Скайримские ночи холодны

Анкано выжил, но и сам не знал для чего. Пока на стёклах нижнего этажа мороз настойчиво выводил узоры, иногда кривые, альтмер пытался сосредоточиться на заклинаниях. Но магия ускользала от него, как песок, просочившийся сквозь пальцы, и ветер из открытого окна неприятно холодил, норовя сбить с мысли. Женщина. Его победила женщина. Лишила его сна, запутала, запятнала, заставила ненавидеть себя и всех вокруг, а при каждой попытке сотворить простенькое заклинание у эльфа начинали трястись руки. Женщина… Подлая, мерзкая, так ненавистная ему бывшая ученица Коллегии отняла у него способность здраво мыслить. Каждый день приносил новую череду терзаний, и тягостное ощущение не покидало его даже во сне. По спине пробегала морозная россыпь, когда она проходила рядом. Чужая. Бездушная. Она ниже его на целую голову, с пухлыми короткими пальцами, болезненно-белой, как утренний снег, кожей, сквозь которую просвечивались завитки вен. Лицо было испачкано краской, бордовая полоса пересекала нос и тянулась к губам. Северянка. Низшая. Она олицетворяла всё, что он ненавидел. Он думал, будто это было сейчас: Око Магнуса в его руках. Безграничная власть и сила. Он упивался ею, блаженный, измученный, более походил на зверя, чем на эльфа. Но в один момент этого не стало. - Мразь! – вырывалось из его губ, и Анкано бредил этим. Холодная, как глубины Призрачного Моря, с поддатым блеском в глазах, нордка лишила его этой силы. Опустошила, как склянку с водой, разбила, искромсала. Женщина… Скорее чудовище. Анкано выжил, но не понимал, к чему и зачем ему такая милость. Тем более со стороны Драконорождённой, такой, как ему казалось, бессердечной и грубой. Но кровь в жилах бурлила, и соломенная кожа альтмера покрывалась неестественной сыпью, когда северянка ненароком задевала его плечо. И ему на миг казалось, что ей не безразлично. Ночи в Винтерхолде морозные, и башня бывшего посла возвышалась над Коллегией. И маленький камин не согревал его в эти промозглые, даже по меркам Скайрима, вечера, плавно переходящие в кромешную тьму. Анкано злился. И его злость мешалась с терпкой и липкой горечью, которая диким воплем просачивалась сквозь стены башни. Его никто не должен был слышать. По крайней мере, Анкано на это рассчитывал. Ночи в Винтерхолде действительно холодные, и в надежде согреться, бывший советник накрывался одеялом с головой, шептал посиневшими губами молитвы, и умолял Аури-Эля послать ему скорый сон. Он верил, и эта вера, казалось, защищала его. Маг, талморский посол, чуть ли не заступник самого Савоса Арена. Ещё год, думал Анкано, и Талмор будет диктовать Коллегии условия, выгодные только ему. Но потом пришла она. И в одно мгновение все его планы разбились. Но Анкано выжил, и только Боги знают, для чего, а сам он растерян, смятён и больше не имеет достойной цели. Магесса и воин в одном лице, Довакинша, приспешница Братьев Бури, наблюдает за каждым его шагом, контролирует каждый вдох и выдох, провожая напористым взглядом. Он помнил этот взгляд. Такой же, как в день его фиаско. Сердитый и даже ожесточённый. Но отчего-то ему мерещилось, что на дне этих глаз пляшут шальные искорки. Ему почему-то хотелось в это верить. Аури-Эль не слышит его, так зачем снова возлагать на Бога слепые надежды? Иногда Анкано просыпался уже под утро, когда ветер утих, и верхушки холмов освещали блики, сладкая истома разливалась по телу, низ живота блаженно сводило, и ещё сонный, маг тихо стонал от тянущей боли, словно его ласкали женские руки. От осознания вчерашнего сна щеки эльфа пылко алели, и розоватая краска стлалась к ушам, а мысли были спутаны и раскиданы. Он боялся этих снов, но на самом деле боялся утратить свою ненависть. Архимаг, некромант, убийца. Мысли плясали возле имён, коих у Драконорождённой было действительно много, и каждый нелепый шаг, каждый взмах вьющихся медных прядей, неестественный северный акцент пробуждал в нём то неправильное, омерзительное ему самому желание. Она снилась ему нагой. И Анкано хотелось, чтоб этот сон повторился. Стук её тяжёлых сапог, раздававшийся на всю Коллегию, когда она спускалась по лестнице, будоражил слух, и Анкано поворачивался к ней лицом. Чтобы ещё раз взглянуть, чтобы ещё раз смешать себя с грязью, чтобы снова прочувствовать скользкую грань между ними. Она так же смотрела на него. Но всегда насмешливо, щуря свои бирюзовые льдинки-глаза, и приподнимая уголки иссохших губ. Магия, что лилась из её рук, резкая и грубая, не хуже меча, которым она, впрочем, пользоваться тоже не брезговала. И не было в этом никакой красоты, по-эльфийски манящей и соблазнительной. Магия в её руках – оружие, а дремора за спиной – принадлежность. – Господин посол, - до тошноты сладостно обращается к нему нордка, её ресницы трепещут, а по лицу простирается желчная улыбка. – Как спалось? Надеюсь, лёгкая прохлада не помешала вашей… работе. Альтмер смутился, глотая горькую слизь. Архимаг пребывала в прекрасном настроении, в отличие от него, и совершенно этого не скрывала. Ему до скрежета в горле хотелось вырвать ей язык. Но Анкано пока ещё уважает себя и беззаботно молчит, будто бы ничего не происходит. Северянка вальяжной походкой обходит его сзади. – Предпочитаете плахе смерть в одиночестве? Довольно глупо, - она фривольно облизывает сухие губы, пытаясь установить зрительный контакт. Эльф не движется. – Мне бы хотелось украсить вашим ликом ворота Винтерхолда. Анкано вздрагивает и сжимает обмёрзшие руки в кулаки, слыша, как магесса смеётся. Хрипловатый голос наполняет залы Коллегии. – Ты глубоко ошибаешься, если считаешь, что Талмор до тебя не доберётся, - его тон спокоен и умиротворён, ни одно движение не выдаёт нарастающей ярости. Анкано умеет держать себя в руках. Если это нужно. Архимаг снова щурит глаза, словно лис, и подходит ближе, чем положено. От неё пахнет севером, промозглым и стылым, маленький огонёк трепещет в её руках. – Думаешь, я об этом не позаботилась? – шепчет магесса, и Анкано постепенно теряет самообладание. Горячее дыхание обжигает щеку, низ живот снова тянет, мысли мешаются, и эльф тяжко выдыхает, словно после долгой битвы. – Один твой друг, Ондолемар, кажется, недавно пожаловал к нам с визитом. До сих пор помню эти оглушительные крики, доносящиеся из темницы… - Тварь! – вскрикивает Анкано, и кожа на лбу морщинится. Он хватает нордку за руку, но та обжигает его ладонь синеватым пламенем. - Ну-ну, спокойнее, - настороженно произносит женщина и подносит полыхающий палец к губам, едва не касаясь их. – Конфликты нам ни к чему. И Анкано снова растерян, морально повержен, убит. Убит магом. Северянкой. Женщиной. Он вспоминает прошедший сон, и мысли липнут к бледнокожей магессе, витают вокруг неё, и даже красная полоса на лице кажется не такой ужасной. – Ведьма, - шипит ей в лицо альтмер. «Богиня», - парит в его мыслях. С того момента Анкано окончательно перестаёт мыслить разумно.

***

Когда Архимаг зашла к нему в башню, он даже не обернулся, чтоб взглянуть на неё. Руки припали к маленькому очагу, в котором полыхал огонь и надежды альтмера если не на уважение, то хотя бы на понимание со стороны Драконорождённой. Но его чаяния рассыпались в одно мгновение, как стопка бумаг под порывом ветра. – Будешь до старости сидеть в этой башне? – монотонно спросила магесса и сладко зевнула. – Посмотреть на занятия учеников было бы куда интереснее… и полезнее. – Мне противна твоя Коллегия, - сухо отозвался Анкано и развернулся в пол-оборота. – И твоё существование меня так же беспокоит. – Неужели? – Довакин хохотнула и подалась вперёд, игриво размахивая мантией. Взор эльфа скользнул по фарфорово-белой шее и потянулся ниже, охватывая широкие плечи и объёмные ключицы. Между створок мантии теснилась немалая грудь, норовила разорвать плотную ткань. В Коллегии было действительно холодно, особенно в последнее время, и Анкано ощущал, как по телу простиралась пленительная слабость. Ни одна женщина так ужасно на него не влияла, заставляя мучиться в догадках, одновременно ненавидеть себя и желать. Когда Драконорождённая небрежно коснулась его щеки, Анкано грубо сжал её шею и скользнул языком по нижней губе. Во рту ощущалась терпкость.