Часть 1
28 ноября 2015 г., 18:47
/ныне боль уходит. ныне мы бок о бок/
Зейн теряется посреди темных деревьев, режуще-холодного воздуха и запредельно бесконечного неба. Мечется между елей, вгоняя ногти в руку, его зверь раздирает грудную клетку, вырываясь наружу. Поднимает глаза — ярко-красные, как паруса во всеми известной истории — и смотрит на месяц.
Захлебывается отчаянным воем — верни ее, верни мне ее — и слизывает кровь с треснувших губ.
Серповидное светило игнорирует (в конце концов, сколько еще таких как ты?) и скрывается за облаками. Зейн падает на холодную землю; в колени впиваются камни и колючки, регенерация тут же скрывает порезы. Его скручивает, оголенным током по вскрытым венам — он стискивает зубы и мычит от боли (застарелой, ненужной, не своей). И думает, даром, что альфа — Бог жестоко посмеялся и над ним.
[когда умирает твоя пара, ты чувствуешь не пустоту, а дикую злость на себя за то, что не рядом, и бесконечное желание найти, прижать, обнять, вдохнуть в легкие...]
Зейн знает, что Перри умерла, больше не ищет в отражениях луж и зеркалах (вот только попробуй объяснить это внутреннему зверю; тварь становится сильнее ближе к полнолунию и рвется в лес, чтобы найти вторую половинку, а от того, что ее сдерживают, становится неистовой и яростной).
Малик устал бороться с этим, его щит весь в ржавых и отвратительных царапинах, краска облупилась. Боль от эфемерных когтей разрывает Зейна на части.
[обезболивающие кончились. помощь не придет. сможешь победить в этой битве один, мальчик?]
(не) смогу.
~
Лиам слишком хорошо его знает, чтобы не заметить. Лиам щурится, протирает глаза для верности и только потом говорит.
- Выглядишь, будто тебя грузовик с тонной бетона переехал.
Зейн пожимает плечами, потому что это очевидно. Малик не говорит спасибо за то, что не интересуется почему, Пейн и без слов ощущает его благодарность (первый бета, самая глубокая связь, ну).
- Я рядом, - кладет руку на плечо и чуть сжимает. - Мы все рядом. Не строй из себя крутого альфу, знаешь же, что все равно будем волноваться. Если не хочешь открываться, не стоит, но будь здесь, ладно?
- Я здесь, Ли.
- Нет. Ты все еще с ней.
[все еще? навечно.]
- Кстати, может быть, соберемся вместе сегодня? Посмотрим какой-нибудь фильм, поиграем в FIFA, уверен, Луи будет счастлив. Что думаешь?
Зейн не думает. Зейн не может отказать, когда во взгляде друга (брата?) такая надежда. Кивает и старается игнорировать рвущиеся в голову воспоминания о прошлых подобных вечерах (тогда с ним была Перри — она укладывала голову на колени и сворачивалась клубком, как кошка).
Иногда реальность бывает гораздо жестче, чем волк меж ребрами.
[за что, господи? за что? ведь все заслуживают спасения и покоя...
все же?]
~
Когда Зейн появляется в квартире Луи (они всегда почему-то собирались у него; так уж повелось с самого первого раза), то сразу улавливает незнакомый запах — он бьет по всем рецепторам, заставляя напрячься, но Малик глубоко вздыхает, убеждая себя расслабиться, и идет к друзьям, даже не удосужившись снять обувь.
- Хэй, бро, я только пропылесосил этот ковер, - тут же стонет Луи, поднимая голову с плеча Гарри, и Зейн усмехается, потому что он очень рад видеть своего друга здоровым и (очевидно) счастливым. Лиам сидит рядом, лишь на секунду отрываясь от игры и кивая Малику, а потом продолжает рубиться в приставку вместе с каким-то блондином.
- А, да, познакомься, это Найл, - говорит Луи, перехватывая изучающе-пристальный взгляд друга. - Он, вроде как, друг Гарри. И я знаю, что мы должны были сначала спросить у тебя разрешения, чтобы пригласить его, грозный вожак, но так уж вышло, что мой парень пришел вместе с ним, а я не могу ему отказать, как ты знаешь. К тому же, ему известно про нас, и он принес пиццу. Пиццу, чувак, мы не ели ее сто лет! - в доказательство этого факта, Томлинсон хватает кусок с тарелки (и откуда она только взялась?) и жадно вгрызается.
Гарри начинает смеяться, получая за это щелчок по носу. Лиам переглядывается с Зейном, и они одновременно закатывают глаза: первый — по привычке, второй — потому что чрезмерно болтливый Луи жутко раздражает.
А потом вновь смотрит на Найла, и его пронзает разрядом в двести пятьдесят, когда он понимает, что на него уставились бледно-голубые, как декабрьские льды, глаза, искрящиеся весельем. Зверь шевелится изнутри и принюхивается, запах шоколада и яблок, исходящий от парня, забирается в нос и не дает дышать нормальным кислородом. Есть в нем что-то такое домашнее, сладкое, теплое, родное (точно так же было и с Перри).
В сердце растет желание уткнуться в ключицы, где этот запах сильнее всего, и вдыхать целую вечность. Зейн давит его в зародыше.
- Ты Зейн, правильно? - спрашивает парень и встает, подходя ближе. Нарочито медленно изучает его фигуру, проводит языком по губам, и всего за одну секунду его лицо успевает отобразить не меньше сотни выражений — удивление, восхищение, капелька грусти.
Зейн смакует их на языке, а Найл улыбается, протягивая руку. Малик смотрит на нее и пожимает в ответ (пальцы блондина холодные и очень тонкие, чувство такое, что чуть сильнее стисни, и сломаешь).
- Приятно познакомиться.
- Мне тоже, - хрипит, дергая уголки губ вверх в подобии на улыбку (по-настоящему улыбаться разучился уже как два месяца), и чувствует в груди ощущение спокойствия, уюта от близости стаи. - Передайте мне пиццу.
Садится на пол (Найл плюхается рядом), облокачиваясь на диван, и блаженно вздыхает. Возвращение домой ненадолго перекрывает мысли о Перри и скулеж зверя.
~
- Зачем вы, черт возьми, пригласили его? - спрашивает Зейн через пару дней, пересекаясь с Луи в коридоре.
Тот смотрит на него нечитаемым взглядом. Даже не изгибает губы в привычной ухмылке.
- Тебе нужен кто-нибудь, кто поможет. Нас недостаточно, я ведь чувствую, Зейн. Даже Гарри, а он не оборотень, видит исходящие от тебя волны отчаяния и боли.
- Мне не нужна помощь. Не от человека, - рычит Малик, и его глаза вспыхивают красным. Луи поднимает бровь и вперивает свой взгляд в его лицо, словно бы выискивая что-то.
- Потому что она была человеком? - Томлинсон говорит последнее слово чуть громче, и оно отдается раскатистым громом в голове.
[да]
Зверю внутри хочется выть и принять протянутую дружескую ладонь. Зейн глушит его вой и закрывает глаза, прислоняясь к холодной поверхности шкафчика, и дрожит в агонии. Воспоминания захватывают голову и бомбардируют каждое нервное окончание.
Перри мягко улыбается и прижимает его к себе. Шепчет на ухо, из-за нарастающего в ушах шума слов не слышно. Он выпускает когти и вгоняет их себе в бедра; физическая боль предсказуемо не перекрывает внутреннюю.
[-все еще не нужна помощь? - смеется Бог, сидя на кучерявом облаке.
Зейн поднимает на него глаза и обессиленно валится на осколки; кривые края тут же впиваются в живот, пронзая кожу насквозь.
Эфемерные шрамы не зарастают. Подняться на ноги в этот раз не получается]
~
Вечером Зейн снова пытается напиться, но алкоголь не вызывает даже малейшего отклика. Малик заваливается в квартиру Луи, потому что своя в последнее время слишком мрачная и холодная, перестала быть для него местом, куда хочется вернуться.
Томлинсон кивает ему, не удивляясь появлению, и уходит в спальню, где его уже наверняка ждет Гарри. Зейн хочет свернуться прямо здесь, у порога, как пес, дожидающийся хозяина (разница в том, что своего хозяина он не дождется никогда; с того света не возвращаются), но заставляет себя добраться до гостиной.
Он чувствует знакомый запах еще до того, как открывает дверь — волк скребется лапами о стенки организма, пытаясь добиться подчинения. Зейн слишком часто давил зверя в себе, чтобы у него не получилось это в обычный (далекий от полной луны) день.
- Привет, - улыбается Найл, завидев его, и присаживается в кровати, тут же просыпаясь. Малик думает, что губы этого парня должно быть привязаны на ниточки, иначе какая может быть причина его постоянного хорошего настроения? - Родители уехали, а я боюсь оставаться один. Гарри разрешил пожить с ними какое-то время, он действительно хороший друг.
Зейн не отвечает, просто кивает головой, чувствуя раздражение (не любит общество людей, когда находится в таком состоянии). Забирается на диван и устало прислоняется к спинке, чувствуя на себе пристальный взгляд нежно-голубых. Тишина заползает в уши и окутывает мозг теплом коконом. Малик едва сдерживает себя, когда Найл нарушает это хрупкое спокойствие своей фразой.
- Ты не разговорчивый.
Зейн надеется, что предупреждения в виде красных глаз будет достаточно, чтобы от заткнулся, но Найл лишь усмехается и продолжает:
- И нервный. Вроде бы полнолуние не скоро, или это у вас, альф, врожденное?
Зейн не отвечает; улыбка сползает с лица блондина, он выпрямляет плечи и становится серьезным в одну секунду.
- Хреновый день? - соучастливо интересуется, и Малик чувствует исходящее от него дикое желание помочь. Зейн глубоко вздыхает и смотрит прямо в его глаза почти с отчаянием и молча просит замолчать. Найл будто бы слышит.
Больше не говорит ни слова и даже не прогоняет с дивана. Ложится на спину и нервно крутится, пока не укладывает свои ноги на колени оборотня. Испуганно распахивает веки и глядит на Зейна, тот пожимает плечами. Найл принимает это за разрешение и почти сразу же проваливается в сон.
Паренек теплый, и Малику не хочется шевелиться. Поэтому и замирает, боясь спугнуть, разбудить, зверь водит носом по воздуху и захлебывается запахом, и теперь, когда парень так близко, он может почувствовать нотку молочного аромата. Зейн (все еще) ощущает боль где-то в самом центре солнечного сплетения, готовую вырваться в любой момент и разрушить его; чувство того, что он дома, накладывается на нее, перекрывая.
~
Луи замечает его в толпе и возбужденно машет, и его улыбка сияет ярче тысячи солнц; Зейн на автомате отвечает и садится на лавочку в самом первом ряду — знает, как друг любит, когда он неподалеку, и сможет его проконтролировать, если что. Без году неделя оборотень, еще совсем волчонок, и Малик действительно боится, что он не сдержится сегодня, завтрашнее полнолуние выжигает на коже кровавые пятна и зверем вспарывает позвоночник.
[зейн чувствует это каждой клеточкой своего истекающего кровью тела.
призраки прошлого врываются в сознание, захватывая, где же взять силы на борьбу с ними?]
Зейн принимается наблюдать. Видит, как к Луи подходит Гарри, и они начинают тихо перешептываться, парень мог бы прислушаться, но лезть в дела друзей — не в его компетенции. Лиама он не находит, но чувствует его присутствие на стадионе, и пытается учуять Найла — но не получается. Тревога скручивает сердце морским узлом, забивает гортань мелкими камнями.
- Хэй, - раздается сзади через несколько минут, и Зейн едва удерживает себя от того, чтобы не обернуться и не посмотреть на блондина — удостовериться в его нормальном состоянии. - Не знал, что ты ходишь на игры. Когда это они стали тебя беспокоить?
- Когда моего нового бету выпустили на поле, - говорит как само собой разумеющееся, закатывая глаза, а Найл смеется, присаживаясь рядом.
- Оказывается, ты умеешь шутить, серый, - хлопает по плечу, но его глаза — как чертов сканер — осматривают с ног до головы, и не нужно быть оборотнем, чтобы не увидеть в них это беспокойство. Не из разряда «мне кажется, тебе нужна помощь, но я не могу тебе помочь, я же знаю», что отпечатано на зрачках членов стаи, а если случится что-то непредвиденное, всегда подставлю тебе плечо».
[от усмешки болят губы; разве это нормально, когда человек пытается защитить волка?]
[Перри делала точно так же — всегда прикрывала собой, несмотря на уязвимость и отсутствие регенерации, шла и в огонь, и в воду, и на край света ради него.]
Зейн действительно очень устал бороться со всем этим один, и когда чувствует накатывающую тошноту, то не пытается подавить ее в корне. В глазах неожиданно темнеет, и он стискивает зубы, чтобы не дать прошлому захватить себя полностью: не сегодня.
- Хочешь уйти? - как сквозь толщу воды слышит голос Найла и кивает. Позволяет поднять себя с места, утыкается лицом куда-то между плечом и шеей (сейчас можно) и на мгновение чувствует себя вновь человеком — обычным подростком, которому не нужно никого защищать, который сам находится под опекой и заботой.
- Все хорошо, - шепчет блондин спустя пару минут (по ощущению оборотня, вечностей; время, как липкая масса, что втянула и не дает вылезти). - Мы ушли оттуда. Что бы то ни было, ты можешь открыть глаза, Зейни, - непривычная вариация имени обжигает нервные окончания, вгоняет ток в вены и отдает чертовски неприкрытой нежностью.
Он боится увидеть жалость на лице Найла, но
Губы изогнуты в улыбке, глаза сияют от облегчения.
- Спасибо, - говорит Зейн на выдохе и чуть улыбается в ответ.
~
Холодный ветер обжигает кожу прикосновениями и топит листья в бездонных лужах. В воздухе пахнет давно ушедшим летом и никотином — Зейн затягивается пятой сигаретой подряд, дым встает в глотке, не дает дышать нормально. Нихрена легче не становится, чтобы не говорили люди, и Малик в ожесточении бросает окурок на землю и выкидывает пустую пачку.
Полнолуние играет на разорванных сухожилиях, вскрывает артерии и ломает кости, увеличивает силу зверя в несколько тысяч раз. Зейн не дает контролю утечь влагой меж пальцев, прижимает руки к рваным краям ран и порезов, сдерживая.
Некстати вспоминается Луи, и Малик думает о том, как он себя чувствует сейчас. Наверняка хватается за тихую нежность Гарри и не позволяет волку захватить тело.
- Чудесная погода, не правда ли? - он слышит Найла еще до того, как его фигура показывается из-за деревьев. Зейн иронично изгибает брови и молчит, пока крыльцо не скрипит, нарушая лесную тишину. Блондин садится так близко, что их ноги почти соприкасаются; зверь внутри одобрительно рычит, ненадолго укладываясь на лапы, и Зейн даже не пытается думать, с чем это связано.
[когда дают — бери]
- Милый у тебя домик, - констатирует факт, оглядывая старое сооружение - половина выбитых окон, покосившийся флюгер и следы от когтей на двери.
- Когда-то он был действительно неплохим. Почему ты не спишь?
- Логичнее было бы спросить, что я тут делаю.
- Если ты здесь, значит, тебе это необходимо.
Найл нервно усмехается в ладонь, кривит губы и источает такой сильный аромат страха и застарелой тоски, что хочется прижимать к себе, гладить по макушке, шепча что-то успокаивающее, и не отпускать, пока все сгустки тьмы не растворятся в теплых солнечных лучах.
Найл шмыгает носом, и Зейн больше чувствует, чем видит, как его бьет озноб — тоненький свитер не спасает от осеннего ветра.
- Моя сестра умерла ровно год назад. Я познакомил ее с парнем, тот оказался оборотнем и захотел вечно быть с любимой, но ее организм не выдержал, ну, ты-знаешь, как это бывает. Она приходит ко мне во снах, кричит так сильно, что барабанные перепонки едва выдерживают, и я не могу проснуться, даже зная, что это сон. Она захлебнулась черной кровью прямо у меня на руках, отсюда и психологическая травма, так говорит психолог. Но я не верю в это херню ни на йоту, понимаешь?
Зейн понимает. Видит, как рассказ вытягивает из блондина силы и несмело кладет руку на плечо, Найл сам прижимается к груди, вслушиваясь в размеренный стук сердца.
- У меня тоже погибали близкие, - откровенно делится и почему-то впервые не ощущает, как сдавливает тисками ребра на это откровение.
- Луи мне рассказывал, - кивает Найл, утыкаясь холодным носом в ключицы. Зейн чуть улыбается, откровенность вливается в кровь, расползаясь теплом по телу. Укладывает-таки руку на светлую макушку. Черные змейки ползут к ладони, как выдресированные, пронзают от макушки до пят, а потом
Вся боль уходит