Самый ценный игрок

– Ребята, пожалуйста, соберитесь! Это одна из наших последних игр перед выпуском, – квотербек и по совместительству капитан «Пенсакольских Псов» Сет Роллинс вот уже четверть часа носился по раздевалке, не умолкая ни на секунду, – к тому же, на матче будет сам мистер МакМэн, председатель Национальной футбольной лиги! Если он заметит вашу игру, вам обеспечено светлое будущее в профессиональном американском футболе. Хотя Рейнса, похоже, это будущее уже не очень интересует. – Сет резко остановился перед сосредоточенно уставившимся в одну точку Романом. В ответ юный самоанец лишь закатил глаза: он с самого начала пытался игнорировать воодушевляющие речи капитана и уже успел заинтересоваться, заметит тот его безразличие или нет. Бесспорно, Сет – парень с отличными мозгами, но порой он бывает чересчур дотошным. – Неужели так трудно послушать, Рейнс? Я говорю важные вещи. – Медленно, пытаясь донести до собеседника смысл каждого слова, произнес Роллинс. – Чувак, не кипятись, это просто товарищеский матч, – спокойно парировал Роман, – и потом, какой раз мы играем с Лунатиками Цинциннати? Второй? – Второй. – Подтвердил капитан. – Третий. – Поправила, заглянув в свой блокнот, менеджер команды Рене Янг. – Вот, третий, – кивнул Роман, – и ты сам говоришь, что они приехали играть в том же составе, в котором они нам уже трижды проигрывали. Так что не делай из мухи слона и расслабься, – сделав ударение на последнее слово, Рейнс поднялся со скамьи и похлопал квотербека по плечу. Тот хотел что-то добавить, но взгляд его внимательных карих глаз упал на настенные часы. – Парни… Нам пора на поле! – Роллинс не смог сдержать нетерпеливой улыбки. Азарта в нём всегда было хоть отбавляй. Студенты ответили капитану радостным гоготом и, смеясь и похлопывая друг друга по скрытым под протекторами спинам и плечам, гурьбой вывалились из раздевалки. Выходя последним, Роман подумал, что ему, наверное, единственному сейчас не хочется веселиться. За все эти годы в колледже он слишком привык к вызовам, привык испытывать себя всякий раз, когда выходил играть на позиции лайнбекера, и перспектива выиграть заведомо провальный для команды противника матч его совсем не мотивировала. Он знал, что это будет лёгкая победа. *** – Три ярда за четыре дауна! Нападение переходит к Псам! Громкое заявление судьи заставило трибуны взорваться восторженными возгласами. Только сейчас Роман осознал, как много народу сегодня пришло посмотреть игру. Казалось, здесь собрался весь колледж. Чирлидеры старательно заводили толпу, заставляя зрителей дружно скандировать уже приевшиеся игрокам кричалки. Больше всего Роману сейчас хотелось заткнуть уши, чтобы избавиться от постоянного шума, и загородить ладонью глаза от яркого солнечного света, но громоздкий шлем не позволял подростку сделать ни того, ни другого. Шла середина первой четверти, и все попытки Лунатиков пронести мяч в очковую зону хозяев оказались настолько безуспешны, что Роману не пришлось даже сдвигаться с места, чтобы их остановить. – Всё, мы в нападении. Пошли на скамейку. – Кто-то из линии защиты дернул Рейнса за рукав, и тот нехотя развернулся, собираясь тащиться назад к трибунам, как вдруг его окликнул квотербек. – Глянь на того парня. Под номером 61. – Сет кивнул в сторону команды противника, одновременно пытаясь поправить торчащие из-под шлема длинные темные волосы с крупной белой прядью. – Раньше он с ними не играл, это точно. И я впервые вижу его на поле. Что скажешь о нём? Лайнбекер повернулся в указанную ему сторону и прищурился. Солнце как назло скрылось, и тень серых облаков нависла над стадионом, заставляя краски окружающего мира блёкнуть. Номер 61 стоял рядом с остальной своей командой и, в пол-уха слушая указания капитана, осматривался вокруг с таким нескрываемым любопытством, будто он впервые оказался на крупной игре. Такой же высокий, как и остальные игроки команды, даже выше многих, атлетически сложен, но всё же для американского футбола худоват. Форма на нём немного болталась, а шлем парнишка всё ещё держал в руках, и рыжевато-золотистые вьющиеся волосы падали ему на плечи. На обеих щеках футболиста красовалось по одной горизонтальной полоске – боевая раскраска. Роман невольно усмехнулся и тут же заметил, что номер 61 повернулся прямо к нему. Рейнс не был уверен, заметил ли парень его взгляд, пока тот не наклонил голову чуть вбок и не приподнял брови, изображая удивление. Было в этом жесте что-то издевательское, точно говорящее "О, на меня смотрят? Неужели?". Романа отчего-то передёрнуло – он сам не понял, что ощутил. Страх? Исключено. И всё-таки что-то вывело Рейнса из состояния сонного равновесия, в котором он пребывал весь день. Хотелось отвернуться от нагловатого взгляда светлых (отсюда плохо видно, но, кажется, голубых?) глаз, но нельзя было демонстрировать противнику слабость, поэтому самоанец всего лишь медленно перевел взгляд на стоящего неподалёку капитана Лунатиков Фила Брукса. – Глаза у него... какие-то мудацкие, – неуверенно обратился Роман к Сету, – странные. – Какие на хрен глаза, Ром? – Роллинс покачал головой, саркастично смеясь, – С каких пор ты любуешься глазами других пацанов? Я тебя про что спрашиваю-то? Роман и сам не знал, зачем заговорил про глаза, ведь он прекрасно знал, что интересует Сета в неизвестном игроке. Рейнс хоть и не был лучшим стратегом на поле, мог по физической форме и телосложению человека сказать о нём довольно многое. Это чутьё у него было почти на уровне интуиции и ещё ни разу не обманывало Романа, поэтому капитан Роллинс часто консультировался с товарищем по поводу тех или иных игроков. – Он в футбол-то играл вообще когда-нибудь? – только и смог выдавить Рейнс после продолжительной паузы, снова глядя в сторону номера 61, но уже не так открыто. – Выглядит как спортсмен, но не футболист точно. Не знаю, зачем Панк притащил его сюда. Даже если это жест отчаяния, такой чувак вряд ли поможет команде. – Ясно. Спасибо. – Сет задумчиво кивнул и, поправив застежку шлема, повернулся к собравшимся у края поля игрокам нападения. Лайнбекер пожал плечами и, пробормотав едва слышное "не за что", наконец двинулся к своей скамье. Солнце мельком выглянуло из-за туч и тут же скрылось обратно. Подобно ему, игровой азарт, на секунду снова вспыхнувший в душе Романа при виде незнакомого игрока, опять бесследно улетучился. Всё, чего сейчас хотел молодой самоанец – это спать. Впереди было ещё часа два игры, не меньше, и неизвестно, как скоро Роману пришлось бы вновь выйти на поле, поэтому Рейнс решил бороться со сном до последнего. Первые пару минут он старательно следил за ходом возобновившейся игры, затем лениво перебирал контакты в телефоне, но, наконец, рука с телефоном поверженно опустилась, и Рейнс, опершись о стену позади скамейки, задремал. Большую часть времени Роман осознавал, что спит, и пытался выкарабкаться из тяжелых липких объятий дрёмы, но никогда раньше он не думал, что гул стадиона вокруг может так убаюкивать. Во всяком случае именно этот размеренный звук не давал Рейнсу поднять налившиеся свинцом веки до тех пор, пока что-то не плюхнулось рядом с ним на скамью. – Вот чёрт! Вылетел в самом начале игры! Обидно, блин! – через затуманенное сном сознание Рейнса пробился недовольный голос раннингбека Тайсона Кидда. – Этот чувак грубо играет, говорю тебе! – Какой чувак? – хрипло спросил Роман, потирая пальцами влажные глаза и пытаясь понять, что вообще несет его товарищ по команде. – Да вон, шестьдесят первый Лунатик! Вылетел не пойми откуда прямо рядом с их очковой зоной. Клянусь, у меня в ноге что-то как будто треснуло, когда он меня свалил. Раньше такой фигни не было! Теперь даже наступать больно. Блин... – Тайсон нервно потеребил приложенный к его колену мешочек со льдом. – До конца игры не восстановишься? – Поинтересовался Рейнс, ища взглядом вдалеке поля того самого "Лунатика". – Вряд ли. – Нехотя откликнулся Тайсон, но Роман его уже не слушал. Весь сон как рукой сняло, и всё, что он теперь видел перед собой, были глаза номера шестьдесят один. Пускай парень и стоял довольно далеко – на позиции рядом с сейфти – Рейнсу с каждой секундой казалось, что он видит глаза этого наглеца совсем рядом, так близко, что может различить их холодный серо-голубой цвет. Возможно, это было всего лишь игрой воображения, но одно Роман знал наверняка: у игрока, только что травмировавшего другого человека, не должен быть такой взгляд. А в этих глазах не было ни вины, ни растерянности, напротив – лишь жестокость и любопытство, как у молодого хищника, изучающего жертву перед тем, как атаковать. Что-то с этим парнем было не так. Рейнс это понимал, но никак не мог уловить, что же именно его беспокоит. Словно под гипнозом, он пристально следил за тем, как шестьдесят первый передвигался по полю во время игры, как проскальзывал между защитниками "Псов" и как одним прыжком, словно голодный волк, бросался на ловящих пасы ресиверов. Рейнс не отвлекался, пока лавка снова не закачалась: один из ресиверов сел рядом с ним и Тайсоном, болезненно хватаясь за наспех перевязанную руку. – Прямо по предплечью врезал. Козёл! – ругнулся Кофи, с обидой сплевывая на подстриженную траву. Роман хотел что-то у него спросить, но вопрос застрял у него в горле, а сознание ещё раз услужливо проиграло сцену, где номер 61 сбивает уже поймавшего мяч Кингстона и валит его на поле. Первая догадка Романа сначала показалась ему глупой, но чем больше он о ней думал, тем больше смысла она обретала... Оглушительный гудок возвестил о конце первой четверти. Роман только этого и ждал. Решительным шагом подойдя к капитану, самоанец схватил того за предплечье и развернул так, что они оба оказались спиной к команде противника. – Выпусти меня на поле. – Роман, мы ещё играем в нападении, а ты... – начал объяснять Сет, но Рейнс покачал головой, давая понять, что возражений на своё требование не принимает. – Ты не понимаешь. Этот шестьдесят первый нарочно травмирует наших игроков. Ты, возможно, не видел со своей позиции, но когда он остановил Кингстона с мячом, то даже не пытался перехватить сам мяч. Значит, ему нужно другое. Сет хотел что-то возразить, но задумался над словами товарища по команде. Конечно, доказать правоту Романа судье было бы невозможно, но его выводы были вполне обоснованы. – Тайсона он остановил так же, – Роллинс почесал щетинистую щеку, – даже не пытался отнять мяч. Может, мне всё-таки стоит тебя иногда слушать, – квотербек усмехнулся, – ладно, выходи на поле, если знаешь, что с этим делать. А там, глядишь, по ходу дела я придумаю, как с ним разобраться. Только без глупостей. – Без глупостей! – Одобрительно улыбнулся Рейнс. – Да, кстати. Его зовут Джон Моксли. Это всё, что Рене пока успела о нём раскопать. – Пробормотал Сет и взмахнул рукой, давая передохнувшей команде знак собираться в круг. – Двое наших уже выбыли, и теперь мы обязаны выиграть – в первую очередь ради них, – Роллинс оглядел своих стоящих в кругу подопечных и вытянул руку в центр круга, чтобы другие игроки последовали его примеру, – Поднажмите, ребята. Пенсакольские псы уже не раз доказывали, что они лучше Лунатиков, и мы докажем это снова. Поверьте в это! Воодушевленные наставлением капитана игроки с одобрительными возгласами подняли кулаки к облачному небу и поспешили занять свои позиции до начала розыгрыша. Роман не помнил, чтобы ему приходилось раньше играть в нападении – защищать у него всегда получалось куда лучше, чем пробиваться с мячом к очковой зоне или ловить пасы. Но сейчас у него была совсем иная цель, чем у других игроков нападения, и он сфокусировался на этой цели настолько хорошо, что, казалось, другие игроки исчезли с поля, и они остались здесь одни. Он и Джон Моксли. В этот раз Моксли стоял гораздо ближе к линии защиты, чем прежде, и Рейнс мог хорошо рассмотреть его глаза. С момента, как номер 61 занял свою позицию, он неустанно осматривался, как любознательный ребенок, но самоанец прекрасно видел, где Джон задержал свой взгляд на несколько секунд в самом начале. Уж Роман-то лучше всех знал: лайнбекеру не нужно смотреть на свою цель дважды, чтобы успешно атаковать её. – Рэди! Сэт! Хат! Время на замерших цифровых часах снова пошло. Роллинс поймал снеп от Биг И и на секунду замешкался, думая, кому будет лучше отдать мяч – ресиверам или раннингбеку. Роман видел всё это лишь краем глаза, но прекрасно понимал, что происходит. Он знал, что Сет будет медлить, потому что не захочет терять ещё одного игрока из-за травмы и попытается передать мяч тому, кто в момент паса окажется как можно дальше от Джона Моксли. Но то же самое знал и сам Моксли. Знал и воспользовался этим, быстрым рывком проскользнув через линию защиты Псов. Роман понял, что его время настало. Сонный скучающий студент колледжа в нём потеснился, уступая место голодному разъяренному зверю, и как только этот зверь открыл глаза, Рейнс сорвался с места. * * * Сет не успел даже толком замахнуться для паса, как номер 61 оказался от него в паре ярдов. Роллинс сделал шаг назад, надеясь бросить пас до того, как Моксли собьет его с ног, но уже тогда квотербек понимал, что не успеет. Вдруг прямо перед глазами капитана что-то просвистело в воздухе, врезавшись прямо в Моксли и отлетев вместе с ним далеко вправо. Всё, что Сет успел увидеть – цифры «96» на золотой форме. Роман. Не растерявшись, Роллинс запустил мяч в дальнюю часть поля, куда уже успел добраться кое-кто из ресиверов, но ещё до того, как мяч коснулся рук игрока, игра была остановлена свистком судьи. * * * Роман лежал в оцепенении, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Его сердце бешено колотилось, будто стараясь пробить протекторы на груди под футболкой. В его поле зрения – только решетка белого шлема, чужая влажная от пота щека с налипшими на неё мокрыми медно-золотыми прядями и маленькие губы, вялыми рывками хватающие воздух. Роман попытался приподняться на локте, но тот уперся в чужой мягкий живот, и из губ Джона вырвался хриплый стон. Это заставило Рейнса растеряться окончательно. Не зная, что делать, он двинул рукой, пытаясь её поднять, но Моксли лишь застонал громче. Наконец кто-то подбежал сзади и, схватив Романа под руки, стащил с номера 61. Перед глазами Рейнса стоял туман. Он слышал, как склонившиеся над Моксли медики спрашивают, в порядке ли он, он пытается ответить, но слова обрываются хриплыми всхлипами, словно что-то мешает парню вздохнуть. Тогда кто-то из медработников задирает край его синей формы… – Совсем охренел?! – Роллинс явно был в бешенстве, раз позволял себе орать прямо Роману в ухо. Самоанец обернулся и непонимающе посмотрел на подлетевшего к нему капитана. – Я же сказал тебе: без глупостей! А ты что сделал? Гарпун игроку, не владеющему мячом! – Сет сглотнул, сделал паузу и договорил уже спокойнее, – Судья удалил тебя с поля до конца игры. Вали-ка ты лучше в раздевалку и дождись остальных, окей? Потом поговорим. – С этими словами капитан поспешил назад к своей команде, а Роман, глядя ему в след, плохо слушающимися пальцами подцепил шлем и сдернул его, позволяя вдрызг мокрым длинным волосам упасть на плечи. И всё-таки он чувствовал облегчение. Чувствовал, что выполнил свой долг перед командой. А то, что его впервые за всю его футбольную карьеру в колледже удалили с поля, даже не так плохо: матч наверняка опять станет для него скучным без Моксли, а он, судя по всему, уже не сможет продолжать игру. Роман неотрывно следил через всё поле, как Брукс говорит о чём-то с развалившимся на скамейке Моксли, затем хлопает его по плечу. Джон тяжело поднимается и ковыляет к выходу с поля, держась одной рукой за рёбра. Роман провожает его взглядом и следует его примеру, отправляясь в раздевалку своей команды. * * * В помещении было пусто и затхло пахло потом. Кажется, этот запах давным-давно въелся в стены, несмотря на ежегодные попытки школьного завхоза отмыть его. Роман сидел на деревянной скамье и бесцельно теребил сложенную рядом форму, из которой на нём остались только штаны и обувь. Ему чертовски хотелось, чтобы здесь были часы, чтобы он мог хотя бы примерно ориентироваться, когда закончится матч. Такое ожидание – без малейшего признака временных рамок – казалось ему пыткой. И ещё большей пыткой казалась тишина. Размеренное тиканье часов сейчас бы здорово отвлекло Рейнса от стона Джона Моксли, который до сих пор эхом отдавался в его голове. «Что с ним? Неужели я и правда врезал ему так сильно?» – бесконечно спрашивал себя Роман, хотя этот вопрос разумнее было бы задать самому Джону Моксли. Вдруг лайнбекера осенило. Вскочив со скамьи, он пулей вылетел в коридор. Гостевая раздевалка для других команд была в десяти минутах ходьбы по лабиринтам школы, и Роман, отучившись здесь не один год, прекрасно знал туда дорогу. * * * По пути ему встретились один-два ученика, но в коридоре рядом с гостевой раздевалкой было тихо, что не могло не радовать: Роману почему-то совершенно не хотелось говорить с Моксли в присутствии кого-то третьего. Тем более что Рейнс пока сам плохо понимал, зачем пришёл сюда и что собирается говорить Лунатику. В этой раздевалке было гораздо темнее – одна лампа перегорела – и поэтому Роману сначала показалось, что здесь никого нет. Но пройдя дальше, самоанец увидел примостившегося на лавке рядом со шкафчиками Джона Моксли. Джон сидел, склонив голову вбок, и крупные золотые кудряшки, занавесившие всё его лицо, не давали проследить за его взглядом. На нём уже не было ничего из формы, кроме белых штанов, а слева на животе, где кончались ребра, покоилась полупрозрачная грелка со льдом, которую парень осторожно придерживал. Не зная, с чего начать, Роман откашлялся, чтобы дать знать о своем присутствии. – Всё-таки пришёл, шестьдесят девятый номер. Роман Рейнс, да? – Лениво отозвался Моксли, свободной рукой откидывая волосы с лица, и Роман понял, что всё это время глаза Лунатика были закрыты. Несмотря на это, Джон безошибочно определил, кто зашёл в помещение, хотя на месте Романа мог быть любой человек. При мысли о том, что Джон никого другого и не ждал, по смуглой коже самоанца поползли мурашки. – Сильно тебе от меня досталось? – Роман постарался не звучать слишком обеспокоенно, из-за чего вопрос вышел каким-то равнодушным. – Жить буду, а что? Пришел посмотреть на свое творение? Смотри, мне не жалко. – Нагловато улыбнувшись уже почти привычной для Романа улыбкой, Моксли открыл глаза и, отложив в сторону грелку со льдом, слегка выгнулся в сторону Рейнса. – Сколько лёд к такому ушибу ни прикладывай, всё равно синяк будет. В создаваемом перегоревшей лампой полумраке Роман с трудом, но всё же мог разглядеть покраснение у Моксли на коже. Сам не осознавая, что делает, он потянулся к плоскому животу парнишки и, помедлив, едва ощутимо провел пальцами по раскрасневшейся коже. – Не надо меня сейчас так трогать, – в ответ Джон шлепнул своего недавнего соперника по руке. – Сам виноват, – огрызнулся Роман, – Ты намеренно покалечил двух наших игроков… и моих друзей, кстати. Я сделал то, что считал нужным. – Тогда зачем пришел сюда сейчас? – Моксли как-то по-детски приложил палец к губам, глядя на собеседника с нескрываемым любопытством. – Хотел спросить, что это за новая стратегия у Панка такая – выводить из строя чужих игроков? Его нападающие что, вообще ни на что не способны, раз он идёт на такие крайние меры? – Знаешь, что? Тебе лучше у него спросить. Я как-то не алё в этом вашем американском футболе. – Джон плавно повёл плечами, и это было больше похоже на движение какого-то танца, чем на обычный жест непонимания. Чем больше Роман наблюдал за этим парнем, тем более странным Моксли ему казался. Там, на поле, Рейнс думал, что разгадал Лунатика полностью, но с каждой новой секундой ему становилось всё более понятно, насколько он ошибался. – Я так и знал: ты не похож на футболиста. Тогда какого чёрта Панк затащил тебя в команду и повёз на матч? Не торопясь отвечать, Джон лениво встал, кряхтя, потянулся, прошелся вальяжным шагом взад-вперед по раздевалке и, наконец, повернулся к Рейнсу. – Я сам его попросил. Видишь ли, – следующие слова Моксли проговорил медленно, испытующе глядя Рейнсу прямо в глаза и бесстыдно ухмыляясь, – ничто не доставляет мне такое безумное удовольствие, как причинять боль. Если, сказав это, Моксли хотел привести Романа в ярость, то своей цели он достиг. Напрочь забыв все переживания по поводу нанесенного парню ушиба, самоанец рванулся вперед, толкнул наглеца к стене и угрожающе навис над ним, дыша гневом прямо в его бесстыжее лицо. – Мои друзья пострадали из-за того, что какому-то мудаку острых ощущений не хватает? –прорычал Рейнс, агрессивно морща нос. – Как тебя, оказывается, легко разозлить, – ничуть не смутился Джон, – А на поле ты казался таким спокойным и сосредоточенным. Классная тату, кстати. – Лунатик с любопытством пробежался пальцем по узорам племенной татуировки у Романа на правом плече. Поражаясь наглости парня, Рейнс проследил за движениями его руки, скользнул взглядом к его предплечью, плечам, вниз по груди и, забыв свой былой гнев, невольно прищурился. Только сейчас, на близком расстоянии он смог разглядеть мелкие синяки, разбросанные по всему торсу Джона. Одни были покрупнее, одни совсем крошечные, но тёмные и явно ещё болезненные, а некоторые и вовсе имели странную продолговатую или угловатую форму, оставляя лишь гадать об орудии их нанесения. Нет, такие синяки не получают, играя в американский футбол, и Роман как бывалый игрок это знал, хотя пару лет назад и выдавал родителям синяки от драк с пацанами из соседнего колледжа за футбольные трофеи. Но не может же быть, чтобы Моксли взялся за американский футбол лишь ради того, чтобы скрыть синяки от чего-то другого. Или может? Слишком уж он хотел, чтобы Роман разозлился на его слова о причинении боли, слишком уж хотел, чтобы Роман испытал по этому поводу эмоции, а значит – поверил. Как верили, должно быть, и остальные. – А Панк знает? – задумчиво спросил Рейнс, осторожно примяв большим пальцем крупный вытянутый синяк чуть ниже ключицы Моксли. Парень поморщился и отвел прежде казавшийся таким уверенным взгляд. – Панк сам предложил это. Да и стратегия новая здорово для этого подходила. – Всё равно дурацкая стратегия. Двоих хороших ребят покалечили, да ещё и тебе от меня досталось. Разве можно просто… – Да заткнись ты уже. – Оборвал собеседника Моксли и прежде, чем тот смог ещё что-нибудь ответить, резко впился в его губы своими. Наверное, Роману нужно было оттолкнуть этого психа и прописать ему хорошенько, чтобы знал границы дозволенного – именно этот исход одобрил бы любой из друзей Романа и вообще любой студент их колледжа. Но сейчас никого из них не было в этой раздевалке, поэтому молодой самоанец осторожно наклонил голову вперед, углубляясь в тёплые маленькие губы Джона. И чем больше длился этот поначалу казавшийся несуразным поцелуй, тем более правильным он казался Роману. Должно быть, он был самым правильным из всего, что случилось за весь этот день. Поддаваясь незнакомому инстинкту, Рейнс обвил мускулистыми руками на удивление тонкую талию Джона и крепче прильнул к парню, вжимая того в стену. И лишь когда Джон дергано выдохнул в поцелуй, разгорячённый Роман вспомнил, что с его синяками и свежим ушибом нужно быть осторожнее. Самоанец немного отодвинулся от Лунатика и, разорвав поцелуй, принялся исследовать влажными губами шею и ключицы Джона, испытывая неожиданное наслаждение от солоноватого вкуса кожи и терпкого запаха чужого пота. Дойдя губами до первого синяка, Роман решил не пропускать его, а, едва касаясь, провёл языком по болезненной сине-чёрной коже, словно пытаясь стереть этот синяк с тела Джона, излечить его прямо сейчас. Моксли в ответ шумно выдохнул, демонстрируя своё одобрение, а сам прокрался рукой под резинку штанов Романа и сжал ладонью через ткань трусов набухший пенис самоанца. Всё тело Рейнса отозвалось на прикосновение резкой волной удовольствия, и ему впервые показалось, что он теряет контроль над тем, что чувствует. Как у него могут вызывать такие ощущения ласки другого парня? Нет, такого не может быть... У него никогда не было подобных мыслей. Так какого же хрена…? – Убери руки от меня... – оторвавшись губами от ключицы Моксли, прохрипел Роман. – Ты не останавливаешь меня сам, значит, ты не против. – Снова наглая улыбка засияла на лице Джона. Облизнувшись, он продолжил водить пальцами вверх и вниз по уже отвердевшему члену Рейнса. Тот закусил губу, проглотив стон, а потом вдруг выхватил руку Моксли из своих штанов, подтащил парнишку к ближайшей скамье, приземлился на неё сам и, развернув Джона лицом к себе, позволил ему устроиться на своих коленях. – Я же говорил, что ты не против. – Моксли игриво закусил губу, легонько подскакивая на коленях Романа и позволяя своей обтянутой тонкой белой тканью заднице тереться о выпирающий бугорок на штанах самоанца. У Рейнса кружилась голова. Уже с трудом соображая, он откинул голову назад, закрыл глаза и позволил своим крепким рукам то грубо сжимать, то ласково гладить узкие бёдра и твёрдые ягодицы Лунатика. Роману было уже всё равно, когда кончится матч, кончится ли он вообще, зайдёт ли кто-нибудь сейчас в незапертую раздевалку. Ему никогда ни с кем не было так легко и так хорошо, и он знал, что можно сделать ещё лучше. – Снимай их. – Самоанец поддел пальцами резинку белых штанов. – Что? – ошарашенно переспросил Джон. – Снимай. – Роман нетерпеливо шлепнул парнишку по упругой заднице. Боже, как он хотел его сейчас. Моксли приподнялся и быстрыми рывками стянул с себя штаны вместе с бельем, заодно выпустив на свободу свой напряженный член. Глядя на желанное молодое тело Лунатика, Рейнс жадно облизал губы и тут же притянул Джона к себе, позволяя ему опять оседлать свои бёдра. Их губы снова близко. Очередь коротких поцелуев, пока Рейнс, то сжимая, то раздвигая руками два вожделенных мягких полушария, позволяет Джону отгибать резинку своих трусов. Прохладный воздух раздевалки заставляет ствол Романа отзываться воспаленным приливом жара на каждое прикосновение. Гормоны кипят в теле самоанца, напрочь лишая Романа остатков терпения. Приподняв бедра, Рейнс пару раз проводит членом между ягодицами любовника и инстинктивно толкается вверх, в девственно узкий вход. Джон на какое-то время замирает, пытаясь свыкнуться с новыми непривычными ощущениями, и Роман знает, что, наверное, делает ему больно, но остановиться он уже не в силах. Рейнс входит в Лунатика снова и снова, каждый раз всё глубже. Он впервые трахает другого мальчика, но накатывающие волны наслаждения от каждого движения убеждают его, что он делает всё правильно. Только вот Моксли чертовски напряжен. Его тело застыло, он почти не двигается и дышит короткими рывками. Неужели тоже первый раз? – Расслабься, – шепчет Роман, немного замедлив ритм, берет обе руки Джона за запястья и кладёт его ладони себе на плечи, а сам принимается медленно гладить бёдра любовника в такт своим движениям. Джон всё не поднимает головы, но постепенно Рейнс чувствует, как бледные пальцы парня смыкаются на его плечах, как с силой сжимают их и, наконец, как Моксли опирается о его плечи ладонями, глубже насаживаясь на член Романа и впуская его в себя до упора. На лице Лунатика наконец проступают следы наслаждения, и Роман кайфует, просто дико кайфует от его раскрасневшихся щёк, от влажного звука его рта, когда Джон громко сглатывает или вновь приоткрывает мокрые губы, от того, какой он тёплый и давяще узкий внутри, и всё это запускает в теле Романа необратимый процесс, который восемнадцатилетний футболист ещё не научился сдерживать. Его движения становятся хаотичными, а вздохи Джона – частыми и прерывистыми, уступая место стонам… Чёрт возьми, что это за стоны! У Рейнса мозг плавится, когда он их слышит. И всё-таки даже сейчас каким-то чудом самоанец сохраняет остатки разума, поэтому когда возбуждённый до крайности Джон пытается прижаться к любовнику всем телом, Роман осторожно отстраняет его от себя и вместо этого лишь прижимается своим лбом ко лбу Моксли. Больше всего Рейнсу сейчас хочется влиться в Джона окончательно, прижать его к себе так крепко, чтобы аж руки свело, но Роман не может выносить мысли, что эти объятия заставят синяки и ушибы на изящном бледном теле Лунатика болеть с новой силой. Как же сложно держаться, чтобы не обнять его сейчас! На это уходят последние капли воли Романа, и на то, чтобы продлить сладкую близость хоть на пару секунд, её уже не хватает… Джон болезненно вскрикивает и выгибается назад, точно стараясь вобрать в себя как можно больше горячей спермы Романа, бьющей струей прямо внутри него. Сам Рейнс даже застонать не в силах: его тело словно оцепенело от оргазма, а его разум разорвался на сотни кусочков, молекул, атомов, мельчайших частиц… И пока его сознание спускается с небес на землю, всё, что Роман слышит – это свое собственное колотящееся сердце. Реальность возвращается к нему медленно и неохотно, поэтому Роман не сразу осознает, что весь его живот покрыт чем-то липким и тёплым. Джон сидит на его ослабших коленях и хитро улыбается, разглядывая залитый спермой живот самоанца. В серо-голубых глазах – снова никакого стеснения и никакого чувства вины. Роман улыбается в ответ. Бессовестный Лунатик. * * * Прошло полтора часа, а лайнбекер «Пенсакольских Псов» все ещё чувствовал слабость в коленях. Сидя в пустой раздевалке, он уже успел собрать все свои вещи и теперь думал, в какой бы карман рюкзака засунуть маленькую бумажку с написанной на ней электронной почтой, чтобы не забыть потом, где она. На вопрос о том, почему он просто не напишет свой мобильный, Джон ответил, что телефоны он слишком часто теряет или не берёт с собой. – Бля, какого хрена! Это всё Слейтер виноват! – Да это всё Зигглер! – Я?! Я вообще сидел всю игру! В раздевалку, едва не снеся дверь с петель, бесцеремонно ввалились запыхавшиеся Псы. Самым последним вошел Роллинс, без умолку надиктовывающий какие-то указания идущей впереди него Рене. – Есть с чем поздравить? – Искренне поинтересовался Рейнс у вошедших ребят. Галдевшие всё это время игроки замолкли и принялись переглядываться, решая, кому выпадет честь озвучить результат игры. – Мы проиграли. Буквально чуть-чуть, – нехотя нарушил молчание капитан команды, – матч закончился ничьей, но нам назначили овертайм, и эти ушлепки забили кик в последний момент. – Где-то на этом свете сейчас ликует один Фил Брукс, – невпопад пошутил Вудс, за что получил от кого-то локтем под дых. – М-да. Выходит, я всё же ошибся, и этот Джон Моксли был не так уж бесполезен. Может, возьмем его к нам в команду? – предложил Роман и тут же рассмеялся, показывая, что его вопрос был всего лишь шуткой. Он поднялся со скамьи и, перекинув портфель через плечо, зашагал к выходу. – Вот сам и бери, если он тебе так нравится, Рейнс! – Огрызнулся не оценивший юмора Сет, провожая Романа взглядом до двери и не видя, как на губах самоанца от его слов заиграла загадочная улыбка.