Алиса играет в бутылочку

— Спасибо, Алиса. — На здоровье. — Ты спасла меня от голодной смерти. Снова. Как в тот раз. — Всё шутишь. — Ну, а что делать. — Насчёт "того раза" явное преувеличение. Достаточно просто сказать, что вкусно. — И вкусно тоже. Но ты же и сама знаешь, что мне всё вкусно, что ты готовишь. — Мы же вместе готовили. — Но руководила-то ты. И вообще у меня в самом деле было чувство, что я просто умру сейчас от голода. И так каждый раз, как проголодаюсь. Сколько живу с этим, а привыкнуть до сих пор не могу. Так что, когда я наконец наедаюсь, то в самом деле чувствую гигантское облегчение. Словно в самом деле только что избежал смерти. — Сочувствую. Недаром же ты подружился с Семёном Ивановичем. Тот тоже страдает от голода. — Да. Но там-то совсем край. Хотя я и сам словно отхлебнул того же супер-крема, вызывающего такой патологический аппетит и обмен веществ. — Знаешь, Паш, а мне кажется, что дело не в этом. Знаешь говорку «кто спит — тот обедает»? Ты просто мало спишь. А если бы спал больше, то есть хотелось бы меньше. — Думаешь? — Предполагаю. Вот ты говоришь, что завидуешь моей устойчивости к голоду. Но я-то обычно высыпаюсь. Может, потому и голод переношу легче. В любом случае ты легко можешь проверить мою гипотезу. — Да, ты права… Надо проверить… — Проверь. Может, тебе хоть немного легче станет. - Да, спасибо. Очень интересная гипотеза. Если сон в самом деле поможет мне меньше есть, это было бы здорово. *** Разговор внезапно как-то смялся. Повисло неловкое молчание. С каждой минутой оно становится всё более неловким. По крайней мере Алисе так казалось. Разумеется, находиться вместе в молчании для них было так же привычно, как перекинуться парой слов. Как для любых людей, много времени проводящих вместе. Говорить непрерывно невозможно, нужно и молчать. Но не в этот раз. В этот раз над обоими вдобавок к обычным факторам влечения довлело ещё и напутствие Поли. Наивный Поля не подозревал, что своими фанатичными наставлениями наоборот заставлял их думать именно о том самом и хотеть именно того самого, что он так яростно запрещал. Поля невольно сыграл роль сводника. Со всеми своими словами про совращение, необходимость жениться, запрет на потерю невинности и так далее. Все эти образы теперь так и витали в пространстве кухни. Паша и Алиса хотели обсудить нескладное напутствие Поли, как-то разрядить обстановку, шутками сбавить напряжение. Но оба чувствовали, что обсуждение Полиных слов её не разрядит, а наоборот зарядит ещё больше. Боялись взять неверный тон в обсуждении. Боялись, что даже шутки прозвучат как флирт. — Алис… — Что? — Глянь в зеркало. — Зачем. — Мне интересно, видишь ты это или нет. — Что именно? — устало уточнила Алиса. — Ну что ты такая подавленная? Всё ещё не отдохнула от митинга Поли? — … И это тоже. — А ещё что? — Да так. — Нет, подруга, выкладывай, что тебя удручает. — Потом. Не могла же она признаться, что её угнетает очередной всплеск влечения к Паше. Неизбежный в такой домашней обстановке. В сочетании с невозможностью его удовлетворить. Она конечно говорила себе — «Алиса, это гормоны. Просто гормоны. Просто фертильный возраст. Не придавай этому значения. Просто пережди. И это пройдет, как дождь.» И это помогало ей держать себя в руках. Не изумить Пашу тем, что она пересела бы к нему на колени и сама начала бы его целовать. Или, как вариант, можно было сказать ему «Паша, поцелуй меня, пожалуйста. Если конечно тебе не трудно». От таких крайностей мантры про «всего лишь гормоны» помогали. Но они совсем не помогали справиться с самим состоянием неуёмного непрекращающегося нарастающего влечения. Точно так же можно было уговаривать себя, что желание сделать вдох — всего лишь влияние нейромедиаторов. Но желание вдохнуть от этих мыслей никуда не денется. Пока не вдохнёшь. Паша на ее кухне, с упоением уплетающий приготовленный ею обед. Это всегда так трогательно. Это так умиротворяет. Образ, что Паша сыт, Паша не мучается от своего острого такого жестокого к нему голода. Память, подсовывающая вереницу воспоминаний о прежних совместных трапезах. В том числе о драматичных. *** Особенно тот раз, когда она нашла Пашу после его трёхнедельной голодовки. И ей пришлось кормить его сначала по ложечке, постепенно увеличивая размеры порций. Совсем как при введении прикорма младенцу. Иначе было нельзя. Спешка, желание накормить его досыта, излишние порции могли убить Пашу после такого жестокого голодания. Она упрямо отказывала ему в добавке, боясь, что она ему навредит. Боясь, что у неё не хватит сил не отдать еду, если он попытается забрать её силой. А на это голодавшие способны даже при своей слабости. Тем более если сами по себе такие сильные, как Паша. Мериться силами не пришлось. Паша не стал забирать свою еду силой. А потом, когда после скудной порции он от слабости снова засыпал, Алиса долго сама плакала от того, что его нельзя пока что досыта накормить. Что надо терпеливо ждать, когда он окрепнет, когда его организм снова научится переваривать пищу так, чтобы она не отравила его. … Лучше и не вспоминать. А то и так слёзы уже снова тут как тут, в полной боевой готовности. Лучше радоваться тому, что теперь он сыт и не страдает. *** Да, находиться с Пашей наедине дома ещё тяжелее, чем на станции. Там сдерживало то, что в любой момент кто-то может зайти. А тут что? Разве что Поля внезапно вернётся. Если его вредность окажется сильнее, чем желание побывать в круизе. А пока не вернулся… придётся как-то терпеть. Может, и обойдётся. Может, она и не пересядет к Паше на колени… Может и удержится от этого... И тут Паша вдруг сам встал. От напряжения Алиса едва не вскрикнула. Она уж было обречённо и покорно решила, что всё, что сейчас начнётся. Как Паша просто принёс ей зеркало.