Комнаты

      Мы порядочно вымотались после долгого путешествия. Cнова меняли один город на другой. Цель? А нет цели, нет какой-то причины или объяснения. Просто так хотелось. Разве нужно кому-то что-то объяснять? Вот и мы никогда никому ничего не объясняли. Просто меняли города.       Сейчас нужно было найти, где перевести дух. Больших сбережений у нас никогда не водилось, да и откуда там, если надолго нигде не задерживаешься, стабильного заработка не имеешь... На первое время хватит, но работу стоило подыскать как можно скорее.       Мы всегда путешествовали вместе, и это спасало из многих передряг. Она никогда не откажется от меня. Я – её главная слабость. Я – всё, что у неё осталось от семьи. Поэтому более преданного человека, чем сестра, я просто в своей жизни не встречала. Более преданного своей семье. Я – её семья. Остальной мир не в счёт. Мир ничем не обязан нам, и мы ничем не обязаны миру. Это наш девиз, если хотите. И жить легче, и как-то честнее, не находите?       Ночь провели в затхлой комнате дешёвого отеля. На большее всё равно пока денег не хватало. Комната явно давно требовала ремонта, но на безрыбье... Хотя о чём это я? "Мир ничего нам не должен". От такой философии лично мне жить было явно проще, такие напоминания помогали не скатиться в уныние.       Наш с сестрой основной заработок – уличные выступления. Она – лучшая скрипачка, которую я только знаю. Лучшая. Это я вам говорю, серьёзно.       А что же делала я, пока сестра самозабвенно водила смычком по струнам? Растворялась в музыке. В эти мгновения все переставало существовать. Были только она и я. Скрипка и танец.       Публика нас любила. Она была поймана в наши сети. Никто не оставался равнодушным. Сегодня на деньги не скупились. Ещё одна причина любить новые города. После нескольких часов работы мы, уставшие, но довольные, зашли в местную кафешку в надежде разжиться недорогим обедом. Завтрак был нами проигнорирован: сестра обычно довольно плохо воспринимала иссякающий запас наличности. Что по мне, так лучше быть сытым, пусть и на последние; но она всегда утверждала, что голод обостряет вдохновение. А по-моему, это все же голодная мотивация, но так или иначе переупрямить её у меня никогда не получалось. Итог: к обеду я уже чувствовала аппетит невероятных размеров.       Спокойно посидеть нам не дали. К нашему столику притёрся странный тип. Выглядел он скользким, хотя не исключено, что сам он предпочитал другие эпитеты. Как минимум, слово «загадочный» там точно числилось. Иначе я просто не понимаю, зачем носить на голове эту странную, довольно глупую шляпу.       Так вот, этот во всех смыслах странный тип притёрся к нашему столику и скривил лицо так, давая нам понять, что он пришёл к нам с чем-то несомненно интересным. Наш интерес он, несомненно, привлёк и, что немаловажно, смог его удержать и даже втянуть в эту историю. С этого момента мы стали её частью.       Он не строил долгой прелюдии к основному вопросу. А всё сводилось к тому, что у него есть то, что нужно нам; а у нас – то, что нужно ему. Всё это выглядело нереальным, но в то же самое время невероятно заманчивым. Суть беседы свелась к тому, что он предложил нам работу и жильё. Нет, если бы речь зашла о работе... ночного характера, то, поверьте, такими предложениями двух девушек, привыкших заботиться о себе самостоятельно с раннего возраста, не удивить. Он был бы не оригинален, как минимум, и, можете поверить, эта история так бы на том и закончилась. Но наш собеседник заурядным не был.       ...И вот мы уже стояли у входа в дом. Дом производил ошеломительный эффект, и, кажется, наш проводник даже усмехнулся, увидев нашу простодушную и честную реакцию, но точно сказать не берусь. Его мимика всегда была неоднозначна в выражении эмоций. Как слишком мягкий пластилин, одно выражение перетекало в другое, не задерживаясь надолго. Кроме его необычайно подвижного лица, он ловко умел уходить от пристальных взглядов. К "пластилиновому" я ещё вернусь, ну а сейчас было бы не справедливо хотя бы в паре строчек не познакомить Вас с другим персонажем.       Мы смотрели на него, а он смотрел на нас. О нет, пожалуй, этого монстра можно называть как угодно, но исключительно с Большой буквы. Он и сам был ОГРОМНЫМ. Гигант среди серых домишек. Помпезный – чего не отнять, того не отнять, уж внимание привлекать он любил и умел. И смотрел придирчиво: казалось, он оценивает, достойны ли мы просто стоять у его входа. Тихий скрип, почти интимный, как мне показалось в тот момент, вынес нам вердикт. Дверь приоткрылась, приглашая пройти вглубь.       Он был старым. Нет, не ветхим. Изнутри он выглядел не менее впечатляющим, чем снаружи. Но у Дома был характер. Это чувствовалось в каждой детали, в каждой вещи, которая его наполняла. Мрачный и чопорный, с шикарной лестницей из красного дерева, с густыми тенями из-за тяжёлых штор, которые почти полностью отсекали дневной свет, создавая полумрак, к которому глаза после улицы должны ещё привыкнуть. Всё вокруг дышало сдержанным вкусом, без лишнего дешевого блеска. И эта простота форм и линий сочилась достоинством и состоятельностью. Все в нём внушало трепет: если и касаться Его, то только кончиками пальцев. Здесь нам теперь предстояло жить и работать.       Собственно, нам с сестрой и предложили следить за этим Великаном с возможностью в нём жить. В обязанности входили уборка и работа на кухне, но что действительно нас сюда заманило, это обещание... Как обычно, таким, как мы, не нужно многого: мы всегда мечтали... О чём могут мечтать все, кто живёт искусством, дышит только ради того, чтобы пропускать через себя и отдаваться вдохновению, как только оно пробуждается? Признание. Мы жаждали, чтобы нас видели, мы нуждались в восхищенных взглядах. И "пластилиновый" будто знал, сколько именно этой жгучей специи нужно добавить в наше бурлящее эго, чтобы оно закипело с новой силой, чтобы мы безрассудно последовали за ним, не задумываясь о том, куда эти мечты могут нас завести. Кроме забот о величественном Аристократе, нам выпадала возможность мелькать перед самой капризной публикой, с самым избирательным вкусом. И я не сомневалась, что нас ждёт успех. Собственно, тот, кто нас сюда привёл, в успехе тоже не сомневался.       Комнату нам выделили под стать всему Дому. Шикарная. Безликая и дорогая, она будто сошла со страниц каталогов, в которых даже ваза с цветами стоит на своём, кем-то продуманном месте. Комната, которая впечатляла. Находиться в такой было... неуютно, непривычно. Мы переглянулись... Похоже, подобные сомнения испытывала не только я. Сестра кивнула, и этого знака было достаточно, чтобы понять: "Мы остаёмся".       Первые дни прошли... нервно. Мы осматривались. Нервировало то, что нас просто оставили одних на несколько дней, не было предупреждений, условий. Это было подозрительно: гораздо проще, когда тебя сразу ставят перед фактом, что можно, чего нельзя. Но оставлять незнакомых людей в подобном месте в полном одиночестве... Уже тогда нам стоило бы задуматься, хватать вещи и уносить ноги как можно дальше. Но сыр в мышеловке был уж больно заманчив, а мы оказались слишком доверчивы. Самоуверенные мыши, добровольно подставляющие шею под расставленную ловушку.       Внутри этот Гигант, казалось, был ещё больше: коридоры, комнаты, двери, двери, двери... А так как нам говорили, что уборка по дому, скорее всего, будет входить в обязанности, то от предполагаемого фронта работ закладывало уши и хотелось зажмуриться. Тут не две скромные девушки были нужны, а приличный такой строй из обслуги. Мы не сразу обратили внимание на странную особенность: вокруг царила чистота. Это потом мы лазили везде в поисках пыли, на спор. Но её не было. Без шуток, Громила, кажется, о существовании такой вещи, как пыль, даже не подозревал. Многие двери были закрыты, а те комнаты, в которые мы могли войти, казались очень похожими на нашу. Безликие. Ни намека на характер.       День на третий о нас, похоже, вспомнили. Тот самый наниматель вручил нам по коробке с конвертом. Сказать о том, что мы с сестрой были удивлены содержимым коробки – это выразиться очень мягко. Поэтому я просто скажу, что получить вечерние платья, идеально подходящие по размеру, было шоком. В конверте значилось, что на следующий день запланирован приём, на котором мы тоже должны присутствовать, и для этого нас обеспечили всем необходимым. Ни намека про работу и обязанности... У сестры ещё была приписка, что ей нужно взять с собой скрипку. Мы, конечно, рассчитывали, что сможем со временем договориться с хозяевами и они разрешат выступить на каком-либо вечере, но на деле история разворачивалась стремительнее, чем мы предполагали. У меня внутри всё сжалось и завибрировало от волнения.       Всё происходило как в тумане. И если честно, этот вечер запомнился обрывками, смазанными лицами и холодеющими от страха перед предстоящим выступлением руками. Люди вокруг; то, какими они были... Как и всё в доме, гости были как на подбор. Помню, в голову пришла забавная мысль, что эти люди под стать комнатам в доме: идеальные, элегантные. Но описывать их - всё равно, что описывать пустоту. Поэтому я не стану и пытаться, просто знайте, в каждом из них было что-то такое... Оно будто подсвечивало изнутри каждого из них. Завораживающее зрелище. От этого совершенства, втиснутого в зал, становилось душно и тесно. Я вообще-то девушка самодостаточная и никогда не терзала себя лишними сравнениями. Но здесь и сейчас хотелось спрятаться в уголке, какое уж там выступление...       Я обернулась на звук мелодии. Она была знакома от первого касания струн и до последнего взмаха смычка. Но музыка менялась: оставаясь знакомой, но в то же время будто подстраиваясь под дыхание, трепет и взмах ресниц. Вибрировала и устремлялась в самый потолок, рассыпаясь в напряжённом стоне, и снова ластилась к каждому, кто готов был пойти за ней следом. И я пошла. Она стала продолжением меня. Музыка начиналась с моего удара сердца, а я заканчивалась в пронзительном стоне струн. Это было... Я никогда не смогу это описать. Последний вскрик, последний вздох. По коже пробежало электричество, жаля цепкими взглядами. Каждый из присутствующих сейчас был в нашей власти. Триумф! Теперь осталось научиться дышать.       Этот вечер стал точкой отсчёта. Клетка закрылась. Мы были настолько оглушены собственными иллюзиями, что не услышали звука поворачивающегося ключа. «Мир ничего нам не должен», а значит, никто и не заметит, что нас в нём нет.       Дом изменился. Почти незаметно, но он будто сам предпочитал преподносить нам сюрпризы, аккуратно и бережно, день за днем. Он открывал для нас запертые комнаты.       Теперь мы могли свободно бывать почти во всех комнатах этого... Монстра. Сначала было интересно, даже смеялись, исследуя первые из них. Каждая из комнат была неповторимой. Наполнение, обстановка – казалось, даже свет и погода за окном различались. Лаконичность и строгость одной комнаты с лихвой окупались пестрым излишеством соседней...       Сегодня я уже не смеялась, зайдя в очередной припасённый дар Дома. Она выглядела брошенной. Словно хозяева в спешке метались, хватая первое, что попадалось под руку, но так и забыв все эти вещи в хаотичном беспорядке. В ковре запуталась искра, и когда я наклонилась, чтобы рассмотреть, что так тревожно рвалось из ворса, подавая переливчатые сигналы... Серёжка, красивый гранёный камушек с витиеватой подвеской. Я помнила хозяйку украшения. Она была как этот самый камушек в тот вечер, сверкала и, бесспорно, привлекала внимание и лучилась весельем. Помнила переливы смеха вокруг неё. В моих руках камушек будто еще отчаяннее начал рассыпать искры, но солнце скрыло набежавшее облако и украшение поблекло, и, потеряв игривость, прибавило в весе. Кажется, я так и сказала сестре: «И как можно носить подобную тяжесть весь вечер?» Она посоветовала оставить её здесь, потому что тогда мы еще верили, что хозяева когда-нибудь вернутся за своими вещами. Но мы ещё не знали, что мир уже вычеркнул нас из всех своих хроник и воспоминаний.       Каждая следующая открытая дверь обдавала нас всё большим страхом. Мы как-то и не заметили, что Дом, отзываясь в ответ на каждое пожатие очередной дверной ручки, выдаёт протяжный скрип половиц. Этот скрип теперь преследовал нас всюду, куда бы ни ступали наши ноги. Сны, которые я видела, были липкими и не приносили отдыха, из них было тяжело выбираться. Всё вокруг менялось, каждый новый день приближал нас к чему-то страшному, каждая ночь затягивалась и становилась длиннее. Всё изменилось. А чертовщина, происходящая здесь, набирала обороты.       Сестра осунулась: она тоже не высыпалась, стала замкнутой и равнодушной. Мы, как ни странно, почти не разговаривали, просто бродили из одного угла в другой. Так уставшие животные бродят в клетках. Заданий нам не присылали. А как много я бы отдала за то, чтобы увидеть «пластилинового»! Это бездействие и сгущающиеся тени вокруг начинали не просто отражаться в нашем настроении... В один из очередных вечеров, после того, как мы познакомились с очередной комнатой, я не выдержала:       - Думаю, нам пора. Я не хочу больше здесь оставаться. Кажется, остановка в этом месте затянулась.       Сестра подняла на меня глаза, под которыми залегли отчётливые тени, и едва кивнула. Но она всегда была более восприимчивой, чем я, и, думаю, догадалась обо всём гораздо раньше меня, потому что её нервное оглядывание пустого коридора заражало беспокойством. Хотя к тому времени от недостатка сна я уже была не в лучшей форме, между истерикой и равнодушием. Всё, чего мне хотелось, это сесть в какой-нибудь автобус, поезд – куда угодно, лишь бы быть от жуткого дома как можно дальше!       - Пойдем к нам в комнату, не стоит говорить об этом здесь. – Её пальцы были ледяными, но они крепко сжали мою руку. Она тянула меня к нашей комнате.       Мы подошли к двери, к НАШЕЙ двери! Но... за дверью была не наша комната.       Вы что-нибудь знаете о страхе? Страх. Каждый из нас хоть раз испытывал это скользкое, сковывающее движения и разум чувство. Он приходит крадучись, неслышно прячась в тени. К нему нельзя привыкнуть и невозможно спрятаться.       Страх. Панический ужас. Заразен, как простуда, и порой неизлечим. Он способен стереть твое внутреннее «Я» - ластик, оголяющий нервы. Его можно испытать мгновеньем, а можно спрятать и пройти с ним весь отмеренный срок.       Страх. Кого-то он уже обездвижил и сожрал. Кто-то ещё несется вперёд, сбивая ноги, срывая голос. Мечется. Кто-то дрожащей рукой прикуривает сигарету, пытаясь убедить его снова отступить в тень. Но он никогда не уходит надолго. Он выжидает...       Страх. Ужас. Паника. Как часто он находит свою колыбель именно в нашем сознании? Почти всегда. Мы позволяем ему появиться на свет, растим, а потом пытаемся спрятаться от вскормленного питомца. Но он знает все твои слепые зоны и слабые места. Он сам является огромной брешью между Тобой и Безумием.       Дом... Вот что являлось колыбелью моего ужаса. Скрип, скрежет, хлопанье дверями... Но самое жуткое было, когда Он замирал. Это было невыносимее всего. Внутри он был ужасающе бесконечен в своих коридорах: вереница открытых дверей за спиной и несчётное количество закрытых – впереди. Это уже не было интересным и, конечно, перестало быть веселым. Среди забытых вчера и завтра мы растеряли всякое чувство времени. Верить тому, что за окном, было нельзя. Фон за стеклом менялся так же легко, как и цвет обоев за новым порогом.       В этот раз комната оказалась не пустой. В кресле у окна неясным силуэтом сидел человек. Сначала мы и не заметили, что здесь кто-то есть. Через минуту ему, похоже, надоели игры в невидимку, и он обратил на себя внимание тихим покашливанием. От неожиданности я вскрикнула и шарахнулась в сторону, но первый испуг сменился злостью: сколько можно нас пугать! Мы вот уже несколько дней открываем эти треклятущие двери в надежде найти выход, но его НЕТ!!! Нервы уже не просто сдавали – они тлели, и каждое движение заставляло передёргиваться, а сейчас и вовсе хотелось... чего? Плакать? Кричать? Но от мыслей отвлек голос:       - Надеюсь, у вас было достаточно времени, чтобы осмотреться. – В полумраке явно блеснули зубы – говоривший улыбнулся.       - Осмотреться?! Да мы... – Сестра дернула меня за руку, останавливая перед тем, как я окончательно потеряла бы контроль.       - Мы хотели бы уйти. – Её голос прозвучал твёрдо и уверенно. Во мне такой уверенности не было, поэтому я молчала.       - Хм... Это непросто. Вы невероятно ценные и редкие экземпляры. Я давно уже не находил никого, кто бы мог сравниться с вами в силе таланта, который вас тогда так удачно выделил на площади... А какой фурор вы произвели на вечере! Дорогого стоит, - он выступил из тени, но его шляпа не позволяла свету просочиться к лицу. Однако нам этого уже и не требовалось. Я знала, что перед нами тот, на чью помощь мы рассчитывали часом ранее. Пластилиновый.       - Не нужно. Я вижу, вы хмуритесь, но вы должны быть польщены... Быть приглашенными сюда, быть частью всего этого, – он театрально развёл руки в стороны, приглашая взглянуть на окружающее нас по-новому. – Здесь ваши таланты среди равных. А все гости, которые имели честь по достоинству оценить их – бесспорно, самые циничные критики. Вы прошли отбор. Поздравляю.       Пластилиновый истекал патокой, он даже коснулся моей руки в попытке поднести к губам... Но какой же он был мерзкий: не дожидаясь соприкосновения, я отдёрнула руку и спрятала за спину, но он не был настойчивым. Казалось, даже не заметил.       - Выйти отсюда невозможно. Вы уже часть коллекции. Обещаю, скучно не будет. Только присмотритесь, вас окружают истинные сокровища. Это место впитало столько силы и таланта душ человеческих, что на наших вечерах не бывает скучно. – Он был сумасшедшим... Он верил в то, что говорил, и это вызывало дрожь.       - Мы не давали согласие на... – мужчина так и не дал закончить фразу.       - В какой-то степени ВЫ сами меня нашли. Вы разве не хотели славы? Разве не вы мечтали выступать, жить и дышать ради того, чтобы воплощать в жизнь мечту? Вы, «люди искусства», так легкомысленны. А ещё говорят, что творческие люди обладают развитой интуицией. Только что-то вас это не остановило. – Мужчина говорил размеренно, словно убаюкивал или успокаивал, только вот суть его монолога была расплывчата и ни разу не успокаивала.       - Отпустите нас... – тихий шепот, но, кажется, мы уже говорили. Нас не слышали.       - Многие отдали бы всё, что у них есть, ради того, чтобы оказаться на вашем месте. Но у всех этих многих нет самого важного, что здесь действительно имеет цену. Талант. Это теперь буквально ваша жизнь, даже не напыщенная метафора. Пока у вас есть то, что нужно Дому, вы дышите, имеете форму, живёте. Вот и всё, что вам пока нужно знать.

***

      С того вечера прошло так много лет... А я помню все, будто только вчера стояла на крыльце Чудовища. Я стояла у зеркала, рассматривая отражение: с того дня время для нас перестало иметь значение. Здесь и правда были свои правила игры. Игры на выживание, только победителей не было: единственное существо, которое при любом из вариантов получало своё – это был Он. Хотя о чём я, сейчас всё сложнее было проводить грань между ним и собой. Силы почти иссякли.       Зато как я танцевала! У меня не просто появились крылья за спиной – я ему нравилась, иначе зачем же ему было бы подпитывать меня и продлевать агонию? Передо мной менялись лица, множились двери и комнаты, а я оставалась. Оставалась, пока не почувствовала себя окончательной развалиной. А вчера «пластилиновый»... А прозвище-то прижилось... Самостоятельный обрубок дома, бездушная поисковая машина. Поставщик свежих душ, особый ценитель талантов. Скользкий и изменчивый. И ведь находит... Привёл новое создание, невероятно красивую и гибкую – а какая она была легкая! Наверное, и я такой была когда-то. Нет, я не стала в этих стенах ни на день старее, старше – да, но в зеркале по-прежнему отражается молодое лицо.       Вчера я открыла очередную дверь. Новая комната была необыкновенно уютной и родной. Светлая такая, с голубым небом за стеклами окон. И тихая-тихая музыка скрипки, которую я не спутаю ни с одной другой. Лучшая комната из всех. Думаю, много времени не пройдет, скоро по соседству появится новая дверь. Все мы остаёмся здесь пожизненными пленниками – скрипучими, каждый со своим безумием за дверью...       Мы ничего не должны этому миру, а равнодушие рождает равнодушие. Мир ничего не должен нам. И это уже давно перестало утешать. январь 2016