"I gotta roll, can't stand still, Got a flame in my heart, can't get my fill. Eyes that shine burning red, dreams of you all through my head" Led Zeppelin - Black dog
Мое утро всегда начинается с Led Zeppelin. Они — первое, что я слышу каждый день, и голос Роберта Планта не замолкает, пока я не закидываю на плечо гитару и не вставляю ключ в замок входной двери. Он выстанывает слово за словом, пока я завариваю дешевый кофе из пакетика, чтобы не тратить время на поиск опаленной турки; пока я затягиваюсь "Капитаном Блэком" до боли в горле, следует за мной в узкую ванную, как верная жена. Но моя жена — обладательница семи струн и прелестных изгибов, и, увы, не может следовать за мной сама, так что я каждый день ношу ее на руках. На самом деле, мое утро циклично во всем своем абсолюте. Каждый день у меня есть набор определенных действий, которые я совершаю, подобно церемонии вхождения в новый день. Но один гребанный взгляд перевернул все. Я двигался по улице, продолжая напевать утренние строчки. "I used to sing on the mountains, has the ocean lost its way". Ах, если бы. Снежинки отчаянно пытались зацепиться за вторую "утреннюю" сигарету, то ли чтобы не упасть самим, то ли чтобы затушить смертельный огонек, а проходящие мимо люди, еще толком не проснувшиеся, толкаются и пытаются вспомнить ругательства своими опустошенными головами. В сопровождении сладковатого запаха собственного табака, я спустился в переход и прислонился к стене. Незаметный вот уже почти месяц, пока не открою рот. — Ну надо же, как всегда.. — уже спустя полчаса люди оглядываются на мой голос, резонирующий от стен под звуки гитары. Слова льются сами — я пел здесь не раз и не два, только любимые песни, которые знал наизусть до мельчайшего звука. В запылившийся чехол падали монетки и иногда купюры, обеспечивающие мне дешевый утренний кофе и несколько пачек сигарет. Я в очередной раз обхватил губами сладковатый фильтр, поднял рассеянный взгляд в толпу и чуть не опалил выкрученной на максимум зажигалкой брови. Если бы меня попросили охарактеризовать его несколькими словами, я бы в любом случае выстроил целый список слов, пришедших мне тогда на ум, поскольку лаконичность никогда не была моей сильной стороной. Из них ярче всего стояло достаточно своеобразное слово. Мой. И, кажется, еще чувствительный. Парень вздрогнул и оглянулся, только повернувшись в другую сторону. Я ощутил, как в горле пересохло, как пальцы до боли впились в тонкие струны, заставив гитару издать немного жалобный звук. Но взгляда я оторвать не мог, и пялился на него, пока черноволосый не остановился напротив. Невысокий. Весь в черном и с аккуратными чертами на маленьком личике и взрослыми спокойными глазами. Где-то на балконе валялся мольберт. А еще краски...я уже невольно замечтался о том, как буду выводить пальцами — карандашами его черты, как его голос и улыбка вернули меня в реальность. — Сыграешь мне? — вот же ублюдок. Эта милая робкая улыбка растопила где-то внутри желание показать ему средний палец и послать куда подальше, как обычно я делал подходящим в попытке заказать музыку. Знал бы, что буду таять, как школьник, точно глотнул бы с утра виски. Но пальцы берут привычные аккорды, пока я глубоко вдыхаю, чтобы позволить себе раствориться в музыке. — Я не забуду тебя, хоть мы и не встречались. Всё не случилось, не зря, все радости, печали. Наши пути судьба за поворотом перекрестит, и будь что-то. Когда привыкаю к ритму, поднимаю на него взгляд и невольно усмехаюсь. Мальчишка смотрит с удивлением и удовольствием, словно загипнотизированный, а я и не думаю остановиться. Это первая песня, которая вспомнилась мне; и ему она явно понравилась. — Нас не находят, а мы даже не искали тех, для кого рождены, кому предназначались. Но сердце сильней одно наших недоверий, лишь разреши ему, оно откроет двери. Последний звук срывается со струн и я замолкаю, неровно выдохнув. Надо завязывать курить, мне уже не хватает дыхалки, хотя скорее в этом виноват этот паренек. Запах шоколадных сигарет, которые я достал уже по привычке, и чего-то терпкого — от мальчишки, все это время подпевавшего себе под нос — витает в воздухе, но ничуть не успокаивает. — Спасибо, — бормочет он, и я уже хочу позвать его на свидание, но он в какой-то прострации опускает взгляд на часы, и добавляет уже тише. — Прости, я опаздываю. Я давлюсь дымом до кашля, пока эта тощая фигура в черном ныряет в толпу в дикой спешке, а сам не могу понять, то ли это от обиды, то ли от шока, но курить и играть мне уже совсем не хочется. Проходящая мимо девушка с излишне яркими красными губами слащаво улыбается и кидает в чехол сотню, но ее улыбка гаснет, стоит мне перевести прямой глаза с толпы на нее. Чувствую, как кипит внутри недовольство и тушу начатую сигарету о стену. Надо было послать его к черту. Но я не могу не думать о нем, когда невольно направляюсь в сторону, в которой исчез этот черноволосый ублюдок, будто пытаясь напасть на его след. Не могу не думать о нем, когда толпа выносит меня на набережную, на которой холодно и продолжает сыпать снег. Моя злость распространяется и на него, и я пинаю белую кучку снежинок с лестницы, осыпая им людей. Дети радостно визжат, взрослые ругают меня. Плевать. К вечеру на набережной у скамейки уже три снеговика, две смятые пустые пачки «Кэпа» и раскиданные крошки хлеба, которым я пытался приманить если не голубей, то хотя бы уток из воды, в надежде зажарить одну из них на ужин. Конечно, мне есть чем питаться, но кто откажется от утки? Моя злость постепенно сошла на нет, но уходить я не хотел, все еще в какой-то тупой надежде выглядывая черную невысокую фигуру среди прохожих. — Да и все равно никто дома не ждет... — я старательно находил оправдания своего поведения для самого себя, вставляя тлеющий окурок снеговику вместо глаз. Какой-то проходящий мимо ребенок показал маме на «злое снежное чудище», а я обернулся и показал ему средний палец. И второй раз за день наткнулся взглядом на Него. — Ты весь в снегу. Решил поиграть на улице? — смешок знакомым голосом и запомнившаяся милая улыбка с ямочками на щеках, и мне уже не хочется зарыть того ребенка в сугроб. — Я ждал тебя, — с упором на последнее слово выдаю честный ответ и не могу не отметить, что мне нравится, когда брюнет краснеет, — Почему ты убежал тогда? Кажется, у меня снова очень злой вид, малец как-то сжимается и опускает глаза, пока я с любопытством наблюдаю за опускающимися на его ресницы снежинками. Это настолько красиво, что я не слышу начала фразы и вообще не реагирую, пока он, пробормотав объяснения того, что правда спешил и хотел придти вечером, не тянет меня за рукав. — Как тебя зовут? — Злое снежное чудище, — растягиваю губы в ответной лукавой улыбке и наклоняюсь к нему ближе, вглядываясь в его глаза, — Максим. А тебя? — Саша. Он стоически не отводит взгляда, щеки краснеют от холода или от смущения, пока я мысленно перекатываю его имя на языке. Мне нравится, как оно звучит. Никогда не обращал на это внимания, но есть те, кому их имена дико идут. — Сыграй мне еще что-нибудь... — немного жалобно просит мальчишка, а я вдруг понимаю, чем мне понравился его взгляд. Как у лисы. Ласковый и хитрый. Сразу и не поймешь, что уже попался к нему в лапы. — Если ты не сбежишь снова, сыграю. Но он не сбегает. Вечер не кажется таким холодным, хоть снегопад, кажется, и не планирует заканчиваться. Пальцы леденеют на холоде, но Саша смотрит и слушает, и я согреваю их сигаретами, чтобы продолжить дальше. Кажется, пропет уже весь мой «репертуар» из любимых групп и парочки популярных песен, на которые обычно люди кидали монетки щедрее, голос садится и становится хриплым, но так даже лучше. Люди оглядываются, по привычке ищут, куда бы кинуть монетку, но в этот раз чехол служит нам сидением, и я играю не за тем, чтобы заработать. К ночи мы уже двигаемся домой — как оказалось, соседи по подъезду, и я жалею, что не встретил его раньше. И удивляюсь. Как я мог такого проглядеть. Бутылка виски из круглосуточного магазина служит неплохим согревающим средством, мы смеемся, обсуждая что-то, чему я уже не придаю значения, раз за разом все дольше задерживая на спутнике взгляд. Речь плавно возвращается к встрече, и когда он начинает хвалить мою игру, я останавливаюсь и смотрю на него даже слишком внимательно. А этот ублюдок только улыбается. И тогда я говорю слова, которые вертятся у меня на языке еще с первого взгляда. — Я ждал, потому что влюбился в тебя еще утром. Мне кажется, что он точно откажет мне — кто еще влюбляется и решает, что человек его с первого взгляда — а потому на этот раз я не даю ему договорить и притягиваю к себе за плечо, чтобы крепко обнять одной рукой, в другой держа тректлятые виски, и добавляю: — Теперь я знаю, где ты живешь. Буду каждый день играть под дверью, пока не согласишься со мной встречаться. Тишина всегда действовала на нервы, а от молчания Саши у меня и вовсе просыпается внутри недовольство и раздражение. Но я прикрываю глаза, уже представляя, как завтра буду сидеть на его этаже и что стоит выучить пару новых песен... — Я почти жалею о том, что не могу тебе отказать. Снег сыпет так, словно кто-то захотел за эту ночь похоронить весь город в чисто-белом. Тусклый свет фонаря отбрасывает на лице Саши блики, и я вновь жалею о том, что не встретил его раньше, иначе бы точно запечатлел на бумаге. Какая-то выглянувшая в окно бабка кричит нам что-то, а я только сильнее впиваюсь в мягкие губы прижимавшегося ко мне мальчишки и показываю ей средний палец, прижимая ближе за талию. Виски уже давно растекается по белому и осколкам жидким янтарем, и вместе с ним разбилась и цикличность моей жизни. И я не жалею ни о чем, чувствуя себя счастливым, когда парень забирается замерзшими пальцами под мою куртку, а я пою песни ему, завладевшему моим сердцем.«Если тебе не все равно, Если ты ищешь и ждешь давно, Просто не закрывай окно, дыши. И я пробьюсь к тебе сквозь лед И на земле произойдет, Наша любовь чудесный взлет души» Animal ДжаZ - Дыши