Рассказ

- Я никогда ничего не напишу!       Маленькая комната тонула в ночном мраке, лишь настольная лампа в углу вырывала из тьмы письменный стол и причудливые очертания окружающих его предметов. В темноте же, на полу, опершись спиной о диван, сидела скрюченная фигура – колени прижаты к груди, руки вцепились в волосы в жесте то ли глубокой задумчивости, то ли отчаяния. Фигура поднимает голову – и мы видим лицо девушки, устремившей на противоположную стену бессмысленный взгляд, выражающий опустошение от того, что все мысли передуманы. - О чем же написать? Думай, Лина, думай же… Вызвать к жизни то, что есть, или же то, чего нет?       Пальцы вновь судорожно вцепились в длинные русые волосы, глаза сверкнули диким блеском, и фигура метнулась к столу. Схватив ручку, девушка судорожно написала в блокноте: «Очень многое в мире существует вне нашего мозга. И если мы просто еще не успели охватить это, то это не значит, что оно не существует». - Нет, не то! Из этого ничего не напишешь!       Резко выпрямившись, девушка метнулась к выключателю, и комнату озарил яркий свет. - Почему меня тянет к философии? Ну да, в художественном восприятии мира есть своя уязвимость…       В ярком свете девушка стала внимательно оглядывать свою комнату, цепляясь за все детали. Подойдя к книжной полке, она стала рассматривать корешки книг. Боккаччо, Эмили Бронте, Томас Манн, собрание сочинений Андре Жида… Так, а это что? Потянув на себя книгу, корешок которой не сообщал названия, девушка прочитала на обложке «Шагреневая кожа». - И как, имея в руках кусок шагрени, которая, сокращая жизнь, выполняла все желания, он не догадался попросить её о вечной жизни? Хотя бы ради эксперимента. Если есть власть, её нужно правильно употребить.       «Если есть власть, нужно пользоваться ею правильно, умело… нет, не то. Это ведь обязанность – пользоваться ею правильно. Взялся за что-то? Нужно пользоваться тем, что ты это делаешь. Это и есть правильно пользоваться. Вот я взялась за написание рассказа. И как же этим воспользоваться? Ах, ну да. Писатель должен сказать больше, чем обычный человек. Дать яркую жизнь тому, что другие чувствуют лишь смутно, о чем думают лишь изредка. Да можно ли это вообще назвать жизнью? Всё, решено! Я увековечу что-то из человеческой жизни, то, о чем люди сами сказать не в состоянии. Это будет анатомия человеческой жизни, поражающая своей безошибочной проницательностью, извлекающая на свет в своей первозданной осязаемости и правдивости то, что до сих пор лишь подспудно таилось в душе».       Лина стала ходить по комнате, судорожно обдумывая свою идею. «Итак, для того чтобы писать о людях, нужно взглянуть на них с точки зрения писателя. Нужно увидеть в них тех красочных и неповторимых персонажей, которые потом будут увлекать читателя на страницах книги, вскрывать их тайные импульсы, их душу… Получается, теперь нужно изменить свое общение с людьми, ведь отныне у меня другая цель - побольше о них разузнать! Так, а теперь представим: еду я в поезде, у меня попутчица, скажем, дама средних лет. Мы обменяемся парой вежливых фраз. Тут я, вспомнив о своем стремлении стать писателем, заведу с ней разговор, попытаюсь узнать о ее жизни. Что я получу? Рассказ о том, откуда и куда она едет, о своих родственниках, знакомых… Может, жизнь её и небанальна, но не будет же она рисковать и выставлять напоказ эту небанальность? Каждый человек – индивидуальность, но большинство ведёт себя настолько банально, что к их индивидуальности приходится пробираться как сквозь джунгли.       А не написать ли о себе? О том, как писатель пишет рассказ? Банальная простота. Нужно то, что пронзит воображение, заставит его вздрогнуть, встрепенуться. Если уж и вызвать к жизни что-то, это должно быть то, что достойно быть вызванным. История любви. Это всегда выигрышный вариант».       Лина остановилась, пару раз судорожно вдохнув и выдохнув. Что ж, хотите такую историю – пожалуйста!       Второй курс университета, одногруппник, среднего роста, коренастый, с каштановыми волосами, ниспадающими на шею красивыми локонами. Любовь начинается с какой-то детали, которая случайно попадается нашему восприятию, и мы ловимся на нее, как на крючок. Вот и здесь все началось с этих завитков, с этих чёрных, так трогательно спадающих завитков. В этих завитках Лина увидела нежность – впервые она разглядела нежность в чем-то, являющемся частью человеческой внешности. Когда эта нежность с завитков перешла ей в сердце, ловушка захлопнулась. Эти завитки, едва достающие до широких плеч, и так прекрасно гармонирующие с живыми карими глазами. С той минуты эти глаза и локоны преследовали её везде. Ощущая, как любовь разливается внутри, она вскоре почувствовала, что к любви примешивается безжалостная тоска, которая разъедает ей сердце.       Отсутствие ответа. Равнодушие. Словно он продолжал жить в том холодном мире, из которого она вырвана любовью. Возможно, у него были свои симпатии - для неё они были далёкой, недоступной сферой. Так любовь забрела в её сердце словно в тупик, и ей оставалось там только метаться и тосковать.       Зачем нужна безответная любовь? Как она вписывается в общество, какую пустоту в нём призвана заполнить? А ещё это общество, оно так жестоко. Нашпигованное материальными благами и институтами, оно не воспринимает любовь серьёзно. Ей посвящены романы, стихи, фильмы - но из реальной жизни она словно изгнана. Равнодушное общество гнёт свою линию. Лина, Лина, кому какое дело до твоего мечтательного взгляда, словно идущего из другого мира и ищущего что-то, тоже этому миру не причастное? Реальность иная. Она в университетских коридорах, по которым ты должна идти на занятия, в озаренной солнцем широкой лестнице, ведущей из столовой в холл первого этажа.       А вот это уже более подходящая обстановка, тем более что спускаешься ты по этой лестнице с ним. Вы обмениваетесь ничего не значащими фразами, а ты в своей невинности даже не пытаешься бросить на него украдкой лишний взгляд – смотришь ровно столько, сколько это уместно в дружеской беседе. Но ненароком тебя посещает мысль, что, хотя у него и есть более близкие друзья, сейчас, в этот простой и незамысловатый момент жизни его видишь только ты, сейчас он полностью твой. Вы выходите на крыльцо университета, ваши пути расходятся. Ты смотришь ему вслед и чувствуешь, что самая важная часть тебя тоже сейчас удаляется, остается пустота, тоска по потерянной себе.       Оставшаяся часть дня проходит вполне предсказуемо. Ты живешь и мыслишь в пустоте, подспудно теша свои мечты иллюзиями. Что таить, без этого тебе было бы сложно жить.       Только-только начинает смеркаться. Ты в своей комнате общежития готовишься к экзаменам. Что-то потребовалось спросить у одногруппницы, живущей на том же этаже. Ты проходишь по коридору и стучишь в дверь. Тебе открывает румяная улыбчивая девушка с рыже-каштановыми волосами, отвечает на твои вопросы и приглашает войти.       Ты заходишь - и видишь его. На другом конце комнаты, за компьютерным столиком у окна. Подруга бросает легкую и непринужденную фразу, объясняющую, что она помогает ему с каким-то предметом. А может, и не объясняющую. Ты хорошо запомнила тот момент, но вот не помнишь, объяснили они тебе или нет. Помнишь лишь эту легкость и непринужденность. Как же так? Ты должна была увидеть его только завтра! Это неправильная, и в то же время, сознайся, совершенно правильная ситуация. И эта правильность всё ломает. А как же твои чувства?       Ты взяла какую-то тетрадь, которая, кажется, была целью твоего визита, и, слабо ощущая реальность, вышла. Ты не воспринимала коридоров, по которым шла. «Как же так?» Ты открыла дверь своей комнаты и остановилась на пороге. Здесь ты столько мечтала. Вот обитель твоих грёз, которую только что осмеяли. Только что? Сознайся, ведь эта реальность существовала и до того. Просто ты не признавала её существования.       Ты медленно вошла в комнату, закрыв дверь, и остановилась посередине, словно стараясь впитать в себя весь абсурд ситуации, осознать своё безумие. И ты действительно теперь чувствуешь себя в центре своего абсурда, абсурда самой себя. Единственная мысль в твоей голове – о несуразности существования. Ты подошла к распахнутому окну. Семнадцатый этаж. И как может существовать такой абсурд, такое недоразумение? Ты наклонилась и посмотрела вниз, на далекий-далекий асфальт. Помимо мысли о несуразности существования появилась вторая мысль – как высоко! Сначала она будто отвлекла тебя от прежней мысли, но вдруг вплелась в неё, обхватила, закружила в бешеном танце, словно они созданы друг для друга. Абсурдность, высоко… Так нельзя существовать, тот асфальт… От этого заклинания асфальт стал приближаться, и вдруг словно молния ударила в твой мозг, и в следующее мгновение ты уже на другом конце комнаты, судорожно прижимаешься к двери, пытаясь отдышаться. Что это было? Это… это было по-настоящему? От ужаса Лина больше ни о чем не могла подумать. «Это было по-настоящему, это было по-настоящему…» - Это было по-настоящему, - медленно проговорила Лина, припоминая тот момент шесть лет назад. Может, тогда и началась её боязнь высоких этажей. Лина подошла к окну. Тогда она жила на семнадцатом, сейчас на седьмом. Она посмотрела вниз и постаралась оживить в себе эту боязнь. Но почему-то теперь, когда она вспомнила о её причине, она больше ничего не чувствовала. Она пыталась извлечь своим словом то, чего больше нет. Но как же власть, которой она недавно похвалялась? «Пользуясь тем, что делаешь, приобретаешь власть, которой нет у других». Как-то так? Так что же теперь?..       Власть ускользнула, вдохновение низвергнуто. - Я никогда не смогу написать об этом.