Девятнадцатилетние

Markul feat. Oxxxymiron — Fata Morgana Winner | 2ne1 | BTS Сегодня алкоголь — мой условный метод, На всё закрыв глаза, выпить до конца. Впереди пустота. Мы ютимся в огромной тачке, в которой всем хватает места, ведь внедорожник — это не шутки. Она жмется ко мне сильнее, ведь от каждого здесь веет холодом. И пусть она покрыта теплой белой шерсткой, а я всего лишь скорлупой, она уверена, что рядом со мной теплее. Я смотрю в глаза сидящих напротив, чьи волосы развеваются на ветру и глаза слезятся, и мне кажется, что я тону в омуте каждого из них. Бездонное пространство скрывает каждый, но на поверхности нет ничего привлекательного. Мы молча сходим с ума. Чонгук пьет из горла дорогого вина, чье содержимое похоже на море. Ему хорошо. Ему отлично. До первого рвотного позыва. Тэхен гладит мою кошку в руках, смотря доверительно-боязливо, ведь я наверняка выгляжу в его глазах холодной и мрачной королевой. На мне блестит буквально все, от сапог со шпильками до заколок, убирающих длинный белесый хвост за спину. Блестки есть даже на глазах рядом с ровными длинными стрелками, блестки на идеальный ногтях. Кто я в его глазах? Богиня? Демон? Фея? Я бы хотела быть положительным персонажем в его глазах. Но мы все тут насквозь прогнившие. Мино ведет машину. Рядом с ним по телефону разговаривает Сынхун, парень с забавной улыбкой и пугающими темными глазами. Он игнорирует ревностный взгляд Минзи в его сторону, а я ловлю почти такой же от Чимина. На сердце становится умиротворенно тепло. Хоть кто-то меня ревнует, хотя это довольно опасно. А главное — нас с Чимином ничего не связывает, кроме игры в карты на желания, где я проиграла ему полмиллиона долларов и поцелуй. Он мог потребовать с меня гораздо больше. Например, изменить своему мужу. Но Чимин не дурак. Чимин любит жизнь и хватает от нее все шансы. На полмиллиона можно купить пятьдесят подделок меня, но никогда не купить оригинал. Я не продаюсь. Мы останавливаемся в Бостоне в час-пятнадцать. Примерно сейчас на другой половине земного шара от звонка утреннего будильника просыпается большая часть корейцев. Я не была на родине уже лет десять. Там я — преступница, положившая конец целой компании, своровавшая много зеленых и уехавшая под венец к такому же насквозь «положительному» парню прямиком под венец. И вот уже десять лет я получаю одно единственное сообщение каждый день. «Когда внуки?» Мам, он бесплоден. (Он может плодить только хаос.) (Он должен стать вторым исчадием ада. Конечно, после Сатаны.) Я знаю, что несчастье в бабках, поверь; Ведь нам и горизонта хватит вполне. Весь мир у твоих ног, но временно — Завтра всё вернёт назад. Чонгуку девятнадцать, он самый младший. Мне его немного жаль. Наверняка детство у него было на улице, из-за чего он оказался среди нас, таким же одиноким в душе. Одиночество творит с людьми страшные вещи. Мы начинаем ценить все по-другому. Если посмотреть на Тэхена, он единственный среди нас верит, что мы семья. Он как преданный щенок, сделает все что угодно, о чем бы ни попросили, и никогда не сдаст нас властям или полиции. Проблема в том, что мы скинем его с борта первого. (Никому нельзя доверять.) Но фейм — fata morgana, деньги портят любого. Девки — ума палата, халдеи просят, как Бога. Я лишь пытаюсь не рехнуться и В небесный Иерусалим найти обратно пути. Внутри каждого из нас бомба. Она маленькая, почти незаметная, в унисон тикающая с сердцем, спрятанная под кожей, мышцами и сухожилиями. Мы почти как машины, как роботы — по венам скоро начнет течь масло, мы откажемся от воздуха, шаги станут нарочито резкими, и вот ты окликнешь кого-нибудь, а он повернется к тебе и окинет взглядом лазерно-красных глаз. У моей гладкошерстной любимицы именно такие. (Это выход ничего не чувствовать.) (Это выход быть никем.) Никто из нас не говорит, но все знают. Ад уготован всем, неизбежно, нагрешил ты в меньшей степени или в большей. Только осознав ценность любой живой жизни, бьющейся в твоих руках, ты начинаешь уверовать в высшие необъяснимые силы. Для нас это были чудеса технологий. Больше не нужно пытаться отсрочить смерть — ты можешь бежать впереди нее и смеяться ей в глаза. Больше не нужно испытывать боль от потери кого-то, кто тебе важен. Не нужно заботиться о том, что ты можешь заболеть. И даже о том, что у тебя нет к чему-то таланта. Просто вживи чип (микро-бомбу) и научись рисовать или петь, знай сразу десять языков или выучи высшую математику за пару секунд. Излечись от СПИДа или рака, восстанови зрение или слух. (Стань геномодифицированным чудовищем.) (Стать таким же, как все.) (Стань рабом цивилизации, которую ты построил собственными руками.) Только мне маму с папой уже не вернуть. Из двух горсток пепла не возродить живых, улыбающихся, греющих родным домашним теплом людей, которые дали мне жизнь. Жизнь, которую они дали для того, чтобы я стала кем-то, кем они смогли бы гордиться. И этот факт не стоит никаких усилий сохранять вечность, которой не должно быть. Ведь все прелесть в том, что жизнь — она быстротечна. Именно из-за ограниченности времени мы стараемся успеть в жизни попробовать все, что кажется нам интересным и важным. Ведь именно поэтому какие-то вещи и кажутся нам важными. Повзрослеть. Научиться играть на гитаре. Выучить испанский. Подружиться с девушкой с потока. Получить профессию. Полюбить. Добиться успехов в карьере или выбрать семью. Сделать научное открытие. Победить на конкурсе. Совершить кругосветное путешествие. Завести, в конце концов, собаку. Сделать семейный фотоальбом. Подарить родителям благодарность за то, что мы есть. Быть рядом. Быть людьми. И это все кажется таким бесполезным, неважным и ненужным, когда у тебя в руках — вечность. Только представить — жизнь длинною вечность. Дорога без определенного края. Количество времени, которому нет названия числа. Бесконечность. Осознание того, что ты можешь сделать что угодно когда угодно. И это становится тем, чего тебе больше всего не нужно. Пока есть ограниченность — есть ценность. Я смотрю в тэхеновы глаза и понимаю, почему выброшу его за борт первого. Мино объявляет, что мы приехали. Чонгук уже отходит от помутнения рассудка и выпрыгивает первым, дергая за руку Тэхена. Мино вылезает с водительского сидения и подает мне руку. Остальные вылезают друг за другом. Мы осматриваемся. Неприметное, заплывшее дымом, местечко. Некогда уютная и полная посетителей забегаловка со стендами в выцветшей краске в самом углу проулка. Некогда одна из самый известнейших улиц Бэйкер-стрит. Мы в Нью-Йорке. И когда я была здесь первый раз, Нью-Йорк пестрил огромными небоскребами, неоновыми вывесками, множеством бутиков, кафешек, модных ресторанов и клубов. На главной площади и в парке не было проходу, особенно в какие-нибудь праздники или концерты известных исполнителей. От переизбытка цветов мои глаза быстро уставали. Город казался мне необъятным. Туман же сейчас делает видимость, будто мы в какой-то пригородной деревне. За ним не видно крыш высоток, стеклянных монстров, воздвигнутых до звезд и луны. В пределах видимости только мы и все, что от нас в десяти-пятнадцати метрах. Даже я сама кажусь себе какой-то абстракцией. Однажды все сгинет, зачахнет, остынет. Деньги лишь ступень по дороге вверх, — и вниз лететь. Всё, о чём мечтал — мираж над пустыней. Бабки, чтобы брать и тратить, черт с ними. Я понимаю деньги лишь теперь, Но с ними дольше века длится день. Как-то я сообщила своему мужу, сейчас нежно обнимающим меня за талию, что хочу, чтобы этот бесконечный день закончился. Он знал, что однажды я попрошу его об этом. Мы собирались покончить с ним вместе. Как-то непонятно для меня до сих пор в тачке до никуда оказались все мои друзья, не считая Тэхена и Чонгука, которые пришли к нам последние. Они единственные не сидели в коридоре у лаборатории номер девять в новейшем медицинском техническом центре. Может быть поэтому у них все не так плохо. По Тэхену видно, что он ничего не понимает. Роль лидера на себя взял Чонгук. Раньше я бы подумала, что мы снимаемся в каком-то остросюжетном фильме про зомби-апокалипсис. Ну, почти правда. Робот-апокалипсис. И мы как люди, которые умрут в нем одни из первых. А точнее, мы просто взорвем блоки питания. (Мертвы мы уже давно.) Я протягиваю Чонгуку свою пластиковую золотую карточку. А Мино — ключи от внедорожника. Смотрю на Чимина. В целом, он наверняка грезил о том, что мы умрем в один день вместе. Почти правда. Только я буду держать его за руку, а обнимать меня — мой муж. Улыбаюсь Мино, а затем Тэхену и протягиваю ему чуть дрожащую кошку. Шепчу: — Не могу ее взять с собой. Знаю, что она ничего не почувствует, но рука не поднимается. Пусть будет тебе воспоминанием обо мне. Можешь попросить ее, и она всегда воспроизведет тебе все то, что есть у нее обо мне на жестком диске. Кошка мяукает. Подтверждает. Смотрит на меня красными глазами. А Тэхен — пепельно-карими. И из глаз у него уже катятся слезы. А я плакать давно не умею. Хотя часть меня, которая утирает ему слезы, все еще жива. — Не скорби по мне, Тэхен, — мягко прошу я, — постарайтесь с Чонгуком все исправить. Я знаю, что вы сможете. — Нуна… — Идем, — Чимин дергает меня за руку. Самая старшая из нас, Бом, обнявшись с Дарой, замыкает цепочку тех, кто направляется к забегаловке. Я оборачиваюсь назад, но смотрю не на застывших Чонгука и Тэхена у машины, а на тех, кто идет рядом. Я, вероятно, почти заставила их идти на самоубийство. И они, вероятно, мои друзья именно потому, что никто из них даже не подумал развернуться и уйти. У Юнги взрывчатка, у Намджуна огонь. Мы располагаемся на холодных кожаных креслах ассиметрично — кто как хочет, тем самым демонстративно показывая, что мы все еще неодинаковые. Мы все еще мыслим каждый сам за себя. Я сжимаю руку Чимина, кладу вторую на колено мужу, и оба смотрят и дышат мне в шею. Юнги устраивается на барной стойке, в его глазах играют бесята, он обнимается с пачкой взрывчатки. Я улыбаюсь ему в ответ. Бом и Дара берут к себе Минзи. Намджун с Сынхуном устраиваются у лотка с напитками позади главного подрывателя. А Джин устраивается с оставшимися парнями чисто мужской компанией. Больше никому не смотрю в глаза. Захочется остановиться. А возвращаться действительно некуда. Юнги подносит зажигалку. Я вдыхаю последний глоток воздуха и крепко сжимаю руки. (Пустота.) (И свобода.) — Тэхен? — Ммм? — Эта бесячая кошка хочет тебе что-то показать. Он подрывается с кухни и бежит в гостиную, где на подоконнике белая маленькая тварь уже сожрала половину листьев от его цветка. Но ему не жалко. Она утробно мяукает, будто зовет хозяйку, хотя Тэхен уже говорил ей, что она не вернется. Когда она замечает Тэхена, то смотрит ему в глаза, и Тэхен видит в их отражении Черин, забирающую кошку из приюта. Она протягивает к ней руки, усаживает на колени и долго гладит, успокаивающе говоря на ушко, что ее больше никто не выбросит на улицу. Еще будучи котенком, та жмется к ней, выпрашивая ласку, и Черин дарит ей очаровательную улыбку. Я вижу, как тает свет. Ты восхитительна, знают все. Море в твоих тонах - злая сеть. Ты закружила нас в карусель. У Тэхена снова колет в сердце. Он берет кошку в руки и гладит. Та ластится совсем как живая. Воспоминания живы. — Она ведь так и не назвала тебя, верно? Я буду звать тебя Сиэль. Утренняя звезда. Пойдем, иначе Чонгук без нас спалит не только оладьи, но и кухню…