Приглашение в замок

Завулон, увидев изменившееся до неузнаваемости лицо Антона, всего секунду назад радостно улыбавшегося ему, резко развернулся, чтобы посмотреть, кто же настолько возбудил Городецкого. Причём возбудил в совершенно дурном смысле этого слова. И узрев милую пару, стоящую неподалёку, не смог сдержаться: — Verdammte Scheisse!* Какого чёрта его принесло сюда? Антон, отдышавшись, рванул к парочке с такой скоростью, с какой не убегал в своё время от Тигра Завулон. Сам Всетемнейший попытался догнать любовника и немного успокоить, ибо финал этого замечательного вечера грозил окончиться если не убийством, то мордобоем — точно. Хотя и сам Завулон уже решил попозже устроить выволочку придурку, испортившему ему вечер. Но Антона было не остановить. Он наступал с бешенством и фанатичностью русских солдат, штурмующих Берлин в далёком 1945 году. Увидев выражение лица Городецкого, Надин кавалер и сам уже, вероятно, пожалел, что появился на этом балу, а когда узрел Завулона, так и вовсе — что когда-то очень давно в принципе появился на свет. — Немедленно убери от неё свои грязные лапы и отойди в сторону, ты, грёбаный старый ублюдок, — прошипел Антон, моментально ныряя в Сумрак. На пальцах у него был подвешен Танатос. Всё же отправляться в Сумрак из-за этого старого козла Городецкому не хотелось. А вот покромсать мерзкую физиономию Тройным лезвием просто жаждалось. — Папа! — закричала Надя, быстро вставая между отцом и, судя по всему, возлюбленным. — Не трогай его! Давайте все успокоимся, выйдем из Сумрака и цивилизованно поговорим… — Это с тобой мы цивилизованно поговорим, Наденька. Например, о том, как трогательно ты врала мне, рассказывая, будто вот-вот развоплотишься от усталости. Надежде хватило совести виновато покраснеть в ответ на это более чем справедливое замечание, однако спустя секунду она уже гневно вздёрнула подбородок и почти встала в стойку, моментально напомнив этим отца. — Неужели? А я вот не думала, что, когда ты сказал, будто проведёшь Новый Год с парнями, ты именно это и имел в виду. В самом интересном смысле, папочка. И давно у тебя шашни с главой Дневного Дозора? Теперь уже покраснел Антон. Сказать, будто он смутился — значит очень, очень приуменьшить. Тем более когда вспомнил, что Надя, вероятно, застала его целующимся с Артуром… В горле пересохло, и даже бешеная жажда убийства несколько поутихла, придавленная невероятной неловкостью. — Устами младенца глаголет истина, — изрёк Завулон. — Антон, успокойся. Я предлагаю тебе выйти из Сумрака и уединиться где-нибудь в тихом месте с дочерью, дабы вы смогли поговорить спокойно и без свидетелей. А своего… сотрудника я заберу с собой на пару слов. Мы оба знаем, что ты не устроишь сейчас магический мордобой. Это я тебе совершенно официально заявляю, Светлый, — сказал Завулон, и в голосе его прозвучали металлические нотки. — А ты, Юрий, немедленно отправишься сейчас со мной. Надеюсь, всё ясно? Надя явно собралась сказать в ответ какую-нибудь колкость, но её опередил Антон. Он резко повернулся к Завулону. — Да что вы говорите, Всетемнейший? Какие ещё будут указания? — ядовито проговорил он. — Прекратить вести себя как идиот, — резко ответил Завулон. — Да остынь ты уже. Твоя дочь даже по законам этого времени — взрослая, совершеннолетняя девушка. Ей решать, с кем спать, в конце концов, и это уже не твоё дело. Равно как и её не касается личная жизнь отца. Разве я не прав, Надежда? Надя открыла было рот, а потом быстро его закрыла. Крыть было нечем. Если она запротестует, то тем самым даст отцу понять, будто тот имеет право лезть в её жизнь. Она прищурилась и с неприязнью, но явным уважением посмотрела на Завулона. — Несомненно, Всетемнейший, — процедила она. Артур едва не рассмеялся. Несмотря на новизну отношений с Антоном, вот таких вот фирменных презрительных гримас Городецкого он насмотрелся вдоволь. Яблоко от яблони… Вдруг подал голос Юрий. — Наденька, отойди, пожалуйста. Я не девица в беде, так что, уверен, разберусь сам, — спокойно сказал он, впрочем не отрывая взгляда от Антона, который смотрел на него как удав. Надя повернула голову и бросила на Юрия недовольный взгляд. Однако, странное дело, подчинилась. — Ладно, Тёмный. Сейчас мы выйдем из Сумрака и я заберу дочь, но не надейся, что разговор между нами окончен, — мрачно сказал Антон, сверля Юрия взглядом. Тот, не дрогнув, выдержал этот взгляд. Коротко кивнул и вышел из Сумрака. Завулон последовал за своим заместителем. Антон и Надя остались вдвоём. Он подошёл к ней. — Здесь на втором этаже есть библиотека. Идём туда, — напряжённо сказала девушка и вышла из Сумрака. Антон покачал головой и последовал за ней. Оказавшись в реальности, он вызвал небольшой переполох своим внезапным появлением, но, поскольку большинство гостей были уже порядком пьяны, Антона это не слишком взволновало. В конце концов, эти люди мнили себя живущими три столетия назад — отчего бы не поверить в «человека-невидимку»? Он нашёл в толпе малиново-розовое платье дочери, которое, словно красный фонарь, сияло впереди. Мысль о красном фонаре моментально перенесла его к ассоциации с улицей красных фонарей, и он ощутил, как в нём снова начало подниматься бешенство, густо смешанное со смущением. Глубоко вздохнув, Антон сжал зубы, не желая нагнетать и без того раскалённую добела атмосферу. Они с Надей в полном молчании поднялись по лестнице и зашли в библиотеку. Это была небольшая комната с мансардными окнами на потолке. Вдоль стены располагались полки с книгами, глобусами, миниатюрными подзорными трубами. В центре стоял длинный стол, явно использующийся для конференций, ибо он был окружён стульями, а на его краю выстроился набор бокалов. Но Антон едва заметил эту несколько спартанскую, по сравнению с пышностью остального замка, обстановку. Его взгляд бегал по фигуре дочери, не зная, где ему остановиться. Весь её образ вызывал у него нешуточную панику: вырез у платья был настолько низкий, что заставлял Антона невольно краснеть; затянутая в корсет талия выглядела слишком тонкой, и обеспокоенный отец ежеминутно боялся, что Надя упадёт в обморок, особенно вкупе с неестественной даже для грима бледности лица. От ядовитости цвета, обилия оборок и бантиков рябило в глазах, вызывая лёгкую тошноту. Он смотрел, как Надя пыталась сесть на стул в этом отвратительном платье и не могла, ибо кринолин поднимал юбку так, что девушке самой стало неловко, когда она увидела, как Антон с ужасом заметил ажурные белые сетчатые чулки на стройных ножках своей крошки. Выругавшись сквозь зубы, она тяжело вздохнула, проведя по лбу подрагивающей рукой, и в ярости швырнула веер на пол. Антон не выдержал и скованно рассмеялся. — Ляг на живот, — сказал он. Глаза дочери расширились. — Что?.. Наконец, до Антона дошло, о чём она могла подумать, и теперь уже у него самого глаза полезли на лоб. — Ты что, совсем уже?! Я просто предложил тебе единственный возможный вариант разместиться в этом уродливом саркофаге для тела — лечь на живот. Я вовсе не собираюсь бить тебя! Щёки девушки покраснели. — Я… Я совсем не подумала об этом. Антон решил не отвечать на эту очевидную ложь. Он молча сел на пол, упершись спиной о стеллажи, и вытянул ногу, другую согнув в колене. Надя с завистью посмотрела на его расслабленную позу и пробурчала, медленно и аккуратно пытаясь устроиться на полу: — Чёртово платье! И как женщины вообще допустили подобный пыточный инструмент? — Спроси у Ольги, она как раз жила в то время, — меланхолично проговорил Антон. В итоге Надя легла на живот, сделав упор на локти. Повисло молчание. Никто не хотел начинать тяжёлый для обоих разговор. Наконец, Антон, откашлявшись, задал единственный вопрос, который волновал его больше всего: — Почему ты мне солгала? Надя судорожно вздохнула и уставилась на паркетные доски, тупо глядя на них. Эта реакция была настолько знакомой и родной, что у Антона сжалось сердце. Когда дочка была маленькой, всякий раз, будучи пойманной за какой-нибудь шкодой и прекрасно зная, что ей придётся отвечать, она делала именно так — пялилась в пол. — Я… На самом деле мне не хотелось, чтобы вышло именно так, но… Я не собиралась причинять тебе боль, сказав, что вынуждена нарушить нашу с тобой традицию. — Думаешь, сейчас мне не больно? — ровным голосом спросил Антон. Надя закусила губу. В глазах засверкали слёзы. — Я не знаю, что могу сказать в своё оправдание. Но мне действительно жаль, что так вышло. Но тогда я решила пожертвовать правдой ради тебя, из любви к тебе. Это — не ложь во спасение, ибо в итоге спаслась бы только я сама. Надеюсь, ты сможешь понять меня и простить. Антон сглотнул и подался вперёд, протягивая к ней руки. — Иди сюда, — мягко сказал он. Надя подняла голову и посмотрела на отца. Он подхватил её подмышки и потянул на себя, позволив ей распластаться на его теле. Однако когда она попыталась разместиться поудобнее, то заехала своей башнеподобной причёской прямо ему по носу. Конструкция оказалась довольно жёсткой и весьма ощутимо треснула его. Он зашипел от боли, и дочь испуганно дёрнулась, двинув дорогому папе коленом между ног. Несмотря на юбку, удар получился весьма чувствительный, вероятно, потому, что у самого Городецкого ткань на бриджах была невероятно тонкой, не дополненная даже бельём. — Надя!.. — воскликнул Антон, сжимаясь в комок. — Ох, папочка, прости, пожалуйста! — испуганно заверещала Надя, покраснев как помидор и стараясь максимально быстро отползти от него. При этом она задела ногой стул, который, толкнув стол, заставил дёрнуться поднос с бокалами. Несколько фужеров, покачнувшись, благополучно слетели на пол, разлетевшись на осколки. — Я понимаю, что ты решила, будто, сотворив тебя, я уже выполнил свою функцию как мужчина, но, уверяю, некоторые весьма ценные части моего тела мне ещё пригодятся, — сипло проговорил Антон, стараясь успокоить её шуткой. Ибо знал: когда Надя волнуется, всё вокруг рушится. Она начинает суетиться, и тогда спасайся, кто может. — Не сомневаюсь. Дядя Завулон мне точно спасибо не скажет, — не выдержала Надежда, но быстро прикусила язык и опасливо глянула на отца, обалдевшего и весьма смущённого этой шпилькой. — Извини. — Ну… Хм… Ладно. В сущности, ты не так уж не права, — выдавил Антон, усмехаясь. — Не двигайся, иначе порежешься. Быстро пробормотав заклинание, чтобы бокалы вновь стали целыми, он взял поднос и отнёс его от греха подальше в дальнюю часть библиотеки, поставив на стеллаж. Снова повисло молчание. На этот раз заговорила Надя: — Если бы ты мне сказал, этого всего бы не случилось. Даже если… Если бы не было такого факта, как Юра, я поняла бы твоё желание провести праздник с… ним. Я ведь не гомофобка, знаешь ли. Стоит ли мне напоминать о том, сколько времени меня нянчил Игнат, став едва ли не лучшим другом и советчиком? — Хочешь сказать, я должен поблагодарить нашего славного инкуба за то, что ты… сделала такой странный выбор? — резко спросил Антон, невольно нависнув над лежащей на полу дочерью. Ему было неловко, и он пытался спрятаться за резкостью, как и всякий мужчина. Надя прищурилась. — А что не так с моим выбором?! Я, папочка, во всём подражаю тебе: ты выбрал Великого Тёмного, я — Высшего. Он хороший человек, заботится обо мне, хоть и носится иногда словно с фарфоровой вазой, чем доводит до белого каления. — Ты вообще в курсе, сколько ему лет?! — рявкнул Антон, перед глазами которого немедленно ожила картинка того, как лапы Юрия касаются его кровинушки и каким именно образом тот может о ней заботиться. Его бросило в жар, ярость нахлынула с такой силой, что стало трудно дышать. — А сколько лет Завулону, папа? Не на пару ли тысячелетий он старше тебя? Мы — Иные, и возраст не имеет абсолютно никакого значения. Я — совершеннолетняя, так что вряд ли ты имеешь право упрекать его в педофилии и моём растлении! Антон резко выдохнул и отвернулся, вцепившись руками в стол. — Папа, я выросла. Я понимаю, что тебе сложно осознать это, и знаю, что ты очень любишь меня. Но у меня будет личная жизнь. С Юрой или другим мужчиной — тебе придётся смириться и уважать мой выбор, как уважаю я твой, — твёрдо сказала Надя. Антон удивлённо повернул голову, глядя на дочь. Её глаза блестели от слёз, но она всё равно выглядела уверенно и непоколебимо. Настоящая маленькая амазонка. Даже в этом уродливом платье. Антон ощутил невольную гордость. Она и правда выросла, а он даже не заметил. Сейчас перед ним предстала женщина, уверенная в своём праве. Это была хоть и суровая и горькая, но — правда. — Ты… И давно… хм… — попытался спросить Антон, но в горло словно кость попала. — Четыре месяца, — сжалилась над ним Надя. Потом, помолчав, спросила: — А ты? — Месяц, — выдавил Антон. — Понятно. — Он… он и правда тебе нравится? Это не магия? Потому что тогда… — Нет. Папа, я, может, и не слишком опытна, но я — Абсолютная. Неужели, думаешь, я бы не заметила приворот? Или те же Инквизиторы, которые видят меня по пять часов в сутки? Кроме того, у Юры весьма развито чувство самосохранения, знаешь ли, он бы не прожил… так долго, чтобы сотворить такую глупость, — с некоторой гордостью сказала Надя, и Антон услышал, как потеплел её голос при упоминании имени Тёмного ублюдка. — Не похоже, чтобы он дорожил жизнью, раз вообще полез к тебе, — упрямо сжав челюсти, сказал Антон. — На самом деле это я. Я его… хм… — она хотела сказать «соблазнила», но понимала, как это выражение с явной сексуальной окраской взбудоражит и без того взвинченного отца, — завоевала, — дипломатично закончила она свою мысль. Антон скептически хмыкнул. — Неужели? Вот бедняжка! Надя улыбнулась. — Он и правда противился изо всех сил. Бегал от меня, как чёрт от ладана. Но, — она коварно улыбнулась, — ты ведь знаешь, какой я могу быть упёртой и настойчивой в достижении своих целей? Интересно, в кого это? Городецкий натужно рассмеялся. — Ладно, Жанна Д`Арк, поднимайся. Скоро должен начаться салют, если Артур не соврал. Нужно найти наших Тёмных и удостовериться, что Завулон не прикончил твоего кавалера. Он не слишком любит, когда в его планы так грубо вторгаются. Совершенно невыносимый характер, — пробурчал Антон. Надя при помощи отца встала и лукаво улыбнулась. — Артур? Это его имя? Он тебе и вправду нравится. Антон почувствовал, как кончики его ушей вспыхнули. Не слишком мужественная реакция, но когда это обсуждение с дочерью смены сексуальной ориентации было лёгким делом? — Да. Нравится, — отрубил он. Внезапно Надя нахмурилась. — Думаешь, он может причинить Юре вред? Антону очень бы этого хотелось, но говорить Наде правду было нельзя. Что она там вещала о сокрытии истины во благо ближнего своего? — Не знаю. Вряд ли, — как можно честнее сказал он. Антон помог дочери поправить платье и подал ей руку: — Прошу вас, миледи. Соблаговолите отправиться полюбоваться на фейерверк, — галантно сказал он. — Оh, oui, monsieur. Avec plaisir!** — сказала она, кокетливо щёлкнув немного помятым веером. Они спустились вниз, где, на удивление, у лестницы их уже ожидали Артур с Юрием. Оба уставились на Антона: Завулон с ехидным любопытством и толикой тепла, Юрий — с затаённой тревогой и мнимым спокойствием. — Ну что, скоро там начнут громыхать? — натянуто улыбнулся Антон, но улыбка не коснулась глаз, когда он уставился на Юрия. Завулон довольно улыбнулся. — Отличный выбор слов, Антон. Да, всё вот-вот начнётся. Городецкий, ты позволишь мне украсть твою восхитительную даму? Клянусь, этот пылающий цветок не должен выглядеть столь напуганным. Мадемуазель? — обаятельно улыбнулся он, подходя к Наде и мягко беря её руку, чтобы запечатлеть на ней лёгкий поцелуй. Девушка опешила, не зная, как реагировать, и лишь молча смотрела на Завулона, словно олень, ослеплённый светом фар. Антон тоже удивился подобной обходительности, но потом понял, что Артур тем самым решил дать ему возможность перекинуться с Юрием парочкой слов. Горячая благодарность затопила его, смешиваясь с невероятной нежностью, которую он, впрочем, тут же подавил в себе. Но Завулон увидел в его глазах этот мимолётный свет. Надя бросила взгляд за спину расшаркивающемуся Завулону и поймала короткий кивок Юрия, который не остался без внимания Антона. Он сжал зубы, но промолчал. — С удовольствием, Всетемнейший, — сказала Надя, впрочем, совсем без улыбки. Но Завулону она и не требовалась. Он быстро подхватил девушку и повёл к выходу, громко крикнув: — Антон, не отставайте, иначе пропустите всё веселье, а это непростительно. Они остались вдвоём. Антон прежде никогда так внимательно не рассматривал заместителя Завулона. Он знал, что у стоящего перед ним Высшего Тёмного мага тяжёлый и угрюмый характер и что порою от его имени сами Тёмные вздрагивали даже сильнее, чем от имени главы Дневного Дозора. Что этот маг не склонял голову ни перед кем, кроме Завулона. Что он хитёр, опытен и прожил на Земле как минимум раз в пять больше Антона. Он не нравился ему. Совершенно. Но надо отдать тому должное — Антон невольно уважал его. Если кто и мог ему противостоять, так именно этот мерзавец. — Я так понимаю, сейчас последует речь о том, что если я обижу твою крошку, то от меня не останется даже тени в Сумраке? — наконец, холодно сказал Юрий, желая прервать нервирующее молчание. Антон прищурился — Думаешь, этого не произойдёт? — угрожающе спросил он. — Отчего же? Я достаточно наслышан о твоих подвигах и ещё больше — об отчаянной решимости, временами граничащей с идиотизмом. Так что устроить дуэль из-за разбитого сердца дочки — совсем в твоём стиле, Городецкий. Антон медленно подошёл к Юрию, намеренно вторгаясь в его личное пространство. Тот не шелохнулся, так и продолжив стоять словно истукан. И лишь практически незаметные капли пота на лбу говорили о том, что он, вероятно, не так уж спокоен, каким хочет казаться. Впрочем, это вполне может быть из-за идиотского парика. — Замечательно, что ты осознаёшь, во что ввязался. Я мог бы тебе об этом сказать, однако я хорошо знаю свою дочь. Так что в случае её разбитого сердца вряд ли мне достанется от тебя хоть что-то для вендетты, — оскалился улыбкой Антон. Юрий на секунду замер, а затем рассмеялся. Это был настолько непривычный и резкий для Антона звук, что он отступил. — Я понял тебя, Городецкий. Это была самая изысканно завёрнутая угроза из всех, что мне доводилось слышать. А их было немало. Отсмеявшись, он несмело протянул Антону руку. Тот довольно крепко пожал её, однако Юрий даже не поморщился. — Чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях, Тёмный, — сухо улыбнувшись, сказал Антон, а потом выпустил руку, о Мерлин, Надиного кавалера. — Ну что, идём, пока моя крошка не разнесла тут половину замка, а с ней и Австрии? Она, да будет тебе известно, весьма деструктивна, когда волнуется. Так что не трепи ей нервы. Юрий улыбнулся. — Учту. Спасибо за совет, — сказал он, потом бросил на Антона странный взгляд. — А при чём тут Австрия? Антон поднял брови. — Мы разве не в Австрии? — потом посмотрел на вывеску и улыбнулся. – Ну конечно. Шато. Мы во Франции! Теперь уже Юрий поднял брови и подрагивающим голосом сказал: — Вообще-то, в Чехии, Антон Сергеевич. А вы разве не в курсе? Мы во Мцелах, это в тридцати пяти минутах езды от Праги. — Вот сволочь! — в сердцах бросил Антон, и Юрий, не в силах сдерживаться больше, рассмеялся, отлично понимая, о ком высказался сейчас Городецкий. На улице было полно народу, но мужчины быстро нашли Завулона с Надей. Перед тем как они подошли, Юрий вдруг остановился так резко, что Антон налетел на него. Повернувшись, Тёмный наклонился к Антону и, глядя ему прямо в глаза, произнёс, очень тщательно выговаривая слова: — Я не причиню ей вреда, поскольку обладаю развитым инстинктом самосохранения. Но не потому, что в итоге меня размажет по Сумраку Наденька, Инквизиция или ты. Я – тот, кто первый уничтожит себя в этом случае. Сказав это, он быстро отошёл, оставив Антона удивлённо и довольно улыбаться. Тёмный не стал нравиться ему больше. Но, по крайней мере, теперь Антон имел хоть какую-то уверенность, что, возможно — только возможно! — его дочь сделала не самый жуткий и идиотский выбор. Он подошёл к Завулону, который, бросив на него взгляд, довольно улыбнулся. Над головой расцветали гроздья фейерверков, распускаясь разноцветными и самыми невероятными фигурами, раскрашивая небо в удивительные цвета. Завулон наклонился к Антону и прошептал: — И что в вас, Городецкие, такого, что манит несчастные тёмные души на свой свет? Антон рассмеялся. — Предлагаю тебе подумать об этом на досуге, Всетемнейший, — сказал он.