Дело о подозрительных бродягах

Фамильное дерево, высокое и раскидистое, шевелит ветвями на картине, заключенной в богатую раму. Мутноватое старинное зеркало на другой стене отражает дерево, шелестящее зелеными листьями у самого окна. Окружают, намекают – авроры, вы плутаете в иллюзорной роще, ищете совершенно не то. Аврор Джон Долиш и стажёр Джеймс Поттер не внемлют им. Долиш, увлечённый интригой дела, азартно расспрашивает свидетельницу. – Так талисман они забрать не пытались? – Нет, что вы. Сначала разрядили его, так чтобы он вообще ничего не мог делать, потом – якобы наладили. Не проверишь – он же не действовал. Зато было легче дожидаться вас. – Очень интересно. Денег за свои услуги они попросили? Альберта Эверард придирчиво изучает свои черные туфли на высоких каблуках. – Мы сами предложили… а они сами назвали сумму гонорара. Пять галеонов. Потрясающий гонорар для людей, которые провернули работу нескольких подразделений Министерства. «1. Разрядили фамильный артефакт, класса Genus servate, который принялся излишне широко трактовать свои охранные функции. С некоторой вероятностью починили его. 2. Устранили все последствия неполадок: а) излечили маглов, попавших под негативные воздействия артефакта: по показаниям Эверардов это четырнадцать человек из трех семей; б) проделали работу стирателей и скорректировали память, чтобы маглы вспоминали павшие на них магические проклятия как вспышку инфекционного заболевания; в) излечили главу семьи Чарльза Эверарда от последствий столкновения с разбушевавшимся артефактом, который означенный глава семьи пытался приструнить». Долиш мотнул головой. Кроме уже установленной разрядки талисмана, все остальные сведения еще нуждаются в подтверждении, составлять отчет пока рано. Даже в мыслях. – Из дому ничего не пропало, вы проверяли? Миссис Эверард чуть заметно покраснела. – Чарльз спросил то же самое, и Флорез, это наш домашний эльф, проверил. Ничего не пропало, они действительно взяли только пять галеонов. Странно, да? Люди так не поступают. И все же… – Действительно странно. Джон оборвал свидетельницу, предчувствуя очередные излияния о том, как это было необычно и даже рыцарственно. Ну да, дворяне инкогнито, переодевшиеся бродягами и спасающие прекрасных дам, а заодно и их мужей. Аврор Долиш не слишком-то верит в благородство. Зато он знает, что так можно, к примеру, перенастроить артефакт для своей выгоды. Или что это может быть подготовкой к темномагическому ритуалу – они иногда требуют весьма неожиданных действий. Вдруг именно так своеобразно должны были быть заработаны пять золотых для зловещего колдовства. Все это очень и очень подозрительно. И явно требует внимания аврора. После этого Джон долго возится со свидетельницей, составляет годные словесные портреты, исключающие невнятные описания вроде «очень симпатичный», «мечтательная отрешенность» или «прорывающаяся властность», «повадки принца в изгнании». Приметы лиц, разыскиваемых в качестве вероятных участников по делу: Мужчина, белый. Блондин, волосы собирает в хвост, около двадцати лет, рост высокий, телосложение худощавое, лицо треугольное, смуглое, европейского типа, глаза голубые, нос крупный. Без особых примет. Носит потрепанную желтую мантию. Мужчина, белый. Брюнет, стрижка короткая, явно старше тридцати лет (точнее свидетельница указать затрудняется), рост высокий, телосложение среднее, лицо овальное, смуглое, европейского типа, глаза темные. Мантия темно-зеленая, не новая, но выглядит аккуратной. В качестве особой приметы можно назвать магическую силу, отпечатки которой можно видеть в доме. И которая не позволяет отследить, куда эти двое аппарировали. Тем не менее стажёр находит следы перемещения. – Они разделились! И младшего мы сможем зацепить! – глаза сияют, энтузиазм хлещет. – Можно я отправлюсь за ним? – Чуть позже, Поттер. Не торопись, все равно след вчерашний. Сейчас уладим дела со стирателями и восстановителями, они отправятся писать отчеты, а мы вдвоем пойдем по твоему следу. До конца рабочего дня они утрясают бюрократические вопросы. И убеждаются, что двое неизвестных сделали свою работу очень качественно. *** Оттери-Сент-Кэчпоул – старое полумагическое поселение. А попросту – тихая деревня, возможно, именно спокойствием привлекшая немало магических семейств. След блондина приводит авроров к причудливому каменному дому неподалеку от деревни. Будто несколько домиков слепили в один и позволили прорастать печными трубами и сушащимся бельем. «Нора», – читают авроры табличку у ворот. Извлечение из протокола опроса свидетеля Артура Уизли: А зачем он вам? Свидетель? По тому делу с охранным амулетом? Ну как откуда – я же тоже работаю в отделе обеспечения магического правопорядка, о громких делах наслышан. Четырнадцать маглов зацепило, давно таких выбросов не случалось! Да, заходил. Бывший сосед, путешествовал. Вернулся в Англию, зашел поинтересоваться, как мы поживаем. Зовут Ксенофилий Лавгуд. Постоянных занятий не имел. Что называется, искал себя. Знаете, момент, когда он говорил что-то о создании журнала, потом кинулся на поиски морщерогих кизляков. Это животные такие. Да, я тоже о них ничего не знал до того, как Ксено рассказал. Потом он принялся помогать мистеру Риддлу в его исследованиях. Другой наш сосед, ученый. Большой специалист в теории магии. А год назад, когда у мистера Риддла сгорел дом, уехал с ним. Да, к мистеру Риддлу описание подходит, может, и он. Ну откуда мне знать, почему Ксенофилий решил зайти сюда один? Может быть, потому что мы с ним приятельствовали, а с мистером Риддлом за все время, пока он тут жил, не сошелся никто? Почему? Такой он человек. Плохой характер? Не сказал бы. Я думаю, он купил здесь дом именно чтобы жить уединенно, заниматься исследованиями. Иногда его навещали друзья, разумеется, порой он с кем-то пересекался из местных. Но в целом мистер Риддл держался обособленно. *** «Поттер, запоминай. Иногда свидетели недоговаривают, так как нечто скрывают или чего-то боятся. Но гораздо чаще это происходит потому, что мы плохо и неправильно спрашивали. Главное – понять, почему тебе не рассказали нужного, а потом подобрать ключик». *** Артур Уизли рассказывать хотел, но стеснялся. Считал важное лишними сплетнями. Такие задачки щелкаются куда проще, чем орешки. – Хорошо, спасибо за предоставленные сведения, – Долиш перешел с официального тона на дружеский: – А время-то уже вечерне, послерабочее. Как насчет пропустить рюмочку за неожиданную встречу? Из незапротоколированной беседы с Артуром Уизли: Слухи о Риддле ходили всякие, довольно глупые. Я-то им не верил. Ну в самом деле, подумайте – просвещенные волшебники, с чего бы нам бояться таких же, как мы? Ладно, что взять с маглов, случаются среди них суеверные. Так у них надо перенимать полезное, а не всякие дурацкие слухи. Какие-какие. Будто он насылает на людей проклятия. Ну зачем это ему, скажите на милость? Конечно, люди его боялись. И этот страх сдерживал. Одно дело по углам шептаться, а другое – в глаза заявить: мол, ты проклинаешь людей, так ответь. Потому никто его ни в чем не обвинял. А потом Риддл ко мне пришел. Поздравить с рождением близнецов. Тепленький уже. И давай виниться: дескать, ему так стыдно и противно жить, себя и свою магию в руках держать не умея. Всю жизнь на изучение магии положил, крупнейшим специалистом считается, лучший теоретик в мире. А на практике как ребенок. Не может сдержать стихийных проявлений. И бьется с ней и так и эдак, а толку ноль. Очень страдал из-за своей бесконтрольности. Конечно, некоторые из выплесков были негативными. Так что дым не без огня. Послал я его тогда сгоряча. Наши мальчики вовсе никакие не проклятия, в отличие от его гадской магии. Мерлиновы штаны, даже если и он правда сглазил нашу с Молли контрацептивную магию, это не дает ему никакого права! Что он вообще понимает в детях, этот гей... *** Сгоревший дом Риддла стоит чуть в сторонке от деревни, как и многие дома магов. Споткнувшись об обломок, Долиш выругался. – Чувствую себя придурковатым романтиком. Ночь, руины. Осталось только найти стенающую призрачную деву, склонившуюся над бледными асфоделями, и всё, пора в дешёвый романчик. Поттер, напомни мне: что мы тут делаем? – Пытаемся найти след Лавгуда. – Догадываешься, что я думаю по этому поводу? – Да, сэр. Мы тут ничего не найдем. – Именно. Они сразу ощутили, где пересекли охранную черту, окружающую особняк. Попробуй не заметь, когда на тебя обрушивается вихрь магического шума! Хаотичные обрывки ауры места и разрушенных заклинаний подвижной взвесью заполняют пространство. Что за магия тут творилась, если даже через год не улеглись остаточные последствия? Искать здесь какой-то отдельный след – как конкретную соломинку в стоге сена. Поди отличи ее от других. – Сэр, мне кажется, что мы не можем оставить без внимания это место. По-моему, оно очень подозрительно. – Да, поэтому сюда надо вернуться днём, и не одним, а со специалистами. Поттер тяжело вздохнул. «Щенок! Как же, всё расследуют без тебя и не расскажут интересного. И ведь попробуй тебя сейчас не пустить – вернёшься ночью сам и неизвестно на что нарвёшься». – Но сначала надо немного осмотреться, чтобы понять, специалистов какого профиля следует запросить в группу. – Да, сэр! Долиш позволил себе кривую ухмылку. Эх, юные стажёры, любители детективов. Как и следовало ожидать, ничего более интересного, чем загадочный магический фон, они не нашли. *** Грозный Глаз выслушивает рапорт Долиша, прохаживаясь по комнате. Иллюзорное окно на стене за ним круглой формы, будто иллюминатор. Джону кажется, что Грюм нарочно попросил такое окно: что бы подчеркнуть как он со своим вставным глазом похож на пирата. Ему бы еще треуголку да деревянную ногу – лихой бы вышел из него капитан. – Молодец, ты прав, эти два типа, Риддл и Лавгуд, очень подозрительны. А дом и вовсе мне не нравится. Выделю тебе на сегодня двоих: Диша и Томпсона. Надо бы больше, но сам знаешь, контрабандисты-драконоводы сейчас тянут все силы. Долиш кивнул – еще бы. Именно из-за этого дела они припозднились к Эверардам. – Прежде всего разберитесь с домом. Обнесите своим охранным барьером. Даю добро на маглоотталкивающие чары, если понадобятся. И местных опроси там попридирчивей, я понимаю, год прошёл, но мало ли. – Я особо не рассчитываю на результат, но, само собой, опрошу. Да и стажёра можно заодно поучить опросу свидетелей. Его зацепила эта загадка, работать будет с огоньком. Повозиться с ним стоит, мне кажется, из Поттера выйдет толковый аврор. – Аврор выйдет, бюрократ останется, – хохотнул Грюм. – Кстати о бюрократах, сегодня вечером жду твой отчет. Уже все отделы за вчерашнее отчитались кроме нашего. Сам знаешь, не сдашь вовремя – из нас столько крови выпьют, что на дело не останется. – Понял. – Лады, учи Поттера и следи за ним, чтобы сам никуда не лез. Дело на вид не опасное, но сам знаешь… – Знаю. Постоянная бдительность. Стажёр уже ждал его в комнате, которую Долиш делил с Милном. Только что не подпрыгивал. Юнец. – Сэр, смотрите, что я нарыл! – Он ткнул пальцем в стопку книг в центре стола. – Мне это имя показалось знакомым, и я вспомнил! В своё время пользовался этой литературой для реферата. Так что у нас есть портрет и даже биография. – Интересно, – Джон взял верхнюю книгу. Прочитал вслух: – Том Марволо Риддл, «Тёмные артефакты: рассуждения о пользе, вреде и их соотношении». Очень интересно! «О побочных действиях тёмных заклятий и их преодолении». «Использование инфери и борьба с ними». «Тёмные сущности: вопросы создания, использования и уничтожения». «Охранная тёмная магия: плюсы, минусы, противодействие», – о да, в этом ты точно разбираешься, Том Марволо. Однако, любопытный тип этот затворник. Какие вопросы его интересуют! И глянь на отзывы, – Долиш постучал по тыльной стороне обложки: «лучший специалист, до тонкости разобравшийся в вопросе …», «Ученый с мировым именем». – Я бы сказал – очень опасный тип. Значит, так: посмотри, которая книга более позднего издания, и смотайся к Эверардам, покажешь портрет. Уточнишь, был ли у них именно он, и можешь сразу аппарировать к дому Риддла, мы будем там. – А если они спросят что с их артефактом, что отвечать? – Скажи изучаем. Пока что все в порядке, он выглядит действительно хорошо налаженным. По всей видимости Риддл с Лавгудом не накладывали темных заклятий на артефакт. Но спешить не будем, можно еще проверить. – Понял. Долиш практически не сомневается, что это интересующий их Риддл, но всегда нужно проверять. Совпадения в жизни бывают самые удивительные. Впрочем, не в этот раз. Поттер возвращается с подтверждением: тот самый. Долиш со стажёром оставляют Диша и Томпсона заниматься загадочными руинами, а сами идут к ближайшему дому волшебников. Из беседы с Сесилией Фосет: – Что-то поздно вы заинтересовались этим Риддлом. А я давно говорила, что надо авроров позвать. Ох и мутные дела вокруг него творились, кошмар! Не местный он, вы понимаете. Купил дом Тинворшей, который перед тем несколько лет пустовал. Хороший особняк, хотя запустел, конечно. Но Риддл его в порядок привел и заселился, дай Бог памяти, в шестьдесят восьмом году. Чужаком приехал, чужаком и остался. Да кто его примет, когда он самый что ни на есть темный маг! Вроде вежливый, а поговоришь с ним, и мурашки по коже от страха. А уж какие дела стали тут твориться с его появлением! Некоторые не верили, что дело в нем. А как же не в нем, когда стоило ему уехать, и все стало поправляться? Уэскомовой дочке Милли почти совсем зрение вернулось. Роберт Истербрук выздоровел. Парксы помирились. Даже у Люиса Комптона сошли его жуткие прыщи, которые раньше не сводились ни просто магией, ни соком бородавочиника, ни сложными зельями. Хотя в последнем Риддла никто и не подозревал. А поди ж ты! Все его боялись, все! А нам каково – ближним соседям? Ксенофилий Лавгуд? Бедный мальчик! Лавгуды фамилия старая, хорошая. Правда, вся семья была немного со странностями. Но совсем безобидные, милые чудаки. Их у нас всегда любили. Очень жаль семью, очень. Родители Ксенофилия умерли, когда он учился на старших курсах Хогвартса. Драконья лихорадка, страшная вещь. Бедняга после этого стал еще чуднее. Но все равно хорошим мальчиком был, пока не попался Риддлу. Что с ним сделалось? Сказать стыдно! Риддл Ксенофилию в отцы годился, а сам-то! Позорище! Затащил мальчишку в постель. Ну, понятно, он уже совершеннолетний был, но все равно мальчишка. Ума палата такому сатане поддаваться, были бы живы родители… Главное, они свое извращение и не скрывали вовсе! Такое бесстыдство. Помню, как я их встретила, идут, за ручки взялись, тьфу! Я на них глаз поднять не могу, а этот развратник лыбится, обнимает мальчишку за талию и желает мне хорошего дня. Так дальше и пошли в обнимку. Стыдоба! Помню, я тогда сказала Маргарите Смит, что это хуже всякой темной магии… А потом Лавгуд заболел. Не знаю, даже, может, и не Риддла вина. Он переживал, Риддл-то. Перетащил мальчишку к себе в дом, врачей все время тягал, извёлся весь. Даже не ожидала, что он может так... по-человечески. Будто и не Риддл никакой. А потом было совсем чудно. В одну ночь дом его сгорел. А эти двое уцелели и Ксенофилий выздоровел. Вот вчера болел, а сегодня пожалуйста – здоровенький. Сам лично зашёл предупредить соседей, что уезжает в исследовательское путешествие, на свой дом поставил охранные чары, может, наведается как-то. А про сгоревший дом – молчок. Будто так и надо. *** Роджер Томпсон приветливо машет им, и Долиш со стажёром идут к нему. – Значит, что мы тут имеем, – говорит Роджер. – Во-первых, тут стоит очень оригинальная и мощная охрана. Направлена она прежде всего на то, чтобы защитить окружающий мир от происходящего внутри. Именно эта уникальная охрана не дала рассеяться местному фону. Удивительно, но тут всё будто законсервировали, мы практически исследуем происходящее по горячим следам. – Просто потрясающий свежачок, – радуется Сэм Диш, – исследователю фонов о таком можно только мечтать. Джон понимает воодушевление Сэма. Его идея-фикс – разработать методику восстановления событий по остаткам заклинаний и колебаниям магического фона на месте происшествия. Сэм не пустой мечтатель, у него уже кое-что получается, но фон слишком часто размывается. Такая возможность поработать – просто дар небес! Можно не сомневаться, вскорости он примется изучать эти охранные чары как способствующие сохранению фона. – Во-вторых,– продолжает Рождер,– тут несомненно применялась разрушительная темная магия высокого уровня. – В-третьих,– вмешивается Сэм,– я хочу воспользоваться сохранностью фона, но мне нужна ваша помощь. – Как воспользоваться? – интересуется Джеймс Поттер. Долиш закатывает глаза – ну всё, нарвались на лекцию. Сэм – слишком большой энтузиаст своего дела, чтобы отпустить кого-то непросвещенным. Конечно, прекрасно, что Грозный Глаз собрал в аврорате волшебников, действительно увлеченных своим делом, но иногда Долишу кажется, что они перегибают палку и это уже больше похоже на фанатизм. А Сэм уже вещает: – Что такое магический фон? Это остатки совершенных заклинаний, запечатленные в ауре местности. По сути – эхо магических колебаний. Но не только они! Магические колебания частично спаиваются с сопровождающими их световыми и звуковыми волнами, а также с эхом эмоций. Вообще аура предрасположена прежде всего к хранению именно эмоций, некоторые, особо сильные, сохраняются годами, даже если не сопровождались магией. Так что в итоге прямо тут, внутри барьера, по сути разлита память о том, что случилось. Чисто теоретически так происходит везде, но обычно магический фон постепенно рассеивается, растворяется и перестает быть идентифицируемым, хотя и держится некоторое время после происшествия. Я уверен, что когда-нибудь мы, прибыв на место происшествия своевременно, сможем полностью восстанавливать по фону отчетливую картину преступления. И я как раз занимаюсь разработкой соответствующих методик. – Здорово, – восхитился стажёр. – И как мы можем вам помочь? – Мне нужно сгустить местный фон, чтобы разрозненные обрывки естественным образом слились в более-менее единое целое. Это происходит по методу родственного опознания. Очень целое, конечно, не получается, обычно выходит много раздельных кусочков. Но тут мы можем надеяться на достаточно чёткие картинки. Правда, у меня еще никогда не было такого объемного фона, даже не знаю, куда его слить. Для сгущенного фона нужен сосуд – как флакон для воспоминаний. А для просмотра собранных частей нужен омут памяти. – Сэр, я видел в той части дома неплохо сохранившуюся ванную. Она, конечно же грязная, но может… – Ничего, почистим и заколдуем! Покажи мне ее! Они осмотрели чугунное корыто, и лучащийся радостью Диш заявил: – То, что нужно! Смотрите, схема действий такая… *** Поттер завороженно смотрит на результат их труда: волнующуюся разнородную массу, переливающуюся оттенками от светло-жемчужного до серо-стального. – И что теперь? – А теперь – кропотливая работа по просмотру и сортировке отдельных кусочков. И постепенное складывание картины произошедшего. Обычно события более чем недельной давности уже слишком рассеяны, так что исходить следует из того, что короткие кусочки старые, а более сохранившиеся – ближе к настоящему времени. Хотя тут есть еще такой момент, что самые эмоционально окрашенные куски хранятся дольше и обычно длиннее. – Нельзя выудить сразу самое важное? – Ха, если бы! – А цвет кусочков ни на что не влияет? Не может, к примеру, самый темный – быть кусочком с самыми разрушительными заклинаниями? – Ну, можем попытаться выяснить, – на этом месте Долиш улыбается. Не одному ему охота натаскивать будущего аврора. – Давай, покажи мне самый темный кусок. – Этот! Диш подцепил палочкой указанную часть и перебросил в портативный омут памяти: тащить в министерство ванную, полную ценных объектов исследования, он не решился, поэтому организовал тут выездную лабораторию. За самым темным волочились более светлые хвосты, и даже что-то светлое пронизывало темный кусок – видимо, взаимосвязанные события тут хорошо переплелись. Это действительно было похоже на воспоминания. Прихожая в викторианском стиле, с деревянной обивкой и потемневшими обоями. Том Риддл говорит с невысоким круглолицым мужчиной. – Это Джозеф Преснел, известный целитель, – шепчет Долиш. Преснел с профессионально отмеренным сочувствием говорит: – Мне очень жаль, но, боюсь, теперь всё, что остается – попрощаться. Несколько часов у вас на это есть. Лицо Риддла, до того хмурого, вспышкой пронизывает злость. Он быстро прикрывает лицо рукой, вздыхает, отнимая руку, выглядит уже печальным. – Спасибо, что сказали, Джозеф. Обманчивые надежды – не то, в чем я сейчас нуждаюсь. Закрыв дверь за целителем, Риддл идет в комнату, где лежит, закрыв глаза, Лавгуд. Авроры впервые видят его. Осунувшийся, с желтоватой кожей, он пугающе похож на восковую фигуру. – Как ты смеешь, Ксено! Какое право ты имеешь бросать меня, приручив? – тихо говорит Риддл и гладит больного по руке. Он не рассчитывал, что его услышат, но Ксенофилий открывает глаза: – Прости, Том. Ты же знаешь, я не хотел. Риддл кривится, будто от зубной боли. – Прекрати эту мелодраму. Мы оба знаем, что произошло. Я тебя сразу предупреждал, что это плохо кончится. Так нет же, ты со своей любовью... Лавгуд неожиданно радостно улыбается. – Зато ведь получилось, Том! Получилось! Проклятья перестали сыпаться, и в городе... Больной начинает кашлять, и Риддл решительно склоняется к нему, кладет руку на лоб. – Спи. Разговариваешь, хотя тебе нельзя, не слушаешься... – Очевидно, он колдует, потому что Лавгуд сразу же засыпает. Убедившись, что он спит, Риддл тихо добавляет: – Пусть хоть без боли... Потом осторожно берет Лавгуда на руки и аппарирует. Возвращаясь, устанавливает вокруг дома тот самый охранный барьер. Понятны далеко не все его действия, но даже то, что видно, вызывает бурное восхищение у Сэма. Очевидно, этот момент будет просмотрен им еще многократно. Потом Риддл идет в кабинет, садится за стол, достает из ящика и кладет перед собой три предмета: тетрадь, кольцо и медальон. С отрешенным видом крутит в руках палочку. С таким лицом совершают безумства. – Сссссссссхршшш, – настоящее змеиное шипение, не верится, что оно раздается из человеческой глотки. Тетрадь и кольцо подпрыгивают, медальон раскрывается, и в кабинете появляются три… призрака? Чуть размытые, почти прозрачные, они похожи на Риддла – только юного и цветущего, а не изможденного, как сейчас. Один из них одет в школьную форму, именно он начинает беседу. – Привет, Том. Страдаешь без нас? Очередной сеанс сожалений о несбывшемся? – Он страдает отдельно от нас, – подхватывает другой призрак, на вид постарше, в аккуратном коричневом костюме. – И не знает, куда от нас деться. Так зачем ты позвал нас, Том? Пожаловаться на жизнь? – Третий призрак мало отличается от первого. Вместо школьной мантии – летний магловский костюм и волосы чуть короче. Все трое чуть насмешливо спокойны. – Хотел посмотреть на себя со стороны, – отвечает Риддл. – Мы лучше всякого зеркала, да? Вот тебе еще одна польза от хоркрукса, мой мальчик. Хоркрукса? Однако! Авроры переглядываются с пониманием, стажёр смотрит сердито. Что за штука эти хоркруксы, Долиш толком не знает: тёмный артефакт, при нахождении подлежит немедленному уничтожению спецсредствами из списка восемь. В квалификации по опасности – первая категория. Известно, что хоркруксы создают с целью обретения бессмертия, хотя механизм непонятен. Бессмертный тёмный маг. Надо же. Это угроза мирового уровня! – Так что, сегодня даже не предвидится моей любимой песни о потере контроля над магией из-за нас? – старший призрак заводится. В его голосе все больше злости. – Если тебе ее не хватает, то я сам могу пересказать, – иронично предлагает коротковолосый. – А ты, как обычно, расскажешь, что можно было третьего не создавать и что уже после второго было ясно, насколько небезопасно разламывать душу на кусочки. Ах, как трогательно! Давайте заплачем! Сэм ухватил Джона за руку. Кусочки души? Он разламывал душу на части? Ничего себе магия! Конечно, у него неконтролируемые магические выбросы, с такой силой и нарушенной целостностью личности... – Как же вы отвратительны! – произносит Риддл. –Хочешь сказать – это ты отвратителен? – Именно, – после небольшой паузы соглашается волшебник. Четыре одинаковых голоса, источающие взаимную ненависть, сплетаются, яростно восклицая что-то неразборчивое. И снова чуть успокаиваются. – Да ты что? Может, ты еще и раскаиваешься? – Не умею, ты знаешь. Но… сожалею о прошлом, – Риддл вдруг резко остыл. Или что-то для себя решил. – Хочешь сказать, сейчас ты бы отказался от бессмертия? – На кой оно нужно? Без того, кого любишь, раз уж такая беда случилась и пришлось полюбить? – произносит Риддл, поднимаясь. – Как пафосно и банально! – призраки смеются. – Fiendfyre! Теперь не банально?! Гори пропадом это бессмертие без Ксено! Может, он прав в своей безумной идее и такая нестабильность поможет? А если нет, то и драклы с ним! Хоркруксы бросаются к Риддлу. Они знают, что из пламени им не спастись, но пытаются хотя бы утащить его за собой. Волшебник не подпускает к себе, колдуя уже безмолвно. Отходит к окну и вдруг выпархивает наружу. Надо же, левитировать он тоже умеет, чертов гений. Из дому раздаются нечеловеческие крики, а Риддл спокойно выжидает. Обходит дом, не выпускает пожар наружу. Убедившись, что хоркруксы погибли, тушит огонь. Видно, что это стоит ему больших усилий. Он устал, ему плохо – видимо, от уничтожения частей собственной души – а пламя хочет жить и не прочь разрушить здесь всё, включая своего создателя. Но Риддл снова оказывается сильнее. Покончив с этим, он садится прямо на землю, обнимает колени и замирает. Тут его и находит Лавгуд. Риддл вскакивает, хватает его за плечи. – Ксено, как? Зачем ты встал? – Чтобы найти тебя. – Тебе надо домой, в кровать. – Да, конечно, Том. Только вместе с тобой. Что ты тут творил, пока я спал? Риддл смеется: – Ставил эксперименты. Всегда умирал от любопытства – что будет, если я уничтожу хоркруксы? Умру или останусь жить без условного бессмертия и частей души? – Сумасшедший. – Да. Но и ты тоже! Как ты вообще смог подняться? – А я, кажется, выздоровел. Проснулся у себя, испугался, что ты творишь глупости, и побежал тебя искать. Скажешь, был неправ? Риддл крепко обнимает любовника. Долиш ни в чём не уверен, но ему кажется, что глаза темного мага странно блестят. – Да. Я творил глупости. Но они помогли, подумать только, они тебе помогли, – и добавляет задумчиво: – Интересно, а как остальные? Тоже излечились мгновенно от всего? – Завтра узнаешь. Пока что пошли ко мне. Ты знаешь, какой ты грязный? Они будто исчезают, выйдя за охранный барьер. Ошеломленные авроры пытаются осознать, что они только что увидели. Потом срываются одновременно: – Невероятно! – Чудовищно! – Три хоркрукса? Душа, разбитая на четыре части? Знаете, мне страшно жить, зная об этом. – А что такое хоркруксы? – спрашивает Джеймс Поттер. Старшие смотрят на него и начинают смеяться. На самом деле вопрос логичный, у стажёра пока нет нужного уровня доступа к информации. Но, наверное, им просто надо как-то пережить понимание того, что волшебный мир стоял на краю чудовищной пропасти и даже не узнал об этом. Столь безумный темный маг, как Том Риддл, обладающий бессмертием, вооруженный необыкновенной магической мощью и знаниями, мог бы сотворить воистину ужасные вещи. Но не сделал этого. Мир постоял на краю бездны, а потом просто отвернулся и ушел. *** Длинноволосый блондин осторожно подкрадывается к загорелому брюнету, сидящему возле потрепанной палатки на берегу реки. – Даже не пытайся, – говорит Том. – Я давно тебя заметил. – Ну и ладно. Сам отгоняй своих мозгошмыгов. – Ты же знаешь, без тебя я не замечу не то что мозгошмыга, но даже слонопотама. Совсем пропаду! Рассказывай! Что там? Как все? – Похоже, тактика работает. Большинство задетых твоей магией понемногу приходят в себя. Истербрук выздоровел окончательно еще в прошлом году. Зрение к Милли Уэском пока на сто процентов не вернулось, но уже сделалось гораздо лучше. Ванда Фосет ждет ребенка. И прыщи Комптона сошли, он теперь так и норовит сбегать в город на танцульки. Насчет Уизли я не уверен. В марте у них родился очередной мальчик. Назвали Рональдом Билиусом. Но беременность дело долгое, может, теперь эта их плодовитость поутихнет. – Знаешь, Ксено, именно насчет Уизли я сейчас сомневаюсь. Мне как-то Артур сказал, что дети просто не могут быть проклятием. Может, он и прав. Том смотрит на Ксенофилия и думает о том, что в любви к мужчине есть серьезный недостаток: мужчина не родит ему ребенка. А с их бродячим образом жизни – единственным ему доступным, если он не хочет снова вредить окружающим своей магией – будет трудно найти подходящую волшебницу. Годную к продолжению его рода: чистокровную, согласную с тем, что муж лишь изредка сможет их навещать и вовсе не собирается ее любить. Но не должна же пропадать такая кровь, это просто его долг – оставить наследников Слизерина. И позаботиться о том, чтобы Лавгуды тоже не закончились на Ксено. В конце концов, любовь – это же забота, правда?