***
Дом Анны встретил его полумраком, взрывами хохота и отчетливым запахом травы. Сама она в коротком зеленом платье, невысокая и хорошенькая, так неистово замахала ему обеими руками, что у Карла не осталось сомнений: запах марихуаны ему не померещился. На ярко освещенной, отделанной белым кафелем кухне он разогнулся, потирая руку, затекшую от тяжелой упаковки пива, и прошел за Анной в гостиную, с интересом осматриваясь и ненадолго задержавшись в длинном коридоре — по всей длине стен были развешены семейные фотографии. Мистер Браун на яхте с огромной рыбиной в руках, миссис Браун в кругу престарелых родственников. Анна в детстве, с короткими белыми как лен волосами, Анна в средней школе — со скобками на зубах, Анна на выпускном с подругами — американские выпускницы, счастливые и улыбающиеся, в разномастных модных платьях, совершенно ничем на вид не отличались от тех, с которыми заканчивал школу Карл. Он бросил последний взгляд на фотографию с выпускного и поспешил дальше, к проходу, в котором скрылась Анна минуты две назад. Дом Браунов был довольно большим, но сейчас просторная комната казалась совсем крошечной из-за минимум двадцати человек, сгрудившихся вокруг кресел и дивана. Анна сидела на толстом бордовом подлокотнике и с кем-то разговаривала, на ее лице блуждала широкая улыбка. Карл подошел ближе. Несколько незнакомцев обернулись на него; рыжая веснушчатая девушка посмотрела на него без выражения, чернокожий качок молча отодвинулся в сторону с намерением открыть Карлу обзор на происходящее, но народу на полу гнездилось так много, что пока не было ясно, кто сидит на диване. — Сыграй Wonderwall, Пит! — громко сказал кто-то. — Можешь? — Да сколько можно этих британцев, надоели, — вклинился в беседу низкий мужской голос. — Давай Нирвану, чувак! Наконец Карлу удалось понять, что происходит: на диване сидел темноволосый парень с гитарой, и, похоже, именно вокруг него и собралась вся эта толпа. Он выжидательно улыбался и барабанил длинными пальцами по корпусу инструмента, желая, похоже, чтобы его слушатели пришли уже к какому-то согласию, а при упоминании Нирваны едва заметно поморщился. Или показалось? — Сыграй что хочешь сам, Питер, — опять раздался чужой голос. Карл вздрогнул: это была Анна. Она соскользнула с подлокотника на сидение и теперь сидела рядом с Питером, пристально глядя на него. Тот молча кивнул и склонил голову над инструментом. Подобных энтузиастов с гитарами и дома было завались. Нет, серьезно, они все собрались ради этого, только и всего? Карлом завладело отчетливое желание развернуться и отправиться на поиски выпивки. Бадвайзер? Да, стоит начать с него, а уже потом перейти к чему-то покрепче. Надо побыстрее убраться отсюда, пока этот Питер не начал играть. Пока не… Было слишком поздно. Пит тряхнул лохматой челкой и ударил по струнам — и Карл осознал, что замер и внимательно прислушивается, пытаясь понять, что же это все-таки за песня. Через несколько секунд пришло осознание — Питер остановил свой выбор на треке из того самого альбома Velvet Underground. А еще этот мягкий высокий голос совершенно точно принадлежал британцу. Песня американской группы и английский акцент, and the ladies, they rolled their eyes — быть того не может, неужели и правда? Понимая, что теперь просто уйти уже не может, Карл бесшумно опустился на пол, а секунду спустя ему уже кто-то передал стакан водки с соком и косяк. Так это тот парень из Англии. Ну конечно же. Анна тогда так восторженно отозвалась о нем, а теперь сидела и смотрела на него не отрываясь, широко открытыми глазами, ловя, похоже, каждый доносящийся звук. Что же до этого парня, Питера, то играл на гитаре он не бог весть как — явно выучил с десяток аккордов и решил, что можно этим ограничиться. Но все вместе звучало бойко и приятно, и в конце концов Карл поймал себя на том, что мотает головой и подпевает вместе со всеми — злосчастный ли косяк был тому виной, или вид порозовевшего счастливого лица Анны, или, может, просто бесконечная любовь самого Карла к музыке, временами загоняемая на задворки подсознания, но в конце концов всё равно пробивающая себе путь наружу? Время вдруг потекло плавно и спокойно, и в любой момент Карл затруднился бы сказать, прошло ли с начала вечеринки десять минут или два часа. Питер продолжал перемежать игру на гитаре с веселой болтовней, а просьбы слушателей — с композициями на собственный выбор (а музыкальный вкус у него был что надо). Анна сидела всё так же, обхватив колени и неподвижно глядя на него. Следовало ожидать, что стереотипные вечеринки из американских молодежных комедий влекут за собой стереотипные же последствия: в самый разгар веселья главный герой-неудачник видит, с каким обожанием девушка его мечты глядит на более популярного парня, и разочаровывается во всей своей жизни. Но ведь и популярным парнем должен быть качок с шеей толще головы, капитан школьной команды по футболу, этакий Бифф Таннен, в качестве развлечения унижающий слабых и издевающийся над всеми подряд. Карл посмотрел на Питера еще раз и застыл, потому что тот в этот момент поднял голову, чтобы сдуть волосы с лица, и их взгляды вдруг встретились, и Питер почему-то улыбнулся ему, бездумно и светло, как улыбаются грудные дети в своих кроватках, радуясь людям, которые над ними склоняются. Да и лицо у Питера было совсем юное, почти детское, а глаза — огромные и совсем темные. Ради бога, какой это Бифф Таннен? Глупые популярные шлягеры он пел с таким неподдельным удовольствием, что это отбивало у Карла последнее желание питать неприязнь к незнакомому человеку. Он залпом допил водку и затянулся в последний раз. В голове приятно шумело, пальцы едва ли не чесались от желания прикоснуться к гитаре самому — он привез с собой инструмент из Лондона, но до сих пор не было времени даже открыть чехол. А вдруг Анне просто нравится, когда парни играют на музыкальных инструментах? Вдруг она будет точно так же не отрывать взгляда от него, от Карла? Он поднялся на ноги и чуть не пошатнулся. На него посмотрели с любопытством. — Питер, можно твою гитару ненадолго? — А? Бери, конечно! Карл ожидал любой реакции, но только не такого неприкрытого энтузиазма. — Э… — Хоть выпить наконец смогу, — с готовностью объяснил Питер и подвинулся на диване в сторону, освобождая Карлу место рядом с собой. — А то уже в горле пересохло. Вот, держи осторожнее. Ты правша? — Я сейчас тебе налью, Пит, — поспешно сказала Анна и поднялась на ноги. У нее был вид человека, которого грубо выдернули из приятных грёз. Она виновато улыбнулась, словно извиняясь за свою оплошность, и скрылась в проходе. Впервые Карл почувствовал что-то вроде раздражения. Не на Питера, не на Анну и, пожалуй, даже не на себя — просто на ситуацию, в которой он оказался. Ему резко расхотелось ждать, пока Анна вернется с напитком для Питера, и он склонился над гитарой, почувствовав, как свесившиеся волосы закрыли лицо, и начиная играть первое же, что пришло ему в голову — вступление к California Dreaming. Известная песня вызвала среди слушателей оживление — уже через десять секунд ему подпевало несколько голосов, но громче всех звучал уже почти знакомый голос совсем рядом с ним. Не переставая играть, Карл поднял голову. Питер смотрел прямо на него, и в его взгляде не было ни насмешки победителя, ни злобного подозрения, что кто-то другой перетягивает всеобщее внимание на себя — только все та же широкая улыбка на пол-лица, почти детский восторг. Наверное, ему очень нравилась эта старая песня. Карлу тоже она нравилась. Она ассоциировалась с Брайтоном — играла там иногда на пляже прямо из динамиков, почему-то именно зимой, будто в насмешку над серым морем и свинцовым небом, словно предлагая всем мечтать о залитых солнцем калифорнийских песках. …Когда Анна со стаканом виски-колы наконец вернулась, Карл успел не только допеть, но и вовлечься в коллективное обсуждение серф-рока с Питером и остальными гостями. Теперь же его настроение снова словно переключили рубильником. Масла в огонь подливал взгляд Анны, снова обращенный исключительно на Питера: теперь, когда марихуана, похоже, перестала на нее действовать, счастливая улыбка сменилась какой-то непонятной тоской в глазах, у уголка рта вдруг залегла горестная складка. Карл впервые в жизни видел Анну такой — более того, он и предположить не мог, что она может такой быть. Он осторожно вернул гитару Питеру и поднялся с дивана. Вдруг вспомнилось, что где-то тут должна быть принесенная им же бутылка Джеймсона — и, возможно, в ней еще могло что-то остаться. Карл поспешно вышел из гостиной, и хотя ему показалось, что кто-то потянул его за штанину, он не обратил на это внимания. Полупустая бутылка нашлась быстро, пустая тихая комната — не так быстро (в процессе поиска он спугнул аж две обжимающихся парочки), но в конце концов и это увенчалось успехом. Если, конечно, успех — это когда ты лежишь на диване в чужом доме в кромешной темноте и глотаешь виски из горла, испытывая странную смесь разочарования и совсем уж непонятно откуда взявшейся радости. В этой дурацкой истории был он, Карл, в роли неудачника и Анна в роли нравящейся ему девушки, вот только глазастый Питер с гитарой на роль альфа-самца никак не тянул —, но и это, похоже, не помешало Анне в него влюбиться. Ведь она в него влюблена? Когда человек смотрит на кого-то такими глазами, в которых и счастье, и тоска, и что-то еще непонятное — что это еще может быть? Карл вздохнул, глотнул из бутылки еще и закашлялся — жидкость попала не в то горло. Почему-то ему не было совсем уж грустно, разве что немного обидно за себя. А еще, кажется, он внезапно оказался слишком пьян, чтобы о чем-то думать. Опьянение, усиленное травяным дурманом, подкралось мягко и незаметно, и лишь сейчас грандиозно развернулось во всю мощь, обещая не менее грандиозное похмелье наутро. Карл поставил бутылку на подлокотник и подвинулся ближе к краю, опустив ногу с дивана, чтобы чувствовать твердый пол — так с закрытыми глазами меньше кружилась голова. Через минуту он спал так крепко, словно оказался в собственной кровати дома в Аксбридже по ту сторону Атлантического океана.***
Холод пробирался под одежду и дальше чуть ли не под кожу, заставляя сжаться не шевелясь и пытаться занять как можно меньше места, подтянув ноги к груди и обхватив колени. Карл не знал, сколько времени он проспал; он знал лишь то, что в комнате чертовски холодно, а еще — что ему очень сильно хочется пить. Но по крайней мере, это был всего один симптом похмелья. И к тому же холод был более важной проблемой. Он чувствовал, как его начинает знобить; при попытке подавить дрожь начинали стучать зубы, при попытке сдавить челюсти неудержимо сотрясаться снова начинало все тело. Карл понимал, что само это состояние не пройдет, но странное оцепенение — похоже, алкоголь еще не выветрился до конца — не давало встать с дивана и отправиться если не на поиски чего-нибудь теплого, то хотя бы за кружкой чая. А затем у него за спиной что-то шевельнулось, и в следующую секунду Карл вдруг понял, что его накрыли пледом. Очень теплым, очень мягким, явно уже нагретым чьим-то телом пледом. — Ты весь дрожишь, — услышал он. Голос был мужской. Карл едва не подскочил на месте и поспешно перевернулся на другой бок. И чуть не подскочил опять, потому что оказался нос к носу с Питером — тем самым вчерашним Питером. Темные глаза, широко распахнутые, как у доверчивого ребенка, созерцали Карла с любопытством. — Ты весь дрожал, — негромко повторил он. У него был сипловатый со сна голос, а вблизи стало видно залегшие под глазами фиолетовые тени. — Замерз, да? Тут вообще-то холодно по ночам. Карл молчал, не зная, что ответить, и судорожно пытался придумать, что же сказать. Ладно, он проснулся под одним одеялом с другим парнем, на пьянках бывает и не такое, тем более, они, похоже, оба в одежде…, но не должен ли был его неожиданный сосед по постели проснуться в кровати с кое-кем еще? — Спасибо, — наконец выдавил он. — Ты… — Прости, пришлось завалиться спать к тебе сюда, потому что это было первое свободное место, которое мне попалось, — извиняющимся тоном сказал Питер. — Тебя как зовут-то вообще? — Карл. Каждую секунду Карлу казалось, что еще абсурднее эта ситуация стать просто не может, и каждую же секунду что-то заставляло его убеждаться в обратном. — Конечно, знакомиться, проснувшись в одной постели — это так себе ситуация, но лучше поздно, чем никогда, правда? — Питер словно озвучил его мысли, только облек их в более цензурную форму. Он негромко рассмеялся. Судя по всему, он не особенно страдал от похмелья и явно не находил собственное положение неловким. — А я Пит. Слушай, а ты ведь не американец, да? — Англичанин, — подтвердил Карл, слабо понимая, как это вообще относится к делу. Впрочем, какое здесь может быть «дело», он тоже не очень хорошо понимал. Обволакивающее тепло после пронизывающего холода казалось таким прекрасным чувством, что не было сил думать о чем-то еще. — По тебе почему-то видно, — серьезным тоном объяснил Пит. — Даже когда ты молчишь, это всё равно бросается в глаза. — Вот как. То есть я спал, а ты пялился мне в спину и думал: о, этот парень, наверное, англичанин? — Я еще вчера так подумал. Еще даже до того, как ты взял инструмент. Вот пришло в голову и хоть что тут делай. Он блаженно потянулся под одеялом. От Карла его отделяло сантиметров тридцать, и тот наконец смог расслабиться окончательно без риска в любой момент оказаться прижатым к боку другого парня. — Объективно говоря, играешь ты так себе, — неожиданно для себя сказал Карл. — Да и поёшь тоже. Но все вместе почему-то звучит гораздо лучше, чем по отдельности. Иначе я не стал бы слушать это два часа. «А попытался бы поговорить наконец с Анной», — мысленно добавил он, стараясь не думать о том, что всё равно никогда в жизни бы на это не решился. Почему-то, однако, большого сожаления не было. Воспоминания о змеящемся дыме сигарет и травы, о сидении на полу в окружении незнакомых людей и о том, что Пит не сыграл ни одной песни, которая не нравилась бы Карлу, стояли перед глазами яркой стеной и странным образом перебивали мысли о том, что события могли бы пойти как-нибудь по-другому. Пит не обиделся. — Я знаю, но я учусь, — покладисто сказал он. — Петь я никогда на умел, а на гитаре играю не так давно. А ты, кстати, хорош. Жалко, ты так быстро ушел вчера. На месте Пита Бифф Таннен из «Назад в будущее» после таких слов вместо комплиментов парой прицельных ударов впечатал бы Карла в стену. — Да ерунда, — вздохнул Карл. Ему почему-то захотелось еще раз уверить Пита, что тот, несмотря на пока еще слабую технику, явно притягивает слушателей не случайно. — Это так… Я тоже всерьез никогда не занимался музыкой. Если Пит тоже приехал в Сиэтл на лето, возможно, они могли бы иногда играть вместе? Он явно не бездарен, ему просто не хватает знаний — Карл мог бы показать ему пару-другую приемов, да ему и самому не помешало бы практиковаться почаще. Карл знал, что сам он играет как будто неплохо, но за те несколько лет, что он занимался музыкой, он мог бы достигнуть гораздо лучших результатов, если бы посвящал этому хотя бы чуть-чуть больше времени. — Ты пить не хочешь? — вдруг спросил Пит. — А то я, когда ложился, споткнулся о пустую бутылку. Если ты понимаешь, о чем я говорю. Карл понимал. Сухость во рту никуда не делась, язык прилип к небу куском наждачной бумаги. Он совсем согрелся под пледом, который делили они с Питом, и мысль о том, чтобы вылезти наружу, уже не казалась такой пугающей. — Вообще-то хочу. Знаешь что? Пойдем на кухне пива попьем, — предложил он явно заинтересовавшемуся Питу. — Я вчера притащил упаковку, так что, может, что-то еще осталось. Молча, стараясь никого не разбудить — часы показывали половину седьмого утра — они спустились на первый этаж. Пит внезапно оказался высоченным, выше Карла дюймов на шесть или семь, худым и неловким, с длинными жеребячьими ногами. На кухне он уселся на широкий подоконник, чуть не задев ногой стоящий на полу горшок с фикусом, закурил в приоткрытую форточку и свободной рукой взъерошил себе волосы на затылке. Затем взял протянутое Карлом пиво, лучезарно улыбнулся и отсалютовал тому банкой. Табачный дым и освежающая горечь с бьющими в нос пузырьками углекислого газа окончательно привели Карла в себя и еще раз убедили в том, что более неприятных результатов вчерашней пьянки уже не будет. Усмехнувшись насмешке своего мозга, услужливо подкинувшего мысль о том, что люди в таких ситуациях веселеют, берут себе из холодильника еды или идут на работу, Карл глубоко задумался. Сидящий неподалеку Пит болтал ногами и, кажется, снова искоса рассматривал его. — Однажды на какой-то пьянке в Лондоне мы спали на водяном матрасе вдесятером, — вдруг сказал он. — Это была совсем-совсем маленькая квартира, там даже кровати не было. А потом пришел хозяин и… — Вышвырнул вас к чертовой матери, испугавшись за свой водяной матрас? — предположил Карл. — Нет, он был настолько обдолбанный, что грохнулся на нас сверху четвертым слоем. Это был капитан футбольной команды нашего колледжа, и он весил, наверное, полтонны или около того. Тут-то матрас и не выдержал. Я проснулся от того, что огромная волна вынесла меня из дверей дома прямо на освещенные рассветом улицы Лондона… нет, на самом деле, конечно, нет, но убираться там пришлось порядочно. Карл рассмеялся. В том, как Пит ухитрялся нести чушь с совершенно непроницаемым лицом, было что-то невероятно британское. Он словно снова оказался в Аксбридже среди своих приятелей из университета. — Ты учился в Лондоне? — поинтересовался он. — Почему учился? Учусь, — откликнулся Пит, разочарованно встряхивая пустую пачку из-под сигарет. Так он еще учится. В принципе, этого можно было ожидать — с этим его детским лицом он вполне мог оказаться младше Карла на год или два. — Лондонский университет, английская литература. Последний год, считай, остался. Ты тоже учишься? — Закончил бакалавриат в этом году. — Карл заметил на кухонном столе еще одну полупустую сигаретную пачку и потянулся за ней. — Брунельский университет, драма. — Что? — Пит выпрямился так резко, что чуть не задел головой оконную ручку. — Правда, что ли? У меня там сестра училась, причем, похоже, на одном курсе с тобой, потому что она тоже выпустилась в этом году. Ты ее не знаешь? Её зовут Эми-Джо Доэрти. Ты точно должен был ее видеть хоть раз! — Не думаю, — Карл покачал головой. Ему вдруг стало почти жаль, что он не встречал сестру Пита в университете. Может, они с Питом тогда смогли бы еще несколько лет назад познакомиться в Лондоне, а не сейчас, в забытом богом пригороде американского мегаполиса. Он сам не мог точно сказать, почему ему вдруг захотелось уже быть знакомым с Питом, но призрачное сожаление кольнуло его изнутри совершенно отчетливо. — У нас была куча народа на потоке. Наверняка я видел ее не раз, но лично точно не знаком. Время снова потекло незаметно, прямо как вчерашним вечером — правда, в этот раз Карл был трезв, и не слушал чужие разговоры, а половину времени трепался сам. Они обсуждали музыку, учебу в университетах — каждый в своем, самые дешевые пабы Лондона, снова музыку, отличия Англии от Штатов, книги, кино и снова музыку. Как и Карл, Пит приехал в Сиэтл к дальним не то родственникам, не то родительским друзьям — правда, уже во второй раз. — Я уже был здесь с сестрой, — поведал Пит, крутя в пальцах четвертую по счету сигарету и, видимо, увлекшись своим рассказом и забывая ее зажечь. — Летом девяносто пятого года, мне тогда было шестнадцать. Эта деревня была такой отсталой, что все здешние тинейджеры все еще оплакивали беднягу Курта, молились на гранж и не мыли волосы месяцами. Я сказал им, что это всё чушь и что молиться стоит на Моррисси или в крайнем случае на Ноэла Гэллагера, а потом меня отколотили за это впятером. — Я бы тоже не побрезговал побить чужака, сунувшегося ко мне со своими музыкальными пристрастиями, — хмыкнул Карл. Время близилось к девяти часам утра, и на кухне изредка появлялись помятого вида люди, явно страдающие от похмелья и жаждущие влить в себя банку пива или на худой конец чашку кофе. Впрочем, все они, кивнув Карлу и Питу и найдя желаемое, быстро исчезали, и разговор немедленно продолжался. — Еще в тот же раз мы с одним парнем доехали автостопом отсюда до Сан-Франциско, — сказал Пит. — Это был бы лучший опыт в моей жизни, если бы мне тогда уже продавали алкоголь и сигареты. — А теперь продают? — Двадцать один год мне исполнился в марте, так что продают. Понимаешь теперь, как я ждал этого лета, чтобы снова сюда приехать? Они продолжали лениво переговариваться, и Карл поймал себя на мысли, что впервые за проведенную здесь неделю чувствует себя совершенно расслабленно и спокойно. Кажется, с Питом они и правда могли бы спеться — он совершенно не похож на козла или отморозка, музыкальные вкусы у них одинаковые, да и болтать ни о чём с ним тоже весело. Похоже, Анна своим предположением, что Пит ему понравится, попала в яблочко. А еще ему почему-то вдруг стало совершенно всё равно, нравится ли она самому Питу, а собственное вчерашнее беспокойство вызывало теперь только недоумение. Карл перевел взгляд на висящие на стене часы: время уже близилось к десяти. Мобильник он вчера оставил дома, поэтому вдруг пришло в голову, что уже пора бы закругляться и возвращаться к себе. Он поднялся и, замешкавшись, протянув руку опешившему Питу. — Я думаю, мне пора идти, а то меня начнут разыскивать, — пояснил он. — Если что, я живу прямо напротив. Или… С тобой можно как-то связаться? Я просто подумал, что мы могли бы иногда джемовать или что-то в этом роде, или, может… Пару секунд Пит продолжал смотреть на него со странным выражением лица, а затем вдруг почему-то болезненно поморщился. — Слушай, мне правда очень жаль, но… Жаль? — Я завтра уезжаю, — он вздохнул. — Я же не успел сказать. Я хочу снова поехать автостопом, только не остановиться в Сан-Франциско, а ехать всё дальше и дальше. — О… Вот как. — Да, и… — Пит поднял голову, теперь он смотрел на Карла снизу вверх. — Только не говори «нет» сразу. Я просто подумал и хотел тебе предложить, но ты так резко собрался уходить… — Что ты имеешь в виду? Карл напрягся. Ему не нравилось, когда другие люди говорили загадками. Что Пит хочет ему предложить, особенно если учесть, что он уезжает через сутки (что само по себе прискорбно)?! — Хочешь поехать со мной? — выпалил Пит. Карлу вдруг показалось, что из его ног вынули все кости. Он ошалело моргнул и машинально опустился обратно на стул, с которого только что встал. — А ты не боишься предлагать такие вещи человеку, которого знаешь всего несколько часов? — на всякий случай уточнил он. Пит пожал плечами. — Это забавно. И в этом есть элемент риска, как и во всей идее путешествий стопом, понимаешь? Ладно, в любом случае, — он покачал головой, — я тебя не уговариваю. Я не знаю, что ты собираешься здесь делать, может, у тебя тут десяток незаконнорожденных детей, или ты надумал поступать в американский университет, так что я вполне смогу понять, если тебе не захочется сорваться с едва знакомым парнем через полстраны неизвестно куда. Но если до конца дня вдруг захочется — завтра в семь часов утра я буду на остановке, ждать первого автобуса в центр. — Я понял, — выдавил Карл. Всё же он предпочел бы, чтобы люди не вываливали на него свои безумные идеи так внезапно. Он снова поднялся на ноги и машинально нащупал карманы в поисках сигарет, а не найдя, вытряхнул одну из лежащей на столе коробки, намереваясь выкурить ее снаружи. — В любом случае рад был с тобой познакомиться. «Ты хороший парень, хотя, кажется, немного поехавший», — мысленно добавил он. Погода на улице была ослепительно летняя, идеальная для начала июля — стрекот кузнечиков, сидящих в нагретом солнцем газоне, на небе ни облачка. Карлу с трудом верилось, что еще несколько часов назад ему было так холодно.***
— Здравствуй, Карл, — Шэрон, как и всегда, поприветствовала его из кресла. — Как ваша вечеринка? Мы уже позавтракали, но… «Твоя порция на столе под крышкой», — мысленно закончил предложение Карл. По своему обыкновению Шэрон всегда настаивала, чтобы для Карла оставляли еду, даже если тот задерживается. Это было отчего-то очень приятно и даже непривычно — в Аксбридже стоило кому-нибудь зазеваться на десять минут, как весь приготовленный ужин исчезал в желудках у соседей. — Я могу поесть наверху? — поинтересовался Карл. — Потом принесу тарелки вниз. Получив в ответ рассеянный кивок и истолковав его в качестве разрешения, он потащил к себе в спальню миску хлопьев и сэндвич с ветчиной. На окне Анны в доме напротив колыхалась занавеска в цветочек. Пару минут Карл отупело созерцал ее, рассеянно перебирая в голове обрывки мыслей об Анне, но его подсознание почему-то раз за разом возвращалось к тому, о чем ему сказал Пит. «Хочешь поехать со мной?» И этот напряженный взгляд. Словно ему действительно было так важно, чтобы с ним поехал какой-то едва знакомый парень, у которого с ним общего — национальность да музыкальные вкусы. Стоит вспомнить, с каким восторгом все внимали игре Пита вечером, сколько народу здесь, в Штатах, были бы рады назвать себя его друзьями — и все еще сильнее не вяжется. Наверняка Питу стоит только позвать, и все рванутся на обочину трассы ловить машину вместе с ним, а Анна в первую очередь. Толпа жадных до впечатлений молодых американцев, способных показать обаятельному чужаку все уголки их огромной страны —, а он сначала собирается ехать один, а затем вообще зовет с собой не пойми кого. Здесь должен был быть какой-то подвох, ведь так? Карл доел хлопья, растянулся на застеленной кровати и вздохнул. Занавески были задернуты, и в комнате было заметно темнее, чем снаружи, но он проворочался полчаса, а сон, несмотря на то, что Карл проспал ночью не так много, все никак не шел. Он пытался гнать из головы навязчивые мысли, но они оказывались сильнее, заставляя его все глубже погружаться в задумчивость. Путешествия автостопом — почему ему это раньше даже в голову не приходило? Собираясь в США, он думал, что в большой стране найдет большую тусовку, но день шел за днем, и то, что в пригороде ничего никогда не происходит, становилось все яснее, и когда после встречи с Питом у Карла появился маленький проблеск надежды на то, что тихая жизнь в Сиэтле изменится к лучшему, слова Пита сразу вернули его с небес на землю. «Я завтра уезжаю». Неужели кто-то предположил, что Карл, ментально вросший в большой город всем своим существом и не сразу свыкшийся даже с жизнью в маленьком поселке, способен собрать в рюкзак минимум вещей и уехать через полстраны в никуда? Сам он даже не задумывался об этом. Как это делается? Может ли этим заниматься любой человек, или, возможно, для этого нужен особый талант — умение приспосабливаться к текущей ситуации, располагать к себе других людей и элементарно ориентироваться по карте? Карл снова вздохнул. Лежать в комнате становилось скучно. На стенках миски подсыхали остатки хлопьев, в стекло с нудным жужжанием бились две толстых мухи. В голову вдруг пришло, что можно не разлеживаться, а пройтись до местного супермаркета и купить сигарет и пару журналов. Выйдя из магазина, он машинально сощурился на солнце и вдруг застыл. На автомобильной парковке стояла Анна — ладони в карманах джинсовой юбки, взгляд в небо. Карл присмотрелся: лицо у нее было бледное. Тонкие черты, подернутые усталостью, казались по-прежнему красивыми. Переутомление или болезнь, вдруг почему-то подумал Карл, словно проверяют красоту на прочность: все штрихи смазываются, здоровый румянец и молодой блеск в глазах пропадают в первую очередь — остается только лицо без прикрас, красивое или уродливое. Анна была красива. Сейчас, однако, мысль об этом звучала в голове скорее как простая констатация факта. — Привет, Карл, — она обернулась на его шаги и привычно улыбнулась. Улыбка, похоже, далась ей ценой последних сил — лицо дрогнуло, в уголках глаз заблестели слезы. Она улыбнулась еще шире, пытаясь, похоже, с собой совладать. — Что случилось? — вырвалось у Карла вместо дежурных фраз приветствия и благодарности за вчерашний вечер, которые он по-быстрому уже сложил в голове. Он не был уверен: возможно, стоило сделать вид, что он ничего не заметил, потому что Анна со своей вечной приветливой улыбкой вряд ли хотела демонстрировать свою слабость парню, с которым ее, в общем-то, ничего не объединяло. Это вырвалось само, потому что удивление оказалось сильнее элементарного чувства такта, и Карл приготовился к вежливому переводу разговора на другую тему. Ответа не прозвучало. Спустя две секунды он понял: Анна плачет. Ее лицо оставалось бледным, почти фарфоровым — покраснели только глаза и нос. Она стояла прямо и не отводила взгляда от лица Карла, и в какой-то момент ему захотелось опустить глаза самому. В том, чтобы видеть лицо плачущей девушки, было что-то интимное. Непозволительно интимное для той невидимой стены, которая висела между ними всю эту неделю. — Человек, которого я люблю, не любит меня, — вдруг шепотом сказала Анна. То ли она боялась, что кто-то их услышит, хотя вокруг не было ни души, то ли не хотела, чтобы Карл слышал слезы в ее голосе. — Я не видела его много лет, а завтра он уезжает, и я снова его не увижу. Так значит, все-таки Пит. Первая догадка как самая верная, вот только Бифф Таннен оказался Дином Мориарти, променявшим женщину на дорогу. «Что я чувствую?» — чуть не спросил у себя Карл, но пресек себя. Начинать думать об этом здесь и сейчас явно было не самой лучшей идеей. — Мне жаль, — негромко проговорил он. Анну ему и правда вдруг стало очень жаль. — Хочешь сигарету? — зачем-то добавил он, хотя помнил, что она не курит. Она кивнула и наконец опустила голову, а принимая из его руки зажженную сигарету, задела его ладонь холодными пальцами. Карл со слабым удивлением осознал, что это был первый раз, когда он ее коснулся. Солнце пекло просто нестерпимо. Ему почему-то вдруг очень захотелось вернуться в полумрак своей спальни. — Я… может, я тоже завтра уезжаю, — неожиданно для себя сказал он, сам не понимая, почему говорит это. — Удачной поездки. — Анна продолжала смотреть вниз. Она так и не сделала ни одной затяжки. Столбик пепла застыл, подрагивая, на конце сигареты в ее безвольно повисшей руке, но почему-то всё не осыпался на асфальт.***
— Карл, ты точно уверен, что… — Если вы так боитесь за свое одеяло, я верну вам деньги за него, — яростным шепотом сказал Карл. Он хотел выйти из дома в половину седьмого утра, никого не потревожив, но в коридоре наткнулся на Шэрон, которая, по ее же словам, страдала бессонницей и ложилась иногда только под утро. — Мальчик мой, разве дело в одеяле?! — Обычную невозмутимость Шэрон как рукой сняло, она обеспокоенно смотрела на Карла снизу вверх, прижав руки в груди. — Это же так опасно! Только бродяги ездят автостопом! Если хочешь съездить в другой город, возьми билет на поезд или на самолет! Карл вздохнул и наклонился, чтобы завязать шнурки кроссовок. Туго набитый рюкзак и гитара в чехле лежали рядом на полу. — Не разбудите дядю, — тихо взмолился он. — Поездом или самолетом я могу в любой момент вернуться домой. Буду звонить вам по мере возможности. Счастливо! Он услышал, как дверь позади него закрылась, и в ту же секунду налетевший порыв прохладного ветра швырнул ему в лицо его отрастающую челку. За ночь погода кардинально изменилась — небо было затянуто белесыми облаками, по земле стелился влажный туман. Пригород был тихим днем и вечером, а уж сейчас, в такое раннее утро, можно было решить, что здесь вообще никто не живет. Карл слышал только звуки собственных шагов и собственное же учащенное дыхание — он торопился, сам не зная почему. В школьные времена ему никогда не приходилось сбегать из родительского дома, он ни разу в жизни никуда не ездил в одиночестве и не был в столь пустынном месте в такую рань. Сейчас же чем ближе он подходил к автобусной остановке, тем сильнее у него колотилось сердце. Карл точно знал, что это никак не связано с его быстрым шагом или чашкой кофе вместо завтрака. Туман сгущался на глазах: поле зрения словно заволакивала едва заметная дымка, и казалось, что стоит моргнуть, и она исчезнет, но она никуда не девалась, сколько ни моргай, и уже в десяти метрах все было почти совсем белое. Карл глубоко вздохнул: сердце вдруг забилось так часто, что ему показалось, что он почти не может дышать. Он ускорил шаг, сам не понимая, с чего вдруг так волнуется. Высокая нескладная фигура, стоящая на остановке, шевельнулась, словно что-то услышав. Пит обернулся. Карл увидел, что на голове у него шляпа, за спиной рюкзак, а в руках гитара. Лицо его снова озарила та вчерашняя улыбка — словно концентрат всего доступного человечеству счастья на лице одного человека, вдруг подумал Карл. Волнение резко ушло, осталось только какое-то спокойное ожидание. — Я рад, что ты пришел, — сказал Пит и засмеялся.