"Любовь, о которой мечтают все женщины..."

Гет
PG-13
Завершён
65
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
65 Нравится 6 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

F. Chopin — Nocturne Es-Dur Op.9 Nr.2

      В начале июня установилась на редкость хорошая погода — было уже тепло, но не слишком жарко. Погода не была безветренной — с запада дул лёгкий прохладный ветерок, который только придавал этому времени очарование. То и дело слышался стук колёс, копыт, люди приезжали на побережье Чёрного моря. Отовсюду слышен был звон детских голосов и детского смеха. Природа дышала, и свежее дыхание моря лишь заставляло людей чувствовать себя частью этого огромного и прекрасного мира. Они словно становились лучше... Весной и летом все становятся куда лучше, чем они есть на самом деле. Распускались нежные бутоны прекрасных цветов, играли все, столь непривычные городскому жителю, яркие краски лета — красные, зелёные, золотые... Обитателей пригородного морского курорта становилось день ото дня всё больше — то и дело мелькали повозки, экипажи, доверху нагруженные разной мебелью и утварью телеги. Край оживал. Оживал, как оживало в это время года всё — и люди, и природа.       Вера Николаевна сидела за столом и медленно, казалось, что даже осторожно, почти бережно разбирала какие-то бумаги, то и дело останавливая взгляд на чём-то. Княгиня Шеина куталась в тёплую бордовую с вышитыми на ней белыми розами шаль. С того самого дня ей всегда было холодно. Она пила горячий чай, куталась в тёплую шаль, зимой старалась как можно меньше выходить на улицу и как можно чаще греться у затопленного камина — ничего не помогало. Она делала всё, что могла. Но те осенние события, что произошли сразу после её именин, до сих пор тревожили её душу. Ни в городе, ни тем более здесь, Вера Николаевна не чувствовала покоя, который ранее делал её жизнь столь спокойной и почти счастливой. Дни тянулись медленно, почти мучительно медленно. В маленькой записной книжечке, подаренной ей осенью на именины Анной, молодая женщина писала много и часто своим аккуратным и красивым мелким почерком. С ней ничего больше не случалось за прошедший год, но она всё писала и писала что-то в своей записной книжке, сама толком не понимая — зачем ей это нужно.       Пожалуй, никогда раньше она не мечтала так жадно о детях. Она всегда по-доброму завидовала сестре, у которой было двое маленьких детей — мальчик и девочка. Но теперь... Теперь ей во много раз больше хотелось ощутить на себе эту радость материнства... Ей во много раз больше хочется прижать к своей груди крошечное и такое родное существо, любить его, оберегать... Двое, трое, четверо — ей бы хоть одного...       Князь Василий Шеин стоял у окна. Кажется — здесь он один радовался лету. Ему нечего было стыдиться — его совесть была чиста и, следовательно, спокойна. И муж, и брат княгини постоянно были чем-то заняты. Примерно через неделю, а может быть — даже меньше, после того случая Вера Николаевна, она сама не знала, зачем сделала это тогда, сказала Николаю, что думает, что что-то тогда они сделали не так, что, быть может, стоило как-то иначе поступить с тем злосчастным гранатовым браслетом... Её брат лишь равнодушно повёл плечами. Больше никто и никогда эту тему никто из них ни разу не поднимал. Наверное, было что-то в той истории такое неправильно, такое непонятное, о чём лучше было бы промолчать, не говорить больше никогда.       Княгиня привыкла находиться совершенно одна в пустом доме, привыкла думать в одиночестве о том, что могло её тревожить. И сейчас, когда рядом с ней находились самые близкие ей люди, она отчего-то чувствовала себя неуютно в их присутствии. Василий и Николай о чём-то в полголоса переговаривались между собой, стараясь не слишком тревожить Веру... Княгиня Шеина думает, что ей бы хотелось выйти из дома, прогуляться по саду, чтобы побыть наедине с собой. Но она не поднимается, лишь перечитывает какие-то письма и всё кутается в тёплую шаль, пытаясь согреться.       Сегодня должна была навестить князя и княгиню Шеиных сестра Веры Николаевны. Её ждали к ужину. Но время ужина уже давно успело пройти — Анна опаздывала. От Анны Николаевны глупо было ждать постоянства или пунктуальности. Ей могло в голову прийти всё, что угодно. Она была слишком легкомысленна, порой — слишком рассеяна, слишком тороплива, её могло заинтересовать всё, что угодно... Вера сжала в руке ту маленькую записную книжку, подаренную ей на именины этой осенью.       Послышались звуки рожка автомобиля, подъехавшего к дому. Но Вера Николаевна отчего-то не вскочила со своего места, не отбросила бумаги в сторону и не вышла на встречу сестре. Николай Николаевич и Василий Львович тоже не сдвинулись с места. Николай лишь перелистнул страницу в той книге, которую он читал.       Анна Николаевна опоздала. Впрочем, извиняться она даже и не думала. Лишь бросилась к сестре, обняла её, расцеловала в обе щеки и, улыбаясь радостно, заворковала о тех чудных, нежных цветах, что распустились в саду Шеиных, о море, о деревьях... Она вся словно светилась изнутри от неуёмной энергии, бушевавшей в ней. Анна мелкими и быстрыми шажками пересекла комнату, оказавшись у окна, глянула на сад, снова подошла — почти побежала — к сестре, схватила её за руку, начала о чём-то щебетать... А потом, задумавшись над тем, что обязательно бы подняло настроение всем, придумала тему для нового разговора. Это было видно на её лице — что она придумала. По поджатым, но улыбающимся полным губам, по прищуренным глазам... Вера узнала бы это выражение в любое время среди тысяч лиц.       — А помните, — спросила Анна Николаевна, подбирая юбки, забираясь в кресло и беря со стола книгу, — того телеграфиста?       Вера Николаевна чувствует, как к горлу подступает непрошеный ком слёз. Ей было больно вспоминать о нём. Не прошло и года с того самого момента, как... Она готова прижать свою ладонь ко рту, почти вскрикнуть, но сдерживает свой порыв. Нельзя. Она привыкла к одиночеству, и одна, наедине с самой собой княгиня может делать всё, что только пожелает — но сейчас нельзя. Сейчас — в присутствии пусть и самых близких для неё людей — нельзя ничем выдавать своего неравнодушия, своего волнения. Она не имеет права на это волнение. Кто ей был этот телеграфист? Вера Николаевна лишь теребит свою тёплую бордовую шаль, но молчит. Разве она может что-то ответить?       Княгиня понимает — ни Николай, ни Василий не рассказали Анне той истории с Желтковым. А ведь ещё и года не прошло с... Того случая. Да, стоило догадаться, что никто не будет рассказывать о телеграфисте — они и между собой старались не поднимать эту тему. Что-то в ней было такое... Она благодарна брату и мужу за то, что не стали посвящать в эту историю Анну. Это было явно не то, что Вера Николаевна готова была рассказать сестре. Только не сестре. Женщина сама не понимала, почему это было именно так. Но почему-то именно Анне Николаевне ей так не хотелось рассказывать про это всё...       Николай хмуро смотрит на Анну, потом — на Веру, почти не дышит, словно, как и одна из его сестёр, пытается сдержать вздох, а потом, и вовсе, поднимается с кресла и молча, только прикрыв и отложив книгу, что он читал до этого, выходит из комнаты, не слишком осторожно прикрывая за собой дверь.       — Что? — озадаченно спрашивает Анна Николаевна у князя Шеина и сестры. — Что я сказала?       Смотрит удивлённо, растерянно... Ох! Как же это всегда было свойственно Анне! Она никогда не думала прежде, чем что-то уже делала. И маленькая — она сначала совершала очередную шалость и лишь после задумывалась об этом. Анна поджимает как-то виновато губы — она всегда поступала так, когда оказывалось, что её шалость могла причинить или причинила кому-то вред.       — Вы знаете, Анна Николаевна, — спокойно отвечает ей Василий Львович, — ваш брат никогда не одобрял тех писем. Он никогда не одобрял этого. Ему неприятны эти воспоминания.       Анна пожимает плечами и, уже спустя некоторое время, говорит, что лучше сейчас проводить время в саду — на природе, на свежем воздухе, на море, у самого обрыва, — нежели дома. И князь Шеин, кинув осторожный, внимательный, как было ему всегда свойственно, взгляд на Веру Николаевну, выходит из дома на улицу, уводя за собой Анну, которая, обеспокоенно посмотрев на сестру, снова забылась и, увидев какой-то красивый цветок, бросилась туда...       А Вера так и остаётся в комнате. И всё снова и снова вспоминались ей слова дедушки Аносова, что сказал он ей, когда уезжал в день её именин. И снова, и снова ей хочется задуматься над этими словами, остановиться, глянуть на всю свою жизнь, понять, что в ней было не так... Вера Николаевна, пожалуй, благодарна мужу и брату за то, что те позволили ей остаться в одиночестве сейчас. Ей хочется думать... Она просто не может не делать этого — иначе, совесть снова и снова начинает как-то слишком больно терзать её.       Всё уже давно прошло. Почти год пролетел с того события. За это время многое произошло, многое поменялось. Быть может, стоило уже позабыть его, но в голове то и дело звучали те слова: «Да святится имя Твое», и Вере снова становилось не по себе. Княгиня привыкла быть в одиночестве и, наверное, только это её и спасало. В её жизни всегда всё было спокойно и безмятежно, но теперь какая-то едва осознаваемая тоска душила её.       Быть может, прав был дедушка Аносов тогда, предположив, что жизненный путь Веры пересекла именно такая любовь?
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.