в самом начале, предоставив дальнейшие действия слухам, которые, как правило, разносятся очень быстро, передаваясь из уст в уста и обрастая всё новыми и новыми подробностями. Думая об этом, парень, как никогда, мог разглядеть всю привлекательность перспективы навечно остаться в окружении белых стен и поскорее отдать богу душу, лишь бы никогда не соприкасаться взглядом с теми, кто слишком много говорит за спиной. Единственный источник света погас, когда вилка вылетела из розетки. Настольная лампа, всё это время стоявшая на полу рядом с диваном, ударилась о центральное зеркало и вдребезги разбила его поверхность, забрав одно из трёх отражений. То, которое постоянно нашёптывало о многочисленных способах сведения счётов с жизнью и настойчиво мешало искать разумные пути. Пускай проваливает в первую очередь, а с остальными парень обязательно продолжит борьбу. *** Белые прямоугольники не пожелали долго задерживаться на скучном сером фоне. То ли виноваты остатки прозрачного скотча, который приходилось нарезать крохотными кусочками, то ли необходимая разновидность вдохновения привыкла под утро исчезать в окне вместе с тающей ночной темнотой. Ханбин считал, что у человека не может быть всего лишь одна Муза. Их ровно столько же, сколько увлечений. А если то, чему посвящаешь основную часть своего времени, имеет несколько граней, значит, и вдохновению не присуща возможность являться в одинаковых обликах. С другой стороны, вполне может быть, что оно просто по-разному себя проявляет, заставляя творить то одно, то другое или же вообще перекрывая доступ к какой-либо стороне желаемой деятельности. Но слишком уж разными были те Музы, которые переступали знакомый порог в светлое и тёмное время суток. Вдохновение дня призывало к размеренности, неспешным шагом кружило по комнате и умудрялось одаривать некоторой степенью безысходности, хоть и позволяло в полной мере заниматься работой. Вдохновение ночи зажигало свет в самых недрах души, подобно яркому маяку, который указывает заблудившимся кораблям правильный путь к берегу. Ожидание наступления сумерек само по себе являлось стимулом проживать каждый день от начала до конца, чтобы получить ещё один шанс на реализацию грандиозных планов. В то же время, вдохновение ночи несло с собой хаос. Оно торопило, беспорядочно комкало мысли и зачастую вызывало кратковременные приступы паники. Казалось бы, что после активной деятельности в дневное время суток ухватить за хвост эту странную, неуловимую Музу не составляет особого труда, но, тем не менее, она снова и снова касалась зачатков идей музыканта, обещая превратить их в самые настоящие шедевры, и тут же всецело забирала обратно, в открытую смеясь над молодым человеком. Старенький кнопочный мобильник разрывался неприятным на слух, туповатым звонком будильника. Проснувшись, Ханбин не сразу сообразил, почему лежит на полу возле однотонной стены, погребённый под множеством белых листов с непонятными рисунками. За те два часа, что музыкант успел потратить на сон, кусочки скотча не выдержали тяжести бумаги и, с облегчением отвалившись от стены, позволили рисункам беспорядочно опуститься вниз, таким образом, случайно раскидав в стороны всю целостность грандиозного замысла. Тихий стон раздался в тишине однокомнатной квартиры. Парень мысленно просил прощения у своей шеи, которая нещадно болела после пребывания тела в крайне неудобной позе на твёрдом полу. Эта ночь тревожила воспоминания невнятными обрывками, словно молодой человек изрядно напился ещё с вечера и наутро пытался понять, что происходило у него дома на протяжении долгих часов. Тем не менее, он прекрасно помнил, с чего началось такое внезапное забытье. Лучезарная улыбка «во все тридцать два» и узкие глаза-щёлочки мерещились всюду, куда бы ни взглянул Ханбин. В течение дня он ответственно выполнял возложенные на себя обязанности, а то, что произошло с приходом долгожданных сумерек, парень никак не мог вспомнить в необходимых деталях. Алкоголя в пределах квартиры никогда не водилось, да и то откровенное равнодушие, которое музыкант испытывал к перспективе утопить хаос на дне бутылки, не позволяло ему хотя бы один раз притронуться к чему-нибудь крепче, чем кофе. Хоть и бытует в народе мнение, что талант не пропьёшь, однако Ханбин отнюдь не считал его правильным, предпочитая твёрдо стоять на ногах и мыслить достаточно трезво. Впрочем, его дружба с «нормальностью», как ни крути, немного отличалась от той, что была принята в окружающем социуме. Само понятие «нормы», в понимании парня, имело множество цветов и оттенков, а потому он не стремился однозначно делить поведение людей всего лишь на «чёрное» и «белое». Начнём с того, что он вообще перестал стремиться к людям, дабы и они не имели возможности причислять его жизнь к одной из двух крайностей. Заметив свой ноутбук, который каким-то неведомым чудом переместился со стола на пол, музыкант подполз к нему на четвереньках и, слегка постучав пальцами по тачпаду, увидел на экране открытый секвенсор для написания музыки. Всё ещё до конца не проснувшись и пребывая в каком-то подобии ступора, парень смотрел на всевозможные плагины, пытаясь понять, что к чему. Похоже, этой ночью он снова пытался написать для себя нечто путное, однако на сей раз попробовал ещё и сводить воедино получившиеся аудиодорожки. Не рановато ли?.. Ещё раз окинув взглядом бардак на экране, Ханбин нажал на воспроизведение и в ту же секунду окончательно пришёл в себя после недолгого сна. С другой стороны, он смутно догадывался, что всё ещё спит, потому как происходящее ни в коем случае не может являться реальностью. Созданная ночью композиция оборвалась примерно на половине, и музыкант, до конца не поверив в случившееся, медленно перевёл взгляд в сторону груды рисунков, валявшихся возле стены. Один из двух листов, всё-таки продержавшихся до утра на сером фоне, оторвался в ту же секунду и плавно спустился на пол, оказавшись в нескольких сантиметрах от ног Ханбина. Бесчисленные линии, сплетённые движением простого карандаша в лабиринт, повествовали о чём-то невнятном. Здесь можно разглядеть и густые леса, и морские волны, и женщину, открывающую зонт в преддверии внезапного ливня. Парень слышал, как по лабиринту гуляют отрывки написанной музыки, однако полную картину возможно составить лишь в случае, если удастся разместить все рисунки в том порядке, в котором они находились несколько часов назад. Вскочив с пола, Ханбин подбежал к стене и, подобрав бумажные листы, начал вспоминать, как именно они должны располагаться. Однако клейкая поверхность скотча, уже успевшая изрядно подсохнуть, не желала восстанавливать целостность неясной картины. Рисунки падали с однотонного серого цвета и беспорядочно опускались вниз, игнорируя старания автора. А может, во всём виновато наступившее утро, в свете которого нет места для Музы, привыкшей к ночной темноте. *** Осень любит преподносить сюрпризы внезапной сменой погоды. Солнечный свет, придававший красновато-позолоченным листьям ещё большую яркость, полностью скрыл угасающее тепло за плотной грядой облаков. И хоть не спешили они барабанить по крышам долго копившейся влагой, температура за окном очень быстро и ощутимо упала, окутав неприятным холодом беззащитные пальцы. Привычное спасение можно найти за дальним деревянным столиком, который редко бывает занят кем-то посторонним. Ханбин считал, что это место принадлежит только ему, поэтому, войдя в помещение, целенаправленно пошёл туда, где не приживаются даже самые слабые отголоски уличной суеты. Вот-вот пойдёт дождь, а значит, можно немного задержаться и растянуть удовольствие, ведь музыкант никогда не имел обыкновения таскать с собой зонт. Расслабившись, он сел за уютный столик и, чуть приподняв козырёк серого берета, окинул взглядом кафе в поиске знакомого официанта. Ничто не предвещало беды. Но каково же было удивление Ханбина, когда рядом оказалась та самая девушка, с которой он поступил весьма некрасиво, пригласив к себе на ночь и всю ночь игнорируя. - Ты что здесь делаешь? – шокировано спросил музыкант, несмотря на то, что явный ответ напрашивался сам собой и заключался в униформе, которую носили работники данного кафе. - Присматриваю за тобой, разумеется, - как ни в чём не бывало, ответила девушка. Её внезапное появление застало парня врасплох. Откровенно говоря, за последние дни, проведённые в работе и поисках, он вообще успел забыть, что с кем-то встречается, - От тебя полторы недели ни слуху, ни духу. Вполне естественно, что я начала волноваться. Но зная твою привычку пить крепкий кофе в одном и том же месте, решила уволиться с предыдущей работы и ездить сюда. Конечно, уйма денег уйдёт на проезд, но зато мой парень ежедневно будет находиться под присмотром, - она улыбнулась, изящным жестом поправив медовые волосы, собранные в аккуратный хвост. Из всего вышесказанного Ханбин с удивлением выудил только то, что с момента неудачной ночи прошло полторы недели. Как?.. Когда?.. То ли время умудрилось окончательно спятить, то ли музыкант, с головой погрузившийся в творчество, перестал смотреть в календарь. Немного помолчав и отчасти переварив полученную информацию, он почувствовал беспричинное волнение, которое стремительно разрасталось внутри. - Ты кому-нибудь здесь говорила о том, что я твой парень? – поинтересовался молодой человек, хоть и понятия не имел, для чего ему так сильно необходим ответ. - Да, один работник… ммм… Ким Чживон, кажется… прости, я ещё не очень хорошо знакома с персоналом. В общем, он спрашивал про странноватого типа, который каждый день пьёт отвратительный кофе без сливок и сахара. Я сразу поняла, о ком идёт речь, и сказала, что мы встречаемся. Ким Чживон… Ким Чживон… тот самый ли это официант, за которым Ханбин украдкой наблюдал всё это время? На бейджике, конечно, чёрным по белому написано имя, но парень постоянно забывал посмотреть, потому как внимание отвлекало то самое непонятное тепло, разливающееся по телу при виде весёлой улыбки. Что ещё девушка успела наговорить про музыканта за первые часы рабочего дня? Рассказала о том беспорядке, что царит в его комнате, снизу доверху увешанной разноцветными лампочками? Или поведала всему персоналу кафе о подробностях музыкальной деятельности? А может, создала на словах образ какого-то ненормального типа, который помешан на создании музыки? Что, если из-за её рассказа тот официант больше никогда не приблизится к самому дальнему столику?.. Почувствовав надвигающуюся безысходность, Ханбин опустил голову, прислонившись лбом к тёплой древесине. Из-под козырька берета доносился тихий скулёж. - Если ты хотел шифроваться, то мог бы заранее об этом предупредить, - продолжила девушка в ответ на его реакцию, - А сейчас уже поздно. Все мои подруги видели твою фотографию. - По-мо-ги-те… - еле слышно сказал музыкант, тихонько ударяясь лбом о столешницу в такт произносимым слогам. Он как-то пропустил тот момент, когда превратился в подобие карманной собачки. Собственно, как и тот, когда у подруги появилась его фотография. Их отношения не знали общих интересов, романтичных моментов и приятно проведённого совместного времени. Всё это вообще с большим трудом можно было назвать отношениями. Парень совершенно не понимал, что происходит, и, главное, зачем. Мечтая получить прилив вдохновения, окунувшись с головой во что-то доселе непознанное, он не нашёл даже крупицы удовлетворения бесконечных поисков, но зато приобрёл на свою голову какие-то нелепые обязанности. Возможно, музыкант и выполнял бы их в надлежащей мере, если бы имел однозначное представление о том, как это делается. Ожидания подруги обернулись суровой реальностью уже в первый день, когда из всего многообразия цветов парень умудрился выбрать именно те, на которые у неё аллергия. - Ты ненормальный, Ханбин, - девушка продолжала стоять рядом и смотреть на музыканта, который по-прежнему не отрывал лба от тёплой столешницы, - Посмотри на себя. Тебе утюг подарить? – она подёргала за рукав мятой кофты, - Когда ты уже бросишь свои дурацкие увлечения и остепенишься? – парень резко затаил дыхание, не веря собственным ушам. А подруга, тем временем, продолжала, - Выбросил бы весь накопившийся хлам, нашёл бы нормальную работу и стал бы таким же, как все. - Как все? – он поднял на неё разочарованный взгляд и не услышал ни слова из дальнейшей возмущённой речи. Все разговоры, долгие повествования, всё то, о чём подробно рассказывал музыкант, пытаясь посвятить девушку в собственные ощущения, преподносимые окружающим миром, оказались напрасны. Она не могла понять его чувства или же просто не хотела этого делать. Но как не понять?.. О чём она думала, пока парень старался максимально распахнуть свою душу? Слушала ради приличия, чисто из вежливости, не понимая всей сути бесед? - …Я не решалась появляться на пороге твоего дома без приглашения, но неужели так сложно ответить хотя бы на один звонок? – громкие мысли перестали подавлять привычные звуки, и те вернулись обратно, больно ударив по ушам. Ханбин успел понять то, что было сказано в качестве завершения длинной речи, и вот тут уже готов был поспорить. - Врёшь, мне никто не звонил, - он полез в карман за стареньким телефоном, чтобы доказать правоту своих слов, и чуть ли не остолбенел, увидев на экране уйму пропущенных, последний из которых принадлежал номеру заказчика, - О, нет… - прошептал молодой человек, с ужасом пялясь в телефон. Девушка скрестила руки на груди, победно улыбнувшись, однако парень в очередной раз сокрушил в прах её ожидания, - Чёрт-чёрт-чёрт! – воскликнул он и посмотрел на подругу, - Мне час назад звонил один из заказчиков! Каким образом я умудрился это пропустить?! - так и не успев взять крепкий кофе без сливок и сахара, который, вообще-то, вовсе не был отвратительным на вкус, Ханбин сорвался с места и помчался на улицу, где уже вовсю моросил мелкий дождь. - А то, что я звонила тридцать семь раз, тебя вообще не волнует?! – крикнула девушка ему вслед, но парень даже не обернулся. Вовсе не потому, что по природе своей он был невежливой сволочью. Просто мысли имели обыкновение не только заглушать чужие слова, но и настойчиво мешать сосредоточиваться на собственных действиях, - Ну, и проваливай! Хоть женись на своей музыке! – её слова наполнились обидой, когда музыкант оказался за пределами кафе. Густо покраснев, девушка быстрым шагом направилась в подсобку, чтобы успокоиться и не слышать, как перешёптываются посетители, ставшие свидетелями неприятной ссоры. Молодой официант, который всё это время находился неподалёку, проводил её пристальным взглядом, сузив глаза до внимательных щёлочек.