Им предначертано одиночество

Горячие руки скользят по прохладному почти неосязаемому телу, оставляя невидимые метки, задирают подол тёмного, как ночь, платья, скользят по светлым стройным ножкам. Холодные руки ловят горячие пальцы, подносят к бледной щеке, чтобы коснуться тонкими губами загорелой мозолистой ладони. Он открывает рот, чтобы извиниться, ну, или просто оправдаться, хоть это и не в его стиле, характере, сущности, но «подарок» с Другого Мира, что он нашёл лет двести назад, даёт о себе знать сладким томлением в сердце, но невысокий стройный силуэт девушки прикладывает тонкий пальчик к его губам, давая понять, что слова сейчас не требуются, а потом приподнимается на носочки и касается губами его губ. Впервые за всё время их нередких встреч и долгих молчаливых прогулок она первая преступает черту. Раньше его бы это позабавило, но сейчас он вздрагивает и прижимает одной рукой к себе хрупкое и нежное создание. Размыкает губы, прихватывая тонкую губу девушки, зарывается свободной рукой в мягкие туманные волосы. Чувствует, как невесомое тело дрожит в его руках, но не от страха или холода; это почти привычка или её природа даёт о себе знать, ведь он так и не изучил её до конца, бросив всё на половине пути просто от скуки, а потом не вспоминал, пока не встретил здесь. Они инь и янь, мужчина и женщина, жара и холод, хаос и порядок. Но им обоим судьбой предначертано одиночество. Они другие, не такие как все. Возможно, даже не люди. Тёмные глаза встречаются с заискивающим немного затуманенном взглядом изумрудов, прищуриваются и указывают за спину. Надо спешить, ведь утром она вновь исчезнет, ещё до восхода солнца — заклинания надолго не хватает, всё-таки здесь не Ехо. Сейчас можно быть собой, и оба это знают. Здесь можно всё, кроме колдовства и разрушений. Их это устраивает. Он пришёл не разрушать. Он обещал. А кроме одного единственного заклинания и колдовать не надо. Она холодна, как туман в дождь, и согреть её не представляется возможным, только магия. А он горячий, как полуденное солнце, что может запросто сжечь её. Они обжигают друг друга жаром и холодом, не боясь последствий. И, вопреки ограниченному одной лишь ночью времени, их движения неторопливы, но слегка болезненны. Он прикусывает её тонкую шею, угловатые плечи, бледные губы, а она царапает короткими ноготками его загорелые плечи, цепляясь за них, как за спасительный якорь в этом безумии.

***

— А в том Мире, откуда Он пришёл, это считается аморальным, — тихо произносит Лойсо, лёжа на большой кровати. Его руки закинуты за голову, а сам он наблюдает за передвижениями девушки, которая тихо собирает разбросанные по комнате вещи. — За такое сажают в тюрьму. — А ты пойдёшь туда сдаваться? — девушка вскидывает брови, а потом заливается смехом. — Большинство, что происходит в этом Мире странно для Его Мира, — потом смотрит на светлеющее за окном небо и добавляет. — Скоро рассвет. Мне пора. — Я ещё вернусь, — тихо произносит Лойсо Пондохва прежде, чем за ней закрывается дверь. Прикрывает глаза. Перед взором предстают картинки легенды, которую он слышал попав в загадочный Мир, где все всё про всех узнают прежде, чем главный герой информации узнает об этом. Там он встретил несовершенного человека — несовершенное оружие, которая рассказала ему про демона Кацу, что сама создаёт себе спутника жизни. И Кацу тоже разрушает всё, что ей не нравится. Что ж, они, действительно, похожи. Та девушка была права, когда сказала, что из этого союза выйдет идеальная разрушительная мощь. Только Кацу ненавидит мужчин. Ну, и ладно. Невелика потеря. Лойсо медленно потягивается, а потом, наконец, встаёт с кровати и берёт с края свою одежду. Так же медленно одевается — ему спешить некуда, а потом выходит из дома, не забыв проверить, что находится за дверью; не хотелось бы снова очутиться неведомо где. Город, безусловно, красив, хоть и малонаселён, но со временем это исправится, когда этот мальчишка вернётся сюда, и вернётся же, куда он денется? Но сегодня Лойсо не сильно настроен на любование пейзажами, в его голове роятся мысли, и он их думает, идёт, не разбирая дороги, на автопилоте переставляя ноги. И знает, что всё равно придёт к канатной дороге, откуда уже можно начинать путь в другие места.