Сигарета

«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный», — Рэдрик заучил их, повторял утром, когда только вставал с кровати, повторял и ночью, когда счастливилось лечь спать. Но ничего хорошего, ничего, о чём говорил и во что свято верил Артур Барбридж, с ним так и не случилось. Он не считал почти волшебное возвращение домой в полубессознательном состоянии тем самым подарком Золотого Шара, счастьем, скорее, он считал это инстинктами и подарком Зоны. Счастье, отчего-то, приходить не спешило, ни даром, ни за деньги. Люди вокруг и вправду стали бы будто счастливее, веселее, даже разговорчивее, его всегда ждали в «Боржче» и всегда были рады, кроме, пожалуй, Стервятника, который становиться счастливым всё же не спешил. Своё самое сокровенное желание Рэдрик не смог придумать ни тогда, ни сейчас оно не приходило на ум. Что могло бы сделать его счастливым? Что такого он мог бы попросить у Золотого Шара? О своей просьбе Шухарт не жалел и не просыпался в холодном поту с навязчивой идеей изменить решении, не винил себя из-за неправильного поступка. В конце концов, он заслужил покоя от внутренних терзаний. Только жертва Артура не давала уснуть поначалу, задушенная мыслями о благих намерениях. В «Боржче» больше не царила такая дружественная атмосфера по отношению к нему. Но не он ли отплатил Стервятнику той же монетой? Его деньги за всё, что Рэдрик мог бы сдать из Зоны, заканчивались, а все вокруг, будто бы акулы, чувствовали это, только и готовые вцепиться в жертву. Шухарт едва нашёл последние купюры в заднем кармане, чтобы расплатиться за выпивку. Отчего-то он ощущал, как смотрели на него окружающие, голодными горящими глазами, с капающей изо рта слюной, но стоило ему тряхнуть головой, как всё исчезало. За последний стакан он заплатил последними деньгами. В долг его не обслуживали. Содержимое стакана ушло слишком быстро, чтобы быть правдой. Он слышал тяжёлое дыхание каждого вокруг. К нему за столик подсел Кирилл. Рэдрик хотел бы уже послать его на все четыре стороны, как слова сами всплыли у него в голове. «Кирилл, дружок моей единственный, как же это мы с тобой? Как же я теперь без тебя?» Он даже в лице не изменился, только будто бы устал от жизни, будто бы восемь лет не лежал в земле, а тяжело работал. — Что это с тобой? — глухо поинтересовался Рэдрик и заглянул в стакан. Там было по-прежнему пусто. Кирилл не походил на мертвеца. Такой же, как и раньше. Но на душе будто бы легче стало, будто бы и не смотрел никто на него голодными глазами, будто бы и не было никакого разрыва сердца. — Да над пустышками всё бьюсь, — ответил Панов с лёгкой улыбкой. — Полную нашли, ты же знаешь? Весь отдел довольный ходит. Такой же сталкер как ты притащил, но в целях научной экспедиции. «Даже они счастливы», — мелькнуло в голове, но тут же пропало. Рэдрик глубоко вздохнул, не решаясь поднять глаза. Из-за него ведь погиб, нечего было с собой брать. Они словно поменялись ролями. Обычно угрюмый Кирилл из-за обыденного застоя в исследованиях, и Шухарт, постоянно подбадривающий и успокаивающий его. Даже пустышку полную нашёл для своего Кирилла. Или это не он? — Пойдём, покурим, — Кирилл взял его лицо в свои ладони. — Грустный ты что-то. Случилось чего? А Рэдрику не нужны сигареты. Не нужен полный стакан. Пустышки эти не нужны. Даже деньги. К чёрту деньги! К чёрту, что он может заработать, таская на себе беспомощных трусов по Зоне! Они ему даже «спасибо» не скажут за то, что спас их задницы, только торговаться будут, выпрашивать что-то, байки свои рассказывать. «Счастье для всех» тоже не нужно — не ценят ведь его люди, принимают, как должное, без задней мысли. Так неужели для счастья Кириллу нужно быть живым? Или это необязательно? Достаточно секрета пустышки? Если так, то вот он, Рэдрик, первый и последний в скромной очереди, знающий о Зоне столько, сколько она может позволить о себе узнать. Он просто эксперт в пустышках. Если это нужно Кириллу. Если Кириллу что-то нужно — он будет просыпаться среди ночи и жалеть о своём желании. Если Кириллу что-то нужно — он вернётся в Зону, с технологиями Института или без них; вытащит Кирилла на спине, но только оттого, что самому захочется, а не потому, что Кириллу было что предложить... Едва ли у мёртвого найдётся хоть что-то интереснее, чем он сам. В стакане до сих пор было пусто. Рэдрик извернулся из чужих ладоней, вновь опустил взгляд, потому что в стакан, очевидно, смотреть интереснее. Он проклял бы себя, если бы ему действительно захотелось курить. Он бросил бы курить навсегда, если бы Кирилл угостил его сигаретой. И всё вокруг не казалось таким уж нереальным. Даже то, что находилось на расстоянии вытянутой руки, он мог принять за самую настоящую реальность. Что ему ещё оставалось? Вот только весь мир в один миг затих, но, конечно же, для него одного — такое случалось. Кирилл ещё раз протянул к нему руки, в этот раз совершенно ледяные. — !.. — Шухарт почти успел возмутиться. — Шшшш. Панов медленно перегнулся через разделяющий их стол и поцеловал Рэдрика. Губы его тоже были ледяными. Даже язык. — Эй, ты чего, Ки... — Да ладно тебе, — оборвал его Кирилл, выпрямившись, и показательно махнул рукой: в самом деле, ничего такого. — К тому же, никто и не видел. — Никто и не видел, — тихо повторил Рэдрик. К горлу уже подступал ком. На могилах принято писать имя, годы жизни и... что-то хорошее. Совсем не принято писать на могилах «сталкер». Даже вслух говорят с некоторой неохотой или осторожностью. Просто вдруг вспомнят, когда заговаривают: «Ты же... да?». И согласный кивок вырывается сам собой. А вот на могиле Шухарта всё же написали. Так получилось.