Не враг

После ссылки Рустема во дворце не стало одиноко. Напротив, Михримах чувствовала себя куда легче и свободней, словно кто-то внезапно раскрыл окно в давно запертой комнате. Она могла спокойно ходить из комнаты в комнату, не опасаясь встретится с опостылевшим супругом, завтракать, зная, что он не ворвется в покои без предупреждения и не испортит трапезу неуместными разговорами, в любой час отлучаться из дворца, не объясняясь. А еще – приглашать гостей на ужин, не думая о том, как к ним относится Рустем. Таких гостей было немного – можно было по пальцам пересчитать. Но самой важной гостьей для Михримах стала Фатьма Султан. Удивительно: чем больше Михримах узнавала султаншу, тем бледнее становился неприятный отпечаток, оставленный в ее сердце напряженностью между сестрой Повелителя и Хюррем Султан. Чем чаще Михримах стала проводить вечера в компании Фатьмы Султан, тем больше она находила в ней близкого по духу человека. Вот и сегодня луноликая султанша ждала к ужину запаздывающую гостью. Девушка ходила из угла в угол, бросая тревожные взгляды то на камин, то в окно, то на уставленный всевозможными яствами стол. А Фатьма Султан все не появлялась. Как странно, но от одной мысли, что та может не прийти, сердце Михримах сжималось от тоски. Неужели женщина, которая какое-то время назад вызывала в ней чувства, не сильно отличавшиеся от тех, что Михримах испытывала к остальным ее сестрам, стала ей другом? Другом, которого ей так не хватало… Наконец зашедший чауш объявил о прибытии султанши, а через мгновение и та появилась в покоях. Высокая, величественная и очаровательная, она с улыбкой кивнула на поклон Михримах и, подойдя к ней, положила ладони ей на плечи. – Михримах, ты сегодня удивительно прелестна, как, впрочем, и всегда, – голос ее был мягок, и было понятно, что все то, что она говорит, – не просто вежливость. Щеки Михримах покрылись румянцем. – Благодарю, – девушка кротко опустила взгляд. – Прошу, проходите к столу. Я велела подать много сладостей, в том числе и те, которых еще не было. Фатьма Султан кивнула и, подойдя к столу, склонилась к нему. Она с любопытством рассматривала угощения, а затем, опустившись на миндер, взяла с большого серебряного блюда кусочек молочной пахлавы. – А, сютлю нурие, – она поднесла сладость к губам и улыбнулась. – Нежная, мягкая… Просто тает на языке. Михримах ничего не сказала, лишь улыбнулась в ответ. Они с Фатьмой Султан переглянулись, всего лишь на мгновение, однако даже этого мгновения хватило, чтобы Михримах зарделась. Было во взгляде сестры Повелителя нечто пронзительное. Нечто необычное. Михримах давно заметила, что Фатьма Султан внимательно смотрит на нее, словно пытается прочесть что-то, таящееся в движениях дочери Султана, в ее глазах, в выражении лица. Однако сегодня Фатьма Султан посмотрела на луноликую не просто пристально, а так, будто бы что-то знала. Знала и хотела это сказать. В напряжении Михримах ждала, когда же Фатьма Султан скажет все, что было у нее на уме, но разговор вертелся лишь вокруг несерьезных вещей. Лишь когда принесли фрукты, Фатьма Султан откинулась на миндере и ровным голосом спросила: – Ты, должно быть, скучаешь во дворце без Рустема-паши? – Мне не приходится скучать, – ответила Михримах, не глядя на султаншу. – У меня достаточно дел, чтобы мой ум был занят и не давал волю плохим чувствам. – Только ли потому не скучаешь? Михримах подняла глаза, в которых не было ни досады, ни удивления. Фатьме Султан не было нужды задавать этот вопрос. Она и так знала ответ. Но, быть может, она затронула эту тему лишь для того, чтобы подвести к другой, более важной. – Почему вы у меня это спрашиваете? – спокойно осведомилась луноликая. Фатьма Султан отозвалась не сразу. Несколько мгновений она вертела в пальцах серебряную ложечку, затем положила ее на краешек блюда и лишь тогда заговорила: – Знаешь, Михримах, чем больше я смотрю на тебя, тем меньше вижу в тебе Хюррем. – Правда? – криво улыбнулась Михримах, с недоверием взглянув на султаншу. – Нет, конечно, в тебе есть ее смелость, ее ум… Но ты, в отличие от матери, цветок в пустыне. Несмотря на все невзгоды и разочарования, ты идешь по своей жизни вперед, как пустынная лилия растет под палящим солнцем, несмотря на ветер и сухой песок. Но все же ты цветок, чей стебель можно срезать, а лепестки – оборвать. И знаешь, чего я боюсь? – Фатьма Султан сделала паузу, но не дождавшись ответа, продолжила: – Что нежные лепестки оборвут не враги, о которых тебе постоянно твердит Хюррем, а те, что так сильно пытаются тебя уберечь. Михримах судорожно вздохнула и, чтобы скрыть смятение, опустила голову, делая вид, будто рассматривает свой перстень. Она никогда никому этого не говорила, да и мысли об этом старалась отгонять от себя, однако Михримах все равно время от времени думала, что попытки Хюррем Султан защитить ее, дать девушке то будущее, за которым гналась она сама, не помогут дочери Повелителя, а лишь погубят ее. Разве было секретом то, что Михримах по-прежнему несчастна? У нее видный муж, прекрасная дочка, ее отец – Повелитель мира, а мать – его любимая жена. Но все равно ей не хватало одной из самых важных частей жизни женщины – любви. Любви, от которой ее принудили отказаться. – А ведь мы с тобой так похожи, Михримах… – тихо произнесла Фатьма Султан, нарушив тяжелое молчание. – Мне с самого детства твердили о том, что моя единственная дорога – это хороший союз. И я никогда не желала ничего, кроме идеального брака с хорошим мужчиной, который день и ночь любил бы меня и любовался бы только мной. А я бы любила его. Я была уверена, что иначе не случится. Я днями проводила в грезах о том, как мою душу будет греть это чувство, в котором будет все: и страсть, и дружба, и преданность, и привязанность. О том, как кто-то будет делать счастливой меня, а я – его. Я всем сердцем верила, что так и будет. Но как только моя вера укрепилась, ее вырвали с корнем. Меня лишили моего счастья и спокойствия. Меня лишили моей любви. Из собственных побуждений меня связали с тем человеком, которого я не любила и никогда не полюбила бы. Мои лучшие годы были безнадежно отравлены его присутствием в моей жизни, а моя душа до сих пор мечется в поисках того светлого чувства, которое стало моим совершенством, моей мечтой. Голос Фатьмы Султан дрожал от волнения, и это заставило Михримах трепетать. Такая знакомая ей история, судьба, которую она повторила, – все это она знала и раньше, но почему это стало таким важным прямо сейчас? К горлу подступил комок, глаза защипало, выступили слезы. Михримах все еще не поднимала глаз на Фатьму Султан, чувствуя, как та испытующе смотрит на нее. Не смела поднять, уверенная, что если их взгляды столкнутся, то появится некая особенная связь, которая не приведет ни к чему хорошему. – Михримах, посмотри на меня, – словно прочитав ее мысли, спокойно сказала Фатьма Султан. Михримах нерешительно подняла взгляд, понимая, что ей все тяжелее и тяжелее находиться с султаншей в одной комнате, что прямо сейчас происходит то, что ей, скорее всего, захочется забыть. Но противиться? О нет, ей это уже не под силу! – Михримах, – голос султанши звучал очень ласково, – я не хотела тебя расстраивать. Я просто хочу быть ближе к тебе, ведь мы можем понять друг друга, не правда ли? – Верно, госпожа, – сдавленно вымолвила девушка. – Вы правы, но… Ваши слова… Они потревожили меня, заставили думать о том, о чем я не хочу думать, заставили переживать все то, от чего я так долго стремилась избавиться. – Это неправда, – Фатьма Султан мягко улыбнулась. – Ты хочешь верить в то, что все твои переживания совсем скоро будут в прошлом. Но это память сердца, ее нельзя просто выбросить. – Госпожа! – воскликнула Михримах, вскочив с подушек. – Прошу вас, прекратите! Не говорите об этом больше, не надо! Она сама себе удивлялась. Удивлялась тому, что повысила голос, тому, в каком, должно быть, нелепом виде она себя выставила. Всегда спокойная, уравновешенная, даже хладнокровная дочь Повелителя, она словно потеряла голову в этот момент. Михримах знала, что не перенесет, если ее будут осуждать за этот порыв. Чтобы Фатьма Султан не видела ее лица и чтобы самой не видеть султаншу, девушка подошла к окну. Слезы застилали ее глаза, еще секунда – и одна уже покатилась по ее щеке. Михримах подавила рыдание и прижала ладонь ко рту. Она услышала, как к ней подошла Фатьма Султан, ощутила ее руку на своем плече, но не только не обернулась – даже не пошевелилась. – Михримах, я знаю, что тебе тяжело. – Тогда не делайте хуже, – глухо отозвалась луноликая. Фатьма Султан, потянув на себя плечо девушки, заставила ее повернуться к себе. Михримах тут же принялась вытирать слезы, однако султанша отняла ее руки от лица и улыбнулась. – Я хочу видеть тебя такой. Живой. Настоящей. А не твою тень, – султанша легко провела пальцами по щеке племянницы, и та с ужасом, почувствовала тепло, появившееся в ее теле от этого прикосновения. – Пойми же, я не враг тебе. И не желаю тебе зла. Никогда не желала… – Фатьма Султан, не стоит… Но едва Михримах заговорила, как Фатьма Султан наклонилась к ней, и в этот же миг луноликая почувствовала, как ее губ нежно коснулись губы султанши. Это произошло так неожиданно, что несколько секунд Михримах стояла неподвижно, боясь пошевелиться и не совсем осознавая, что только что случилось. Но когда Фатьма Султан отстранилась, Михримах поняла: ее только что поцеловали. Не так, как целовали ее Айше, Повелитель и Хюррем Султан. Это был такой нежный поцелуй, словно касание бутона розы… И этот поцелуй был не мужа, и – о Аллах! – даже не мужчины! Даже не скрывая своего изумления, Михримах отступила на шаг от Фатьмы Султан, поднесла руку к губам и провела по ним пальцами, не веря в то, что сделала султанша. И вместе с тем ее пугало то, что она была смущена, что она была приведена в замешательство – и только лишь. Ни гнева, ни стыда… «О, Всевышний, что же теперь будет!» Фатьма Султан же выглядела слегка озадаченной. Трудно было сказать, ожидала ли она от себя такого действия. Она немного помолчала, затем подошла к Михримах вплотную и обняла девушку. – Я давно должна была это сделать. Я все прочувствовала, и ты тоже. Она немного отстранилась и провела рукой по волосам Михримах, уголки ее губ дрогнули, и султанша прошептала: – Я верю, что это останется с нами. Выпустив девушку из объятий, Фатьма Султан отошла от нее. Михримах тут же отвернулась к окну, уже не сдерживая свои эмоции. Почему она плачет? Уж явно не от страха. И даже не от сожаления. Что же так сдавливает ее сердце подобно железным тискам? Все то, что, как она думала, ей удалось спрятать подальше в себе, снова проснулось, снова забилось в ней, будто и не угасало вовсе… – Госпожа… – тихо позвала она султаншу, не поворачиваясь к ней. – Нет, Михримах, не сейчас. Сейчас не нужно. Поверь мне. И она поверила. И больше ничего не говорила. Прислушивалась к шагам султанши, знала, что та сейчас уйдет. Так и случилось: вскоре открылись и закрылись двери. Михримах вновь осталась одна.