Темные желания

«Брак — это пожизненный контракт. Пока человек не поймет своих глубинных желаний, он не может пойти на подобный шаг. Я все еще познаю саму себя. Я еще многого не знаю, но обязательно узнаю. Вот почему я не хочу быть связанной с чем-то или даже с кем-то». Многие женщины считают, что, сказав эти слова, Одри Хепберн была легкомысленной, самовлюбленной и инфантильной. Но она прожила счастливую жизнь. У нее было то, что есть лишь у немногих — она занималась тем, что любила, и делала это настолько хорошо, что стала иконой на множество веков для женщин всего мира. А я не знаю, чем хочу теперь заниматься. Быть мамой, конечно, это главное. То, что мне нужно, и то, что я хочу, но дело в том, что я нуждаюсь в каком-то деле. Хобби. Страсти. Но, кроме дивана, у меня нихрена не складывается. — Ты собираешься выйти отсюда? — вошел Вист в мой кабинет. — Нет, — ответила я, не поднимая голову. — Чего тебе? — Вудс рвет и мечет, — открыл от снова дверь, чтобы выйти. — Там внизу. Черт. Я не поднимала трубку и не отвечала на сообщения несколько дней. Ночевала на работе, питалась пиццей и другой едой на вынос, и дышала только ради ребенка. Ее не было рядом, и как бы я не доверяла своей семье, этого не было достаточно. Я пыталась сделать все, что в моих силах, и даже больше, но ничего не получалось, и каждый раз я снова и снова оказывалась в тупике. — Ты знала, что цель сообщения — это получить быстрый ответ? — спросил Майкл, как только я спустилась вниз. — Если бы я хотел столько ждать, написал бы тебе письмо и отправил бы голубем. — Зачем ты сюда пришел, Майкл? — Очень мило, Эс. Наш ребенок далеко, наши друзья пытаются сделать хоть что-то, чтобы помочь тебе. А ты сидишь на работе и закрываешься от всех, кто тебя окружает. Майкл взялся рукой за подбородок, но не осуждал и даже соглашался. Я знала, что на самом деле он сомневался и просто не хотел сделать хуже. Хоть и мы оба знали, что хуже некуда. — Я знаю, что ты сомневаешься в том, что я справлюсь, — чуть слышно прошептала я. — Ты просто не говоришь мне об этом. — Он был ночью у нас дома. — Что? — Адам заметил его и выстрелил. Но куда попал, не знает. И не видел, куда он направился. Его забрал черный джип и пропал в ночи. Страх словно парализовал меня, и не помогал даже ночной воздух, который попадал в здание с открытых окон. Я понимала, что он прав, и что, возможно, это ничего не изменит, но все же ничего не могла с собой поделать. Пытаясь заглушить панику, единственное, что я представила — лицо своей дочери. Сейчас я была на удивление одиноким человеком. Еще более одинокой, чем всю жизнь до этого, хоть и частенько моя душа могла захлебываться от переизбытка чувств. — Почему ты мне не сказал? — А что бы это изменило, Эс? — схватил он меня за плечи. — Что, если все к черту? Если мы все-таки рождены, чтобы быть родителями Эстель и быть вместе, несмотря ни на что? Ты — единственное, что мне суждено было полюбить. — А как же Эстель? — Я любил ее всегда. «Пусть все случайны связи твои с переплетениями судеб, снова докажут, что лучше меня нет никого. Не было. И не будет». Есенин. Мы приехали в дом и, не включая свет, прошли в комнату Эстель. Майкл взял меня за руку, но я отдернула ее, и он принял это как ответ. Я заметила, что некоторых вещей не было, когда лунный свет освещал комнату. Я села в кресло качалку, в котором держала ее так часто, и обняла плед, который до сих пор хранил запах моего ребенка. Все, что от нее осталось, это запах и Майкл, который на самом деле не знаю как, но держался. Все, что так просто мы находим, так же просто теряем. — Они уехали к Прайсонам, — прозвучал его голос слегка приглушенно. — Тут находиться больше небезопасно. — Долорес знает? — Да. — И? — Ничего, — стал он напротив окна, держа руки в карманах. — У тебя есть десять минут, Эс. — К чему? — К выходу. Пора убираться. Забери то, что имеет для тебя ценность, и мы уезжаем. — Майкл... — Нет, — перебил он меня. — Лишь несколько вещей, которые ты сможешь взять в руки и унести сейчас. Остальные воспоминания мы купим в будущем. Почти все вещи Эстель я собрала ей с собой. Остались лишь несколько фотографий, плед и запах. Так что я унесла и это. Я спустилась вниз и, открыв входную дверь, услышала странные звуки за спиной. — Что ты делаешь? — спросила я, находясь в замешательстве. — Зачем ты разливаешь бензин? Он молча продолжал это делать на кухне, а затем поднялся на второй этаж, исчезая на несколько минут. Я услышала звук полыхнувшего пламени, а затем Майкл бросил зажигалку на пол кухни, разливая за собой остатки горючего. Мы вышли из дома, и стали возле машины, смотря как сгорает вся история жизни нашей дочери. — Что ты делаешь? — Сжигаю этот дом. — Но это твой дом, Майкл. — Я бы сжег каждую частичку этого мира, чтобы защитить тебя, Стейси, — ответил он, не смотря на меня. — Никогда не сомневайся во мне. Затем он сел в машину, и когда я сделала то же самое, тронулся с места. Я прижимала к себе рамки и плед, не понимая смысл его действий. Я привыкла к тому, что все время что-то скрываю от него, но сегодня все было наоборот. Это произошло впервые, или я впервые это увидела, и это было что-то новое. Оно вызвало во мне чувства, которых я не испытывала ранее. Это было изучение чего-то совершенного. Новых навыков, и лишь в этот момент я поняла, что на самом деле лишь он держит меня в тонусе. Жизненном тонусе. Будь у нас нормальные человеческие отношения, мы не сдерживали бы свои чувства, понимая, что это не должно вызвать разочарование или напряжение. Но тем не менее, у нас общего было гораздо больше, чем личного, даже если мы не озвучивали этого вслух. — Почему ты до сих пор не оставил меня? — спросила я слишком тихо, когда мы остановились возле дома. — Я никогда не смогу бросить тебя Эс. И чувства и вся эта херня тут ни при чем. Даже Эстель тут ни при чем, на самом деле. — А в чем причина тогда? — Я верю в тебя. Верю по-настоящему, и этого достаточно, для того, чтобы сделать для тебя все, несмотря ни на что. — Помнишь, однажды ты сказал, что если я захочу пойти с тобой на свидание... — Помню, — перебил меня Майкл, повернувшись ко мне. — Я хочу пойти с тобой на свидание. Я вдруг задумалась над стычками знакомых мне пар. Эмили и Брайан совещались. Донна и Адам ссорились. Но мы с Майклом всегда переворачивали мир вверх дном, просто выбирая цвет нового кухонного сервиза. И конечно, я понимала, что никакой рай мне не светит, ни в этой жизни, ни в следующей, но раз уж и быть легендой, то так же в обоих мирах, пусть из-за грехов. Женщины стали настолько самостоятельными и независимыми, что мужчина ей нужен только в том случае, если она его любит. Если же нет, люди просто мешают друг другу жить. Отсюда и возникают вопросы у людей, которые хотят созависимости: «Что же этот человек делает в одиночку, и зачем вообще дышит, если он один?» Войдя в дом, я увидела Долорес, которая сидела за ноутбуком. Она подняла на меня глаза и улыбнулась. Теперь, когда я сообщала ей что-то, (чтобы хоть немного успокоить), кажется, она больше не была удивлена. Джейс был для нее словно болезнь. Как будто в глубине души она всегда знала, что если «болезнь» и отступила, то это ненадолго, и на самом деле никогда не собиралась уходить навсегда. Или может быть, совсем наоборот. Долорес до сих пор была в шоке, хоть и ощущения «болезни» были ей уже знакомы. Боль уже не пугала ее, и не имело значение, с чем она столкнется в будущем. Она была в ужасе лишь от незнания, а я — от нехватки времени. Как долго продлится следующая передышка, пауза или атака? И потребуется ли когда-нибудь снова контролировать каждый шаг? И самое важное, сможем ли мы все снова вернуться к нормальной жизни? — Джейс звонил тебе? — Да, — подошла я ближе. — Позвони ему, пусть встретится со мной. — Долорес... — Пожалуйста, — сказала она твердо. — Мне это нужно. Я достала телефон и начала пролистывать набранные. Да, Долорес знала, что я это сделаю, и она знала, что я всегда подумаю сначала о ней, а потом о себе. Такова моя суть, и я не могу, да и не хочу этого менять. Затем дверь снова открылась, и Майкл без лишних разговоров поднялся наверх. Я нашла номер и несколько секунд просто смотрела на него, ища в себе смелости и терпения в одно и то же время нажать на вызов. Как раз, когда я собиралась это сделать, Майкл снова спустился вниз с дорожной сумкой в руках. Он качнул головой Долорес и, поцеловав меня в щеку, прошептал на ухо: — Я пришлю за тобой машину через два часа. И пожалуйста, — взглянули мы друг другу в глаза. — Не передумай. — Ладно, — усмехнулась я, а затем перевела взгляд на Долорес. — Мы сделаем это попозже. — Эс, — крикнула она мне в след, когда я начала уходить. — Ты не сможешь вечно убегать от меня. Нет, не смогу, лишь подумала я. Но пока буду в состоянии, не остановлюсь. Все было именно так, как сказал Майкл. Машина приехала через 2 часа, из которых час я смотрела на свои вещи, надеясь, что появится каким-то волшебным образом какая-то идеальная вещица. Затем я приняла ванную, высушила волосы и уложила их наверх. Надела черный костюм, который состоял из боди на тонких бретелях с глубоким v-образным вырезом спереди и шифоновой юбки-макси с высокой посадкой, украшенной гипюром. Каждый раз мой взгляд падал на рамку с фотографией моей дочери, и у меня словно забирали силы, и я не хотела никуда идти. Ни ради нее, ни ради себя, ни ради Майкла. Нам нужна была эта ночь. Обоим. И несмотря на то, что я любила чувствовать себя красивой, сейчас делать что-либо для этого мне было физически трудно. Многие женщины делают ошибку — перестают следить за собой после рождения ребенка. Им не нужно «покорять мужчину своей красотой» после родов. И я понимаю, что у меня не совсем обычная ситуация с Майклом, но каждый раз я хочу, чтобы он хотел меня. Чтобы говорил, какая я красивая, и восхищался мной. Может быть, когда мы будем восхищаться друг другом, мы сможем и наслаждаться лишь друг другом. Шофер открыл дверцу и помог выйти мне из машины. Я почувствовала, что мои ладони увлажнились от волнения, как у семнадцатилетней девочки на первом свидании. За эти два часа я потеряла способность думать о чем-либо другом, кроме Майкла. Меня проводили в ресторан под названием Grazie на 86 St. Внутри жизнь кипела, заполняя пространство. Официанты пританцовывали вокруг посетителей, ловко маневрируя между столами. Их подносы были нагружены горячей едой или пустыми тарелками. За столами сидели влюбленные парочки или семьи с двумя, а то и тремя детьми. Этот безумный хаос, который раньше мне так нравился, сейчас лишь сильнее отделял меня от окружающего мира. Я чувствовала себя, как манекен среди живых людей. Я села за столик, и официант усадил меня в удобное кресло рядом со стеной вина, сказав, что мистер Вудс скоро подойдет. Правда «мистер» как-то не сочеталось с тем человеком, которым на самом деле он являлся. Нет, Вудс не был плохим или хорошим. Он был просто другим. Этот человек вел себя не так, как все остальные. Я словно почувствовала, когда двери открылись, и он вошел внутрь. Крепкие плечи слегка вздрагивали в такт шагам, глаза не сканировали ни зал, ни людей, а были прикованы лишь ко мне. Было такое впечатление, что, если бы Майкл захотел вышвырнуть из помещения всех, он так бы и сделал, и не имело значения, что он не был в физической форме, которая оправдывала мои слова. Кажется, я натолкнулась на него, когда пребывала в какой-то странной непонятке и потерянности. Все было стремительно и быстро, но с Майклом я совсем не чувствовала страха и непонимания. Он подарил мне чувство насыщения. Насыщения самой жизнью. Мы столько смеялись, танцевали и пили ночи напролет. Я понимала, что он очень нужен будет мне, просто сначала не могла признаться в этом ему, а затем и себе. Да, себе было всегда тяжелее. Но сейчас, я вдруг поняла, что не хочу отпускать его, пока седина не затронет моих волос. Он подошел ко мне и запечатлел легкий поцелуй на моих губах. — Ты так прекрасна, — сказал он почти с благоговением. — Как и всегда. — Что ты видишь в моих глазах? — спросила я, когда Майкл сел напротив. — Что не заслуживаю тебя. — Ты все, что мне нужно, Вудс, — усмехнулась я, наблюдая удивление на его лице. — Как бы банально это не звучало. Так что не смей бросать меня. — Ты сама меня бросила, — уже лицезрела я улыбку на его лице. — А ты не слушай меня. — Ну как же, — махнул он рукой официанту, все еще не отводя взгляд. — Я люблю тебя, Стейси, ты ведь знаешь это? Не смотря на все, что мы делали друг другу, мы все еще вместе, и мы не можем друг друга отпустить. — Я помню, как смотрела на тебя, запечатлевая некоторые моменты в своей памяти, и ты мне казался безумно прекрасным. Когда ты собирал вещи Эстель, в момент, когда я выдохлась, или когда вел машину, или даже когда ел. Все эти незначительные действия казались лучшим зрелищем, которое я видела. — Говорят, что счастье — это состояние разума, — сел он возле меня, обнимая за талию. — Все зависит лишь от точки зрения. Несмотря на то, что в этом месте была как пицца, так и черная треска, мы заказали мясной рулет с обжаренными солеными грибами в красном соусе, и это было одно из лучших блюд, которое я когда-либо пробовала. Сладкие листья салата были слегка сбалансированы с голубым сыром, и этот вкус почти перехватывал дыхание. И да, лучшая часть еды — это томатный компот и свежеиспеченный хлеб. Это было относительно совсем небольшое место, но очень удобное и просторное. В целом у Нью-Йорка много достоинств, и одно из главных заключается в том, что этот город — мировая столица искусств. Только на Манхэттене работают более 500 частных арт-галерей, и каждый год здесь проходят сотни выставок, тысячи художников мечтают проснуться знаменитыми, миллионы туристов штурмуют коридоры Метрополитена. Здесь сосредоточены крупнейшие музеи мира — Метрополитен, сравнимый по богатству только с Лувром и Британским Музеем. Музей современного искусства, где хранится наиболее полная в мире коллекция произведений современного искусства. Здесь проходит крупнейшая в мире ярмарка изобразительного искусства Artexpo, революционная Armory Show, чрезвычайно модная в арт-среде Frieze Art Fair. В общем, всего не перечесть. После ресторана мы отправились в Метрополитен, и я наслаждалась выставкой. Сейчас на часах было уже двенадцать ночи, и учитывая, что музей сегодня работал до девяти, я была польщена. Возможно, он сделал один звонок или сотни, но он сделал это для меня. И мне не нужны были мосты, усыпанные розами, или машина, которая еще не вышла в продажу, а лишь музей, где я смогу расслабиться и на минутку забыть о реальности и своей дочери. Держа Майкла под локоть, я улыбалась, а он рассказывал мне истории картин, большинство из которых я и так знала. Но мне были приятны его касания, взгляд, внимание и чувства, которые я испытывала. Майкл не говорил каждое мгновение, что я нужна ему, но несмотря на это, я чувствовала. Я была влюблена в то время, что мы проводили вместе. В каждую его минуту. — Как часто ты посещала это место? — находились мы в зале, где показаны реликвии Египта. — Единожды, — ответила я тихо. — Знаешь, наверное, когда ты живешь в этом месте, ты редко замечаешь его красоту. В этом проблема человечества. Мы привыкли к вечным пробкам и такси. К огромному количеству туристов, а также к Дню Благодарения и Starbucks. И Метрополитен в том числе воспринимаем, как должное. Произведения искусства в коллекции музея представлены на выставке в более чем четыреста пронумерованных галереях. Одним из самых ценных разделов музея можно назвать «Секцию Американского декоративного искусства», в ней почти двенадцать тысяч шедевров искусства, расположены в пяти огромных залах. Здесь можно посмотреть коллекцию стекла, самую большую в мире. Любопытна коллекция серебра, в которой представлены изделия работы Ревеке и Tiffany & Co. В отделе картин и скульптур расположено более тысячи картин, около шести сотен скульптур и более 2,5 тысяч рисунков американских художников. Коллекция Ближнего Востока просто огромна, семь тысяч экземпляров от неолита до сегодняшнего дня. Все ушедшие цивилизации Востока, такие как шумерская или вавилонская, широко освещаются в экспозиции. Здесь можно ознакомиться с оружием и броней со всего света, начиная с первых веков до девятнадцатого столетия. Украшения, выполненные из иголок дикобраза, изделия из различных драгоценных металлов. Количество экспонатов столь велико, что площадь, где они расположены, занимает почти четыре тысячи квадратных метров. Искусство Азии тоже очень широко представлено в музее. Многие экспонаты уникальны, здесь можно увидеть огромную коллекцию предметов, привезенную из Тибета и Непала. Коллекции китайской каллиграфии, живописи и изделий из нефрита принесли музею мировую известность. Но самым любопытным экспонатом данной секции по праву считается сад двора Династии Мин, это точно воссозданная копия сада в Китае. Конечно же, есть коллекция Древнего Рима и Древней Греции, одна из самых богатых и обширных в музее. Но да, больше всего времени мы провели, именно просматривая коллекции Египта, которая выделена в отдельную экспозицию. Здесь почти 36 тысяч экспонатов, найденных во время археологических раскопок. Эти деревянные фигуры из могильника в Дей эль-Бархи, и спасенный, совершенно уникальный, храм Дендур. «Лучше изливать свою печаль перед картинами Делакруа, Рембрандта или Ван Гога, чем перед рюмкой водки или в окружении бессильной жалости и злости». Эрих Мария Ремарк. — Когда ты на работу? — спросил Майкл. — Завтра. Они ничего не смогут сделать без меня. — Ты настолько самовлюбленная, — засмеялся он. — Это чисто из соображений психологического комфорта, — пожала я плечами. — Было бы неудобно прожить всю жизнь с нелюбимым человеком. Уведомление пришло мне на телефон от Адама, в котором говорилось приехать в его прошлый дом. Я сказала об этом Майклу, и он лишь качнул головой и, нажав кнопку на телефоне, сделал так, что через несколько минут прибыла машина, и мы, спустившись вниз, сели в нее и тронулись с места. — Как ты думаешь, в чем дело? — спросил Майкл. — Я не знаю, — покачала я головой. — Но я верю Адаму. — Я думаю, что вы просто поражены одинаковым недугом, — показал он кавычки в воздухе. — И только поэтому вы оба понимаете друг друга. — А с тобой? — посмотрела я на Майкла. — А с тобой мы понимаем друг друга? — А мы с тобой, как футбольные комментаторы, в идеале для меня, — увидела я проблеск улыбки на его лице. — Идет игра. И чтобы не происходило во время нее, не имеет значения. Просто в конце мы оба говорим, что вот такая вот игра, — пожал он плечами. — И только мы оба знаем, сколько дерьма пришлось вытерпеть, чтобы услышать свисток, говорящий всем, что уже конец и можно расслабиться. — Но все это оставляет послевкусие. — А так и должно быть. Только представь себе, что ты что-то делаешь, с кем-то общаешься или целуешь меня и после не чувствуешь ничего. Ни радости, ни злости, ни обиды, ни изумления. Ни-че-го, — сказал он по слогам. — Какой смысл во всем этом? Ведь на самом деле самое важное — это именно послевкусие. И больше до конца поездки мы не проронили ни слова, и Майкл держал меня за руку. Приехав, он помог мне выйти, и когда я набрала номер Адама, услышала шаги из заднего двора, и он махнул нам рукой. — Их трое, — сказал Адам, закуривая сигарету. — Но в каждой группе есть иерархия. Альфа, так же преданный альфе, и третий, может быть просто пешкой, и вообще ничего не знать о конечном результате или об исходе действий двух предыдущих субъектов. — Да, — сосредоточилась я на экранах. — Но, когда иерархия группы начнет разваливаться, пострадает самый слабый, как и жертвы, которые у них уже есть. Эти люди всегда попадают под перекрестный огонь. — Но у них никого нет, — возразил Майкл. — Мы всех увезли. Никто из нас не знает, где они. Мы все можем за себя постоять. — Кроме Долорес, — впервые высказался Брайан. — Проблема в Долорес. Она не будет и не захочет защищаться. Она уйдет с Джейсом, даже если это будет стоить ей жизни. — Черт возьми, я не понимаю, что она в нем нашла, — открыла я его фото со слежки на экранах. — Конечно фильмы, музыка и страсть выращивают определенные надежды на секс и отношения, но на самом деле такие парни безнадежны, когда дело доходит до женского оргазма. — Что ты имеешь ввиду? — засмеялся Майкл. — Они были так молоды, когда поженились. И в такие года они учатся всему лишь при просмотре порно, где цель — работа на камеру, и всем приходится притворяться и в чувствах, и в оргазме. — А вдруг после он понял, что она для него весь чертов мир, — смотрел на меня Майкл. — И однажды в два часа ночи он не стал звонить и говорить об этом, зная, что она крепко спит, но потом утром стоял у ее окон и наконец признался в этом ей и самому себе. — Да ладно, — вели мы уже перепалку. — Спустя какое-то время, парень, который не видел в своей жизни ничего кроме насилия, понял, что в этой девушке все, чего ему раньше не хватало. Глаза, в которые он мог смотреть вечно, — изобразила я кавычки в воздухе, говоря с ноткой сарказма. — И руки ее, лежащие на его шее, наполняли его жалкую жизнь смыслом. И смех ему тоже нравился, когда он пытался шутить неумело, и все, что было связано с ней, стало домом. — Почему ты настолько цинична, Эс? — в замешательстве смотрел он на меня. — Просто иногда люди любят друг друга, и им обоим дико приятно это осознавать. Не всех передергивает от объятий, и после они хотят остаться друг с другом навсегда. — Может потому, что мы редко можем позволить себе, чтобы из-под ног уходила земля? — Ты говоришь о них или о нас? — Без разницы, — отмахнулась я. — Просто кажется, что все эти моменты из фильмов, когда женщина переводит взгляд на губы и медленно приближается, и они оба не в силах сопротивляться — чушь. Полная херня. Настоящее, оно здесь. Не в фильмах, книгах, музыке и даже порно, как считают как мужчины, так и женщины. Мужчины в своем большинстве думают, что секс — это и есть любовь, а женщины — так это, что после секса они обязательно поженятся и будут жить долго и счастливо. Я смотрела в омут голубых глаз и могла поклясться, что не раз замечала, как они искрятся в темноте. Этот цвет глаз Майкла словно вытекал из них, и я, раз за разом ныряя в этот омут все сильнее, чувствовала, что слабею, но в то же время он нравился всему тому, что происходило внутри. Да, именно так. Он нравился моим чертям. «Я могу без Вас. Я ни девочка, ни женщина, я обхожусь без кукол и без мужчин. Я могу без всего. Но, быть может, впервые я хотела этого не мочь». Марина Цветаева. Каждый взял для себя задание, и спустя сорок минут мы с Майклом уехали. Водителя не было, так как мы вроде как пытались сохранять «таинственность», следа которой на самом деле не было. Майкл сел за руль машины Брайана, и я, пристроившись рядом, расстегнула заколку, пригладив пальцами волосы. И было спокойно. Ночь была тихая, и мне нравилось, что за городом был порой совершенно другой мир. — Ты как? — спросил Майкл. Я почувствовала, как его взгляд переметнулся в мою сторону, и я, откинувшись назад, улыбнулась. Потом Майкл переключил передачу, надавив на газ, и машина понеслась вперед. Я, повернув голову, всматривалась в каждое его движение, двигатель ревел, и за окном все сливалось в одну темную стену. Автомобиль двигался все быстрее и быстрее, и Майкл полностью контролировал его, плавно вписываясь в повороты. Когда он начал притормаживать, я положила руку на его крепкое бедро, и не было никакого колебания. Музыка сменялась и каждый раз заполняла пространство машины оглушительными аккордами. Майкл снова рванул вперед, унося нас на безумной скорости по бесконечному пустому шоссе. Я опустила окно, впуская внутрь холодный воздух. Сильный порыв ветра развеял мои волосы, и я начала смеяться, услышав даже нотку истерики в собственной голосе, не прекращая несколько минут подряд. Когда машина остановилась, Майкл прижался к моим губам, и я почувствовала, как обмякла в его объятьях. Жар прошел по всему телу, и я прижалась к его груди. Я вцепилась в его плечи в глупой попытке влезть ему под кожу. «И я касался ее. И сам себе не верил. И мир как будто наполнился смыслом». Стивен Чбоски. Я думала, что наконец-то получу разрядку, но с этим мужчиной что-то, мать его, произошло, и все, что позволила ему его «распущенность», это раздеть меня, укрыть одеялом и обнять. Я терлась об его член, который был твердым, но он, черт возьми, держал себя в руках, и я свернулась в изгибе его руки. Подняв голову к Майклу, я смотрела на него, а он лишь поцеловал мой лоб и прошептал: — Спи, милая, — еще один поцелуй, прижимая меня к своей груди. — Я буду просто обнимать тебя. Это все, что я собираюсь делать. Я вспомнила, когда мы только начали познавать сексуальные предпочтения друг друга. Да, именно сексуально узнавать, ведь на психологическом уровне это происходило лишь сейчас. У нас почти не оставалось времени на сон, а лишь на работу и секс. Мы хронически страдали недосыпанием, но это было лучше, чем неудовлетворенность. Я мечтала избавиться от вечного сексуального голода по Майклу, но сколько бы мы не были рядом, все время было мало. — Да где, черт возьми, твои яйца? — пыталась я отодвинуться, но он не отпускал меня. — Где Майкл, который срывал с меня одежду на каждом шагу? Который ненавидел нижнее белье, потому что оно отнимает время? — Все это никуда не исчезло, Эс, — усмехнулся он. — Я до сих пор так же схожу с ума от твоего запаха и вкуса. Хочу, чтобы ты разваливалась на части, но оставалась целой. Хочу, чтобы лежала подо мной голая и мокрая, и такая же верхом на мне. Но именно сегодня я хочу впервые раствориться в тебе без секса. С улицы отбивался свет, который попадал в комнату, и спустя несколько минут я обняла Майкла за талию, и вскоре он уснул. Тихо. Везде было так тихо. Слишком тихо. Я хотела разбудить его и сделать так, чтобы этот чертов девственник перестал играть со мной в недотрогу, но в конце концов я сконцентрировалась на его дыхании, пытаясь в то же время выровнять собственное. Когда стало совсем темно, и свет погас, через несколько секунд мое зрение стало адаптироваться, и я решила немного успокоить свое беспокойство. Я схватила джинсы, футболку и пистолет, и, выйдя из комнаты, оделась, а после отправилась изучать лес позади дома, луг справа, улицу перед домом, и особенно насколько хороши замки и сигнализация во всех возможных входах в сам дом. Температура на улице упала, и я все равно продолжала все просматривать, понимая, что хожу по кругу, и Брайан наверняка все сделал это до меня раз пять. Я проверила мобильный. Тот работал и звонок был включен. Как раз в этот момент мне пришло смс от неизвестного номера. «Она нарисовала. У меня ее первый рисунок». «Эмили». «Это одноразовый мобильник. Просто подумала, что ты захочешь знать». Когда я перезвонила на этот номер, он уже был отключен. Я лишь сказала спасибо губами, и слеза скатилась по моей щеке. Я снова пошла в обход по первому этажу, и после так и не смогла уснуть, смотря на экран телефона. Я набрала ванную и пролежала в ней словно целый век. После, спустив всю воду, я наслаждалась холодным воздухом, который охлаждал мое тело. Я задумалась о том, возможно ли повстречать своего «героя»? Я ушла по собственной воле, но что было причиной, что я дала доступ другому человеку к своему сердцу? Я поняла, что, несмотря на все, что было между нами, я стала единственным возможным выбором Майкла. Кто-то может сказать, что это несусветная глупость и чушь, которая у меня появилась от недостатка или переизбытка любви или чувств в целом, но на самом деле это единственное, что для меня важно. Это чувство нужности и важности было моим единственным желанием всю мою жизнь, и оно наконец-то сбылось. Только теперь не только я, но и он был готов, и отказался от всех женщин и желаний мира, чтобы быть со мной рядом. Он менял свои принципы и идеалы. Нарушал правила и действовал лишь инстинктами. Майкл никогда не сказал: «мне пофиг». Я вдруг поняла насколько это важно. Для него важно все, что связано со мной. Моя работа, друзья, счастье, улыбка, но также ему важно мое недовольство, истерики, слезы и плохое настроение. Раньше я ждала чувства, когда увижу этого человека очередной раз и не почувствую ничего. Но теперь я не хотела этого. Я хотела, чтобы он был рядом, ведь начала чувствовать себя в безопасности рядом с ним. А что может быть важнее? — Почему ты не в постели? — спросил Майкл, войдя в ванную. Я подняла на него глаза, и появилось это странное чувство. Словно должно произойти что-то непоправимое, и это обязательно задокументируется. — Знаешь, я помню, как укладывала Эстель себе на плечо и каждый раз благодарила тебя за нее. Я столько времени думала, что с тобой теряю свою жизнь, но этот ребенок изменил все. Мы подарили жизнь, и я хочу просто сказать тебе спасибо. — Я искренне тронут, Эс, — присел он рядом, беря мою руку и целуя ее. — Я тронут, когда смотрю на нее и вижу в ней тебя. Мы оба видим в ней друг друга, и этого не объяснить. Может, нам суждено Богом, дьяволом, или чертовой вселенной. Или наоборот не суждено, но... — Не продолжай, — перебила я его. — Давай попробуем говорить что-то без «но». Вдруг у нас выйдет что-то по-настоящему прекрасное. «Я не знаю, куда ведет мой путь, но мне легче идти, когда моя рука сжимает твою». Альфред де Мюссе. И если я уж сама предложила, тогда мне и начинать. Майкл заказал суши, и когда я вышла из ванной и одела топ и шорты, еда была уже на столе. Но мы всегда были слегка теплыми на всю голову, так что выбрали пол кухни, который был с подогревом, ели суши и запивали эту еду богов белым вином. Все это происходило в тишине, но я хотела начать говорить. Хотела, чтобы он знал не смотря ни на что. — Когда ты привез меня в дом моих родителей, я встретила женщину, которая знала меня. И она отдала мне конверт. Сказала, что я прочту его однажды и все пойму. — Я не буду спрашивать, почему ты мне не рассказала ранее, ведь и так знаю ответ. Но ты читала его? — Нет. После я узнала, где живет мой отец, — заметила я усмешку на лице Майкла, словно он и так знал, что я это скажу. — Не будь засранцем. — Эс, не будь я таким засранцем, ты бы умерла от тоски. Ты бы все время сидела в долбанных ресторанах, от которых тебя тошнит, ела устрицы, которые терпеть не можешь, и красила волосы в цвет, который презираешь. — Я наигранно изобразила удивление, на что получила очередную улыбку. — И еще, не будь я таким засранцем, ты бы подо мной так не стонала. Я знаю, что тебя это заводит. И я имею ввиду не только свой член, но и свой мозг. Будь он хоть не унцию меньше, ты бы вылезла мне на шею и свесила свои сексуальные ножки. И не думай, что я этого не знаю. — Да, — сглотнула я, находясь в секундном оцепенении. — Вышло неплохо. — У нас всегда и входило тоже замечательно. — Ты засранец, Вудс, — засмеялась я. — Но ты прав. Мой характер слегка сахар со стеклом, но мы оба научились с этим жить. — Ну так что сказал твой отец? — Он сказал, что она отдала мне свое сердце. — Ты же понимаешь, что это полная херня. Сколько тебе было, когда она умерла? — Шесть, — сделала я глоток вина. — И да, я понимаю, что это было бы невозможно. Кроме того, я подняла свои медкарты, у меня все в порядке с сердцем. И никакая пересадка органов мне не требовалась. — Тогда я не понимаю, — был он в замешательстве. — Ей требовалась, — откинула я голову назад, смотря на него. — Когда ей было шестнадцать, ей сделали пересадку сердца, и все было хорошо, пока она не узнала, что беременна. Сердечницам надо регулярно наблюдаться у профильного врача и часто принимать сердечные препараты. Посещать врача в первые 20 недель нужно раз в месяц, затем – каждые 2 недели, а последние 2 месяца – еженедельно, а при проблемах – ещё чаще. Ей сказали уйти с работы, чего она не сделала. Принимать препараты, но она боялась, что повредит плод. Отдыхать, гулять на свежем воздухе, правильно питаться, и самое главное — избегать стрессов. Но мой отец нервничал, ведь он все время был наготове к ее госпитализации. — Но ты была ребенком, Эс, — взял Майкл меня за руку, поцеловав ладонь. — Невинным ребенком. — Я была смертью для женщины, которую он любил. Вот почему он сказал, что во мне бьется ее сердце, — вытерла я слезу, которая скатилась по щеке. — Сегодня при многих кардиологических проблемах женщины благополучно рожают. Кстати, даже во время беременности можно успешно проводить хирургические операции – например, по поводу восстановления митрального клапана. — Я хотела высказать все, и Майкл, поняв это, еще сильнее сжал мою руку. Я позволила ему это, я продолжила говорить: — Однако есть патологии, при которых врачи будут возражать против материнства. Разумеется, насильно никто не будет толкать женщину на аборт — решение всегда за пациенткой. Но все же трезво оценить степень риска очень важно, ведь при некоторых патологиях летальный исход при беременности, а ещё чаще во время или сразу после родов очень велик. «Когда человеку больно, он причиняет боль другим. Я понял это, понаблюдав внимательно за собой. Если я был жесток или приносил кому-то боль, то лишь потому, что глубоко внутри страдал сам». Фредерик Бегбедер. — Ты винишь себя? — спросил он тихо. — Возможно. Она ведь выбрала меня, хотя он так и не смог. И потом она умерла, а после он так же душевно умер, а я превратилась в циничное чудовище, которое умеет стрелять лучше, чем любить. — Я выбираю тебя, Эс, — взял Майкл меня за плечи. — И я выберу тебя. Снова, и снова, и снова. Без всяких пауз, сомнений, колебаний, угрызений совести, лжи, отговорок и прочей херни. Я всегда буду выбирать тебя. — Знаешь, — обняла я его, дав волю горьким слезам. — Я ведь тоже человек. И мне бывает больно. — Наша жизнь все больше напоминает научно-фантастический роман. Людям пересаживают чужие лица, в лабораториях выращивают искусственные органы и ткани. А любви так и не учат. Но ты умеешь, Эс, — гладил он меня по волосам. — Ты представить не можешь, как ты умеешь любить. Сколько любви в каждой твоей жесткости к людям, о которых ты заботишься. Когда я заставил тебя жить со мной, это было не от недоверия, а потому, что я хотел каждый день видеть тебя. И я скорее бы умер, чем позволил бы к тебе прикоснуться кому-нибудь другому. Боже, его любовь доводила меня до сумасшествия, но именно любовь Майкла была самым красивым в моей жизни. Я почувствовала, как волна облегчения, подобна наркотику, прокатилась по моему телу, и сразу сдавило горло от нарастающих эмоций. Я покинула его объятья и направилась в свою временную спальню, не проронив ни слова. Взяла конверт, затем снова спустилась вниз. Майкл ждал меня. И моих слов. Я села на пол и впервые открыв конверт начала читать: «В твоих глазах я нашла ответы на все свои вопросы. Моя Стейси. Я надеюсь, что буду любить тебя до самой смерти, ведь теперь все чаще и чаще чувствую конец. Когда выяснилось, что я жду ребенка, все врачи настоятельно рекомендовали прервать беременность, ведь роды казались просто безумием. У меня была рестриктивная кардиомиопатия. При этой болезни сердце постепенно утрачивает эластичность, развивается сердечная недостаточность. С ней не то что родить – жить проблематично. Но я смогла. Мне сделали пересадку сердца, и совсем мало времени прошло, когда я узнала, что стану матерью. Я не жалею, что родила тебя. Не жалею, что пожертвовала своей жизнью ради твоей, ведь я получила то, чего так хотела — своего ребенка от мужчины, которого любила больше всего. Все было хорошо, но, когда тебе исполнилось пять, у меня был очередной приступ и остановка сердца. Так что я знала, что умираю, но, если честно, не была к этому готова. Никто не готов, особенно когда у тебя на руках маленький ребенок и мужчина, слезы которого ты видишь каждый день. Твой отец умолял меня на аборт, чтобы сохранить мне жить. Он всегда хотел защитить меня, а я хотела — тебя. Прости меня, что была так слаба, никчемна и жестока последнее время с тобой. Когда он ушел, ведь больше просто не смог выносить моей постоянно боли, я поняла, что какая-то часть внутри меня уже мертва. Он перестал дарить мне цветы, и я в тот же момент поняла, что больше не хочу делать прическу и красить губы губной помадой. Прости своему отцу его гордость, пусть он и задел твою на всю оставшуюся жизнь. Ведь я буду век ему верна. И если ты все-таки сможешь его простить, не слушай, что в твоей груди бьется мое сердце. В твоей груди бьется твое сердце, сила которого настолько велика, как и в глазах, которые я всегда буду помнить. Не будь чьей-то, но будь с кем-то. Одиночество не украшает никого, а тем более женщину. Тебе принадлежит весь мир в любом случае, Стейси. Моя маленькая Стейси. И наконец-то, я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете. Ты самое лучшее, что было в моей жизни. Твоя мама».