Febris Remittens

      Есть что-то удивительно несправедливое в том, как складывается мнение человека по тому или иному поводу. Чаще всего происходит так, что всякое новое явление всего лишь как попало накладывается на нечаянное волнение души, вызывая сиюминутную реакцию.       К примеру, возьмём мороженое. Общая ситуация такова, что большинство людей отнесётся к нему весьма благосклонно, чуть меньшее их число — лояльно, хоть и без особых восторгов, а самая незначительная группа — категорически отрицательно. Казалось бы, при таком максимально упрощённом срезе быта рассовать людей в клубы по интересам не составит большого труда. Но стоит лишь немножко усложнить задачу, и вот перед нами уже поднимается во весь свой немалый рост неразрешимая дилемма.       Так даже самый преданный ценитель мороженого вряд ли испытает катарсис от его вкуса, если у него жутко болит горло. С другой стороны, человек, полностью безразличный к сладостям, первым побежит покупать эскимо, если его вдруг настигнет сорокаградусная жара. И это ведь только начало! А если в каждой из двух ситуаций имеется ещё и третий пласт? Например, даже простуженный человек будет с особым азартом и упоением поедать покрытый изморозью фруктовый лёд на палочке, если вознамерится проболеть как можно дольше. А может статься и так, что он невообразимый жадина, а потому ему значительно приятнее самому давиться отложенным до выздоровления пломбиром, чем уступить его какому-нибудь пройдохе, что имел наглость покуситься на частную собственность. В тоже время личность, изнывающая от жары, вполне может прийти в бешенство от безобидного рожка, которому под силу обернуться настоящей катастрофой для чистюли, заляпав ему репутацию, лицо, руки и новые брюки. А ещё вполне вероятно, что этот сгорающий под прямыми лучами солнца несчастный — дегустатор при каком-нибудь султане, живущий на правах лакмусовой бумажки, что меняет свой цвет от наличия яда в пище правителя. Думается, с его точки зрения, скромный шарик мороженого может источать больше зловещей ауры, чем четыре всадника Апокалипсиса вместе взятые. А что если у каждой из историй есть ещё и четвёртая, и пятая, и десятая, и четыреста сорок восьмая сумеречная сторона?       Вывод, который можно сделать из плясок мысли вокруг мороженого, весьма несложен: в жизни прямолинейный подход и здравый смысл проигрывают тандему из логики обстоятельств и эмоций со скандальным счётом 1:99.       О чём-то похожем раздумывала и Цукуё. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что в её светлой голове совершенно точно не нашлось места сумбурной круговерти вокруг десертов. Откровение истины пришло с совершенно иной стороны, заставив наконец-таки сполна прочувствовать всю глупость своего положения. Ведь как ни крути, а на свете найдётся крайне мало девушек, что будут в восторге от идеи бродить по улице в одной только ночной юкате. И если во время пробежки до Ёродзуи Цукуё не было ровным счётом никакого дела до своего внешнего вида, то теперь стыд и неловкость пришли взять реванш за прошлый раз.       И ведь как назло, выскакивая из дома, она не подумала прихватить даже один-единственный кунай! Вечерний Кабуки-чо в принципе сложно назвать самым безопасное местом на свете, а уж для наполовину раздетой женщины — тем более. И пусть даже лидер Хьякко вряд ли походила на безобидную девушку-ромашку, однако здравый взгляд на вещи подсказывал, что отбиваться врукопашную от физически более крепких мужчин — перспектива ох какая безрадостная!       Плотнее запахивая ворот юкаты, Цукки изо всех сил старалась не слушать прилетавшие в её адрес отнюдь небезвинные намёки от проходящих мимо подвыпивших нахалов. Будь она одета хоть чуточку более прилично, и ей было бы решительно всё равно, кто и что о ней говорит. Но мысль о том, что она идёт по Эдо едва ли не голой, ожидаемо приводила в страшное смятение. Это состояние беспомощности жутко не нравилось не привыкшей иметь дело с проблемами подобного рода Цукуё, а потому она почти решилась пуститься в обратный путь до Ёшивары не по тривиальным улочкам, а по крышам домов. Останавливала лишь весьма сомнительная радость пополнить ряды персонажей городского фольклора, став в один ряд с небезызвестным вором нижнего белья, что так любил сверкать голым задом. Вот только гордого звания парящей в ночи эксгибиционистки в юкате ей и не хватало для полного счастья. Ну-ну.       — Цукуё-сан?       Она обернулась на звук знакомого голоса и увидела перед собой слегка удивлённую старшую Шимуру.       — Какая неожиданность! — Радостно просияла Отаэ, подходя ближе. — Нечасто вас можно встретить в наших краях. У вас здесь какое-то дело или просто вышли прогуляться?       Прогуляться? А девушка в курсе, что на Цукуё сейчас надето или, если уж обнажать проблему до конца, не надето? Вряд ли её нынешний вид можно назвать достойным облачением для ленивого вечернего променада.       — Давно не виделись, — Цукки смущённо поздоровалась и замолчала, потупив взгляд. Мгновение поколебавшись, она всё же решилась озвучить пришедшую на ум просьбу: — Отаэ, не могла бы ты одолжить мне кимоно?

*******************

      — Цукуё-сан, вам очень к лицу голубой цвет. — Искренне улыбнулась Шимура, глядя на вошедшую в комнату девушку. Та слегка зарделась и неуверенно кивнула.       — Спасибо. Я перед тобой в большом долгу. А кимоно верну сразу же, как только почищу.       — Не беспокойтесь понапрасну, спешить совершенно некуда. Лучше присаживайтесь к столу, выпьем чаю. На днях как раз купила несколько стаканчиков «Барген Даш», и тут так кстати заглянули вы! Согласитесь, вкус любого блюда кажется намного приятнее, если обедать не в одиночестве, а в хорошей компании.       — Пожалуй, — тихо отозвалась Цукуё, неуверенно глядя на предложенное ей мороженое. Хорошим знаком стало уже то, что желудок не спешил устраивать забастовку, заранее предрекая десерту самый невесёлый из всех возможных финалов. И всё же, памятуя о былом, девушка скептически относилась к своим возможностям достойно выйти из битвы против предложенного угощения.       — Последнее время в Эдо стало довольно скучно, не правда ли? — прервал сомнения беззаботный голос Отаэ. — Казалось бы, какое горе — из города исчезла пара-тройка шумных идиотов, без которых стало значительно легче дышать. И только тут понимаешь: дышится настолько легко, что это попросту невыносимо... Хорошо, что никогда не поздно вернуть утраченное.       — Не поздно? — Цукуё обратила полный непонимания взгляд к собеседнице. — Что ты имеешь в виду?       — Веру, — просто ответила Отаэ. — Должно быть, только ей одной под силу возвратить близких людей целыми и невредимыми. И это не обязательно должны быть слёзы и мольбы к небу. Иной раз вместо высших сил важнее дать шанс своим любимым, не хороня их раньше времени. Ведь пока мы сами не подвели черту, никто и ничто не отнимет у нас жизнь дорогого человека. — Заметив замешательство в лице девушки, Шимура тепло улыбнулась. — Цукуё-сан, вам, наверное, не раз приходилось замечать, как просто некоторые мужчины и женщины забывают имена тех, за кем только что закрыли дверь, сколь поспешно и небрежно они вычёркивают из собственного сердца того, кого ещё вчера называли другом и соратником. Без сомнения, для таких людей все те, кого они бросили позади, всё равно что умерли, не оставив о себе даже крохотного трепетного воспоминания. Впрочем, бывают имена совсем другого толка, чьи гордые носители не покоряются даже вековой истории, а потому их образы живут и будут жить вечно, хранимые памятью каждого нового поколения. Вам и только вам решать, какой из двух путей привязанности выбрать, чтобы суметь без сожалений смотреть вперёд. Можно ценить лишь физическое присутствие человека, а можно — его душу, что, в отличие от тела, всегда будет рядом, когда бы вы того не пожелали.       — Но, — Цукуё нахмурилась, отводя неуверенный взгляд в сторону, — разве это правильно? Это же почти то же самое, что верить в сказку, придуманную лишь для самообмана и успокоения.       — А мы с вами и так ежедневно только и делаем, что изобретаем всё новые и новые сказки, которые же сами нарекаем истиной, — со смешком отметила Отаэ. — Так почему бы хоть раз вместо печальных и мрачных ужасов не выбрать историю со счастливым концом?       Цукуё посмотрела на Шимуру долгим изучающим взглядом, не оставляя без внимания ни одной черты в её безмятежном лице. Чуть заметно усмехнувшись, негромко спросила:       — Значит, остаётся только надеяться на лучшее и ждать?       — Ну... — Отаэ задумчиво наклонила голову, переводя взгляд в сторону и легонько пожав плечами, — только в том случае, если вы не ставите знака равно между ожиданием и бездействием. Уметь правильно ждать, не строя иллюзий и не убегая от самой себя, — тонкое искусство, овладеть которым ничуть не проще, чем раз и навсегда загореться страстной жаждой жить. А для женщины эта наука важна особо. Ведь если она никогда и никого не ждёт, то не может ничего сохранить. Это мужчина вечно принуждён бегать и не важно — вперёд, назад или по кругу. Его жизнь — это движение. В нём смысл и разгадка тех вопросов, что непрестанно задаёт себе человек. Время в пути, сменяющие друг друга картинки и окружающие пейзажи, случайно подмеченные явления и краткие сцены из чужой жизни, невольным свидетелем которых он становится, всё это есть необходимая часть диалога с самим собой. Мужчина не может сполна довольствоваться судьбой, в которой не будет этого вечного путешествия.       А что же женщина? Что остаётся ей? Сорваться с места и бежать вслед? Пожалуй, поначалу это совершенно необходимо, ведь иначе девушке ни за что не понять движущую мужчиной тягу к переменам. Однако для неё это ещё не сам путь, а лишь его начало, дорога к тому, чтобы суметь вовремя остановиться. Амбиции и сильная воля к действию — это хорошо, но не первостепенно. Мудрая женщина не станет вечно играть в догонялки, мельтеша подле мужчины, за которым пустилась в путь, лелея цель привязать к себе и поставить в прямую зависимость от своих желаний. В лучшем случае её посягательства на свободу рискуют вызвать раздражения, в худшем — вовсе уничтожить того, кого она любит. Для мужчины эгоизм и жажда обладания более естественны и необходимы. Пусть это не самые возвышенные и прекрасные чувства, но человек, направляющий страсть в нужное русло, способен свернуть горы. Вот только стоит вручить те же возможности женщине, и от мира камня на камне не останется. Если обе стороны уйдут в бесконечное и однообразное противостояние, никто уже не возьмётся беречь то истинно ценное, без чего немыслимо само существование.       Цукуё-сан... Я не предлагаю вам застыть на месте, безропотно снося любые превратности судьбы. И всё же отказаться от идеи нестись напролом через баррикаду, размахивая знаменем над головой и трубя в горн, вместо этого научившись наблюдать со стороны — это важный шаг в жизни каждой женщины. Только так можно увидеть и понять самое важное, то, что таится в чужой душе сокрытым ото всех, в том числе и от её обладателя. Нет смысла претендовать на все секреты и помыслы человека, заявляя полное право и всевластие над ним, но уметь понять и принять то, чего не видит он сам — значит довериться и полюбить. А это в свою очередь то же самое, что по-настоящему ждать и верить.       В комнате воцарилось молчание. Отаэ прикрыла глаза и чуть заметно улыбалась собственным мыслям.       Цукуё сидела не шевелясь и не проронив ни единого звука. Тишина проникла в душу как в пустой сосуд, наполнив до самых краёв тем единственным неосязаемым чувством, что существует лишь неназванным и что вмиг разобьётся вдребезги, стоит лишь окунуть его в льющийся поток речей.       Две девушки продолжали сидеть друг напротив друга, совершено не замечая хода времени. Трудно сказать, сколько минут прошло с последнего произнесённого Отаэ слово, однако в какой-то момент Цукуё словно очнулась ото сна. Рука протянулась за чайной ложкой, и когда её черенок оказался зажат меж пальцев, девушка без промедлений принялась за мороженое. Когда угощение подошло к концу, оставив на память о себе только лёгкое сливочное послевкусие, Цукки открыто посмотрела в глаза улыбавшейся в ответ Отаэ.       — Спасибо, было очень вкусно.