Я ебанутый!

— В нашей семье все мужчины чутка того, и даже батя твой, — рассказывал мне мой дед, надевая на себя шкуру бобра, — вот у него после службы в ВДВ появилась одна странная особенность: стоит его резко разбудить посреди ночи, и он перестает что-либо соображать минут на пять, носится, машет руками, в общем творит полную несуразицу! Такая неожиданная информация заставила меня задуматься, кроме того факта, зачем дед поджёг шкуру бобра и с криками побежал в поле. Если это правда, то можно неплохо так угареть, — решил я и поспешил проверить. Батя мирно дремал в лежаке возле деревенского толкана и довольно сопел пупком. Я осторожно пробрался к нему поближе, наклонился и проорал в ухо: — А НУ ПОДЪЁМ, ЖИРНАЯ ОБЪЕБАСОСИНА, ХУЛЕ ТЫ ТУТ РЕЗЛЁГСЯ! Не смотря на свой вес, батя вылетел нахуй из лежака, в воздухе сделав пируэт, приземлился на свою челюсть, и заорал: — САЛО - СИЛА! — после ебанул на четвереньках вперёд, проломил к хуям сортир и недовольно пыхтя ускакал в поле. Видать на поиски деда. Такого ахуенчика я не ожидал. Этой ночью я решил повторить экспиремент. Батя, словно почуяв неладное, долго вошкался и кряхтел, но наконец-таки издав сонный пердёж, отрубился. На этот раз у меня было более мощное оружие — мегафон, который я откапал в ящике у деда между чугунной удочкой на водолазов и трусами из скунса. Действовать я решил из укрытия. Привязал обе ноги батька к кровати, старательно уложил рядом чугунные грабли, выполненные в стиле удочки, затаился возле двери и просунув конец граммофона, сказал: — Проснись и пой, лысая залупа! Сверху раздался крик и маты, — это моя бабка, видать подахуела от такого расклада, а вот батя даже ухом не повёл. Тогда я усилил темп. — РОТОПОДЪЁМ БЛЯТЬ, СУЧЬЯ ШКУРА! По крикам на улице, стало ясно, что проснулись все соседи, но не мой батя. Тогда я заорал во всю глотку: — ТЫ ЧЕ ЕБАНУТЫЙ? ХУЛЕ ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ? — Я свобооооодеееен! — послышалось пение деда с поля. Бате было откровенно похуй. Мож он сдох? Отворив недовольно дверь, я подошёл вплотную к этому нахальному пердуну, и засунув ему в ухо конец граммофона, заорал во всю глотку: — ТЫ ЧЕ ЕБТ… — слова застряли в моем горле одновременно с вонзённым мне в хлебало кулаком. На меня глядел во все оба разъярённый батя и замахивался вторым кулаком. Вот хитрый жирдяй. Прохрустев зубами, я залепил с ноги бате в пузо, и ломанулся к двери. — А ну стой, мудак, сейчас ты у меня отхватишь, — заорал тот, и прыгнув на пол, побежал за мной, волоча кровать. Я выхватил из-за пояса свой любимый кактус и нанёс два непроизвольных удара бате по яйцам. 1:1 сука. Победоносно, вознеся кактус к потолку, я наступил ногой на граблю, и впечатавшийся в мой кукарешник чугунный ствол поставил жирную точку вообще на всем. Так я узнал одну свою особенность — я ебанутый и ничего с этим не поделаешь.