Когда он психует

Ничего удивительного, если люди скажут, что они странные. Их отношения не неопределенные. Джиин прекрасно понимает, что происходит между ними. Это ни дружба, ни любовь. Они просто существуют рядом друг с другом. Все начинается медленно, текуче, распаляя любопытство. До дрожи на кончиках пальцев, до сладко-соленых поцелуев, до боли в пояснице и где в центре между ребрами. В сердце, кажется. Если оно у Чимина есть вообще. Он встречает Джиин на улице. Худенькая девчушка, кутающаяся в потрепанное весеннее пальто, зимним вечером на лестнице подъезда его дома умудряется укрывать от снега двух беспризорных котят и маму-кошку. За душой ни гроша, дом сгорел, из колледжа выгнали, потому что платить за учебу было больше некому — родители скончались от ожогов третьей степени. С временной работы уволили и без образования больше брать нигде не хотели — это Чимин успевает узнать за первые пять минут знакомства, пока они стоят под темнеющим зимним небом. Скрывать Джиин нечего, рассказывает она с эмоциями, украдкой смахивая слезинки и шепотом утешая бездомных зверушек, что не бросит их одних пока держится. У Чимина леденеют руки, дорогое темно-серое драповое пальто и светлый шарф от холода не спасают. Когда он пытается нагнуться и завязать шнурки на лаковых ботинках, замечает несколько дыр на полосатых кедах девушки. Его кошелек выпадает из кармана пальто, из него несколько купюр летят на ветер. Джиин ловко хватает их, собирает в руку, подбирает кошелек и спокойно протягивает их владельцу. Не было бы ничего удивительного в том, если бы она схватила эти деньги и убежала с ними, Чимин бы не стал ее догонять. Она могла бы прожить на них месяц. Но Джиин отдает ему их, печально улыбается и взамен просит всего одно. — Возьми котенка домой, пригрей в тепле. Иначе он замерзнет и умрет. — А что будешь со вторым делать? — спрашивает Чимин, беря на руки протянутого девушкой бело-рыжего малыша, что смотрит на него с доверием. — Попробую пристроить в хорошие руки. Мы с их мамой к холоду уже привыкли, а вот котятам тяжело. Мы не хотим, чтобы у них была такая жизнь, как у нас. На следующий день в квартире Чимина появляется четыре новых жильца: девушка с самыми необычными для кореянки глазами — темно-синими, мама-кошка и два котенка. Они знакомятся ближе. Чимин нисколько не удивляется, когда на его вопрос, откуда она взялась, Джиин отвечает, что знала, где он живет, потому что они дальние-дальние родственники, и она играла с ним в детстве, когда вместе с родителями они были у них в гостях. Чимину не лень заморочиться, и он копается во всей родословной. Смакует на языке новое для него, от чего-то смешное, слово: троюродная сестра. Она ему? Как же. Наверняка у них даже связи кровной нет, но сестра, так сестра. Ничего не поделаешь. Заботиться придется. Родственников как-никак не бросают в беде. Он быстро свыкается. Даже увольняет горничную. Теперь всеми домашними делами занимается Джиин, заменяет ему отсутствие родной послушной младшей сестренки, готовит вкусную еду, всегда идеально заправляет кровать, при уборке не оставляет ни пылинки. Она очень старается ради того, чтобы у Чимина и в мыслях не возникло выкинуть ее на улицу. Всегда кроткая, несмотря на то, что делает по дому всю работу, ведет себя, словно в гостях, и на все спрашивает разрешение. Чимина даже тошнит от ее идеальности. Он отвыкает каждый день шляться по клубам, пить дорогой и коллекционный алкоголь, зажиматься в грязных местах с легкодоступными женщинами. Он называет их грязнее, чем они есть на самом деле, не считается ни с чьим мнением. У него новая цель: Кан Джиин. Девочке восемнадцать. Она знает Чимина слишком хорошо - Чимин не знает даже ее дня рождения. Его это интересует меньше, чем размер ее груди. Разговоры о возвращении в колледж в первые дни сменяются обсуждением любви к эротическим фильмам. Джиин пресекает любые попытки - у Чимина на уме один только секс. Не то, чтобы она прям верующая и такая правильная, какой кажется на первый взгляд, но в душе девичьи мечты о нежной, сладкой любви еще не успели столкнуться с реальностью жизни рядом с Пак Чимином. Чимин сдаваться не намерен. С виду он хладнокровен, но внутри у него часто разгорается пожар, языки пламени которого могут вот-вот достать Джиин. Джиин знает это. Встречая каждый вечер Чимина дома, на кухне, полной еды, глядя, как он с аппетитом уплетает ее стряпню, Джиин понимает, что переоценивала смысл первой любви. Внутри, где-то в потаенном уголке сознания, ей любопытно, к чему приведут попытки Чимина завладеть ею. Вернее, конечно, она знает, что сдастся ему в конце концов, не выдержит, но что будет после этого? Джиин долго рассчитывает, сможет ли после этого остаться в его доме. Но рассчитать все логично не успевает: однажды Чимин приходит домой в полном бешенстве. И Джиин находит единственный выход, чтобы потушить пожар внутри него. Чимин умеет делать больно. Наверное, это хорошо — быть плохим, быть жестоким не только снаружи, но и внутри. Когда ты мягок и легко поддаешься остальным, ты позволяешь другим причинять тебе боль. И Джиин определенно не мазохистка, но с Чимином все принципы летят в тартарары. Джиин не имеет ничего - у Чимина есть все. Джиин не скрывает своих чувств и однажды влюбляется в того, кто мучает ее; Чимин же предпочитает молчать, потому что у него, вроде как, нет сердца. Когда он слетает с катушек, Джиин всегда рядом, в его мире, способна вынести боль и при этом не обжечься. Когда Джиин плачет, Чимин вне зоны доступа. Их отношения не неопределенные. Джиин просто его любит, Чимин просто с ней спит. У Джиин Пак Чимин головного мозга. Его нет дома с утра до глубокой ночи, но он везде. В квартире, на стенах, перед ее глазами, в ее голове, под кожей, в сердце. Чертов Пак Чимин съедает ее заживо и при этом не давится, не запивает, не пытается переходить на диетические блюда. Чимин ничего не делает и завладевает ее сердцем, ее душой, ее телом, ее волей. Пак Чимин — это что-то вроде идола, религии, любимого фильма, любимой песни, любимого запаха. Пак Чимин — это что-то вроде смысла жизни, только больше. С ним она совсем другая. Не тихая, забитая сиротка, подкармливающая бездомных кошек. С ним Джиин другая. Ее впервые именно он учит правильно, красиво, вкусно целоваться. Именно он впервые заставляет ее насладиться ласками: он умеет делать это искусно. В его руках ее податливое тело становится жидким тестом, из которого он может слепить то, что ему нужно. Он учит ее быть настоящей, изысканной, ласковой, живой, сексуальной леди. С ним она впервые получает наслаждение, с ним учится красивой и нежной любви. Но только раз в жизни. Чимин становится с ней таким всего раз в жизни, пока она не узнает, что у Пак Чимина нет сердца. И когда она узнает, он уже даже готов отпустить. Но не предполагает того, что скоро начнет играть по правилам, установленным ею же. Когда Чимин возвращается с работы, в его доме играет громкая заводная музыка, бьет по ушам и перекричать ее невозможно. За окном белоснежным ковром по голым дорогам стелется мягкий снег, на небе золотистыми пуговками высыпаются звезды. Джиин давно должна спать, ведь она не сидит допоздна, никогда не ждет Чимина. Несмотря на это, его всегда ждет ужин на столе, часто уже остывший, если он сильно задерживается. Сегодня привычная тишина, которой всегда встречает его квартира, сменяется, успевшим быстро надоесть, шумом. Чимин догадывается, что музыка доносится из гостиной, и идет прямиком туда. Колонки есть, музыка есть, Джиин нет. Чимина начинает это раздражать, и он выключает проигрыватель. Долгожданная тишина снова поглощает его. Но не тут-то было. Где-то в квартире протяжно воет кошка. Чимин быстро шагает и оказывается у комнаты Джиин. Не растеряв джентельменских качеств, несмотря на то, что начинает медленно воспламеняться внутри, Чимин стучит в ее комнату. В ответ — мяуканье кошки. Чимин открывает дверь. Кошка, спрятанная в комнате есть, ее котята есть, Джиин нет. — Кан Джиин! — громко зовет Чимин. В ответ — тишина. Спряталась. Чимин знает, что Кан Джиин заигрывать не умеет. На его внимание и ласки она реагирует несдержанно, потому что хитрить, как другие знакомые женщины, не умеет. Ее реакция нравится ему больше, чем у всех остальных, с кем он когда-то спал. Она настоящая. Джиин состоит из настоящего тепла, которое без сожалений отдает ему, Чимину, а он тратит его зря. Поэтому ему не нравятся такие отношения. Он привык ни к кому не привязываться и привык, что никто не привязывается к нему. Его жизнь — не отношения с одной единственной, а встречи с десятками, или даже сотнями женщин. Джиин не одна такая неповторимая, среди нее найдутся красивее, изысканнее, искуснее. Но невинная, кроткая, чувственная Джиин — персональный наркотик Пак Чимина. Просто он не в состоянии это признать. Возвращаясь в коридор, парень разматывает шарф, снимает пальто, по привычке плетется на кухню, чтобы поставить чайник и посмотреть, что на сегодня приготовила Джиин. Он почти уверен, что найдет ее там, но совершенно не ожидает подвоха. Кан Джиин находится там, облаченная в непозволительно короткую красную юбчонку (провоцирующую быстро вспыхивающего быка Чимина) и черный в белую горошинку лиф. Она восседает на кухонном столе среди вкусно пахнущих яств, но прежде, чем запах еды достигает его носа, он улавливает запах самой Джиин. Корица, смешанная с мятой — запах ее шампуня. Он прикусывает губу и сразу догадывается, что она здесь делает. Но поддаваться на провокацию не собирается. Джиин — это коротенькие, но худенькие фигурные ножки с маленькими пальчиками, с которых он всегда начинает ласки. Она боится щекотки, и, когда смеется, становится еще сексуальней. Джиин — это тонкая талия, ровная спина, выступающие ключицы. Чертовы ключицы, которые Пак готов выцеловывать до тех пор, пока не оставит саднящих укусов и синяков. Джиин — это тоненькие костлявые руки, на которых проступают пульсирующие голубые вены, идеальный маникюр на пальцах, больно царапающий его спину. Джиин — это большие глаза, смотрящие прямо ему в душу, искусанные губы, румяные щеки и вздернутый нос. — Ты задержался, — ее губы расплываются в усмешке, и в эту секунду Чимин начинает думать только об одном: он же, черт возьми, мужик с железными яйцами, так просто он на эту неумелую провокацию не поддастся. — Что ты приготовила? — будничным тоном спрашивает Чимин. Он разворачивается, еще не получив ответа, и, придавая походке как можно более непринужденный вид, нарочито расслаблено идет в свою комнату, чтобы переодеться. Джиин закусывает нижнюю губу, улыбка исчезает и она спрыгивает со стола, спеша за ним. Чимин ускоряет шаг, заходит в свою комнату и хлопает дверью прямо перед ее носом. — Я собираюсь переодеться! Дай мне пять минут, и будем ужинать! — Ой, да ладно тебе, Чимин-а! — восклицает Джиин, складывая руки на груди и усмехаясь. — Чего я там не видела? Чимин закатывает глаза. Кто бы мог подумать, что он воспитает в ней настоящую женщину, способную умело ему противостоять. Ведь он не собирался продолжать играть в эту игру, и его совсем не забавит это. Их отношения ему не нравятся, не нравится неопределенность, и привязываться он не хочет, так что проще всего прекратить все. Проще ему, но не ей. Кто мог предположить, что все обернется с точностью, да наоборот? Чимин отчетливо понимает, что от Джиин он просто не отделается. Она вцепилась в него крепко, как орел в воробья, и на землю не отпустит хотя бы потому, что Чимину падать будет очень больно. А вообще это странно — оказываться ее жертвой, потому что обычно роль хищника играет он. Очень умело, кстати, она ведется каждый раз и даже не пытается маскироваться. Странная девушка. Он выходит из комнаты в плотных спортивных темных штанах и растянутой белой футболке. Домашний наряд в общем-то привычный, но далеко не безопасный. Джиин хмурится — Чимин не настроен даже на беседу, он всячески ее избегает последние несколько недель, и она понимает, в чем причина. И до чего же забавно видеть его настолько правильным! Даже в голове не укладывается! — Только ужин! — предупреждает он, и она улыбается так хитро-хитро, как лиса. — Ага-ага… Но вот они вдвоем за столом, Чимин неспешно отгрызает корку белого хлеба и мешает большой серебряной ложкой нетронутый суп. Ведь все же привычно, почему он так нервничает? Разве что обычно Джиин встречает его с чистым, без косметики, лицом, взъерошенными волосами и теплом махровом халате. Это стало уже привычкой, и Чимину нравится эта маленькая традиция. И да, он злится, что сегодня его маленькая домохозяйка его нарушила. На языке вертится это имя — Джиин. Кан Джиин. Маленькая, да удаленькая, пронырливая девчонка. Ее одолевает вирус под именем Пак Чимин, а он знает об этом? Играют, словно в кошки-мышки, хрен поймешь, кто из них кто. Окончательно Чимин отказывается играть по ее правилам, когда Джиин закидывает ногу на ногу и проливает на себя клубничный соус, которым пытается заправить пирог. Это первый красный сигнал, который пока ненавязчиво орет Пак Чимину, что ему пора взять себя за яйца, то есть за руки, то есть в руки, и дать отпор нахальной девчонке. Но какое там… Иногда Чимину кажется, что у него встает на Джиин даже без косметики, даже с растрепанной головой, даже в розовом халатике. Даже с РЮШАМИ. Ты ж мужик, - говорит себе в голове Чимин, а сам понимает, что сейчас изойдет весь ванилью, когда смотрит, как, неловко нагибаясь, Джиин пытается вытереть то, что пролила. Белый в горошинку лиф открывает красивые формы округлых грудей, куда между ними, в ложбинке, просочился соус, и красный сигнал в голове у Чимина орет чуть громче, настойчивее. Она играет совсем не по правилам, он же не пытался ее так грязно соблазнять! Хотя в чем он пытается оправдаться? Как будто он сам не знает, что творит, когда, например, они отправляются вместе в супермаркет за продуктами, и он надевает темно-синие обтягивающие джинсы с рваными коленками. Как будто он не в курсе, как она реагирует, когда он при ней переодевается, обнажая свой накаченный торс и руки. Как будто это не он все время дразнится и высовывает свой длинный влажный язычок, облизывая пухлые губы. Все он знает, и от этого становится еще стремнее на душе. Они едят в абсолютной тишине. Слышно только как Пак стучит носочком по полированной поверхности стола. Это начинает забавлять даже его, хотя игры с Джиин обычно не доводят до добра. В тихом омуте черти страшнее — это про Кан Джиин. С виду и не скажешь, что под маской ангелочка скрывается хитрющая ведьмочка, готовая играть со взрослыми по их правилам. А Чимин играть с детьми во взрослые игры не любит — он слишком часто доводит их до слез. — Чимин-а… — Я слышал, твоя родственница объявилась, — как нельзя (не)вовремя вспоминает Чимин, лихорадочно пытаясь избавиться от этой повисшей неловкости в воздухе кухни. — Кажется… родная сестра твоей матери. Джиин чувствует, что дело пахнем жареным. Да не просто жареным, а уже подгоревшим! Чимин всячески отводит глаза. Конечно, делает вид, что совершенно не заметил ее далеко не домашний наряд. — И что? — осторожно спрашивает девушка, медленно отправляя кусочек вареного мяса в рот. — Решил меня сбагрить? Не в бровь, а в глаз! Чимин давится, ищет глазами стакан с водой, запивает и пытается удержать в себе рвотные позывы. Его мутит, как семнадцатилетнюю школьницу при первом просмотре порно. Джиин смотрит доверительно, заглядывает в самую душу, и Чимин понимает, что сейчас кинется через стол и засосет ее прямо по самые гланды. Чтобы неповадно было дразнить его. — Ну… тетя всяко лучше сможет о тебе позаботиться, пока… — Пока что? Пока я не стану достаточно самостоятельной? Эй, Чимин-а… — обиженно тянет Джиин, — кажется, ты забываешь, что я делаю для тебя. Неужели тебе настолько тяжело со мной? Чимин не решается ответить. Не тяжело. Даже легко, удобно, уютно. Она о нем заботится, не просит ничего лишнего, даже внимания, ему не нужно прилагать особых усилий, чтобы ужиться с ней рядом. Нет вредных привычек, даже недостатки ему в ней придется очень долго искать! Иногда создается впечатление, что она играет его тень, его совесть, следующую за ним по пятам в те моменты, когда он сбивается с пути. От ее правильности его уже воротит, но она не заслужила, чтобы ее вот так выгоняли. Порой Чимину кажется, что это ему нужно уйти из этого дома, а ей остаться. — Все сложнее, милая, — его голос шелестит, как ночной ветер; у Джиин наблюдаются мурашки по всему телу. — Чем дальше ты будешь от меня… — …тем проще, — усмехается Джиин и оставляет вилку на тарелке. — Знаю я, проходили уже. Все никак не избавишься от меня и пытаешься нелепо оправдаться. — Нелепо — это то, что ты продолжаешь пытаться завладеть моей жизнью, — грубо отвечает Чимин. — Да неужели? — она больше не пытается делать вид, что все нормально, и улыбка сползает с ее лица. — Никто не заставлял тебя брать меня к себе. Ты сам меня впустил, а теперь, когда надоело, выгоняешь. — Все сложнее! — восклицает Пак и сжимает руки в кулаки. — У нас не может быть никаких личных отношений! Я просто хочу прекратить все, пока тебе не стало еще больнее! — Что-то до этого у тебя не возникало мыслей о том, что все это неправильно! Особенно, когда ты меня трахал… здесь, в спальне, в ванной, в коридоре… — Прекрати, — цедит парень, опуская глаза и пытаясь успокоиться. — Пак Чимин, ты ничтожество, — сипит Джиин, пытаясь совладать с собой и не расплакаться прямо здесь. — Я правда не понимаю, что тебя не устраивает… Ты ни в кого не влюблен, но не подпускаешь никого близко к себе. Ты чего-то боишься или просто не умеешь любить - я не знаю. Тебя все устраивает, пока я просто выполняю роль домохозяйки, но стоит мне попросить хотя бы каплю твоей любви, тебя уже нет рядом. Слушай… Если ты изначально все так планировал, не влюблял бы меня в себя. Я не знала, что будет так больно. Девушка комкает салфетку, отодвигает стул и быстро удаляется с кухни. Чимин слышит, как вжикает замок на ее джинсах — она собирается второпях. Он в ступоре глядит на свою тарелку. Ему должно стать легко: Джиин собирает вещи. Еще немного, и она наденет сапоги, застегнет курточку, гордо хлопнет дверью и будет такова. Так проще. Всю жизнь проще не подпускать никого к себе. Но Чимин не чувствует свободы внутри, наоборот. Тяжесть — ее слезы топят его пустое сердце. Или Чимину всего лишь хочется убедить себя в том, что оно пустое? Его ничего не останавливает сделать ее своей. Она уже принадлежит ему, но Чимин знает, что умеет делать больно. Он умеет это гораздо лучше, чем пытается кого-то осчастливить. Ему трудно меняться, он отказывается переделывать себя и своим упрямством отталкивает даже Джиин, которая тянется к нему изо всех сил. В чем проблема? Его характер не сахар, но она же хочет быть рядом. Чимин медленно встает из-за стола и направляется к ее комнате. Его эмоции на пределе, он знает, что сейчас не успокоится. Но в голове стоит мысль — это будет большой ошибкой, если он даст ей уйти. Джиин открывает дверь, полностью одетая с рюкзаком на плечах. Чимин стоит в дверях, не давая ей прохода. — На перемены в твоем настроении у меня нет времени. Дай пройти. — Не-а, — улыбка парня становится нагловатой. — Ладно, я признаю, я погорячился… — Ты нормальный вообще? — она выгибает бровь. — Пусти, говорю! — И куда ты пойдешь? — Какая тебе разница? Не ты ли пытаешься делать вид, что нас ничего не связывает? Продолжай в том же духе! — Джиин! Она прорывается из-под его руки и идет в коридор, но Чимин обхватывает ее за талию и поднимает вверх над головой. — Больной придурок! Пусти сейчас же! — Не-а. — Ты совсем уже? — кричит она. — А ну опускай меня! — А это забавно, Джиин-а… — хихикает он. Джиин брыкается и пытается его щипать, но Чимин не реагирует. Стальной пресс, стальные яйца. Когда она все же умудряется угодить по чувствительному месту, Чимин сгибается прямо с ней в руках, опуская на пол. Она висит в его объятиях, как тряпичная кукла, чувствуя себя немного виноватой. Когда же он, наконец, разгибается, с шумом выдыхая, то прижимается к ее спине еще сильнее, обвивая руки на животе. Он дышит ей в спину, утыкаясь в шею, и всем телом прижимается ближе. — Хватит уже со мной играть… — тихо просит Джиин. — Или отпусти, или хватит отталкивать. Куда еще больше? — Я не играю. Я просто не знаю, как мне быть, Джиин… А вдруг у меня и впрямь нет его? Этого сердца… Он с силой толкает ее в стену. Самообладание трещит по швам, он снова на взводе, снова психует. Джиин больно ударяется лопатками, вскрикивает, когда он зажимает ее, поднимая руки над головой и целуя в губы. Он делает это страстно, и чиминовские поцелуи — первое, во что она влюбляется. Его язык проникает к ней в рот, заигрывая, оставляет на губах привкус его конфетки. Причмокивая, Чимин еще больше наклоняет голову, чтобы снова поцеловать Джиин, их языки встречаются, и Чимин, разжимая зубы, языком перекатывает апельсиновую конфетку к ней в рот. С губ Джиин срывается тихий стон, когда он забирается руками под вязаную кофту. Его апельсиновые волосы щекочут ей нос, пока он оставляет влажные поцелуи на ее губах, подбородке, спускаясь к шее. Чуть приостанавливаясь, Чимин разворачивает ее к себе спиной, тянет за собачку позолоченного замочка на кофте. Посередине, от приклеенной бабочки, вниз спускается замочек, он медленно расстегивает его и заставляет Джиин сбросить свитер на пол. Оставляя ее в джинсах и лифчике, он прижимает ее к себе горячей рукой, утыкаясь в шею. Джиин начинает заводиться, когда его рука медленно спускается до ее пупка, а затем проникает в джинсы, под трусики. — Чимин-а… — Тш-ш-ш… Он разворачивает ее к себе, впиваясь в губы новым поцелуем. Джиин понемногу расслабляется, закидывает руки ему на шею и прижимает ближе. Чимин неприлично блуждает руками по ее телу, спускаясь ниже. Он сжимает ее ягодицы, больно прикусывая губу, закидывает ее ноги себе на бедра и отрываясь, шепчет: — Как насчет кухни? Или гостиной? Или ванной? Или все вместе? Джиин бормочет что-то невнятное, и Чимин выбирает сам. Он несет ее в его спальню. На идеально заправленной кровати он опускает ее, и не сдерживает смешка. Его смешит не реакция неловкой Джиин, которая пыталась быть сексуальной (и у нее неплохо получалось!), а его собственная реакция на ее неумелое соблазнение. В итоге он все равно не в состоянии отказаться от нее; и это даже больше, чем привычка. Он ласкает ее кожу, которая под его прикосновениями тает, как снег в руках. Ее щеки розовеют, она всегда немного скована, когда он становится тем, кто есть на самом деле. — Ты не должна себя так вести, — напоминает он, и разводит ее руки в стороны. Нет, она не боится его, и скрывать ей нечего, но между ними десять тысяч километров несказанных друг другу слов. Пусть она знает его слишком хорошо, она все еще не знает о нем всего. Чимин предпочитает оставаться для нее недосказанным, как открытый конец фильма, который она может додумать сама. — Если я захочу, ты позволишь мне придумать тебя таким, каким я хочу? — спрашивает она. Чимин рисует на ее теле узоры, как ледяные рисунки на окнах, поддевая пальцами лямки темного кружевного лифа. Его Джиин красивая. Простая, но красивая. — Тебе же нравлюсь я такой? Дерзкий, управляющий тобой… — Я могу дорисовать картину? — Ну… ты попробуй. Чимин оставляет грубые следы на ее коже, когда завладевает ситуацией. Он грубо целует и грубо действует. Джиин и правда нравится это, но только когда с ней Чимин. Он срывает лиф, припадает губами к затвердевшим соскам, и кусает их, водя руками по разгоряченной коже. Девушка кусает губы, заплетается пальцами в его волосах, и не отпускает его. Чимину трудно себя сдерживать. Он предельно жесток, но старается сделать это приятным. Обычно он не заморачивается о прелюдиях, грубо нагибает ее, шепчет что-то грязное. Ее тело (особенно плечи и ключицы) часто в синяках — Чимин привык быть таким грубым. Джиин раскрывает его с новой стороны, хотя Чимин, конечно, ромашкой не станет. Но он учится любить ее. Любить красиво, изысканно, любить, вкладывая эмоции и настоящие чувства. Поцелуи, прикосновения, взгляды, слова… Он освобождает себя от растянутой футболки. Ее руки теперь скользят по его накаченной груди и рукам. Он не без ворчания позволяет ей оказаться сверху, целуя его грудь. Чимин пахнет с ума сводящим одеколоном. Она хочет пахнуть им, Чимином. Когда Джиин спускается ниже и подцепляет резинку его штанов, то уже чувствует его стояк, упирающийся ей в задницу. Она неторопливо поглаживает через ткань штанов возбужденную плоть. Чимин нетерпеливо качает бедрами, и Джиин приспускает его штаны, поддевая вместе с боксерами. Она облизывается и аккуратно, чтобы не царапать ногтями, обхватывает головку его члена и начинает двигать рукой от головки по стволу. Чимин откидывается назад, на подушки, и испускает хриплый стон. Джиин действует смелее. Она берет головку в рот, сначала облизывая языком и причмокивая губами, а затем берет его полностью и начинает сосать от основания до головки. Чимин возбуждается, сжимает простынь и охает. Джиин до этого никогда не ласкала его, и обычно он просто овладевал ею, не давая ей воли. Казалось бы, она не готова была, и Чимин не настаивал, но близость с ней была необходима. Джиин теперь более раскована. Она смотрит ему в глаза, продолжает делать ему приятно, от чего внутри у него разгорается синее, опасное пламя. Джиин, оказывается, невероятная — то ли от того, что это ее любимый парень, то ли от того, что воспитанная, но она не хмурится и не делает вид, что ей противно. Она отстраняется и тянется за поцелуем, но Чимин ее останавливает и заставляет вновь оказаться ведомой. Он нависает сверху и легонько целует. Его пухлые губы очерчивают ее собственные. Пак стаскивает с нее последнюю одежду, оставляя ее полностью нагой, а затем и сам избавляется от одежды. Он разводит ее ноги пошире, поудобнее устраиваясь между ними. Лаская грудь, он вылизывает языком пупок, спускается мокрой дорожкой ниже, выцеловывает в уголках ягодиц и шипит с ней в унисон. Ему хочется овладеть ею ежесекундно, но он растягивает ласки. — Давай попробуем по-новому? Джиин чувствует дискомфорт, когда Чимин проталкивает один палец в анальное отверстие, чувствует, как колечко мышц тут же стягивается. Чимин разрабатывает анус медленно, давая привыкнуть ей к новым ощущением. — Вот уж не думала, что тебе приспичит заняться анальным сексом… — охает Джиин. Чимин не отвечает, а только проталкивает второй, а затем и третий палец. Узко, очень узко, думает Чимин, и хочет почувствовать это на себе. Он притягивает ее к себе, активно двигая пальцами внутри, а Джиин шипит — ей не нравится. Однако постепенно она привыкает, и Чимин это чувствует. Сначала он медленно входит во влагалище, заставляя Джиин выстанывать его имя. Он двигается быстро, с нарастающим темпом, упираясь руками по бокам и целуя ее в висок. С его лба спадает челка на глаза, и Джиин смотрит в них, как в небо — видит в них отражение своего лица. Чимин медленно выходит и приставляет головку члена к анусу, начиная очень аккуратно, растягивая процесс. Джиин выгибается, чувствует боль при растягивании, но Чимин не останавливается. Он входит полностью и медленно двигается внутри. — Агрх… Чимин! — Больно? — Нет, но… Совершенно….Непривычно… Он чувствует, как узко колечко мышц, стянувшееся вокруг его органа, и ему неистово хочется его разработать. Но он не хочет сделать ей неприятно или даже больно, поэтому двигается не спеша. Джиин стонет, сжимая свою грудь и закусывая губы. Он приподнимает ее и усаживает себе на колени, не переставая двигаться, насаживая ее сверху. Чимин льнет своим телом к ее, ощущая близость ее нежного тела и мягкого аромата. Сегодня он снова не отпустил ее. И так по накатанной. Только сегодня что-то меняется, Джиин хочет в это верить. Он психует, но уже меньше, и виной тому непробиваемая выдержка Джиин - под стать тому, кого выбрало ее сердце. Он кончает на простыни, выдыхая ей в рот и целуя. Ему хочется проваляться так с ней рядом всю ночь, но вместо целой ночи Джиин дает ему полчаса. Она хочет поменять постельное белье и пойти спать в свою комнату, но второй пункт Чимин вычеркивает автоматически. Они меняют белые простыни на темно-синие в тон обоям в его комнате. Оба голые, хихикают, Чимин тащит ее в душ. Он прижимает ее к холодной кафельной плитке и прикусывает кожу на ключицах. Она оставляет засосы на его шее и перебирает сырые волосы, спадающие на глаза. Чимин оборачивает ее в полотенце, а затем тащит свою футболку на два размера больше. Не дает ей надеть штаны, оставляет ее в одних трусиках, едва прикрываемых тканью футболки. Заставляет ее лечь рядом, прижимается голым торсом к спине, и теплыми руками мнет грудь. Так засыпает, и Джиин засыпает в его объятиях. А на утро через шторки проглядывает холодное морозное солнце, сонного Чимина уже нет рядом и Джиин чувствует легкое разочарование. Она двигает руками и ногами в его широкой постели, рисуя бабочку, и нехотя встает, вдыхая аромат Чимина от его футболки. Ей страшно выходить из его комнаты, потому что его квартира встретит пустотой и протяжным мяуканьем. Но все происходит не так. Она выходит, плетется в гостиную, и в середине огромной комнаты стоит еще неукрашенная елка. За ней прячется человек — обнаженные бицепсы Чимина Джиин узнает где угодно. На стенках висят разноцветные носочки, игрушки, гирлянды. Парень, поправляя футболку, выходит из-за елки и смущенно ей улыбается, как умеет. — Я знаю, что до Нового года еще десять дней, но нам пора наряжать елку! — О…ты… как… — Взял на работе отгул. Сказал, что сегодня у моей девушки день рождения, и я впервые за четыре года знакомства вспомнил, что ни разу ее не поздравлял. У Джиин гулко стучит сердце. — Эй, Пак Чимин… Я тебя не узнаю… — А и не надо, — он медленно к ней подходит и аккуратно берет в ладони ее лицо. — Я устал от этой неопределенности. И если ты смело решила идти до конца, не оставила меня вчера… — …ты мне и не дал… — То дорисуй, додумай меня таким, каким ты хочешь меня видеть. Я правда постараюсь… Постараюсь открыться для тебя, впустить в свое сердце, я буду стараться… Эй, ты же не собралась реветь? — Нет, конечно, нет… Чимин целует ее в губы, как всегда страстно, в его стиле, но Джиин чувствует, что все уже по-другому, даже вчерашняя ночь остается где-то далекой и недосягаемой. И если не это время, то когда еще исправлять все ошибки, которые они натворили… Джиин любит его, и этой любви хватило бы на двоих, но Чимин снова заполнит этот недостаток и этот Новый год они встретят по-другому. И ничего удивительного, если люди скажут, что они странные. Наверное, Джиин изначально соответствовала ему, иначе бы она с ним не осталась.