Мушкетерши и кардинальша

— Уютная у тебя квартирка, Оливия, — сказала Шарлотта, осматриваясь, когда они, наконец, пришли. Оливия посмотрела на Шарлотту с легкой улыбкой и проговорила:  — Если ты голодна, мы можем вызвать прислугу, она приготовит нам еду. — Да нет, спасибо, — отмахнулась гасконка. Она разглядывала свою подругу, и та казалась ей аппетитней любого лакомства. Девушка покраснела, ибо собственные мысли смутили ее. Шарлотта опустила глаза и теперь смотрела в пол, так как на ее щечках заиграл миленький румянец смущения. — А может… стаканчик винца? — предложила верная своим привычкам Оливия. — В принципе, я не против, — проговорила Шарлотта с легкой смешной улыбкой. Оливия кликнула свою глухонемую служанку Глафиру и с помощью жестов приказала ей принести вина. Глафира немного задержала взгляд на соблазнительном вырезе гостьи. Девушка неосторожно прошлась и вылила на девушку бокал вина. — Ах, несчастная! — возмущенно закричала Оливия. — Ты пролила мое драгоценное вино на мою подругу к тому же! Как бы мне тебя наказать? Глухонемая замычала и принялась вытирать тряпочкой платье Шарлотты. Гасконка улыбнулась и сказала Оливии:  — У тебя милая прислуга — она просто оступилась. — Да эта растяпа все время оступается! — проворчала Оливия. — У нее не только руки, но и ноги, похоже, не из того места выросли! Потом она вновь обратилась к Шарлотте:  — Какое наказание для этой прошмантовки подберем? Шарлотта посмотрела на служанку своей подруги, а потом проговорила:  — Можно выпороть ее, если ты так хочешь наказать свою служанку. — Хороший выбор, дорогая! — ответила Оливия, очаровательно улыбнувшись. Глафира, пусть и лишенная слуха и языка, была хорошенькой мулаткой с телом-сладкой шоколадкой, с большой грудью и соблазнительной круглой попкой. Этой-то попке и предстояло отведать плеточки. — Будем пороть ее обе — по очереди! Каждая по сто ударов! — объявила свою волю безжалостная Оливия. Бывшая графиня-де Ла Фер, как хозяйка мулатки, принялась за ее «воспитание» первой. Она заставила Глафиру раздеться и принялась охаживать ее плетью с такой силой, что на прелестном заду служаночки оставались широкие красные полосы. Глухонемая мычала, извиваясь, как змея. Когда ее хозяйке наскучило наносить удары по попке, она заставила Глафиру расставить ножки и принялась хлестать ее уже по киске. Шарлотта наблюдала за наказанием служанки. Она сама уже дико возбудилась и по ее красивым ножкам капельками начал стекать вагинальный сок. — Оливия, может теперь уже моя очередь? — страстно проговорила она. — Да, ты права, милая подруженька моя! — отвечала Атос. Еще раз стегнув Глафиру по промежности, она передала эстафету гасконке. Шарлотта опустилась на колени и стала водить язычком по нежным половым губкам Глафиры. Пальчиками юная гасконка проникала в анальное колечко служанки. Вначале Шарлотта просунула в попку девушки лишь один палец, но войдя во вкус, гасконка не останавливалась и просунула в попку девушки свою правую руку. Шарлотта двигалась плавно и в тоже время быстро. Глухонемая служанка морщилась от боли. Мулаточка перестала себя контролировать, и из ее киски полились белые струйки прямо на кафельный пол. — Что за черт?! — ругнулась Оливия. — Эта сучка не должна блаженствовать. Она куда-то вышла, затем вернулась с пустой бутылкой из-под шампанского. Она принялась совать ее в киску бедной Глафиры. Лишенная дара речи, та могла лишь мычать, беззвучно плача. Шарлотта освободила свои брюки от ремня и начала шлепать бедняжку мулатку по красивой и аппетитной, кофейного цвета, попке. Каждый удар наносился строго пряжкой, так как Оливия не хотела, чтобы ее служанка получала удовольствие. — Может, просунем и в ее попку бутылку, а заодно, поиграем с ее дырочками? — предложила Шарлотта. — Ее дырочки такие тугие! Надо их расширить. — Одну из них я уже расширила, — ухмыльнулась Оливия, — остается задняя норка. Хотя… можем заняться обеими ее отверстиями одновременно! С этими словами она взяла бутылку вина, моментально его вылакала и стала совать опорожненную бутылку в анус жертвы. Шарлотта покачала головой: — Эх, жадина ты до вина! Юная гасконка взяла еще одну бутылочку, полную вина, но не стала открывать ее, а встав позади своей подруги, принялась просовывать ее в нежную попку Оливии. Атос застонала от сладких мук… для нее сладких вдвойне, при ее-то отношении к потреблению вина… в любом виде! Шарлотта двигала бутылочкой с вином в попке своей подруги. Наигравшись с ее задиком, юная гасконка проговорила:  — Может быть, нам будет удобнее привязать служанку за ноги и руки? Показать ей, что такое тряпичная кукла? — Мне нравится ход твоих мыслей, подруга! — ответила гасконке Оливия, одарив ее пьянящим поцелуем. Затем, по задумке Шарлотты, руки и ноги Глафиры были привязаны к ножкам стола. Как только Глафира оказалась привязанной к ножкам стола и кровати, Шарлотта зажгла свечу и без всяких нежностей просунула ее прямо в мокрую киску служанки. Несчастная жертва вновь замычала и задергалась. — Может, привести этой сучке кобеля? — предложила Оливия. — У меня есть прекрасный охотничий пес! Шарлотта улыбнулась и проговорила:  — Сначала лучше растянуть ее, а потом можно и пса. Затем гасконка попросила:  — Расскажи мне еще о своем муже. Личико Оливии омрачилось, она вздохнула:  — Я уже рассказывала об этой своей ошибке… Что тебя еще о нем интересует? — Оливия, все нормально? — спросила Шарлотта, смотря на свою подругу. — Да, все хорошо, — со вздохом отвечала та. — Просто это не самая приятная тема для меня… Погрустив еще чуток, она проговорила:  — Что-то мне пописать охота, а выходить — лень! Оливия нашла выход из проблемы, сев на красивое зареванное лицо мулаточки и начав орошать его золотым дождем. От такого использования своего рта мулаточку чуть не стошнило. Глафира сквозь слезы и отвращение глотала все, что выбрасывала на нее киска ее хозяйки. — А ты не хочешь пи-пи, дорогая Шарлотта? — спросила Оливия гасконку с дразнящей улыбкой. Шарлотта улыбнулась в ответ и проговорила: — Нет, я так много не пью. Она улыбнулась и, подойдя, похлопала по попке своей подруги. Повернувшись к ней, бывшая графиня-де Ла Фер поцеловала ее. Язычок очаровательной алкоголички проник в ротик гасконки. Шарлотта хотела что-то сказать, но Оливия прервала ее. Девушки наслаждались поцелуем. А вот служанке было не до нежностей, ведь на нее, тем временем, надвигался огромный охотничий пес. Он начал обнюхивать ее нежную киску. Глафира с ужасом поняла, что сейчас ее будет сношать это чудовище, но не могла даже молить подруг сжалиться над ней. Правда, ее никто бы и не слушал. Когда она все же замычала, ее хозяйка насмешливо проговорила:  — Я по-собачьи не понимаю. Затем сказала Шарлотте:  — Ну что же, можно приступать к спариванию нашей сучки с кобелем. Кобель с присущий ему резвостью набросился на бедную служанку. Вначале огромный пес вошел в ротик девушки по самые гланды. Глафира задыхалась от огромного члена пса, но, чтобы не умереть от удушья, она начала посасывать собачий член. — Вот так, сука, старайся, знай свое место! — похвалила ее старания хозяйка, затем начала ласкать грудь своей подруги Шарлотты, целуя и посасывая нежно-розовые соски. Шарлотта замурлыкала, как кошечка и принялась тереться о нежный язычок своей подруги. — Мне так хорошо… Отзови песика или он просто убьет Глафиру своим темпом. Она уже достаточно наказана. Все же юной гасконке было жаль служанку своей подруги. — А может, пусть эта дрянь сдохнет? — ухмыльнулась Оливия, поразившая подругу своей безжалостностью. — Оливия, что ты говоришь?! Я и не думала, что ты такая бессердечная и безжалостная. — проговорила Шарлотта. — Дура! — внезапно прошипела подруга гасконки, на ее глазах начавшая превращаться во врага. — Никакая я не Оливия. Меня зовут Алти, и когда-то мое имя говорило тебе очень много! Шарлотта посмотрела на подругу и проговорила: — Ты что, настолько пьяна, что стала бредить? Оливия или Алти, как будет угодно читателю, разразилась зловещим хохотом: — Да, ты права, я пьяна… пьяна от своей ненависти к тебе! Итак, мне удалось найти тебя и в этой жизни, Зена… теперь ты умрешь, а твоя душа будет порабощена мной навечно. Эта, как казалось Шарлотте, сумасшедшая начала что-то быстро говорить на какой-то тарабарщине. Очевидно, она произносила заклинание. И по мере того, как Атос-Алти выговаривала эти страшные слова, у юной гасконки появлялось ощущение, что у нее либо будет помутнение разума, либо ее душу похитят. Она взяла всю свою волю в кулак, чтобы не дать этой ведьме подчинить себя… или сделать что-то еще худшее. Внезапно, Шарлотта, словно в калейдоскопе увидела себя в прошлой жизни — в ней она была какой-то бесстрашной древней воительницей, закаленной в пламени битвы, звали ее… Зена, а одним из ее злейших врагов была именно мнимая Оливия, то есть Алти. Молниеносно очутившись рядом с Алти, Зена-Шарлотта ударила и оглушила ее, затем освободила Глафиру, и вместе они, одевшись наспех, сбежали из этого проклятого дома. Им случилось встретиться с бывшим *мужем* Оливии — молодым человеком, называвшим себя Милордом. — Куда бежим в такое время, да еще так экстравагантно одетые, красавицы мои? — спросил он со своей иронической улыбкой. Шарлотта, которая видела теперь то, чего не видела раньше, узнала эту улыбку… и взгляд. Да, теперь он выглядел иначе, но именно в этих взгляде и улыбке читается его истинная душа — коварная душа бывшего возлюбленного Зены, а затем ее предателя и врага Юлия Цезаря! Зена-Шарлотта обнажила шпагу, намереваясь атаковать его. — Эй, я с миром, я не хочу с тобой драться! — вскричал Милорд-Цезарь. — Цезарь, заканчивай этот маскарад! — крикнула ему в ответ Зена. — Я знаю, кто я… и кто ты! — Ну что же, раз ты все знаешь… — протянул молодой человек. — Я могу сказать тебе лишь одно: я больше не желаю быть твоим врагом, Зена. Вражда пусть останется в наших прошлых жизнях и судьбах, а в этой жизни я предлагаю тебе союз, ибо у нас есть общий враг, то есть Алти! — Цезарь, — с негодованием отвечала Зена, — мне не нужен никакой союз с тобой. В любой жизни и судьбе ты был, есть и будешь мерзавцем! — Ну-ну, — примиряюще заговорил он, — не надо так со мной. Я все понял, все осознал, благо для этого у меня были долгие века в Аиде и жизни здесь, на земле, в других воплощениях. Правда, я по-прежнему верю в свою Судьбу, и судьба моя заключается в том, чтобы стать величайшим полководцем в Истории. — он вскинул голову. — Моя служба у Ришелье временная. К тому же, у меня есть план: недавно я узнал, что умер шведский принц Густав-Адольф, с которым мы очень похожи внешне… можно чуток поправиться и накачать мышцы и… отправиться в Швецию — выдавать себя за него. И… скоро Европа услышит о великом полководце короле Швеции Густаве-Адольфе, Северном Льве! И никто не догадается, что в нем живет душа самого Цезаря! А Ришелье будет финансировать мои походы, в память о былой дружбе и моих услугах. Зена вздохнула:  — Цезарь, если ты не замолчишь и не перестанешь грузить меня своими бредовыми идеями, я тебе язык отрежу… и не только! Лучше расскажи мне, отчего Алти стала твоим врагом. — Эмм… это долгая и не очень веселая история… — начал Цезарь-Милорд. — В общем, дело было так: после того, как в Мартовские Иды меня предательски и брутально зарезали в Сенате, а вы с Габриэль были распяты, — при этих его словах Зена сделала движение, — я очутился в Аиде. Там было хреново и очень скучно для такой деятельной натуры, как я, а посему я начал искать способ дать оттуда деру. План дальнейших действий у меня тоже был. После смерти Гадеса-Плутона в подземном царстве была невообразимая неразбериха. Воспользовавшись ею, я и сбежал, заодно взяв в заложницы Судеб. Верный собственному правилу «Каждый кузнец своей судьбы» я сплел нити наших судеб так, чтобы ты забыла все плохое, что между нами было и помнила лишь хорошее… тем более, что его было не так уж мало. Нам, ведь хорошо было вместе, да? — он улыбнулся своей детской улыбкой. Зена-Шарлотта что-то буркнула, потом… надавала ему пощечин. — Ай! Больно же! — также, по-детски, вскрикнул он. Щеки у него пылали. И Зена не удержалась от искушения теперь поцеловать их. — Вот так-то лучше, — заулыбался Цезарь, — так… на чем я остановился? — На том, как хреново тебе было в Аиде, куда я тебя снова отправлю, если не расскажешь мне популярно об Алти! — Ага, продолжу. Значит, у меня все получилось, и мы с тобой стали мужем и женой, императором и императрицей. Это было чудесно! Мы уже почти завоевали весь мир! Но тут появилась Габриэль и все испортила! Мне пришлось снова распять вас. — при этих словах Юлия Зена замахнулась на него кулаком. — Все-все, я больше не буду… распинать вас… прости меня, Зена! Так вот… В этой нашей новой судьбе Алти стала верховной жрицей Империи и моей советницей и… влюбила меня в себя. — Цезарь вздохнул. — Увы, к стыду моему, я поддался чарам этой ведьмы, ибо, надо отдать ей должное, она — роскошная женщина и великолепная любовница. Секс был просто космическим! Ахх, как она делала минет! — Юлий томно вздохнул. — ЦЕЗАРЬ!!! — Все-все, я больше не буду! Итак, продолжаю… Я женился на этой очаровательной мерзавке, сделав ее своей новой императрицей, и… что же ты думаешь? Эта canis femina в нашу брачную ночь убила меня, нанеся мне 30 ударов кинжалом! Это было ужасно! — Так тебе и надо! — хмыкнула Зена. — В тебе нет ни капли сочувствия, — надул губы Цезарь. — Еще бы! — Ну, теперь ты понимаешь, как я ее ненавижу? — Наверное также, как я ненавидела тебя… — Ненавидела? — переспросил он. — То есть это чувство уже в прошлом? В тебе больше нет ненависти ко мне? Его бывшая любовница и противница перевела разговор на Алти:  — А как тебя угораздило встретиться с ней в этой жизни? И как ты понял, что это она? — Случайно, — отвечал Юлий. — Также, как и ты, я не помнил своей прошлой жизни. Хотя… о своем предназначении знал с самого рождения. Зена улыбнулась и покачала головой. Цезарь в своем репертуаре! — В дни своей юности, — продолжал он, — мне довелось встретиться с очаровательной девушкой в белом платье и с маргариткой в руке… она была похожа на лесную нимфу. Впилась занозой в сердце мое стрела Купидона… Я признался Оливии… так она звалась… в любви и сказал, что буду верен ей телом и душой. Она сказала, что охотно принимает первое и еще охотнее — второе. Сыграли свадьбу. Наша ночь любви была похожа на сказку, но сказка эта, увы, имела грустный конец… — Она снова попыталась тебя убить? — Да… Убить, а кроме того, украсть мою душу. Алти-Оливия никогда не забывала… ни о духовном, ни о материальном. Для духовного ей требовалась моя душа, для материального — деньги! Но я, как и ты, похоже, сыграл в игру «Вспомнить все!». От увиденных картин прошлого меня охватило отчаяние, и именно оно дало мне сил бороться. Я тогда почти одолел ее и даже сорвал с ее шеи вот этот дьявольский амулет, — он показал на странную ладанку, висевшую на его груди, — думаю, это лишило ее части силы, теперь она более уязвима… — Ясно! — резко ответила Зена. — Но… нужно сообщить Арамис и Портос, что Атос не та, за кого себя выдает! — Думаешь, они тебе поверят? — Не знаю, но нужно что-то делать! Она с минуту помолчала, потом, взглянув на него, спросила:  — Цезарь… ты не знаешь, кем сейчас является Габриэль? Где мне искать ее? Он хотел что-то сказать, но потом взглянул в ее прекрасные голубые глаза и передумал: — Нет, Зена, не знаю… В это самое время, в кабинете Пале-Кардиналь за столом заваленным книгами и бумагами, прекрасная женщина… нет, прекрасный мужчина… в общем, кем бы ни было это создание, оно было прекрасно, обладало чуть поседевшими, но красивыми светло-каштановыми локонами, большими и умными серо-голубыми глазами, нежной кожей, маленькими губами и красивой формой рук с длинными тонкими пальцами, державшими сейчас перо. На коленях этого прелестного существа, одетого в красную мантию, мурлыкала пушистая белая кошечка. — Прошение об отставке… — диктовало себе создание вслух. — Прошу короля уйти в отставку! Он (а) хихикнул (а). Тут дверь кабинета отворилась, впуская маленького пузатого и нарумяненного человечка. Это был Ля Шене — слуга короля, любивший прикидываться дурачком, но, тем не менее, умевший делать денежку, ибо подрабатывал он тем, что продавал парфюмы и косметику. Вот и к кардиналу Ришелье он пришел именно с этой целью, при чем предлагая свой товар, он обращался к его преосвященству, как к даме, поскольку знал один секрет кардинала… Взглянув на астрономическую цену, Ришелье сказал (а): — Нет, нет и нет — я ничего не буду брать! Это грабеж! — А если я… — Ля Шене растянул свои толстые губы в улыбке. — Поведаю его величеству один ваш секретик? Ришелье смерил (а) его презрительным взглядом и проговорил (а):  — Вот смотрю я на вас, Ля Шене, и думаю: человек, действительно, произошел от обезьяны! — А вы, ваше преосвященство? — хихикнул он. — Что — я? — От кого вы произошли? На бледном, красивом лице кардинала появилось мечтательное выражение:  — А я произошла от розы… Покончив с препирательствами с Ля Шене и с оставшимися делами, кардинал поехал (а) в Лувр, к королю. Его величество, почитавший себя великим художником, был занят тем, что рисовал портреты (карикатуры с длинными носами) своих придворных. Присутствующие при этом дружно хвалили его талант и сравнивали его с Леонардо да Винчи. Увидев своего прекрасного министра, король проговорил: — Да, я — новый Леонардо и, как и у него, у меня есть своя Джоконда. Ваше преосвященство, прошу вас стать моей Моной Лизой! Я желаю увековечить вашу улыбку на своем холсте. — Эмм… — протянул (а) кардинал. — А будет красиво или как в жизни? — Будет так, как я вижу! — улыбнулся Людовик. Заметив испуганный взгляд кардинала, он поспешил сказать:  — Да красиво, красиво! Садитесь здесь и позируйте мне! За это я сделаю для вас все, что пожелаете. — Ну, коль так… — Ришелье улыбнулся (улыбнулась?). — Коль так, сир, я хочу милость не для себя, а для ее величества Анны Австрийской. Людовик скривился, он ненавидел свою жену. — Что? — переспросил он. — Сир, вы обещали, — кардинал сложил (а) губки бантиком. — Ладно! — проворчал тот. — Какую же милость вы хотите для королевы? — Сир, ее величество почему-то недовольна мной, и душа моя весьма скорбит из-за этого… — Ришелье вздохнул (а). — Я хочу исправить это. И думаю, что этого можно достичь, сделав что-нибудь приятное для королевы. Например, дать бал. Она же так любит танцы! Помнится, городские старшины устраивают третьего октября празднество. Вот, на этот день и назначьте бал. Заодно, не забудьте накануне праздника сказать королеве, что вы желали бы видеть, к лицу ли ей те двенадцать алмазные подвесок, что вы ей подарили… Людовика заинтересовала эта просьба, и он ответил на нее согласием, ухмыляясь в усы, ибо понял, что кардинал что-то задумал (а) против его «любимой» жены.