Торжественный прием и его последствия

Франкенштейн, ухмыляясь, облизнул губы. Юроки сглотнул, неуютно поёжившись под чрезмерно горячим взглядом человека. Они смотрели прямо в глаза друг другу, честно и практически бесполезно пытаясь претворяться, что друг друга совсем не интересуют. Юроки, отвлекшись на действительность , посмотрел на Кертье, Кравея и Мергаса, с которыми вел какую то светскую беседу, до того, как на глаза попался этот несносный человек. Кертье и Мергас, как всегда сделали вид, что не заметили секундной отвлечённости Юроки, а Роктис с усмешкой отсалютовал бокалом, мысленно желая удачи… Чёртов небритый козел был так чертовски прав, желая удачи. Званный прием в честь рождения наследницы Лукедонского трона был не то что бы сильно весёлым, но Франкенштейн наслаждался. Раз уж он буквально чудом оказался здесь, среди высшей знати, то почему бы ему не повеселиться? Например, не по доводить одного красноглазого, красноволосого… -Что ты пялишься на меня? – не выдержал Юроки через несколько часов такого молчаливого обмена мыслями-взглядами. -Любуюсь. Нельзя? – Щёки у Юроки вспыхнули, почти сливаясь с цветом волос. Он сердито поджал губы, отвернувшись. Тут же отругал себя за несдержанность. Выдохнул. -Примитивный человек. – скривил тонкие губы в презрительной усмешке. -Высокочтимый благородный. – в ответ подъебал Франкенштейн. На этом разговор и первая встреча подошли к концу. Всё происходило так быстро. Доведённый ухмылками Франкенштейна до белого каления Юроки нападал так яростно, безусловно рассчитывая убить его и прикопать где-нибудь здесь же, по среди побережья. Хотя закапывать было не обязательно... Человек, к сожалению был в достаточной степени быстрым, ловким и вертким, что бы отделаться пока что только лишь царапинами. Однако видно было, что даётся ему это не просто. Но человек на то и человек, что бы не ожидать от него силы, способной ранить, и ожидать подлого удара со спины. Только отреагировать Юроки не успел. Слишком поздно он заметил странный, голодный, опасный блеск в голубых глазах, а потом всё завертелось, земля и небо несколько раз поменялись местами, спина встретилась с широким древесным стволом, и пока Юроки был в секундной отключке он успел ощутить как на руках защелкнулись, звякнув тонкой цепью, два браслета. Он непонимающе на них посмотрел, дернул руками. Ничего не происходило, он не мог разорвать эти кандалы. Он в шоке уставился на безумно улыбающегося учёного. -Это что… Что это значит!? – Дернул снова, недовольно скривил губы. – Сними это немедленно! - Чувствует, что то, что у него на руках, не снять так просто, и именно эти чёртовы железки блокируют его силу. С ненавистью посмотрел на Франкенштейна. -Я это придумал специально для таких, как ты. На Каджу, я, конечно, их ещё не испытывал, но похоже, они изумительно подходят для тебя… - он усмехнулся, стягивая цепь крепче. Непривычная слабость навалилась на Юроки, безжалостно закружилась голова. Франкенштейн поддержал его под руки, с притворно ласковой усмешкой прижал к себе. – Нам пора. И так легко, так довольно усмехнулся, радуясь исполнению своего плана. Цепи влияли на молодого Каджу неожиданно странным образом, он шел, шатаясь, будто пьяный или полуобморочный, тяжело опираясь на Франкенштейна, и похоже с неким трудом воспринимая действительность. Когда стало чуть легче воспринимать реальность, он уже был в горизонтальном положении, а под спиной неприятно холодел древний каменный стол, куда более напоминая своим видом алтарь или жертвенник. Однако оценить это Юроки всё же не мог – максимум голову повернуть, руки и ноги были прикованы всё теми же обманчиво тонкими цепями, в запястья врезались браслеты, словно запаянные намертво, даже шов соединения не разглядеть… Френкенштейн задумчиво поглаживал тонкий нож, который держал в своих руках. Он разглядывал Юроки с таким довольным выражением на лице, что хотелось его расчленить и сжечь, как бы примитивно это не звучало, но сделать так хотелось очень. -Ты что задумал, тварь!? – нелицеприятные слова сами собой сорвались с языка. Положение, в котором оказался благородный, было откровенно неудачным и проигрышным. С огромным сожалением Юроки осознавал, что по-прежнему не ощущает своих сил. Единственным оружием остался только собственный острый язык. Однако, похоже Франкенштейна это не впечатлило ни коим образом. -На моём столе ещё не бывало Каджу. – Безобразно довольным тоном откровенно сообщил Франкенштейн. – Ты будешь моим первым. – Доверительно сказал он, разрезая рукав плаща Юроки. В глазах того мелькнуло удивление, злость. – Ты безумец! Отпусти меня немедленно! Больной на голову! – Дергается, а сам глаза от ширящегося разреза на ткани не отводит. - Я никогда ещё не изучал таких совершенных существ, как ты. – С ухмылкой сказал, легко сдергивая отрезанный рукав плаща и белоснежной сорочки. Пальцами легко и ласково провел по нежной светлой коже, прежде чем так же отрезать рукав на другой руке. Легко, даже играюче, одну за одной разрезал застежки-тесёмки и на плаще и на рубашке. Как оказалось, обуви на нем давно уже не было, а сейчас на нём и вовсе остались только штаны. Дергаться Юроки стал только активнее, смотреть хмуро, не довольно, шипеть на каждое его движение: не смей, отпусти, пошел к чёрту… адресов он назвал в достатке, что бы у Франкенштейна ещё примерно с год была изумительная развлекательная программа. Особенно активно он стал ругаться, когда нож Франкенштейна разрезал его штаны. - Прекрасное полотно для исследований. – проникновенно поведал учёный, проводя ладонью по груди и животу Юроки, сдергивая остатки ткани на пол и ухмыляясь торжествующе. Перед ним было именно то, что Франкенштейн представлял. Замечательное стройное тело, никакого недостатка, совершенство. В меру мускулистое, крепкое, без изъянов. И даже ругань что непрерывным потоком лилась из его красивого рта, не портила общего впечатления, напротив, только разжигала желание. А желание это и без того было не маленьким. -Жаль, вы, Каджу, вряд ли невинны. Хотя вы наверняка никогда не… - глаза сверкнули искрой безумия и азарта. Всего секунды понадобились, что бы рассчитать, сколько есть способов, заставить его открыть рот не для ругани. Он так легко сел на край стола, разглядывая лицо благородного, его злые глаза, тонкие губы, искривленные злобой. Наклонился к самому уху, прикусив мочку и шепнул жарко, пошло ухмыляясь. – Вы знаете, что такое минет? – Юроки не знал, и не то что бы сильно стремился получить от Франкенштейна какие либо знания. Он вообще был в шоке, прочитав в голубых глазах желания, которые свойственны мужчинам в адрес девушек. Мотнул головой, слишком шокированный, что бы поверить в то, что хочет этот безумец от него. Разумеется, в куда больший шок его повергли следующие действия Франкенштейна – плавным тягучим движением переместился, и сел на грудь Юроки, без всякого стыда расстегивая ширинку, доставая свой полу возбужденный член. Соотнёс Юроки всё сразу и на лице его отразилось омерзение и брезгливость. -Не смей, слышишь, ты… даже не думай… -А что тут думать… делаю уже. – И с ухмылкой зажал Юроки нос. Да, примитивно, но действенно. Некоторое время Юроки краснел, бледнел, а потом не выдержал, вдохнул, чуть приоткрыв рот. А Франкенштейн с довольным вздохом засунул ему член в самое горло. И нос отпустил. Юроки замычал, зажмурился, попытался дернуть головой, но ситуация, оковы и рук в волосах не позволяли вывернуться. Он зажмурился, тщетно надеясь пережить это унижение, а за тем уничтожить наглеца, разрубить на мелкие кусочки, и оставить падальщикам на съедение. Унизительнейшее ощущение двигающегося в горле человеческого члена, привкус на языке, жар чужой плоти между губ, и эти его вздохи довольные, взгляды. Рукой волосы сжимал, до боли, до выступающих на глазах слёз… Франкенштейн не стал долго мучить благородного таким образом. Получив его на некоторое время в свою власть, он стремился получить от него всё удовольствие разом. А для этого Юроки был так удобно зафиксирован… Учёный не был садистом, ну точнее в сексе он не был садистом, нет. Так что Юроки он даже смазал, небрежно, быстро растянул, и с довольным блаженно-счастливым стоном медленно, с наслаждением, вошел на всю длину. Молодой Каджу потерял дыхание, закатил глаза, простонал: -Ублююююдоооок… - выгнулся, постарался вывернуться, но ни чего не добился, только ноги порезал кандалами, так дергался. Франкенштейн посмотрел в его глаза, наполненные удивлением, недоверием – нет, человек просто не мог этого сделать с ним, и ненавистью, ясным осознанием, что ЭТО с ним делает этот… э-тот че-ло-век. Юроки кусал губы, злился, стонал, рычал, ругался сквозь зубы. Дергался от жадных поцелуев Франкенштейна, который рукой касался его члена, а губами изучал шею, плечи. Этот человек был жадным, горячим, требовательным, руки его были там, где бы Юроки этого никогда и не кому не позволил. От движений и прикосновений плыли мысли. Боль ушла так быстро, будто её и не было. Осталось только странное ощущение единения, которого ранее никогда не чувствовал молодой Каджу. Оскорбительные слова исчезли, заменившись несвязными стонами, он дергал цепи, сжимал их руками, ногтями ранил кожу на своих же ладонях, изгибался, даже дрожал, когда приоткрыв в немом крике рот, кончил Франкенштейну в руку. Он немного удивился, что он отстранился так быстро. «Неужели всё?» подумал с невольным облегчением и сожалением… Понять только ни чего не успел, когда Франкенштейн зачем то встал над ним на колени и.. пара движений рукой и на лице Юроки остались горячие белые капли. Тут уж Юроки разом вспомнил все ругательства, и придумал ещё с десяток новых. Однако, заткнуть рот Юроки было не трудно, а уж извинялся как Франкенштейн… Целых три раза! -Ещё раз поднесёшь это к моему лицу, я тебе его оторву. – Не довольно поглаживая исчезающие синяки на запястьях, сказал Юроки, сидя на каменном столе, болтая ногами, смотря хмуро на Франкенштейна, который неторопливо раскуривал трубку. -Как скажешь, к лицу, так к лицу… - и улыбнулся зловеще и многообещающе. Юроки мысленно проклял его сотню раз…