decemberunderground

Время скоро перевалит за полночь, в общежитии полумрак, лишь тоненькая полоска из-под двери и шум воды показывают хоть какие-то признаки жизни. Чонгук понятия не имеет, кто тот герой, которому сегодня хватило сил доползти до элементарного — душа — после изматывающей репетиции. Ему самому кажется, что его пару раз скрутили, выжали все, что только было возможно, и бросили безвольной, бессильной тряпкой на диван в общей комнате; кажется, будто его тела вообще материально не существует, однако колено, которым Чонгук сильно ударился об паркетный пол во время танца, и затекшее плечо напоминают обратное. Ему слишком лень повернуться и принять другое положение, слишком лень достать из кармана телефон, который пару раз вибрировал из-за оповещения, слишком лень встать и доползти до кровати — при таком раскладе и диван сойдет. Все подождет до утра. Вода затихает, слышится чье-то ленивое шарканье ногами по полу мимо лежавшего на диване Чонгука, кажется, его тыкают под ребра, но потом бросают эту затею, и общежитие погружается в тишину: все мемберы отдыхают, кроме рэп-лайна, которым после тренировки хватило силы воли (ну и просто сил) пойти в студию. Чонгук успевает провалиться в короткий крепкий сон, когда в общежитие шумно заваливаются Хосок с Намджуном, но, заметив уснувшего макне, затихают и перешептываются, стягивая кроссовки и куртки. Намджун расталкивает спящего макне и тащит его в комнату на кровать, Чонгук сонно угукает на голос Рэпмона и машинально переодевается в одежду для сна. Когда макне падает на мягкую холодную кровать, сон снимает как рукой. Юнги не пришел. Чонгук постоянно ворочается на кровати, пытаясь найти удобное положение; колено продолжает немного болеть. В голове мысли слишком неясно и быстро плывут, и Чонгук даже не успевает за ними уследить. Ближе к четырем часам утра слышится хлопок двери, шуршание куртки и стук обуви об пол. Пришел — последняя и самая ясная и четкая мысль, которая болезненно давит на виски, и Чонгук наконец-то проваливается в долгожданный сон, запутавшись ногами в одеяле. Изо дня в день Чонгук страдает бессонницей, пока Шуга не возвращается ближе к утру в общежитие. Изо дня в день Чонгук хочет поймать Юнги в коридоре во время перерыва, даже, бывает, тянется своей рукой к чужой, но одергивает и проходит мимо. Изо дня в день Чонгук называет себя дураком, а потом бесится и, как обычно, ночью пытается спрятать под одеяло замерзшие стопы и выдыхает в подушку, когда в коридоре слышится звон ключей, положенных на тумбу, глухой стук кроссовок, брошенных в разные стороны, и почти неслышные шаги вглубь общежития. Чонгук ненавидит заниматься самокопанием, он совсем путается в своей голове, пытаясь поймать за хвост свои мысли и чувства, но они выскальзывают из его рук, и Чонгука раздражает вся эта поебень еще больше. Просто он не хочет видеть очевидное, и нет того, кто смог бы ткнуть слепого котенка в миску с молоком — правдой: остальные ребята привыкли к холодности и отстраненности макне и не обращают внимания на перемены в его настроении, состоянии и поведении. /// Очередную ночь Чонгук листает скучные новости в соц. сети и, бросив взгляд на время, замечает, что Юнги должен был уже вернуться. Макне убирает телефон под подушку, переворачивается на спину и раскидывает руки в стороны. Ему душно и совсем не хочется спать. Чонгук снова пару раз меняет положение на кровати, закручивая одеяло вокруг себя, а затем уже наспех надевает спортивные штаны, поверх футболки толстовку, влезает в чьи-то из ребят кроссы и идет на улицу. Ночной декабрьский Сеул тих, спокоен и прохладен, а улицы почти совсем безлюдны — изредка проходит мимо пара прохожих и исчезает за поворотом. Чонгук, съежившись от пробирающего под толстовку холода, снова пытается разгрести то немереное количество мыслей в голове, медленно петляя между домами, вдыхая свежий воздух и выпуская клубочки пара. На полпути домой он решает делать то, что хочет, и резко поворачивает в другую сторону, накидывает капюшон на голову и быстрым, твердым шагом направляется в студию. В тесной студии душно и стоит полумрак: лишь iMac тускло освещает задремавшего на сложенных руках на столе Юнги, его черная шапка немного съехала на бок, на столе полный бардак: много смятых листков, пару упаковок еды и еще чего-то непонятно-незнакомого и открыта программа по аранжировке. Чонгуку дико хочется прослушать трек, но он поднимает на ноги Юнги, которому вообще все равно, что и кто с ним делает, и, натянув на сонного хена маску и спрятав его чуть теплую руку в своем кармане, тащит его в общежитие. Холодный воздух немного бодрит, и Мин уже самостоятельно разувается в коридоре и топает в комнату спать. На следующий день их таскают по мероприятиям, и Юнги, как обычно, молчалив и кажется более бодрым, чем Чонгук. Вечером же макне и Хосоку выпадает очередь идти за продуктами. Закупив еды, Хоуп забирает пакеты у Чонгука и отправляет того со сложенной пополам бумажкой в аптеку, а потом просит занести купленное в студию Шуге. Аптекарь, взглянув на бумажку и забрав деньги, отдает Чонгуку красно-белую упаковку с незнакомым ему названием. Чон выходит на улицу, вертит ее в руках и сует в карман. По дороге в студию к Юнги Чонгук заходит в кафешку и, отстояв в очереди, покупает еду и кофе себе и хену, у которого, возможно, еще с обеда в желудке пусто, как и у макне. В студии тихо, слышны лишь скрип карандаша да негромкая музыка в наушниках, висящих на шее Юнги. — Эй, хен, — Чон окликает Шугу, и тот в удивлении хмурится появлению Чонгука в студии. Макне ставит пакет с едой на маленький черный кожаный диван и кидает ему в руки, кажется, таблетки: — Не за что. Шуга ничего не отвечает, вертит упаковку в руках, кривит губы и отворачивается к монитору. Чонгука пронизывает раздражение, которое он в себе давит, и задает волнующий его вопрос: — От чего они? Шуга отрезает своим резким спасибо, и макне явно не нравится этот ответ; раздражение растет еще больше, но он только кривит губы и ставит громко на стол рядом с Юнги пластиковый стаканчик кофе. Тот от неожиданности слегка вздрагивает и смотрит сначала на кофе, а потом на Чонгука снизу вверх, но Чонгук гордо возвращается к пакету и достает две коробочки китайской еды. Одну он ставит рядом с кофе Юнги, а вторую ест, закинув на подлокотник дивана ноги в песочного цвета ботинках, и запивает потом сникерс горячим кофе. Шуга тоже ест и продолжает работать, а Чонгуку просто вроде нравится и уютно вот так сидеть в молчании с Юнги в четырех стенах. Все раздражение сходит на нет, и Чон засыпает на диване, утомившись приятной тишиной и неинтересными постами в твитере. — Эй, — Юнги толкает Чонгука в бок. Он уже в куртке и с неизменной шапкой на голове, а макне мерещится противный горький запах. Выйдя уже на темную улицу, Чонгук слегка теряется во времени. Юнги тянет себе на голову еще и капюшон куртки и идет в сторону общежития. Чонгук догоняет хена и равняется с ним. Между ними висит молчание, которое Чонгук замечает даже не сразу. Ему комфортно и спокойно, как раз то, что ему по душе. В голове приятная тишина и не бьются в истерике мысли «что сказать?», «о чем вообще говорить?», и Чонгук бросает взгляд на рядом идущего по мокрому асфальту Юнги, которого, кажется, тоже все вполне устраивает. С неба кружат белые кусочки мелко порванной бумаги А4, Чонгук тормозит, ловит несколько на выставленную теплую ладонь и наблюдает, как те мгновенно тают; Юнги тоже останавливается, вскидывает взгляд к черному небу, хмурится и морщится, когда снежинки попадают на бледные нос и щеки, трет мокрые следы и устало шаркает подошвами дальше. Дойдя до общежития, они молча теснятся в коридоре, снимая кроссовки и куртки, и Юнги идет в свою комнату. Чонгук провожает его взглядом, а потом падает на кровать и снова засыпает. В голове пустота. /// Когда Юнги в очередной раз нет в общежитии, кто-то шутит, что тот скоро совсем переедет жить в свою тесную коробку. Чонгук на такие слова улыбается только для вида, и идет вечером на прогулку с Тэхеном и Чимином, которые нуоченьслишкоммного болтают и смеются. Чимин такой добродушный и наивный, что легко поддается на шутки и провокации Тэхена, а Чонгук уныло плетется рядом с одногруппниками, почти не слушая их и не участвуя в разговоре. Ему хочется тишины, ему хочется свернуть в другую сторону и пойти в другое место. Он прикидывает, что если в самом деле так сделает, то его исчезновения эти двое даже не заметят. На обратном пути домой Чонгук говорит, что вернется чуть позже, и те соглашаются, напоминая, что мелкий сам от менеджера отхватит. Чонгуку как-то плевать, что в прочем как и всегда было. Зайдя в студию, макне хмурится, заметив лежащего на столе и обхватившего голову руками Шугу. На чонгуковское эй, хен! Мин шипит и сжимается еще больше. У Чонгука все внутри встряхивается; он подлетает к Юнги с вопросами, на что тот тихим, сдавленным голосом говорит тише ты и сжимает голову своими холодными руками сильнее. Чон теряется и тихо говорит хен, но тот только шепотом просит еще тише. — Что с тобой? — Чонгук тоже шепчет, вцепившись в рукав чужой толстовки, его начинает одолевать паника, а руки — слегка потряхивать. — Неважно. Это пройдет, — голос хрипит и приглушен от закрытого лица руками. Чонгук вспоминает про какие-то таблетки, которые он покупал в прошлый раз для Шуги по просьбе Джей-Хоупа: — Может, таблетки? Юнги тут же резко отрезает своим не хочу, но Чонгук словно не слышит эту детскую капризу: — Красно-белая пачка? Юнги слабо кивает. Чонгук быстро ищет ее на захламленном столе, переворачивая все и устраивая еще больший беспорядок, и находит нужную коробочку с серебристой пластинкой внутри, в которой отсутствует только пара таблеток. Чонгук наливает стакан воды, дает таблетку бледному Юнги, затем тянет его аккуратно на диван и подкладывает под голову единственную диванную подушку. Лекарство действует как снотворное, и Шуга засыпает, а Чонгук падает на мягкий офисный стул, разворачивается лицом к спящему Юнги и забивает в поисковик название таблеток, а затем «мигрень» и, прочитав про болезнь пару статей, будит Юнги и тянет домой. Почти все мемберы уже легли отдыхать, но Чонгук успевает поймать Хосока и утянуть его на кухню. Он-то точно знает, поэтому Чонгук сначала неуверенно мнется, а потом решается и спрашивает про Юнги. Тот, кажется, немного удивлен, но берет какой-то снэк и жует его вместе со словами: — Он давно ею страдает, и пить таблетки дурень не хочет, — Хоуп делает паузу, откусывая новый кусок, а Чонгук давит в себе раздражение. — Плюс он страдает нехваткой вдохновения, что-то вроде «я заперт и ограничен жизнью айдола», — Хосок цитирует слова Юнги, а Чонгук быстро благодарит хена и сбегает с кухни. /// На улице действительно мерзкая погода: слегка моросит дождь со снегом, а холодный и колючий ветер неприятно бьет своими резкими порывами по лицу и забирается под куртку. Чонгук шаркает подошвами по асфальту по уже привычной дороге, натянув капюшон на глаза. Он, не доходя до нужного здания, замечает облокотившегося о стенку спиной Юнги, на его голове шапка с какой-то английской надписью, одна рука спрятана в кармане куртки, а в другой тлеет сигарета. — Юнги-хен? — Чонгук подходит немного ближе, Юнги спокойно затягивается, смотрит куда-то в стену напротив. Он тянет своим низковатым голосом отстранено: — Мм? И Чонгук немного в смятении переминается с ноги на ногу. — Хочешь сказать, что мне нельзя? — Юнги говорит с вызовом и косит взглядом на макне. — Хочу. — Мне все равно, — снова смотрит в стену и делает затяжку. — Знаю, — Чонгук улыбается. Юнги — это человек, промерзший изнутри. Своим холодом он не дает приблизиться и на расстояние вытянутой руки, но Чонгук просто начинает привыкать и наконец-то осознавать: ему нравится такой Юнги — свой, одновременно простой и сложный, с тараканами и заебами, просиживающий все свое свободное от тренировок и мероприятий время за работой и выкладывающийся по полной, а сигарета между тонкими пальцами Шуги становится фетишем у Чонгука, что неожиданно для него самого. Чонгуку хочется быть всегда рядом с хеном, вокруг которого всегда бесценные для Чона тишина и спокойствие. Макне просто облокачивается о стенку рядом с Юнги, тот молчит и скрывает свое полное непонимание в поступках и словах Чонгука. — Как голова? — Чонгук слегка наклоняет голову к Юнги и скользит взглядом по профилю лица. — Смотря в каком смысле. Юнги склоняет голову и цепляется своим взглядом за Чонгука в ответ, а Чон понимает, что вот оно — начало отсчета. Начало отсчета привыкания Юнги к Чонгуку, начало отсчета таяния льдов. — Сколько этих смыслов? — Юнги отворачивается, пожимает плечами на вопрос Чонгука, немного вздрагивает от особо пронизывающего порыва и поправляет немного съехавшую шапку, затягиваясь сигаретой. Чуть погодя окурок вминается в шершавый асфальт носком кроссовка, и Юнги зазывно кивает. Он ведет Чонгука в студию и дает наушники и исписанные листы бумаги. Чонгук слушает музыку, читает пару текстов с бесчисленными исправлениями, склонившись над листками и сидя перед моноблоком. Юнги за его спиной сидит на диване, закинув ноги на журнальный столик и скрестив руки на груди. У Чонгука внутри все страшно горит, руки потряхивает, он почти не дышит, когда читает почерк Юнги в музыке в наушнике и на листке. Вот он весь Юнги. Вот она его энергия. Вот они эмоции и чувства. Хэдшотом становится взгляд Шуги, наполненный горечью и тоской по вдохновению, когда Чонгук поворачивается и открывает рот в попытке выразить свой восторг, но Юнги опережает: — Чего-то не хватает, — горькая усмешка, снова отворачивается. — Только я понятия не имею, чего именно. Еще Юнги понятия не имеет, что Чонгук вообще здесь делает, и почему он позволил Чону упереться грудью в выставленную Юнги руку и поставить под сомнение несгибаемость локтя. Чонгук задумывается, еще раз пробегает взглядом по текстам в руках. — Не хватает… жизни, эмоций? — текст на самом деле какой-то сухой и не дышит, словно пластиковый манекен: вроде похож на человека, но в нем нет жизни. Пластик. — Пластик, — Чонгук озвучивает свою последнюю мысль, и Шуга снова поворачивает голову в его сторону и задумчиво смотрит. — Пластик, — повторяет. Чонгук кивает. Юнги возвращает голову в прежнее положение и вдавливает руку в пульсирующий лоб. Чонгук понимает, что происходит и ляпает может, таблетки?, а потом хочет треснуть себя по лбу, вспомнив Хосока и прошлый случай. — Я тот пластик после них. Чонгук вспоминает слова из статей о мигрени и откладывает листы. — Идем, — он подходит к Шуге, помогает встать и дает ему черную маску. Время около полуночи, Юнги просто молча идет рядом с младшим, не обращая внимания на придерживающую под локоть руку. Несмотря на позднее время, тротуары заполнены людьми, мокрый асфальт отражает огни вывесок, фонарных столбов и часто проезжающих мимо машин. Чонгук тянет Юнги подальше от раздражающего шума и тормозит в каком-то полупустом дворе. В высотках горит бесчисленное количество прямоугольников, Чонгук тянет с Юнги маску до подбородка и, заглянув в изучающие и прищуренные от постоянной боли глаза напротив, теряется и от смущения ляпает: — Свежий воздух полезен. А Юнги отрезает: — Ага, — и прикрывает глаза, цепляясь за куртку Чонгука. Младший водит еще немного хена по улицам между домами и затем ведет домой в общежитие, где они молча расходятся. /// Чонгук продолжает, несмотря на свою усталость после тренировок и мероприятий, ходить вечерами в студию вместе с Мином. В основном он молча наблюдает, как Юнги трудится над музыкой и текстами, но иногда бывают моменты, когда Шуга падает рядом на диван и дает наушник, подключенный к телефону, потому что: — Черт возьми, как мне нравится строчка в припеве и аранжировка в целом. Благодаря Юнги, макне начинает слышать и понимать как музыку и ее настроение, так и тексты песен с их скрытым подтекстом. А Шуга, благодаря Чонгуку, больше не травится таблетками, которые теперь совсем забыты где-то в хаосе на столе, потому что макне старается оторвать его от работы и вытащить на улицу, чтобы тот проветрился, хорошо покушал и лег пораньше отдыхать. Чонгук часто ходит с Юнги к ближайшему мосту Ханнам. Вечерами он освещен яркими огнями, которые отражаются в черных водах реки. Чонгук фотографирует такую красоту на память, пока Юнги, скрыв капюшоном лицо, курит в стороне, потому что Чонгуку противен горький запах никотина. Однако от Юнги пахнет по особенному — Чонгук понимает это, когда они едут на последнем рейсе вечернего автобуса в Тэгу. Юнги теплый, его собственный запах смешался с приятным запахом Jo Malone Blackberry & Bay и выкуренной недавно на остановке сигаретой, и эта смесь Чонгуку очень нравится. Он готов выменять весь воздух на нее, лишь бы только она циркулировала в его легких, а затем растворялась в крови. Завтра выходной перед загруженным графиком в честь Рождества и Нового года. Стоя на берегу реки рядом с Юнги и слушая песню из предложенного наушника, Чонгук долго решается, а потом поворачивается к Шуге и нарушает приятный момент: — Хен, тебе надо проветриться. Ты говорил, что твои друзья из андерграунда во многом тебе помогали и постоянно оказывали поддержу, — Чонгук немного боится, он заламывает пальцы в карманах и отворачивается, прячась от ожидающего взгляда старшего. — Может, тебе съездить на родину? Я уже попросил менеджера. А как так получилось, что теперь в автобусе Сеул-Тэгу рядом с Юнги, склонив голову на его плечо, сидит Чонгук, никто не знает. /// Эти клубы нравятся Чонгуку. Ему нравятся атмосфера, люди, постепенно оживающий Юнги, который общается с друзьями, впитывая в себя каждое слово «из обычной жизни обычного человека». Чон только наблюдает за этим и молчит. Юнги бросает на него взгляд, наполненный восторгом и благодарностью. Чонгук кивает, а потом немного выпивает за компанию и наблюдает за выступающим на сцене Юнги под старым ником Gloss. После нескольких клубов, подвыпившая и шумная компания гуляет по улицам ночного Тэгу, Юнги держит Чонгука постоянно рядом с собой и, когда желание выкурить одну давит все внутри, Шуга хочет отойти от макне, но тот не позволяет, вцепившись в рукав куртки. Юнги бросает вопросительный взгляд, но Чонгук молчит, смотрит перед собой и улыбается, когда один из друзей Шуги попадается на провокации других и смешно возмущается. В конце концов, они добираются до спортивной площадки с двумя баскетбольными кольцами. Один из друзей пропадает ненадолго и возвращается с баскетбольным мячом. Он бросает мяч в руки Юнги и смеется: — Ну, сделай нас, о великий профессионал. Юнги ухмыляется, принимая вызов, и стучит пару раз мячом о покрытие, а затем крутит его на пальце и перекатывает по плечам. Чонгук восторженно наблюдает за невероятными движениями и упускает тот момент, когда их делят на четверо против одного. Один из команды Чонгука быстро выбывает из пьяного баскетбола из-за лишней парочки стопок в клубе, а Юнги словно и не пил вовсе: он ловко владеет мячом и уворачивается от атак друзей. Чонгук в баскетболе вообщенепрофессионал и даже не любитель, но азарт, адреналин и немного алкоголя в крови подстегивают макне отнять мяч у Юнги и не дать ему закинуть его в кольцо. Юнги, обходя неуклюжих соперников, ведет мяч к вражескому кольцу и хочет забросить его, но Чонгук, стоявший на защите, не позволяет. Юнги раздражает высокий рост макне, он прыжком бросает мяч, но тот не попадает в кольцо и отлетает от щита куда-то в сторону. Алкоголь играет подло, и Юнги, не удержавшись на ногах после прыжка, валится на Чонгука и вместе с ним падает на твердый асфальт. Ладони содраны в кровь, друзья хлопают красивому падению и смеются, а у Шуги с Чонгуком все внутри перевернулось. Юнги с помощью друзей поднимается на ноги и помогает младшему. — Чонгук-а, ты как? — беспокоится Юнги, заметив ободранные ладони макне. Он берет его руки в свои и хмурится на содранную кожу и смешанную с грязью кровь в ранах, но Чонгук улыбается и победно смотрит в совсем почерневшие в ночи глаза хена: — Я тебя сделал. И смеется. Юнги выпадает на секунду из реальности от взгляда и слов макне и смеется в ответ. Однако, поймав заинтересованный взгляд друзей, он прекращает смеяться, отпускает пораненные чонгуковские руки и чувствует неловкость — он и сам не ожидал от себя такого. После баскетбола они расходятся по домам, Юнги с Чонгуком ночуют у одного из друзей. Мин помогает Чонгуку промыть раны на ладонях и обработать их медикаментами из предложенной аптечки, пока друг стелет им на диване в зале. Закончив с ранами, Юнги падает на диван и засыпает почти сразу, как только голова касается подушки, а Чонгук пьет зеленый чай на кухне вместе с другом Юнги. — Вы вместе? — нарушает тот молчание, а Чонгук теряется от такого вопроса и мотает головой. — Просто Юнги даже нас близко не подпускает. Черт его знает, что у него в мыслях творится. В общем, спасибо. По нему видно, что он страдает, — он поясняет, и Чонгук улыбается и переводит тему, а потом идет спать, чувствуя, как Юнги прижимается к его спине своей. /// После поездки Юнги потихоньку дописывает песни и музыку. Чонгук читает тексты песен на А4, облокотившись локтями о стол и на весу держа листки; в наушнике играет мелодия, и ему кажется, будто каждая строчка дышит, все рифмы ложатся на слух, смысл текста заставляет в восторге биться сердце, а красивые и меткие метафоры проникают под кожу и пробирают до мурашек. Юнги внимательно наблюдает за скрытым на половину листками лицом Чонгука, пытаясь узнать его реакцию. Между ними небольшой журнальный столик, у Чонгука такая улыбка, и глаза блестят пробегаясь по строчкам, что у Юнги внутри происходит непонятное. Он выбрасывает все мысли прочь и просто тянет руку, наклоняясь вперед, берет Чонгука за запястье и тянет его на стол, полностью открывая лицо того, чтобы второй рукой коснуться щеки и своими губами накрыть чужие. Внутри рождаются и звучат новые строки и мелодия, а Чонгук такой чертовски теплый и, может быть, даже уже родной. У макне от неожиданности пальцы выпускают листы, и те летят на стол и на пол. Чонгук прикрывает глаза, поднимает голову немного выше, снова ловя губы Юнги, который хотел было уже отстраниться. Юнги кусается и ласкает чонгуковский язык, что просто крышу сносит от такой грубости, — в этом и есть весь он. Тело сводит от невероятных ощущений, Чонгук отстраняется и тяжело дышит, как и Юнги, смотрит в глаза напротив и ляпает: — Мне понравились песни.