Полуденное солнце

Романо лежит на коленях Каталонии и смотрит в потолок, украшенный христианскими миниатюрами. Они исполнены в стиле потолков некоторых домов богатых шахов, что напоминало ему о временах арабского владычества. Только на этих картинках изображены сценки из жизни людей, переплетенные в ярких узорах, которые блестят под солнечными лучами. Монсеррат ненавидит признавать факт влияния на неё мусульманской культуры, Ловино же плевать на это. При мусульманах он чувствовал себя не столь отвратительно, как при его европейском «собрате». Романо вспоминает Ватикан, проклиная его за отвратительное решение о наследовании. Он злится на Ватикан, злится на себя за свою беспомощность и злится на свою мать. Он винит её во всех грехах, которые она только могла совершить, винит во всём, что с ним произошло, винит, но не может ругать. Её здесь нет, и он понимает, что она вряд ли появится в его жизни вновь. Он вспоминает взгляд, с которым она его провожала и начинает жалобно скулить. — Что такое? — говорит юная Католония, дочь Арагона. Она смотрит на Ловино и кладет руку ему на плечо. Он перебирает в руках цепочку с крестиком и медлит с ответом. Ему стыдно признаваться в своих чувствах и он говорит, что у него снова болят ноги. — Ничего, скоро они окрепнут и ты забудешь об этом. — Нет... — тихим шепотом говорит он. Такие вещи не забываются и не забудутся. — Поверь, да. Они станут блеклыми и будут похожи на старые непонятные нам сейчас пыльные языческие храмы. — Как твои воспоминания о халифате? Монсеррат влепляет Ловино пощёчину. Ему больно, но он не плачет, потому что его плач доставит ей удовольствие. Он не хочет её потешать или быть утешаемым. Он хочет почувствовать неповторимое сочетание запахов хлеба, лука и оливкового масла, хочет почувствовать тепло от покрытых шрамами рук, хочет услышать голос, всегда даривший ему покой. Он слышит, как Каталония начинает петь. Она поет старую церковную песню, от которой отдаёт прошедшими временами. Её голос низкий как у взрослой женщины, несмотря на то, что на вид ей еле дашь двенадцать лет. Лицо её спокойно, а глаза закрыты. Она нежно гладит Романо по голове. Он зачарованно слушает её. Ловино слабо улыбается и засыпает у Монсеррат на коленях. Вскоре она присоединяется к нему, сморенная полуденным солнцем.