Мой прекрасный камердинер

В ту пору я, писатель, литератор, критик и всё, что хотите ещё — Райан МакАлистер, окончил новую книгу, последнюю из трилогии, чему был очень рад. По этому поводу была устроена грандиозная пресс-конференция, на которой я ответил на тысячу и один каверзный вопрос, после чего, наконец, смог с чувством выполненного долга на некоторое время выкинуть работу из головы, а, вернувшись домой, отдохнуть и подумать о том, на что я потрачу свой гонорар. Домой же после обыкновенной в такие дни вечеринки, несмотря на похвальное рвение к спокойному отдыху, я вернулся часам к четырём утра и с початой бутылкой шампанского наперевес. Ко всему в придачу из такси со мной вылез парень, с которым я познакомился минут двадцать назад, но, стоило ему войти в дом и попытаться продолжить свои неуклюжие приставания, как у меня мгновенно пропало всё настроение продолжать это с ним. — Но детка, ты ведь меня хочешь… — бормотал вполне уверенный в своей неотразимости альфа, пытаясь загнать меня в угол. — Слушай… — пытаясь отвернуться и, по возможности, зажать пальцем ноздрю с его стороны. — Мне кажется, я пьян в сопли. Как бы меня не стошнило, пока будем целоваться… Услышав такое заявление пьяного омеги, пьяный альфа нахмурился и всё-таки счёл разумным отвалить. — Я позвоню тебе, — поскальзываясь на ковре в прихожей, сказал он. — Да, да, дорогой, — кивал я, поджидая лишь только момент, когда можно будет уже захлопнуть за ним дверь. Кстати, моего номера телефона у него не было. — Не поцелуешь… — О, как мне не хорошо! — запричитал я. — Ну, как знаешь, — обстоятельно кивнул альфа и, наконец, вышел из дома. Я с удовольствием хлопнул дверью, после чего отпил из таскаемой мной повсюду бутылки с каким-то изысканным нечеловеческо-дорогим шампанским и, тоже поскользнувшись на ковре, поплёлся в спальню. Проходя мимо гостиной, пребывающей в предрассветной тени, я заглянул туда, обнаружив рассыпанные по столу конфеты. Какие-то конфеты. Ах, да. Точно. Мне позвонил мой агент, когда я ел из коробки конфеты, чтобы не пить вино впустую… Кстати, вот и вино. Пустой липкий бокал… В итоге конфеты я рассыпал по столу, когда, разговаривая по телефону, запутался ногой в ножках стула, пытаясь сесть. Что ж, то были неплохие конфеты, и к шампанскому они тоже шли замечательно. Наевшись случайно валявшихся конфет, я продолжил свой путь к спальне. Там я завалился на кровать, конечно, щедро обрызгав её шампанским, которое, слава богу, сообразил поставить после на прикроватную тумбочку. *** Когда я проснулся… задолго после обеда, я почувствовал сухость во рту. Я сполз с кровати, вяло разделся, оставаясь только лишь в нижнем белье, после чего ушёл в ванную комнату, планируя и привести себя в порядок и избавиться от сухости. Вышел из ванной я куда более бодрым и полным сил, чем раньше. Я неспешно прошёлся по дому, разглядывая погоду и сад за окнами. Боже, какой же всё-таки большой у меня дом… Проходя вдоль прихожей по пути на кухню, я поскользнулся на коврике, сердито на него фыркнул и отправился готовить себе завтрак. Завтраки я периодически готовил себе сам, хотя кухарка, которая обычно приходила к обеду, оставляла мне в контейнерах еду, которую при желании я мог бы подогреть себе на завтрак. Но нет. Я предпочитал собственноручно разбить себя пару яиц, приготовить омлет, поджарить тосты… В обычное время мне было совсем не сложно делать это. А, когда время было необычное и работы было по горло, я ничего и не ел утром. Поэтому и готовить завтрак смысла не было. Поев, я приготовил себе кофе и направился в гостиную. По столу всё так же были рассыпаны конфеты, на которые я набрёл вчера в пьяном виде, как свинья на трюфели. Зачем-то оглядевшись вокруг, я заметил, как, на самом деле, у меня всё выглядит… Порядка не было и в помине. Иногда, раз в вечность, я зазывал в дом клининговую компанию. Но то были просто уборщики. Всё, что они могли сделать — это выбросить то, что валяется, сложить то, что ещё рано выбрасывать, пропылесосить ковры, помыть полы… И всё это без какого-либо понимания того, как всё здесь должно быть на самом деле. Например, вот этот столик. Его вечно норовят поставить между кресел. Но он стоит в углу! Он испокон веков стоял в углу, и я упорно буду переставлять его туда, сколько бы его не выносили в центр комнаты. Или вот эта картина. Да, её края прикрывают портьеры. Это нормально. Это было всегда. Нет, каждый раз их сдвигают как можно сильнее с стороны. А со спальней, в плане уборки, всё и того хуже. Сев в кресло с чашкой кофе в руках, я принялся почёсывать свой подбородок с четырьмя волосинками, как у Шегги из Скуби Ду (я твёрдо верю, что в одной из возможных вселенных они смогут стать настоящей бородой!) и размышлять о том, нельзя ли как-нибудь решить мою проблему? Решить её было можно. И я сразу же понял, как именно. Нужно мне не валять дурака, а нанять себе постоянную прислугу. Горничную! Которая будет знать, что и где должно быть. Подумав так, я, не теряя времени, полез в интернет, собираясь найти себе там самую лучшую на свете горничную. *** Точно не помню, как долго продолжалась эта морока — два или три дня, но, так или иначе, спустя это время у меня на пороге нарисовался один примечательный малый. Был он ростом выше меня на полголовы, с виду крепкий, энергичный и в придачу к этому — ярко пахнущий альфа, вот только сперва я решил, что он просто ошибся адресом. — Я из агентства, — сообщил он. Я же, окутывая прихожую клубами дыма от своей сигареты, глядел на него и не мог понять, о каком таком экзотическом агентстве может идти речь. — По поводу вакансии камердинера, сэр. — А! Горничная! — вырвалось у меня. — Камердинер, сэр, — поправил парень, входя и закрывая за собой дверь. Я пожал плечами. — В чём будут состоять мои обязанности? — без прелюдий спросил он. Пространно помахав рукой в воздухе, я сказал: — Приберись в доме для начала. Денег я в цветочных горшках не прятал, скажу сразу. — Сэр? — Ну, знаешь, чтобы проверить качество уборки, перед приходом горничной прячут мелкие монеты в… — я замолк на полуслове. — Забудь. Как тебя? .. — Зигфрид Штерн, сэр. — Супер, Зигфрид. Просто приберись. Грязно тут. — Хорошо, сэр. Покажите мне комнату, где я могу переодеться и оставить вещи. — Вот там, — я указал наверх по лестнице. — Моя спальня. Везде в других местах можешь переодеваться. Он сообразил что-то сам себе в голове и кивнул, перехватывая в воздухе свою сумку. — Кстати, насчёт жалования… — Меня устраивает, — сказал он. — Это я и хотел услышать, — заверил я, затушил окурок о бронзовую вазу, кинул его внутрь вазы, после чего ушёл валяться в кровати. Предварительно на всякий случай закрыв дверь спальни на ключ. Всё-таки, я ведь первый раз вижу этого парня, не так ли? *** Сначала я не заметил подвоха. Прибрался мистер Зигфрид сносно, большего я и не просил. После уборки Штерн отказался от предложенного мной и кухаркой обеда и попросил отпустить его на первый вечер. — Ты, вроде, жить у меня должен, нет? — нахмурился я. — Да, сэр, — согласился Зигфрид. — Начиная с завтрашнего дня. Если вам будет угодно. Я махнул рукой, и он отчалил. Приключения начались на следующий же день: в попытке вытряхнуть давнишние, накиданные мною окурки из бронзовой вазы в прихожей Штерн умудрился выбить стекло в двери и, прищемив собственную ногу вазой, застрять в неудобном положении в углу холла. Слава богу, я слышал, как разбилось стекло. — Пресвятые маффины, что тут происходит? — недовольно натягивая на пижаму халат, появился я на верхней ступеньке лестницы. — Всё в порядке, сэр, — донеслось от несчастного Зигфрида. Именно в эту секунду он, наконец, столкнул с ноги вазу, пробившую в придачу дыру в стене, и почтительно вытянулся в мою сторону. Думаю, ему было очень больно. Это обстоятельство не позволило мне рассердиться на него, и я, оставив его разбираться с последствиями своего камердинерства, ушёл на балкон, чтобы полить растущие там орхидеи. К моему сожалению, орхидеи были уже как следует политы. И залиты. И им было очень плохо. Я вздохнул, мысленно назвав Зигфрида плохим словом, и принялся спасать стоящие в воде, словно рис, орхидеи. «Всё-таки вчера он хорошо прибрался, — подумал я. — Всё-таки, я плачу ему сущие копейки. Одноразовые уборщики тоже могли такое сделать». *** Деньги, выплаченные мне издательством, стремительно таяли, а желания усаживаться за продолжение серии у меня по-прежнему не возникало. Мой агент звонил мне, но я отговорился каким-то предлогом и выиграл ещё немного времени, чтобы подумать, что сказать ему в следующий раз. После уплаты налогов и всего прочего внезапно оказалось, что я не в состоянии позволить себе кухарку, и она, посочувствовав мне в этом, всё-таки ушла, поскольку деньги ей были нужны больше, чем я. Совсем без прислуги я бы, вероятно, не выжил, но, так как при всём этом на камердинера денег у меня ещё хватало (повторюсь: я платил ему совсем немного), я не слишком волновался по поводу увольнения кухарки. Так или иначе, в одно утро мы остались с ним в доме одни. У нас были: огромный дом (нуждающийся в ежедневной уборке) в распоряжении, некоторое количество продуктов в морозильной камере на кухне, стремительно уменьшающаяся сумма моего счёта, который всё же ещё позволял мне беззаботно валяться в постели или даже выбираться куда-нибудь в бар, чтобы пропустить стаканчик-другой. Но однажды, с трудом поедая ужасную запеканку собственного приготовления, я спросил у Штерна: — Ты умеешь готовить? — Да, сэр, — ответил он. — Приготовь мне что-нибудь, — попросил я. — Дайте мне полчаса, сэр, — кивнул он. Через оговоренное время Штерн подал обед к столу. Его суп-пюре из тыквы был просто восхитительным! Похвалив его кулинарные таланты, я преступил к жаркому. И тут-то я чуть не умер в самом прямом смысле: жаркое мало того, что было ужасно переперчённым, так в нём мне ещё и попалась кость, которой я сильно подавился. Прокашлявшись, я стёр с глаз слёзы и запил всё стаканом прохладной воды. — Приношу свои извинения, сэр, — сказал на это Зигфрид, с достоинством стоя рядом со мной с кувшином воды. — Я забыл в конце попробовать второе блюдо. Ещё воды? — Нет, кхе-кхе… — покачал головой я. — Подать десерт? — Нет! — вскрикнул я. — Он может оказаться таким же, как жаркое! — Сэр, — спокойно обратился ко мне Штерн. — Это суфле. Я уверен, оно определённо не похоже на жаркое. Я подозрительно прищурился, размышляя. — Хорошо, — дал я добро. — Подавай. Суфле оказалось очень вкусным, хотя его Штерн тоже не пробовал. Он был очень загадочен, этот Штерн. Но что я точно выяснил: в этот день он не собирался меня убивать посредством еды. *** Находясь в одной из комнат дома, я сидел в кресле от нечего делать музицировал на арфе. Со стороны коридора доносилось шарканье по полу метлы Штерна, занятого уборкой. — Штерн! — закричал я. — Штерн, телефон! Через минуту камердинер, наконец, ворвался в комнату, где я находился, с вопросом: — Что вам угодно, сэр? — Телефон звонил, — объяснил я. — Но уже не важно. Ты в наушниках коридор там метёшь? — Нет, сэр, — помотал головой Зигфрид. — Я очень глубоко думал. — Оу, — оценил я изящность отмазки. — Штерн, послушай вот этот момент. Я придумал новую мелодию. И, патетически нахмурив брови, я сыграл ему на арфе то, что только что сочинил. — Что скажешь? — спросил я, окончив играть. — Весьма оригинально, сэр, — оценил Штерн. Услышав такое, я и сам задумался. Оригинально? Это действительно оригинально? Пока я размышлял, мистер горничная чуть было не успел смыться к своей метле. — Штерн… — задумчиво проговорил я. — Да, сэр, — замер он на месте. — А чем ты занимался, прежде чем поступил ко мне на работу? — Другой работой, сэр, — ответил Зигфрид. — М… А откуда ты приехал? — Из дома, сэр. — А где твой дом? — не надеясь на информативный ответ всё же спросил я. — Далеко, сэр, — подтвердил мою догадку Штерн. Но тут же и опроверг, добавив, — В Австрии. — Это интересно, — счёл уместным улыбнуться я. Штерн кивнул, после чего спросил: — Могу я продолжить уборку? — Да, пожалуйста, — махнул я рукой, позволяя ему идти. *** Каким-то неведомым образом, Штерн остался жить у меня дома. Честно говоря, горничная из него была ужасная. Во-первых, его невозможно было представить в коротеньком платье с фартучком и в чулках. Я правда пытался. Не смог. Во-вторых, его блюда, которыми он меня кормил, удавались лишь в половине случаев. Я познал всю прелесть хрустящего сырого картофеля, рыбы с затаившимися костями, пережаренного мяса, и ко всему прочему, я почти сроднился с запахом горелого. Что странно, оставшиеся 50% блюд получались у моего камердинера божественно вкусными. Это была лотерея. Рулетка Штерна. Со временем я изобрёл систему распознавания еды: я усаживал его обедать вместе с собой. Сперва он сопротивлялся, но потом привык. Я заставлял его первым пробовать блюдо и смотрел на его лицо. В большинстве случаев, мне удавалось угадать, что, из поданных им яств, можно кушать, а что, напротив, совершенно не съедобно. Такая вот игра в «съедобное-несъедобное». При всей своей катастрофической некомпетентности, личность Штерна была богата довольно-таки ценными бонусами. Например, он умел делать алкогольные коктейли. Уж что-что, а они удавались ему всегда на славу. Чудо были как хороши. Сам же он не пил, в связи с чем, мне иногда казалось, что в прошлом Штерн был алкоголиком. Но это его право: быть в прошлом алкоголиком. Ещё Штерн был мастером на комплименты. На немногословные, но бьющие точно в цель, как головная боль при утреннем похмелье. Когда я выбирался из дома, я спрашивал его мнение по поводу моего внешнего вида. Он говорил, что-нибудь вроде того, что цвет галстука оттеняет цвет моих глаз, после чего я уходил из дома довольный и уверенный в своей неотразимости. *** Как-то раз, чувствуя острое приближение финансового кризиса, я засиделся допоздна в одном баре (не скажу какого профиля), где, намешав множество сортов алкоголя, набрался и по инерции прихватил с собой обязательный трофей в виде жгучего брюнета альфы, возжелавшего поехать «ко мне» за продолжением вечера, и жмущегося в мою шею на протяжении всей дороги до дома на заднем сиденье такси. Поначалу всё происходило точно так, как я привык: мы вывалились из авто, я провёл плечистого красавца по дорожке к дому, открыл дверь, мысля втащить это мускулистое краденное из гей-бара (ой, блин, вырвалось-таки!) тело на кровать и предаться после положенным нежным ласкам. Или грубым ласкам. В тот момент я ещё не решил. Как вдруг передо мной возникло оно: горничное… Я поднял взгляд на это чудо природы и какое-то время пытался догнать пьяным рассудком, что это вообще значит. Штерн, напялив по какой-то непонятной причине МОЙ халат поверх трусов и сложив руки на груди, стоял посреди холла, беспристрастно и холодно сверля меня взглядом. Его светлые волосы стояли дыбом, намекая на то, как он полминуты назад вылез из постели. Лицо было заспанным, но выражало явное понимание ситуации. — Твою ж… мать.. — брякнул я, случайно икнув в середине фразы. Я зажал рот рукой, стремясь сдержать икоту. — Сладенький, в чём дело? .. — раздалось позади меня. — Ваш друг уже уходит, сэр, — глядя на меня, заявил Штерн. И, прежде чем я успел раскрыть рот, Штерн подошёл к стоящему позади меня культуристу, взял его за шиворот и, раскрыв дверь, вышвырнул на улицу, заставив задорно прокатиться по лестнице с крыльца во двор. Вот тогда я уже раскрыл рот. Но не для того, чтобы что-то сказать, а просто раскрыл. А потом ещё и икнул, снова зажимая губы пальцами. — Идёмте со мной, — тихонько проговорил Штерн, прекратив быть безжалостным вышибалой. — Я уложу вас спать. И я, подчиняясь властному тону камердинера, позволил ему вести меня куда угодно. Приведя меня в спальню, Штерн помог мне раздеться и уложил под одеяло. Я почти сразу уснул, забыв поинтересоваться, почему это он, подлец, вздумал надеть мой халат. Утром я проснулся от грохота: кажется, Штерн что-то уронил в соседней комнате. Придя в эту комнату, держась за голову, я узнал, что Штерн уронил всего лишь мою арфу. Не знаю, как у него это получилось, но меня это и не волновало: очень уж болела после вчерашнего голова. Заметив мои корчи, Штерн отвёл меня в столовую, усадил на стул и живо метнулся за лекарством. Но то ли он по ошибке дал мне что-то не то, то ли лекарство оказалось испорченным — моя головная боль не прошла. К ней только добавилась ещё и диарея. К обеду, изнурённый и зеленокожий, я сидел в кресле и пил воду через трубочку, вяло смотря перед собой. Меня уже не тошнило, и желудок немного успокоился. Хотелось есть, но я боялся рисковать и крепился, воздерживаясь от приёмов пищи. — Штерн… — слабо позвал я. Зигфрид тут же вошёл в комнату, внимательно на меня глядя и ожидая распоряжений. — Штерн, включи мне телевизор… — С вашего позволения, вашим глазам сейчас лучше отдохнуть. — Я хочу телевизор, Штерн… — закапризничал я. — Нет, сэр, — тем же мягким тоном повторил Штерн. — Я устал сидеть и ничего не делать, — пожаловался я. Штерн стрельнул своими серо-голубыми глазами в сторону, после чего сказал: — Я готов почитать вам, если пожелаете. — Пожелаю, — осторожно покивал я. — Читай. — Да. — Хорошо бы детектив… — С вашего позволения, я хотел бы перечитать «Дон Кихота» Сервантеса. Услышав такое заявление, я сперва даже не нашёлся что ему ответить. «Он что, издевается?» — подумал я. — Именно «Дон Кихота»? — спросил я. — Да, — согласно кивнул Штерн. — Читай, — разрешил я, считая, что сопротивление бесполезно. Штерн нашёл в шкафу нужную книгу (конечно, у меня был «Дон Кихот»), принёс её в комнату, сел за стол и, открыв самую первую страницу, принялся читать: чётко, немного резко, но зато внятно. Я слушал его, слушал, и стал замечать, что мне начинает это нравиться. Периодически Штерн делал ошибки, а я поправлял его. Кажется, его это немного сердило, но, неизменно отвечая мне «да, сэр», он поправлялся и продолжал читать с тем же старанием. *** Следующим вечером после прослушивания большого количества текста Сервантеса, я почувствовал бодрость и желание творить. Пока загружался мой ноутбук, под руки попалась последняя моя изданная книга. Чёрт дёрнул… Нет, сатана меня дёрнул открыть её и начать читать. Спустя час, выключив все электроприборы и выдернув их из розеток, я лежал в кровати в своей комнате в темноте, обёрнутый пледом, и с ощущением краха мироздания наблюдал, как колышутся за окошком голые ветви ольхи на ветру. В таком состоянии я пролежал несколько часов. Потом вздохнул. И ещё несколько часов лежал в таком состоянии. Потом я уснул. Потом проснулся. И ещё несколько часов пролежал в том же самом состоянии. — Ште-ерн! — заорал я, наконец. Тот явился почти сразу. — Я здесь, сэр! — отчитался он, войдя в комнату. — Приказывайте! — Возьми все книги с полкой над столом! — велел я. — Да, сэр, взял. Все семь. — Неси их к камину. — Принёс, сэр. — Порви их и положи внутрь камина. Полей розжигом и подожги, — скомандовал я, поджимая ножки, чтобы не мёрзли, не прикрытые пледом. — Одну минуту, сэр, — отозвался Штерн. — Могу я спросить: а почему эти книги? .. — Этот бред сивой кобылы написал я, — сделал я признание. — Это убожество. Сжечь. — Сэр… А могу я прочитать их перед сожжением? .. — Нет! — завопил я. — Ничего не читай! Жги! — Жгу, сэр! — спохватился Штерн. — Я не слышу, как ты рвёшь! — недовольно высказался я. — Вот, сэр, я рву! Слышите? — Теперь слышу, — удовлетворённо вздохнул я. — Молодец, Штерн. Продолжай рвать и жечь. Продолжай… — я зевнул, чувствуя лёгкую сонливость. — У вас течка, сэр? — Что? — выкапываясь из-под пледа, сощурился я. — Я прошу прощения, но у вас течка и, возможно, вы пожалеете об уничтожении этих книг впоследствии. Обдумав услышанное, я потупил минутку, после чего принялся слезать с кровати. Я подошёл к Штерну сидящему на стуле и сказал: — Встань. Тот встал. Как только он поднялся на ноги, я сразу же зарядил ему наотмашь по лицу. Штерн только зажмурился на мгновение, дёрнув головой от удара, и, как ни в чём ни бывало, взглянул на меня снова. — Сэр, — произнёс он спокойно. — А ну хватит! — вцепляясь в его костюм, велел я. — Как вам будет угодно, — изрёк Штерн. — Ты уволен! — выкрикнул я. — Что? — спросил он. — Не знаю! — сказал я. — Ничего. И я с размаху уселся на мягкую скамейку у ног своей кровати. — Сэр… Эм. Мистер МакАлистер? — осторожно прискамеиваясь рядышком, позвал Штерн. — Конечно, ты не уволен, — проворчал я недовольно. — Вы мне не платите. — Давно? — со вздохом спросил я. — Второй месяц. — Ну. Значит, наверное, пора нам… — …заняться вашей четвёртой книгой, мистер МакАлистер, — покачивая головой, сказал Штерн. — Или мы рискуем умереть с голода. — Но у нас ведь есть ещё рис? — Я образно, сэр, — пояснил Штерн. — Значит, рис ещё есть, — сделал вывод я. — Я начну новый роман сегодня же, — решил я. — Прямо сейчас! — Отлично, сэр, — похвалил Штерн. — Я принесу вам кофе. — А это всё-таки сожги! — велел я с дьявольской улыбкой на губах. — Это будет совершенно новый… непревзойдённо новый роман! — Не сомневаюсь, сэр, — поднимаясь со скамьи, согласился камердинер. — Вам две сахара? — Вообще без сахара! — заявил я. — Вы определённо в ударе, сэр, — решил Штерн, покидая спальню. — Ещё в каком! — потирая ручки, похихикал я. *** Я комкал листы, разбрасывал их по комнате. Это меня успокаивало, хотя роман я и писал на ноутбуке. — Штерн! — орал я. — Ещё кофе! — Сию минуту, босс! То есть, сэр. И он, забирая пустую чашку, ставил на её место цикорий вместо кофе. Уже третий раз подряд. Но я был так поглощён работой, что даже не интересовался: опять ли это идиотская инициатива Штерна — подменять мне кофе на цикорий, или же у нас просто закончился кофе. Думаю, скорее всего, он и правда закончился. Дописав главу, я распечатал её на принтере, сложил аккуратно по порядку и позвал Штерна. Обернувшись пледом на манер древнего грека, я водрузил правую ногу на край своей кровати и, ткнув другую руку в бок и встряхнув стопку листков, приготовился. Штерн быстренько открыл окно, чтобы комната проветрилась, и, приглушив свет, сел на место слушателя, восхищённо хлопая на меня своими светлыми ресницами. — Я готов, босс, — проговорил он шёпотом. Гордо взглянув на него свысока, я прокашлялся и принялся читать. Спустя полчаса мы с ним валялись на моей кровати, чему у меня нет внятного объяснения, и ругались по поводу моей главы. — Путешествия во времени в прошлое невозможны, сэр, — серьёзным тоном повторял Штерн. — Ты идиот?! — кипятился я. — Я пятый раз тебе говорю, что это просто фантастика. — Сэр, будь даже это и фантастика, она ведь должна быть возможна в теории. — Да кто тебе такое сказал?! — Посудите сами: если всё написанное будет неправдоподобно, кому это будет интересно? — Всем, кроме тебя, Штерн! — негодовал я. — Мне будет интересно, сэр, но это уже другое. За это Пулитцеровскую премию не получишь. Раздражённо выдохнув носом, я замолчал с кислой рожей, думая о его словах. — Дай мне главу, — велел я. — Я сожгу её. — Нет, сэр. — Я сожгу её вместе с тобой, если не подашь мне главу сейчас же! — В таком случае, я сохраню её себе на электронный носитель, сэр, — вскакивая и всовывая что-то вроде флешки в мой почти невинный ноутбук. — Что ты делаешь?! — Ничего особенного, — сохраняя у себя копию, отозвался Штерн. — Но я сохраню это на всякий случай. — Ты… ты просто… — возмущённо начал я, но, не договорив, сник, ложась обратно на кровать. — А… Делай, что хочешь, — разрешил я, тяжко вздыхая. — Из этого тоже толку не выйдет. Этот подонок Штерн ничего не ответил и даже не сообщил, что уляжется рядом. Я почувствовал, что он меня щупает уже в процессе. Ну, то есть он, возможно, просто хотел утешить и хлопал меня по плечу, но от каждого его бодрящего удара картинка у меня перед глазами встряхивалась, как на экране старого телевизора, который долбят кулаком, и, в итоге, я не выдержал и прикрикнул на Штерна: — Хватит! Я обернулся, тщательно нахмурив брови. Штерн испуганно попятился. Он сел, я тоже сел и уложил его обратно на подушку. — Слушай меня, Штерн, — смотря ему прямо в глаза, угрожающе произнёс я. — Четверть часа назад я был самым счастливым человеком на свете. Если бы ты не телепал языком что попало, это до сих пор было бы так же! — Та ниушели? .. — иногда Штерн почему-то начинал говорить с каким-то непонятным мне немецким акцентом. Это обычно выходило у него куда более мягко, чем обычная речь и, о боже, возможно таким образом Штерн флиртовал. Об этом могло так же свидетельствовать появление его пальцев на моей талии. Только что их там не было, как на тебе: уже колются. Пальцы у него были больнючие. Итак, Штерн спросил меня «та ниушели?» и впился кончиками пальцев мне в талию и рёбра. Как бы ни было мне в тот момент больно, я почувствовал, что именно сейчас и именно из-за всего этого абсурда я хочу его. Хочу этого гадёныша в сыром виде, как он есть. С его молочно-трупным цветом лица, с синяками под глазами, с невидимыми альбиносовыми бровями и с его немецким акцентом. Но мог ли я приказывать ему, учитывая… — Сэр… — томно шепнул Штерн. — Тш-тш-тш, — наклоняясь к его губам, остановил его я. В следующую секунду я был уложен Штерном на спину. — Зигфрид, чёрт тебя подери! Не слушая меня и на раз-два вынырнув из пиджака и подтяжек, он впился губами в кожу на моей шее. «Альфы…» — скептически подумал я, закидывая на камердинера ногу в лакированной туфле, пока тот с нетипичным для расчётливого австрийца вожделением лобызал мою скромную омежью шейку. — Зигфрид, пожалуйста… — переходя на скуливый-омежий язык, продолжал я. — Да? — привставая и смотря на меня, своего работодателя так, словно это он владыка мира, а я так, двадцать шестая жена из гарема. — Возьми презервативы на полке, будь хорошим мальчиком. — Мгм, — счёл разумным моё предложение Зигфрид, мягонько, как кошечка, скользнув рукой к полке. — Буду хорошим… мальчиком… С последней его фразы меня унесло совершенно. Он пах, как сам дьявол! Дьявол среди альф! И его этот ледяной негромкий голос… А-а! Зигги, что ты делаешь со мной?! О, великий кекс с изюмом, я назвал Штерна — Зигги! Ниже падать некуда. Да, я позволил ему всё то, что полагается от омег альфам, вот только я не понял — понравилось ли оно то самое ему? Мне хотелось думать, что, без сомнения, понравилось. Я лежал рядом с ним в тёмной спальне, на мне были следы от его пальцев и… не только от пальцев, и я произнёс: — Зигфрид, я скажу что-то, а ты без всяких «но» со мной согласишься. Он скосил на меня глаза, ничего не отвечая. — Побудь со мной до утра, — велел я. Штерн оглядел далёкую и манящую дверь спальни и, смирившись, выдохнул. Я заполз на его мохнатую грудь, делая попытку спать прямо на ней. — С…сэр! — выпалил Штерн, тем не менее обнимая меня за плечо. — Ну? .. — Могу я всё-таки пойти к себе? — спросил он. Цокнув языком, я недовольно выбрался из его объятий. — Проваливай, — позволил я. — Спасибо, мистер… — выбираясь из моей постели и нагружаясь охапкой одежды, поблагодарил Зигфрид. — Райан. Тоже можно в неоднозначные моменты, — качнув бровями, проговорил я. - Эй, ну-ка! Штерн замер у двери. Соскочив с койки, я подошёл к нему и прижался, целуя. — Вдруг завтра мы будем сгорать со стыда, — пояснил я. — Уже не сделаешь такой глупости. — Возможно… — согласился он, — …Райан… сэр… После этого я его выставил. Мне всё ещё было хорошо, и я боялся, что он сейчас всё испортит. Поэтому я его благополучно выгнал, и после этого преспокойно заснул крепким и здоровым сном. «Зигги…» — с усмешкой подумал я, засыпая.