Кроссовер ПКМ и ОКБ

«Морская волчица» начала осторожное движение по направлению к узкому проливу, являвшемуся входом в бухту. Волверстон распорядился поставить только грот и блинд. Чуть впереди корабля плыл баркас, готовый в случае необходимости отбуксировать фрегат в нужную сторону. Туман продолжал ползти над водой белесыми клубами. Но постепенно посвежевший ветер относил его в сторону, открывая взору противоположный берег бухты Кагуэй. Они почти подошли к устью пролива, когда Волверстон приказал свистать всех наверх. Пронзительно засвистели боцманские дудки, матросы с топотом выбежали на шкафут и выстроились в две шеренги. Волверстон перешел на правую сторону квартердека и оперся о резные перила, мрачно глядя вперед. На его щетинистых щеках заходили желваки. Дайк внизу скомандовал матросам «смирно» и тоже повернулся лицом к правому борту. Том Хагторп шагнул к нему поближе, сняв шляпу, и ветер принялся шевелить пушистую белокурую шевелюру. Остальные матросы также стащили шляпы и шапки, стоя навытяжку. Клочья тумана рассеялись, и перед ними оказался каменистый берег, чуть поодаль высилась громада форта Чарльз, охранявшего вход в бухту. У кромки воды лежал вытащенный на берег корабль. Точнее, его остов. Некогда он был белым, но часть борта и палубу покрывали черные разводы и копоть. Мачт у него не было, и когда «Морская волчица» подплыла еще ближе, стало видно, что от носа до кормы борта судна буквально изрешечены пробоинами. — Всем смирно! — гаркнул Дайк, не отводя взгляда от искалеченного корабля на прибрежных камнях. Даже сейчас, в столь жалком состоянии, судно сохранило былое изящество. Оно лежало, чуть накренившись, и волны ласково лизали его обугленный борт. Облако чаек с жалобными криками снялось с его палубы, когда корабль Волверстона проплывал мимо. По команде Дайка боцманы поднесли свои дудки к губам и пронзительно засвистели, отдавая честь погибшему кораблю. — Покойся с миром, девочка, — прошептал чуть слышно Николас Дайк, с болью глядя на останки «Элизабет». В тот ужасный день, три года назад, когда они вступили в ожесточенный бой с де Риваролем, экипажу Хагторпа пришлось очень нелегко. Команда «Медузы» чуть ли не втрое превосходила их по численности, и дважды отбрасывала пиратов обратно на «Элизабет». А во время второй яростной атаки на пиратском корабле вспыхнул пожар, грозивший перекинуться и на «Медузу». Из-за этого люди Блада, уже овладевшие «Викторьез», не могли подойти к ним на помощь. Команды обоих кораблей, английского и французского, были вынуждены на время забыть про бой и броситься на борьбу с огнем. Пламя удалось затушить, но «Элизабет» пришлось отбуксировать к берегу и посадить на мель, чтобы не дать затонуть. Потом, уже после окончания сражения, более тщательный осмотр корабля показал, что повреждения настолько сильны и обширны, что ремонту не подлежат. И с тех пор «Элизабет» покоилась на прибрежных камнях. С нее сняли мачты и пушки, всё, что имело хоть какую-то ценность. Иногда комендант порта заикался о том, чтобы пустить на слом и корпус. Но губернатор, обычно довольно практичный в подобных вопросах, менялся в лице каждый раз, когда это слышал. И каждый раз находил какой-нибудь повод, чтобы отложить это. — Нет, не могу, — признался он однажды Волверстону. — Не могу позволить им это сделать, Нэд, хоть убей! Он бы мне этого не простил… И старый волк согласно кивал. Нат бы точно был против. Все знали, насколько он был помешан на своем корабле… Волверстон покосился на своего штурмана, зная, что ему особенно тяжело смотреть на это. Том Хагторп держался молодцом, хотя и был бледнее обычного. — Спи, красавица, — вздохнул Волверстон, глядя на тонущий в тумане остов погибшего корабля… «Морская волчица» заметно прибавила ход, когда вошла в пролив. Так как здесь было довольно узкое место, отливное течение стало сильнее, подхватывая с собой корабль. Волверстон приказал вахтенным занять свои места, а матросы на баркасе налегли на весла. Они приближались к опасному и коварному месту в проливе, полному мелей и рифов. В мирное время в проливе такие места обозначали особыми буйками и бакенами. Но вот уже три года, с тех пор, как началась война с Францией, губернатор распорядился все бакены убрать. Попасть в гавань Порт-Ройяла можно было только с помощью опытного лоцмана. Волверстон стиснул зубы, заметив небольшое алое пятно по правому борту. Было и исключение из правил. Один бакен все же покачивался на волнах, и убирали его, только если возникала угроза нападения. — Всем смирно! — прокричал Дайк, и тонкий свист боцманских дудок вторил ему. Волверстон медленно наклонился, опираясь на поручни, и посмотрел на бегущую за бортом сине-зеленую воду. Где-то там, в глубине, нашла свой покой «Арабелла». Нэд слышал, что в особо ясную солнечную погоду, когда ветер стихал и волны становились не такими большими, можно было увидеть ее силуэт там, внизу. Но большую часть времени море хранило ее от людских глаз. Три года назад, в первые дни после сражения, во время отлива можно было увидеть кончики ее мачт. Блад сдержал слово, и корабль был затоплен в одном из самых узких и мелких мест пролива, буквально заблокировав его от всех, кто хотел выйти или войти в гавань. Это вызвало известные неудобства довольно скоро, потому что в бухту Кагуэй не могли попасть ни торговые, ни военные суда. Поэтому губернатор в первые же дни своего правления распорядился снять с затонувшей «Арабеллы» мачты и стеньги. Ныряльщики потратили на это не один день, поскольку течения в этом месте были коварны и непредсказуемы. И все равно, проходить пролив надо было максимально осторожно. Комендант порта пытался заговорить с губернатором и на эту тему. «Арабелла» угрожала навигации. Корабль надо бы убрать с фарватера. Но получал еще более решительный отказ. — Не надо ее тревожить! — ответил ему Блад резко.А потом добавил более ровным тоном: — Хотя бы до конца войны… И Волверстон был с губернатором полностью согласен…