Алиса играет в бутылочку

Когда прошёл первый шок от осознания интимности прикосновений и новизны ощущений, Алиса поймала себя на странной мысли, что незнакомец целует её так, словно продолжает … утешать её. Что он так бережно ласкает её губы, словно старается выразить ей сочувствие. И передать ей свою уверенность в том, что всё нормализуется. Словно желает исцелить те её раны, о которых она ему тут зачем-то повела в порыве неуместной откровенности (наверное, это от того, что она в самом деле не в себе, как он верно отметил). Она физически чувствовала, что в самом деле словно наполняется новой энергией. Передаваемой ей незнакомцем? Чувствовала, как восстанавливается её самочувствие и возвращается обычная для неё чёткость мышления и ощущений. Так что, если бы оказалось, что целующий сознательно занимается передачей ей своей жизненной энергии, то Алиса ни секунды не усомнилась бы в этом. Разве что удивилась бы тому, что он надумал это делать. И за что ей такая честь? За что такое участие со стороны совершенно незнакомого человека? Снова её везение? Алиса напомнила себе птенца, которого мать или отец кормят через клювик, поддерживая в нём тепло и жизнь. Наверное, так могла бы целовать ребёнка мать, как незнакомец Алису. Если бы у людей было принято, чтобы мать утешала своего ребёнка ласками при поцелуях в губы. Нежно, бережно, сострадательно, жалеючи. А главное — без малейшего намёка на желание, страсть, чувственность или что-то подобное. Нет, ничего такого. Только жалость и пожелание добра. Хотя … пожалуй, в поцелуе незнакомца страсть всё же тоже была. Но пока что она шла вторым планом, держалась под замком. И лишь угадывалась за его нежностью. Сдерживаемая могучей волей до того момента, когда он подлечит раненую Алисину душу, вернёт крепость её издёрганным нервам. И вот тогда… От предчувствия того, что может быть «тогда», у Алисы всё сжималось внутри. А пока она покорно и благодарно впитывала нежность и сочувствие незнакомца. Смирившись с тем, что на этот раз она не смогла справиться со слабостью самостоятельно и вынуждена была принять помощь другого человека. И благодаря его мысленно (и ответными движениями тоже) за то, что его помощь оказалась настолько уместной, умелой и эффективной. И что сам помощник оказался настолько комплементарным, настолько подходящим Алисе в оказании этой помощи. Незнакомец в самом деле вёл свою партию и их общий танец (если это слово можно отнести и к поцелую) с поразительной точностью и чуткостью. Словно чувствовал Алису, словно откуда-то знал каждое её ощущение при поцелуе. Так точно, словно у него был аналог миелофона, но читающий не мысли, а чувства и ощущения. Он то усиливал, то ослаблял сладкую ядовитость ласк, но каждый раз в точном соответствии с её состоянием. Когда он чувствовал, что Алиса уже с трудом выдерживает интенсивность ощущений, то немного сбавлял обороты, чтобы она могла немного отдохнуть. Когда она немного приходила в себя, снова повышал градус их общения, постепенно подводя её ко всё более высоким и острым уровням наслаждения и единения. Неужели все люди так божественно целуются? Или только отдельные представители вроде её гениального напарника? Кто бы он ни был, но ей снова повезло. Что её партнёр при первом поцелуе оказался таким гениальным. А сам поцелуй таким феноменальным. И таким подходящим во всех нюансах к её нынешнему состоянию. Алиса отмечала тончайшие, малейшие особенности манеры незнакомца Как он держит её в своих объятиях, как ласкает губы, как проводит пальцами по лицу. Когда она оказалась в его объятиях, то совершенно неожиданно для себя почувствовала, насколько ей комфортно в них. Так, словно она всю жизнь знала автора этих целебных объятий. А раньше-то она не представляла, что способна так обняться с кем-то, кроме Паши. И что ей при этом может быть так хорошо с кем-то, кроме Паши. Хотя о Паше лучше не думать сейчас. Это только испортит всё настроение. А такое настроение портить тем более не хочется. По её лицу незнакомец проводил так, словно всю жизнь мечтал именно о ней. Но это же невозможно. Он даже не знает, кто она и кого он тут так самозабвенно ласкает. Или у него особый талант делать так, чтобы даже первая встречная чувствовала себя в его объятиях так, словно она первая и единственная? Ну тогда он просто чудовищно опасный человек. Хотя он вроде бы дал ей понять, что в самом деле уже проникся к ней особым отношением. Сказав, что хотел бы познакомиться с ней вообще. Но где гарантия, что это в самом деле так, а не просто элемент флирта, не способ расположить её к себе, не средство настроить её на нужный лад? Впрочем, у неё пока нет оснований для таких подозрений даже в виде версии. Это не он её уговаривал поцеловаться, а она. Когда, словно капризный ребёнок, заявила, что всё равно поцелуется, даже если с другим. Чем по сути вынудила его уступить ей. И поцеловать сегодня. И вообще несправедливо строить такие версии о неискренности человека, который всем своим поведением проявляет как раз величайшую искренность. Который обращается с ней так, словно она ему не чужая, а уже родная. Словно он мечтал о ней всю жизнь. Хотя этого не может быть. А о его прикосновениях к её губам и вовсе нечего говорить. Это в самом деле чудесные, сказочные ощущения. И от россыпи осторожных, лёгких прикосновений, и от нежных поглаживаний языком. И от всего остального. Правильно она сделала, что решилась поиграть. Хоть будет теперь знать, как это бывает. И как это хорошо. Поначалу Алиса просто смаковала ощущения от прикосновений его губ и языка, поражаясь его деликатности и нежности. Затем стала робко пробовать отвечать подобными. Но с какого-то момента ей стало уже труднее дифференцировать ощущения. Они всё чаще стали сливаться в сплошные очаги наслаждения. Алисе хотелось одновременно и наслаждаться наблюдением за своими ощущениями и движениями партнёра. И в то же время хотелось перестать наблюдать, так как наблюдение мешало наслаждению как таковому. А просто погрузиться в ощущения. Её сомнениям положил конец партнёр. Сменив характер прикосновений. Если поначалу они были и изучающими, и утешающими, и ободряющими, то постепенно становились соблазняющими и возбуждающими. По мере того, как Алиса исцелялась от горечи. А он каким-то непостижимым образом угадывал изменения в её состоянии. Да и сдерживаемое им желание всё чаще прорывалось в каким-то едва уловимых нюансах поведения, что не оставляло равнодушной и Алису, заставляя и её чувствовать нарастание возбуждения. И в какой-то момент очаги наслаждения слились в одно сплошное удовольствие, и Алиса потеряла способность наблюдать и осознавать. Сколько времени она находилась в этом блаженном состоянии, она не знала, но когда сознание на секунду вынырнуло из пучины блаженства, Алиса снова некстати вспомнила Пашку. И тут на неё навалилось всё разом. Она неожиданно для себя остро пожалела, что переживает эти восхитительные моменты не с ним. Не с тем, с кем мечтала их пережить много лет. Ещё не представляя, насколько это приятно. А только смутно догадываясь. Алиса всем существом чувствовала, что она нуждается в таких же поцелуях и с Пашкой тоже. И с горечью помнила, что с ним целоваться нельзя. Затем она так ярко почувствовала, что предаёт Пашку в этот самый момент, что упала бы от нахлынувшей слабости, если бы её не держал крепко партнёр. Более того, она вдруг ощутила такой ужас от мысли, что её предательство может навредить Пашке, что чуть не рванула в тот же момент искать Пашку, чтобы убедиться, что он жив, что не успел погибнуть от того, что она его предала. Параллельно Алиса понимала, что она-то как раз не нужна Пашке и что у них всё кончено. И апофеоз её странной реакции — Алиса чувствовала, что теперь не сможет не скучать и по этому волшебному незнакомцу, который уже успел стать ей дорог. И что без него ей будет трудно обойтись. И только мысль о том, что он дал ей визитку, немного поддерживала надежду на продолжение знакомства. Так странно начавшегося. Всё это как-то странно перемешалось, и Алиса неожиданно для себя разрыдалась от горечи и жалости к себе.