Багрянородный

      Бой закончился, когда ночь вырвала с горизонта красное солнце, и небо над изгрызенным кольцом стен почернело. Город, растоптанный, истерзанный, захлебнувшийся криком тысяч глоток, затих и провалился в болезненное лихорадочное забытье смертельно раненного. Оно не приносило облегчения и лишь длило не имеющую края агонию, в которую снами врывались образы с улиц, стен и площадей.       Бой закончился, но отголоски его витали повсюду. Умирающие ползали в лужах крови и нечистот, тщась запихать обратно в животы выпущенные внутренности. Пронзительно, страшно и обреченно кричали женщины, пытались вырваться из объятий своих победителей, прикрывали белыми руками красивые полные груди и в отчаянии в кровь царапали раскрашенными ногтями лица. Золотым и серебряным звоном отзывалась драгоценная утварь, монеты и дорогое оружие, и то и дело следом за звоном этим слышались злые крики и звуки борьбы – алчной и жестокой.       Бой закончился, а город извивался в муках. Ему снился выросший под стенами лес из посаженных на кол. Трупы давно почернели, и оттого заметнее были жирные белые черви, копошащиеся в гнилом мясе. Снились мертвые воины, много мертвых воинов, а особенно один – изуродованный и неузнанный в багровых сапогах с золотыми орлами. Снились опустившиеся на колени на дорогих расстеленных коврах разутые и распоясанные чужаки, что под протяжный гортанный клич касались бритыми головами самой земли.       Черная южная ночь густела чужими голосами и сладковатыми запахами тлена, и умирающий Город, поддаваясь этому дурману, проваливался все глубже в ничто.       Но, когда ночь перевалила за середину и тьма вокруг сделалась непроницаемой, тучи на небосводе вдруг разошлись, и вниз – на Золотой Рог, на Влахерны, на башню Романа – посмотрел прищуренный глаз новорожденного полумесяца.