Once Upon a Christmas

Вилле Вало проснулся посреди ночи и вяло нащупал телефон, отчего-то валяющийся на полу. Вилле не мог понять, что его разбудило: ему ничего не снилось, не мучал сушняк и не хотелось курить, однако он чувствовал, что сна не было ни в одном глазу, хотя давно уже перевалило за полночь. Вало удивился тому, что уснул на диване — он не помнил, чтобы устал настолько, что не в состоянии был дойти до спальни. Теперь от лежания в неудобной позе ныла спина. «Совсем в старика превратился», — с отвращением подумал он, вспоминая, как почти весь вечер сидел у неразожженного камина в привычной ему компании бутылки коньяка и упаднических мыслей. В этом году Вилле исполнилось тридцать девять, и для него это было временем разочарования и усталости. Все приедалось. То, что раньше казалось достойным борьбы, теперь виделось пустым и пошлым. Друзья уходили. Вместо любви были деньги, похоть и пустота — во всем пустота. Линде называл это кризисом среднего возраста. Вало — хуйней. В большинстве случаев его все устраивало. Женщин, готовых разделить с ним постель, с годами меньше не становилось. Любовь поклонников, казалось, только росла. Когда было одиноко, неизменно спасал алкоголь. Только иногда, когда алкоголь заканчивался и приходило похмелье, становилось противно от самого себя. И хотелось тепла и понимания. И того, с кем можно было бы разделить рождественскую запеканку. Ну, или просто того, кто мог бы ее приготовить. Последние несколько лет Вилле проводил Сочельник в гордом одиночестве. Так получалось. Порой у HIM бывали выступления, или Вало по уши погрязал в рабочих делах, и было уже поздно и бессмысленно ехать среди ночи к родителям. Постоянной девушки к Рождеству у него обычно не было, и это было уже так закономерно, что иногда, начиная новые отношения, Вилле даже делал ставки, продержится ли очередная красавица до двадцать пятого декабря. Друзья же обычно не звали его к себе — пару лет назад кто-то пустил слух о том, что Вало не любит праздники и сопутствующую им шумиху. Так и повелось. Из дальнего угла комнаты — откуда-то из-за камина, как показалось Вилле, — послышался шорох. Глаза Вало еще не совсем привыкли к темноте, и сейчас он едва различал очертания предметов, стоящих прямо перед ним. Но несмотря на то, что Вилле не мог видеть того, кто шуршал там в углу, он предположил, что это Линде: только он был настолько сердоболен, чтобы не оставить Вало одного в рождественскую ночь, и только у него были ключи от этого дома — одному лишь тихоне Линдстрему Вилле иногда мог позволить влезть в свое личное пространство. — Линде, ты? — окликнул Вало, садясь на диване и подтягивая к себе плед, чувствуя, что внезапно начинает замерзать. Линде почему-то молчал. Вилле потянулся к выключателю, и через мгновение в комнате вспыхнул свет. Когда яркий свет перестал бить по глазам и Вало увидел перед собой нечто, он не сразу понял, что происходит. Спиной к нему, у камина, стоял мальчишка в нелепом зеленом костюме — видимо, он был одет эльфом. Вилле не был уверен, но, кажется, именно они в американских рождественских фильмах носили длинные колпаки с бубенцами и смешные полосатые колготки. Мальчишка (для девчонки он был слишком угловатым и тощим) как будто бы и не замечал того, что в комнате что-то изменилось, продолжая заглядывать в дымоход и что-то недовольно бубнить. Вало хотелось рассмеяться: слишком уж забавно это было, — но любопытство в нем пересилило, и он замер, прислушиваясь. Если это был розыгрыш друзей, то Вилле оценил их креативность. А если парень был воришкой, то, пожалуй, самым смешным и неудачливым, и Вало разберется с этим немного позже. — Задолбал старый дед со своими причудами! — бурчал мальчишка, размахивая руками, — веру в чудо ему верни, любовь, нежность… Да он его видел вообще?! — недовольно повысил голос он, обвиняюще тыкая пальцем в Вилле и одновременно разворачиваясь к нему. Встретившись взглядом с Вало, мальчишка ойкнул и замолчал. — Ну привет, — ухмыльнулся Вилле. К недоумению Вало, мальчишка показал фак камину, одернул на себе зеленую кофточку и коротко кивнул, важно расправляя плечи. — Йонне. Эльф. — Ты что, укуренный, что ли? — хохотнул Вилле, разглядывая парня. Тот был симпатичным, и даже в некотором роде понравился мужчине, только вот с головой у него явно было что-то не то. Но это не удивительно, под Рождество у молодежи сейчас было принято напиваться и накачиваться всякой дурью под завязку — кажется, этот светловолосый мальчишка не был исключением. — Круче, — невозмутимо хмыкнул Йонне, — я волшебный. — Я тебя, волшебного такого, сейчас за шкирку вышвырну, если сам не уберешься, понял? — спокойно пообещал Вилле. Только всякого неадеквата не хватало в его квартире. — Не вышвырнешь. — С чего это? — Дед колдует. — Какой еще дед? Парнишка смерил Вало снисходительным взглядом, откашлялся и начал декламировать нараспев, заложив руки за спину и принявшись расхаживать из стороны в сторону: — Йоулупукки — в поздней финской традиции — Рождественский Дед, который дарит детям подарки на Рождество Христово. Дальше сам Википедию открой, ладно? Вилле оставил без внимания нахальную фразочку и насмешливую ухмылку, потому что внезапно почувствовал, что с ним происходит что-то странное. Уж он-то самого себя знал прекрасно, и понимал, что давно бы уже выпроводил зарвавшегося мальчишку за дверь, да только сейчас что-то было не так. Этот разряженный парень почему-то не раздражал его и не вызывал подозрений. Напротив, Вилле казалось, будто его окутывает нечто теплое и уютное, обволакивающее и разливающееся по всему телу. Ему хотелось стряхнуть с себя так некстати возникшее ощущение спокойствия и расслабленности — не сейчас, когда перед тобой стоит не пойми откуда взявшийся наглый мальчишка в смешной шапке и колготках. Усмехнувшись, Вало и впрямь подумал о магии — не всерьез, конечно же, а так, чтобы тут же посмеяться над бредовой идеей, — но возникшее чувство отдавало имбирным печеньем и глинтвейном — именно такой вкус имело его Рождество еще несколько лет назад. Потом оно потеряло для Вилле свои краски, но в этот самый момент Вало был как никогда близок к тому, чтобы вновь поддаться очарованию праздника и обаянию этого мальчишки с озорными глазами. Какого черта с ним происходило? Вилле не знал. — Черт, а это обязательно? — внимание Вало привлек страдальческий голос парня, вновь разговаривающего с камином. Вилле не был уверен, что тот получил ответ, но, видимо, он чего-то недопонимал, потому что мальчишка, обреченно вздохнув, вдруг пошел прямо к нему, что-то ожесточенно шипя сквозь зубы. Он остановился прямо перед Вилле и моментально уселся к нему на колени — озадаченный Вало даже возразить не успел и только машинально приобнял Йонне за талию, когда мальчишка наклонился вперед и неловко коснулся губ Вилле своими. Парень дернулся, желая тут же отпрянуть, но крепкая хватка Вало удержала его на месте, и в следующее же мгновение Вилле перехватил инициативу, углубляя поцелуй — он осознал, что ему и самому захотелось поцеловать эти губы, с которых за последние несколько минут слетело столько развязных и каких-то совершенно неадекватных фраз, что кому-то другому хватило бы на год с лихвой. А раз уж мальчишка сам полез к Вало, то что его должно останавливать? Разве что возраст. Но если по чужим квартирам шляться не рано, то целоваться-то и подавно, — решил Вилле. Впрочем, целовался Йонне неумело, и мужчина чувствовал, что тот не знает, куда себя деть, и вообще, будь его воля, с радостью оказался бы на другом конце Земли от Вало. Но тогда какого хрена он лезет? Все это было более чем странно, и вызывало в голове музыканта не одно подозрение. — Ты целовался-то хоть раз до этого? — ухмыльнувшись, спросил он, в упор рассматривая мальчишку, в котором спеси внезапно стало как-то меньше, чем в первые минуты их незапланированной встречи. Йонне покраснел, укрепляя Вало в его подозрениях. — С кем? С Рождественским оленем? — фыркнул мальчишка, а Вилле почему-то в этот самый момент, осторожно прижимая Йонне к себе, готов был поверить в любую херню — в то, что Земля стоит на трех китах, в то, что Гас — зубная фея и даже в то, что этот растрепанный щуплый парень и впрямь является помощником рождественского деда. — Ну, мало ли. Я думал, вас там много… — добродушно протянул мужчина, посмеиваясь недовольному выражению на лице Йонне. — А ты еще побольше фильмов смотри. Один я там на побегушках. — Ну… А Йоулупукки этот твой? — Извращенец! — возмущенно выдохнул мальчишка, несильно толкая Вало в грудь и тут же резко замолкая, видя, что руки мужчины развязывают пояс зеленого эльфийского полушубка. Вилле выжидающе посмотрел на парня, давая ему пару мгновений на то, чтобы сориентироваться и свалить, но, к удивлению Вало, тот не сдвинулся с места. — И все же. Какого черта ты здесь оказался? — Дед послал… — Зачем? — Сдвиг у него… — вздохнул мальчишка. — На красивых сказках про любовь. — Ну у меня-то сдвига нет. Так что можешь идти. Йонне помотал головой и подался вперед, вжимаясь в Вало всем телом и несмело обнимая его за плечи, а Вилле понял, что ему пропросту сносит крышу. От этого доверчивого жеста, от терпкого хвойного запаха одежды мальчишки, от того, как Йонне с готовностью отвечал на его требовательные поцелуи и выгибался от прикосновений ласкающих его ладоней. От того, как испуганно выдыхал, оказавшись прижатым к дивану, и как, растеряв всю свою самоуверенность, отчаянно краснел, сталкиваясь со взглядом нависшего над ним Вало. От того, как мальчишка невесомо касался его волос, облизывал пересохшие губы и широко распахивал невыносимо невинные глаза. Проснувшийся наутро Вилле был готов списать все произошедшее на особо яркое и отчего-то запомнившееся сновидение, да только вот под боком, скрючившись и обняв диванную подушку, сопел Йонне. Вало покачал головой, замечая, что все тело мальчишки покрыто мурашками, и принес из спальни большое теплое одеяло, которым и укрыл Йонне, завозившегося во сне. За окном крупными хлопьями падал снег. Вилле курил на балконе и рассматривал рождественские гирлянды, украшавшие парадные двери соседних домов. — Доброе утро, — раздался за его спиной хриплый голос мальчишки. Вало оглянулся, с усмешкой оглядывая завернувшегося в одеяло Йонне, спросонья щурившего глаза. Теперь Вилле знал наверняка: возможно, Йоулупукки и был со сдвигами, но толк в рождественских чудесах он знал.