Ecce Homo

      – Мето!!!       Не дождавшись ответа, Тсузуку со злостью пнул груду деревянных ящиков. За прошедшие полчаса он успел обыскать весь дом: заглянул под столы в лаборатории, осмотрел жилые комнаты наверху, проверил все шкафы и чуланы. Никого. Бездумно уставившись на лес склянок и штативов, занимавших бо́льшую часть лабораторного стола, Тсузуку пытался справиться с начинающейся паникой. Его хозяин, доктор Франкенштейн, только позавчера уехал на материк, наказав следить за домом и за Мето. Отвратительное существо. Увидев его в первый раз, Тсузуку подумал, что это очередная шутка профессора. Не мог же он, в самом деле, подарить жизнь такому уродливому и нескладному созданию! Пока оно плавало в молочно-белой вязкой жиже, Тсузуку был относительно спокоен. Подумаешь, док вырастил очередной овощ. Такой уж он человек: кто-то выращивает капусту на грядках, а кто-то – уродцев в ванной с питательным раствором. Каждому своё. Но однажды утром спустившись в лабораторию, Тсузуку застал Франкенштейна мило воркующим со своим новым питомцем. Док непрерывно гладил его по лысому черепу с пуком сине-зелёных волос, а существо косилось на своего создателя разными глазами без белков.       Очень скоро Мето, а именно так назвал своё творение док, научился самостоятельно передвигаться: на четвереньках, но довольно быстро. Речь ему всё ещё не давалась. Отдельные звуки никак не хотели складываться в слова, и через некоторое время док вынужден был признать, что виной тому дефект гортани. Если с Франкенштейном Мето вёл себя как ручной зверёк, то его помощника невзлюбил сразу: убегал, прятался и пару раз даже укусил за ногу. Таким образом, первой мыслью Тсузуку после отъезда дока было «прикончить сине-зелёную гадость». Однако, он был слишком многим обязан Франкенштейну, а потому просто запасся терпением и принялся ждать возвращения дока. Кормить Мето полагалось два раза в день. Профессор оставил достаточно судков с «завтраками» и «ужинами», которые Тсузуку приносил к определённому времени в лабораторию, даже не заглядывая внутрь. Видеть жуткую рожу с огромным грубым шрамом на пол-лица у него желания не было, а знать, что она ест – и подавно. Об умственных способностях Мето сказать что-либо было сложно. С одной стороны, бо́льшую часть времени он вёл себя как собака или же маленький ребёнок, с другой – Тсу несколько раз видел, как Мето собирает в исходный вариант выброшенные куски чертежей и записей профессора.       Утром Тсузуку как всегда зашёл в лабораторию, но на постукивание судка об пол никто не вышел. Куда могла подеваться эта полуразумная тварь?! Если бы питомец дока выбрался из дома и направился в ближайшую и единственную на этом острове деревню, к дому бы уже пришли напуганные и недовольные крестьяне. Убежал в лес? Но зачем? Да и если на чистоту, Тсузуку не мог припомнить, чтобы Мето когда-либо пытался сбежать из дома.       – Где же ты?       В лаборатории рядом с дверью висела ключница. Тсузуку помнил, что вчера все ключи были на месте. И даже тот плоский, что док всегда носил с собой. Он оставил его дома, чтобы не потерять в дороге. И вот теперь его не было. На мгновение у Тсу случился ступор, было такое ощущение, будто ему на плечи упало что-то жутко тяжёлое. Док никому не позволял входить в эту комнату. Он даже убирался там сам. Конечно, один раз Тсузуку всё же смог заглянуть за тяжёлую железную дверь, когда профессор, утомлённый опытами, просто заснул внутри. Увиденное повергло его помощника в шок и благоговейный трепет.       Сначала в голове мелькнуло: «Воры». Вооружившись первым попавшимся под руку железным штативом, Тсузуку решительно двинулся вперёд. Дверь бункера была слегка приоткрыта.       Грабителей внутри не оказалось. Поняв это, Тсузуку уже собрался как следует наказать тупую тварь, пробравшуюся в святая святых, но так и замер на пороге с поднятым штативом в руке. Посередине тёмной комнаты стоял высокий цилиндрический аквариум, закрытый сверху тяжёлой куполообразной крышкой. Низ цилиндра ярко подсвечивался синим, а за стеклом, в маслянистой прозрачной субстанции плавало то самое существо, поразившее Тсу ещё в прошлый раз своей нечеловеческой красотой. Узкое лицо, идеально прямой аккуратный нос, тонкие брови и белоснежная кожа. Стройное тело укутывал кокон из бессчетного количества белых полупрозрачных лент, а уши невозможно было рассмотреть из-за распущенных светлых волос. Впрочем, ещё тогда, в первый раз, Тсузуку решил, что это – одно из тех существ, которые в легендах зовутся эльфами. С трудом оторвав взгляд от залитого формалином божества, Тсузуку наконец увидел Мето. Тот сидел на полу возле аквариума и в синих отсветах разглядывал что-то в своих руках. Его лицо кривила странная гримаса, подобную которой Тсузуку никогда раньше не видел. Сделав несколько осторожных шагов, парень услышал тихий всхлип, и только тогда понял, что происходит. Мето смотрел на своё отражение в зеркальном дне водяной бани и…плакал? Пока Тсу пытался осознать происходящее, Мето поднял голову и уставился своими жуткими глазами на божество в аквариуме, дотронулся кончиками пальцев до своего лица и вновь посмотрел в зеркало. Существо крутило головой туда-сюда, пытаясь найти хотя бы отдалённую схожесть с лицом мёртвого божества. Бледно-зеленоватые щёки блестели от непрекращающихся слёз, а шов, пересекающий лоб и нос, стал понемногу расходиться, должно быть, от долгого напряжения мимических мышц. Мето не замечал его, а Тсузуку просто стоял и не мог это прекратить. Удушающе горькая волна жалости захлестнула его сознание. Несчастное существо перед ним, только что осознавшее своё уродство и убогость, без сомнений заслуживало сострадания. Оно не было повинно ни в чём, и даже самим фактом появления на свет его нельзя было упрекнуть. Это был целиком и полностью плод больного воображения безумного доктора, возомнившего себя Богом. Какая-то часть Тсузуку невероятно сильно желала отобрать проклятое зеркало и просто обнять это несчастное создание. Пусть Мето будет кусаться, пусть, главное – чтобы он больше не был один на один с этой болью и разочарованием. Но в то же время безобразность творения Франкенштейна продолжала отталкивать и пугать парня, а потому он не мог сдвинуться с места, глядя на эту картину и не замечая, что из его вполне человеческих глаз тоже бегут слёзы.       Лишь мёртвое божество оставалось безучастным. Оно было безмятежно спокойно, ведь его красота и молодость абсолютны и вечны.