К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту… Владимир Маяковский — Гамбургеры! Краеугольный камень здорового питания. Криминальное чтиво Давать каждому свое — это значило бы: желать справедливости и достигать хаоса. Фридрих Вильгельм Ницше
Музыка: Para Bellvm — В электрическом небе Мультфильм Остров Сокровищ — Песня о вреде курения Пикник — Немного огня
Покинув многоярусную парковку, мы прошли в гипермаркет. Привычный вид. Стекло сменил транспаристил, что переводится как «прозрачная сталь», намекая о механических свойствах воздушных на вид плит. Сталь же заменял куда более популярный композит — пласталь. Долговечный и стойкий к коррозии конструкционный материал. Но недостаточно прочный, чтобы делать из него те же звездолёты. Вывески никуда не делись — горели яркие голограммы, а полностью прозрачную капсулу лифта бесшумно поднимал репульсор. Лестницы как таковые почти не встречались — следствие ориентации на различные виды разумных. Разного роста и габаритов. Суть нисколько не изменилась: всё та же агора древних Афин или шумный восточный базар. — Ивендо, пойдёшь с молодежью, у них нет паспортов, — сказал капитан, безжалостно уводимый женой. Лейтенант поморщился. Травер не оставил ему выбора. — Наличность здесь не в почете, платить за вас буду я, но не думайте, что это подарок. Потом вернёте. Или нет, но тогда вы пожалеете об этом. Он повёл нас за собой, звеня орденами на помпезно выглядевшем кителе. Слегка потёртом, но оттого не менее внушительном. Том самом, который прежде на Коррибане я принял за парадную форму, бывшем на самом деле повседневной флотской формой, предназначенной для ношения вне корабля. Земная форма на фоне этого великолепия была откровенно убога и сера. Учитывая, как часто офицеры флота видят противника не как тактическую пиктограмму на экране монитора или голограмме, это было разумно. Длиннющая боевая шпага с эфесом ртутного блеска, закреплённая на перевязи, завершала позднесредневековый вид лейтенанта. На корабле военные облачались в специфическую униформу, вроде той простой и практичной одежды, которую носили и мы. Но за его пределами — старались выделиться, как это и принято у военных. Необычные шляпы, если вы заметили, на Земле хотя и сменили свой вид, но всё ещё оставались необычными шляпами. В голонете я нашёл полный список кавалеров Героев Республики, заодно узнал, что лейтенанта зовут Ивендо Акценди, и он награждён орденом за спасение отряда джедаев во время Великой войны ситов. Джедаи — умелые волшебники, но летать они не умеют, тем более в космосе. Эта награда давала ему тысячу привилегий, от внеочередного обслуживания в республиканских официальных конторах до свободного доступа к высоким должностным лицам. Он невозмутимо двигался через посетителей, люди и нелюди послушно расступались, мы с Фарландом шли за ним следом, как проводимые ледоколом сухогрузы. Пара человек даже отдала ему воинское приветствие. Что заставило его заняться контрабандой? — Давай зайдем, — предложил Фарланд, смотря на далекую вывеску. Над входом сияла надпись «Автоматическое оперативное ателье», — такие есть далеко не везде в Галактике. — Ага. Но у нас все только в них и одеваются, — заметил Ивендо. — И каждый посетитель думает, что сам себе модельер. В итоге на улицах тот кошмар, что я видел, — пожаловался кок. — Мы считаем, что каждый может всё. Быть сам себе менеджером. Носить всё, что ему вздумается, летать, куда хочется. Это Кореллия, Фарланд. Нам не нравится, когда нам указывают, что и как делать. А ещё, когда ты расплатишься за товар, тебя не внесут в базы данных рекламные агентства и не начнут всучивать всю оставшуюся жизнь всякий хлам, как только заметят голокамеры. Ах, да, ты же сам с этим согласился? Не жалуйся, — фыркнул Ивендо. — Это сделано для удобства. Не стоит выдавать за достижение, что в ваших торговых сетях зачастую нет скидок и накопительных карт — их отсутствие включено в счёт. Или то, что здесь расположены сервера с нелегальным контентом половины голонета. И нет никакого контроля над анонимной деятельностью в голонете. Но при вашем индивидуализме у вас монархия. Никогда этого не понимал, — сказал кисло Фарланд. — Монархия? — спросил я. Прилететь на другую планету и не знать о её государственном устройстве — большое упущение. Описанное же Ивендо выглядело скорее, как анархия. — Нашим государством руководит несколько аристократических кланов. Благосостояние и честь Кореллии — их семейное дело, — поведал лейтенант. — Если они начнут вести себя, как ваши сенаторы, то обесчестят свою семью и поколения предков. Более того, уважение кореллианцев — их главное имущество, потеря которого страшнее смерти. Они всегда на виду: каждый их шаг, политические выступления внимательно отслеживают граждане. Да и должность короля у нас выборная на девять лет, ещё один срок и можно утверждать пожизненно. К тому же я уверен, что каждым делом должен заниматься профессионал, имеющий соответственное образование. — А если всё-таки случится так, что король не будет отвечать столь высоким требованиям? — спросил я Ивендо. — Верховный совет выскажет ему недоверие и назначит так новую дату выборов. Это единственное, что он может сделать, так как у правителя практически неограниченные возможности. Он уполномочен принимать любые решения единолично. — А вдруг и это не поможет? — настаивал я. — Три короля за последнюю тысячу лет лишились головы на центральной площади Коронета. При большом стечении народа. У нас есть опыт в решении таких проблем. — Ага, и один, как позже выяснилось, по облыжному обвинению. Вот смеху-то было. У вас театральная постановка, а не работа правительства, — вклинился в наш разговор Фарланд. — Не исполняется общереспубликанская конституция, забыты принципы свободы передвижения при одновременной свободе контрабанды, равенства при трудоустройстве, свободы выбора места жительства… — Мы крайне благодарны Рену Соло, что это так. Он борется с нелегальными мигрантами и пособиками как может. Кричи погромче, что он тебе не нравится — и тебя вызовут на дуэль прохожие за честь Его Величества, — прервал его Ивендо, закончив про дуэль очень довольным тоном. — Они вполне легальные мигранты, именно из-за таких государств с завышенным самомнением в составе Республики, в ней никак не наступит единство законов и порядок, — Фарланд, похоже, говорил искренне, совсем как по учебнику. — Основной принцип Республики здесь ломают об колено. У каждого субъекта свои законы, понятное дело, но чужие правила, какими бы они странными не казались, нельзя нарушать. И укрывать их преступивших на своей территории! Делая вид, что других законов не существует. Это противоречит принципу равного сосуществования! — не стал прислушиваться к совету Ивендо кок. Видимо, большее количество свободного времени и жизнь на пособия способствуют политической грамотности. Моих соотечественников это не касалось в силу размера пособий, но… — Ты вещаешь, как религиозный проповедник, — сказал я. — Пророк Фарланд и Бог его — Республика. Ты же сам рассказывал, что тебе от неё не обломилось. И вдобавок законно избранным представителям обычно не отрубают головы, — я провёл ладонью поперек горла. — Они всегда могут отвертеться. Неплохой пункт за монархию. — Мне не обломилось. И всё из-за того, что принципы, заложенные в Республику, работают с трудом. Но это не повод от них отказываться, если их примут повсеместно, это решит большинство её проблем. Её губит двойное законодательство и наплевательское отношение местных властей к её конституции, — ещё сильнее распалился Фарланд. — Тот же Алсакан в Республике только формально хотя это и мешает ему устроить очередную войну. Что бы он не говорил про школьную жвачку, но она оставила в нём значительный след. — Эти "принципы" с трудом реализуются уже не одну тысячу лет. С самого её основания. — Ивендо теребил мундштук, видимо, политическая направленность дискуссии ему уже осточертела. — А те, кто решили резко установить законы «справедливые и единые для всех», были джедаи... тьфу, ситы Экзара. Разумеется, управление новой империей должно было идти под мудрым и четким руководством ситов и лично Экзара Куна в роли императора. — Так ситы или джедаи? — меня в какой раз это сбивало с толку. Теперь я чувствовал острую необходимость разобраться в этом словесно-смысловом беспорядке. — Пока джедай служит, а не приказывает, и сдерживает свои амбиции — он джедай. Если он считает, что сами его таланты говорят о том, что ему надо взять власть в свои руки — и он забывает принципы и кодекс Ордена — его называют падшим на тёмную сторону. И если он преуспел в этом — ситом, — дал, откашлявшись, справку Ивендо. — Наконец-то понятно! — радостно провозгласил я. — Никакой разницы нет! — Не говори так джедаям, они могут не согласиться. Знаете что, поторчите немного в магазине, а я схожу покурю, — он покинул нас у самого входа в ателье. — И всё же, он неправ, — сказал Фарланд. Он пылал праведным гневом. — Адресуй это Ивендо, мне без разницы. При моей нынешней профессии бардак, царящий в Республике, меня устраивает. Он зло посмотрел на меня. Я перешагнул порог заведения. Нас приветствовала симпатичная девушка в зелёной форме. — Здравствуйте, молодые люди, вы здесь в первый раз? — В первый. Нам пояснили принцип действия магазина-ателье. Сначала тебя сканировали, снимая биометрические данные за одну минуту, затем ты шёл к голопроектору, изображавшему тебя в полный рост, и выбирал, что одеть на фантомный образ. Самый интересный момент заключался в том, что выбрать можно было вообще, что угодно, и вносить любые правки в фасон, расцветку и прочее. Полная кастомизация. Никогда ранее не задерживался в магазинах с тряпками подолгу: меня раздражают продавцы, с дежурной улыбкой советующие купить какой-нибудь безвкусный или не очень предмет гардероба. Но в этом можно было зависнуть надолго. Ради интереса я обрядил своего голографического «аватара» в робу джедая, в заготовках нашлось и такое. Коричневая форма выглядела более чем прилично. Никакая не ряса Квай-Гона. Рубашка и накидка в восточноазиатском стиле, пояс, удобные брюки. Одеяние завершал коричневый плащ с капюшоном. — Неплохо смотрится, — заметил я вслух. Рядом изгалялся над своим Фарланд. Затем я выбрал форму последователей Экзара Куна. — Слишком пафосно. Словно кричать на площади: «Я повелитель ситов! Черви, станьте на колени!» — прокомментировал Фарланд. — Но тебе идут оба варианта. — Но плащ неплох. Есть в тёмной стороне нечто этакое… — я пощелкал пальцами, подбирая точное слово, — стильное. Но, к сожалению, форма столь же определяет содержание, как и оно, в свою очередь форму. И повторять трагедию в виде фарса мне не улыбается. Мы развлекались ещё долго, я остановился на одном комплекте одежды в чёрно-бело-фиолетовой тональности в замен секонд-хенду, приобретённому на Коррибане. Куртку я решил оставить, меня устраивало то, как она раздражала Фарланда. Тем более, она действительно могла остановить пулю из пистолета и оправдывала свой вес. "Макаров" её не пробил бы и в упор, но то, правда, мягкая свинцовая пуля. Плазма имела иное мнение. Я отредактировал финальный вариант заказа. Стоило это всё почти тысячу кредитов. Я ждал возвращения Ивендо, но он всё не шёл. Что-то случилось. На самом краю сознания свербела неясная мысль-ощущение. Легкий привкус беды. Я сказал Фарланду, что должен найти Ивендо, поскольку с ним не всё в порядке. Чтобы он связался с Травером — у меня пока комлинка не было. Я бросил куртку и, выскочив из магазина, стремительно помчался, не задумываясь ни на секунду, вниз: ноги сами несли в нужном направлении. Где ты, Ивендо? Чёрт! Лифт занят, я почти скатился по движущейся лестнице, едва не сбив поднимавшихся хвостатых селониан, сабля звенела по перилам. Меня перехватил под локоть охранник. — Куда спешите, гражданин? — вежливо и, вместе с тем, не предполагая отказа, поинтересовался охранник. — Человеку плохо. — Где? — Там, куда я иду. — И куда же вы идете? — Сам не знаю, но надо туда, — я махнул рукой в сторону коридора направо. Ну, некогда мне с ним препираться! — Я пройду с вами?.. — он скорее утверждал, чем спрашивал. — Идите, — я уже почти отдышался, пока говорил с ним. Я торопился, перемежая шаг бегом. Охранник топтал за мной следом. Мы залетели в комнату для курения, где у вытяжки, свернувшись на полу, хрипел, задыхаясь, Ивендо, его рука шарила слева от него. Он никак не мог дотянуться до валявшегося там ингалятора. Охранник остановился и сказал в комлинк: «Медика ко мне срочно и вызовите неотложку!» Я бросился к лейтенанту. Мысли спутались, что нужно ему в первую очередь?! Так, ингалятор! Я сунул его ему в руку, но он уже ничего не понимал, я просто сунул ему в рот, нажав на кнопку. Это ему не помогло. — Дайте я, — отстранил меня от задыхающегося охранник. И начал делать ему искусственное дыхание. Я в это время нашёл в кителе Ивендо одноразовый запечатанный шприц. Его он носил на самый крайний случай. Я отдал его охраннику. Он умело отломал головку капсулы и приложил шприц-пистолет к вене. Ещё через минуту лейтенант почти перестал задыхаться, но всё так же натужно хрипел. В комнату зашли медик и два человека с носилками. Врач открыл толстый чемодан и начал доставать непонятные хреновины. — Что с ним? — СВД. Уже давно, — вспомнил я эту отдающую оружейной смазкой аббревиатуру. Контакт человека с пустотой — это неприятно. Если судить по задыхающемуся лейтенанту — она ещё долго не отпускает человека после этого. — Поторопите медспидер, у меня пациент с вакуумной кессонкой. Запущенной. Они нужны мне с кольто и кислородной маской; срочно. И спидер с барокамерой, — он тараторил в комлинк, ища необходимые медикаменты в чемодане. — Ваша помощь уже не нужна, им сейчас займутся профессионалы, — отстранил меня охранник. — Вам лучше выйти. Я подчинился и встал в коридоре, прислонившись к стене. Блин-блинский, я мог бы почуять и раньше! Он же держался из последних сил. И куда смотрел Травер? Или Ивендо хотел срубить денег и уйти на покой? Я устало сел на пол. Подбежала остальная команда. — Что с Ивендо? — спросил подошедший первым капитан. — Хреново ему. Или вам это не известно было? — укорил я капитана. — Известно. Но он сказал, что ещё год полетает, — он заглянул в комнату, в которой орудовали врачи, посмотрев на медика, оказывавшего первую помощь и уже подцепившего кислородную маску к лейтенанту. Пока врачи возились со стариком, капитан копался в своём наладоннике, водя по сенсорному экрану длинным нестриженным ногтем. Даже в такой момент он нашёл время для того, чтобы обезопасить себя и свои дела. Капитан мог в любой момент дистанционно залочить любой из наших датападов и иных устройств, просто послав нужный код. От физического взлома наши гаджеты защищало тотальное шифрование всей информации, содержащейся на твердотельных носителях информации. Пусть ключ, который надежно защищал от взлома, запомнить ещё можно было — возможности местных квантовых компьютеров ещё не позволяли сломать сорока-пятидесятизначный код в приемлемые сроки, но глупо было вообще его запоминать. Если он хранится в твоей памяти, то его могут без проблем извлечь. Или потребовать его выдать. В такой сложной ситуации можно сделать ход конем и назвать ложник — он откроет доступ к части информации. Совершенно безобидной и легальной. Но это не успокоит следователей, вооружённых полиграфом и внешним нейроинтерфейсом. «Вскроют» уже твою голову. Отказ от сотрудничества и нежелание отвечать на такие вопросы следствия, как «а есть ли ещё один код? Ох, он таки есть… а какой же он?», может быть наказуем. И отговорки типа «я не помню» не сработают. Вспомнить помогут. Или запишут в протоколе допроса с нейроинтерфейсом, что подследственный отказался сотрудничать. Разумеется, не везде такое могли провернуть. Кое-где ещё тряслись над презумпцией невиновности, ещё не оценив по достоинству гуманные специальные технические способы допроса, например, здесь в Кореллии. Но потребовать пароли по решению суда могли где угодно. Капитан носил ключ от своего датапада как внешнее физическое устройство, имевшее, в свою очередь, свой собственный пароль. Которое могло быть относительно легко разрушено, безвозвратно делая информацию хаотичным собранием нулей и единиц. Что делало его данные неуязвимыми в любом регионе Галактики. Был ли у него запасной ключ и где или у кого он его хранил, я не знал. И, более того, узнавать не торопился. Ивендо вынесли на носилках. Охранник шёл за ними, держа срезанный с лейтенанта китель. — Как его зовут? — спросил охранник. — Я документы ещё не поверял. — Ивендо Акценди, — сказал я. — Это его? — он тряхнул китель, звякнул орденами. — Да, его, — ответил Травер. — Очень серьёзные вещи. Я слышал про пилота Акценди, который возил Арку Джета. Он курил спайс? — он показал его мундштук. — Это допрос? — ощетинился капитан. — Просто кессонка со спайсом убийственное сочетание. Нужно вообще не ценить свою жизнь, чтобы творить с собой такую хуйню. Его положат на реабилитацию и не выпустят до тех пор, пока не выведут всю эту гадость из организма. Вам стоило лучше заботиться о его здоровье. Он ушёл вслед за врачами, унося вещи лейтенанта. — Мы идем в кантину, нам надо подумать. — Сказанное капитаном не предлагалось к обсуждению. Лицо его выражало высшую степень тревоги. За Ивендо ли, или кошелёк — даже Сила не могла сказать, что для него было важнее. Это оставалось загадкой. — Надо решить, что мы будем делать дальше. — Мы не поедем за ним? — спросил я для приличия. — Нас могут не пустить в больницу, — Нейла покачала головой, — но тут хорошие медики, ему должны помочь. Тем более, своему соотечественнику. В местной кантине оружие было принято оставлять при входе. Признаком цивилизации было и требование паспорта, которого у меня не оказалось. Но капитан, отойдя в сторону, договорился с фейсконтролем, и меня пропустили. — Я сказал, что ты зелтрон. Это достаточно универсальный пропуск в любое питейное и клубное заведение. Если не присматриваться к твоему оскалу, то можно и перепутать. А если покрасишь волосы в красный или иной какой яркий цвет, так решат, я думаю, все, — ответил он, смотря на мой удивленный вид. Неплохая идея. К тому же, изображать зелтрона может быть интересно. Или опасно, учитывая как мало, в действительности, я о них знаю. Мы прошли в кантину «Гэв и Джори» и заняли пустующий столик. Заказали выпить. В бутылке плескалось что-то вонючее и высокооборотистое местного изготовления. Я, принюхавшись, выпил немного отравы, отставил её в сторону. Мой нюх, как и иные чувства, обострились со сменой тела, и я не всегда был этому рад. Хотя тут они, несомненно, выполняли верную задачу, с которой всё естественное далеко не всегда справляется — не давали себя обмануть. — Мы можем подождать, когда его выпишут, — предложил Фарланд. — Но это может затянуться. — За это время мы засветимся и задержимся здесь настолько, что дело сорвется. А деньги наличные мне нужны как можно быстрее, — возразил Травер. — Деньги пригодятся и Ивендо, на лечение. Мы можем сделать дело и оставить долю лейтенанту, даже если не возьмём его с собой. Как запасному игроку, — предложил я. — Это будет справедливо, — согласилась Нейла. — Двадцать шесть процентов. — Травер задумался и рассудительно сказал: — Это много. Но сойдёт за выходное пособие. Или как бонус за последующее возвращение в строй, если он потратит их на приведение своего организма в порядок. Будем честны, как бы он ни хотел летать, это слишком тяжело для него. Как минимум сейчас. Но где мы возьмём пилота? — У вас есть пилот, — обиделся слегка Фарланд. — Опытного пилота, — уточнил Травер. — Гражданская квалификация это один смех, у вас вся надежда на автоматику, в которой сидят волшебные гномики и совершают переключения. Его Кибернетичество Автопилот. Единственное же, что учит пилотировать по настоящему — жизнь и местные военные училища. Хотя и в той же манере, что и маршировать, но всё равно эффективно. Это сложное дельце, ведь надо будет расположить корабль в известных местах. И я не уверен, что у тебя это получится. — А ты сам? — спросил я капитана. — В пустоте я могу пилотировать, но если рядом есть пара астероидов, я с ними не разминусь. И боюсь, что автопилот с парковочными датчиками тут не поможет. — Плохо, — односложно ответил я. Чтобы не сказать что-то похуже. — Ага. Можешь сам потренироваться, у тебя в штурманской есть симулятор со всеми приводами. Но вряд ли у тебя получится хорошо. — Надо лететь, — тяжело согласился я. Найти хорошего пилота, тем более сейчас, мы бы не могли. Во всяком случае, в этом была уверена остальная команда, а она была осведомлена относительно репутации капитана намного лучше меня. А я за всё это время даже ни разу не выходил в голонет. Было некогда, или его чисто физически не было. — Вы? — капитан обратился к жене с Фарландом. — Мы согласны. — Сделаем дело и оставим долю Ивендо, — заключил Травер. Он поднял стопку: — За здоровье лейтенанта. Поздно ночью мы вернулись на корабль. Снилась холодная пустота космоса, затопленная тьмой, беспрестанно разрываемой вспышками света и ненависти. Совсем крохотные точки, малые настолько, что нельзя было охватить одним взглядом даже пару ближайших, но в то же время воспринимаемые сознанием в единой картине. Чудовищные корабли разносили друг друга на части, а рои едва заметных точек-истребителей, видимых лишь в ярких всполохах турболазеров, несли с собой страх, отчаяние и малую толику надежды. Но находила их в основном смерть. Я вновь проснулся раньше остальной команды. С этим надо было что-то делать. Может даже обратиться к джедаям, но эта перспектива мне не нравилась. Я не хотел быть кому-то должен. В моём понимании долга. Дождавшись Травера, мы вылетели в направлении республиканского центра государственных услуг. Это место было характерно тем, что здесь оказывались услуги согласно верхнему Республиканскому законодательству и только. Это, в свою очередь, показывало степень доверия местным чиновникам. Огромное, похожее на гребень здание встретило нас бесплатной парковкой, что было редкостью в Кореллии, тем самым демонстрируя открытость Республики перед своими гражданами. Каких-либо очередей не было — здание было спроектировано так, чтобы нигде одновременно не собиралось излишнее число посетителей. У окон первичной консультации нас встретил протокольный дроид; поинтересовавшись целью визита, он указал координаты и номер приёмной, в которой было назначено посещение. Я пошёл в указанный кабинет, обещав связаться с Травером, как только закончу с оформлением. На моём левом запястье змеёй свернулся интерфейс комлинка. Служил он интерфейсом и моему потасканному «смартфону», одолженному Травером. Все эти устройства находились в одной защищенной беспроводной сети вместе с, собственно говоря, комлинком. Сам он висел на поясе увесистой коробочкой. В этом относительно компактном устройстве помещался гиперпередатчик — усовершенствованная версия радиостанции. Радиус действия подобных устройств зависел от размеров и мощности нелинейно. Наш корабельный работал на передачу в пределах средней звёздной системы, а зона уверенного приёма простиралась на несколько парсеков. Мощный сигнал ловил он и в гипере. Мой же портативный принимал сигнал в пределах планеты, а работал на передачу в радиусе пары сотен километров. Поэтому в зоне прямого доступа он работал, как рация, не нуждаясь в ретрансляторах. Он, разумеется, как и любая связь, мог глушиться, а его сигнал шифроваться. Теоретически, достаточно мощный приёмо-передатчик с динамическим шифрованием позволял поддерживать абсолютную конфиденциальность переговоров. А симметричное шифрование в нашем конкретном случае в принципе исключало прикладывание чужих ушей к нашим разговорам. Даже перехватив сигнал, ничего, кроме бессмысленного шума, не получишь. Это сильно осложняло работу правоохранительных органов и упрощало её нам. Республиканские министерства, отвечающие за связь, старательно пытались контролировать потоки информации, но особенности законодательства Кореллии, охранявшей право неприкосновенности частных коммуникаций, вставляли им палки в колеса. Но это всё в идеале, а на практике любой из её субъектов мог требовать от вас выдачи всех цифровых ключей, в том числе и от квартиры, где деньги лежат. Для обеспечения безопасности. Своей, разумеется. Не вашей. Вопросы допустимости конфиденциальности для обычных граждан и защиты от бесцеремонных ушей и глаз слуг закона с помощью криптографии решались планетарными и секторными правительствами самостоятельно. Поэтому перед тем, как входить в чьё-то космическое пространство, жизненно важно ознакомиться с законами относительно находящегося не только в трюме, но и на цифровых носителях. Хотя и существовали весьма специфичные способы обмануть любопытствующих, всё же не стоило размахивать красной тряпкой. В лаконично обставленном кабинете стоял «чиновник» — антропоморфная версия протокольного дроида с расширенными функциями. Он был окрашен в красно-коричневые цвета Республики. Слугам положено носить ливреи господ. — Приветствую, посетитель. Вы намерены оформить гражданство Галактической Республики? — Да, — я хмыкнул. На раздвижной двери кабинета крупными, четкими буквами было написано «Оформление гражданства и операции с паспортом (для гуманоидов)». — Это не очевидно? — Не все посетители умеют читать… или видеть. Политика Республики в доступности услуг и равенстве для всех, — бесстрастным механическим голосом сказал дроид. — Вы можете заполнить анкету в письменном виде, или ответить на мои вопросы, что вы предпочитаете? Да… Прежде, чем меня выпустят, я бы предпочёл ответить на несколько вопросов, а не самому выбирать, что указать в бумагах. Но я промолчал. Дроид бы не оценил. — У меня сложный случай. Я бы лучше ответил на ваши вопросы, — вместо этого сказал я. — Если ваш случай сложен, это действительно так. Каким временем вы располагаете? — До вечера. — Травер может и подождать. Его жена найдет ему занятие, и заедут заодно к Ивендо. — Замечательно. С какой планеты, астероида или корабля-поселения вы родом? Или может быть это спутник? Я имею в виду, к какому государству или субъекту Галактической Республики относится то место, где вы родились. — «Моя» планета называется Земля(1), — хмыкнул я. Это мы её, а не она наша — так надежно она держит нас в своей гравитационной лунке. С тем же успехом «своей» можно называть и камеру. Я старался ощутить в Силе металлического собеседника, пытаясь вновь поймать ритм мира, как я уже делал ранее. Сила мне ещё пригодится. — В Республиканском Реестре несколько тысяч планет, которые называются так аборигенным населением. Известно вам какое-либо иное название вашей родины, или её координаты? — Нет и нет. Мне ничего не известно про мою родину. — В каком регионе Галактики расположена ваша родная планета? — Неизвестные регионы, — ответил я. Это самые дальние из известных мне мест. Нога человека не ступала на пыльных тропинках тех далеких планет до сих пор. Но как внести в строчку несуществующее место? Хотя это, видимо, эквивалентно тому, чтобы родиться в нейтральных водах. — Достаточно. Родились вы и выросли там? — Да. Удивительно, но его это устроило! И это может говорить только о том, что в Галактике существует невероятный периферийный бардак. Или фронтир, попросту говоря. С другой стороны, я же не планетарное гражданство оформляю. — Как называется государство, из которого вы родом, если таковое есть? Мне удалось выловить активность в его металлическом черепке. Я старался не потерять это ощущение. — Тамриэль, — я улыбнулся сам себе. Попробовать стоило. Что поделать, если об истории вымышленных государств ты знаешь больше, чем о таковой для настоящих. Не считать же учебник по истории достоверным источником? Увы, но времени изучать первоисточники у меня нет; вот и выходит, что историю знают только историки. Но стоит ли удивляться тому, что не каждый может запустить ядерный реактор или заново — сердце? В его цепях преобладало недоверие. Во всяком случае, я ощутил в Силе некую странную реакцию и решил, что это оно. И… ещё что-то. Несоответствие данных, некое почти материально ощутимое противоречие. Ещё один ходячий детектор лжи. Искусственному интеллекту ничего не стоит проанализировать мою позу, жестикуляцию, голос и мимику, и сделать соответствующие выводы. Это же не машину водить. — Кто руководит вашим государством? — Император Тит Мид второй, — продолжил я вживаться в роль. — Республика не способна проконтролировать происхождение каждого, приходящего в этот кабинет. Если в реестрах прочих государств, имеющих договора с Республикой, и в базах данных их правоохранительных органов я не найду совпадений с вашими биометрическими данными, я внесу всё, что вы скажете. Я обязан верить вам на слово. Ваша дата рождения? — По какому летоисчислению? — я снова улыбался. — От основания Рима, или битвы Пандавов с Кауравами? — Если на вашей родине свои способы измерения времени и вам неизвестно их соотношение со стандартным годом, а также способы синхронизации летоисчисления с республиканским, то я могу внести в ваши документы ваш биологический возраст по вашим биометрическим данным. — Сойдёт. — Ваше имя? Вы можете не называть своё настоящее или тайное, если ваши религиозные или иные убеждения не позволяют вам это сделать. В любом случае во всех официальных договорах и записях в Республике будет использоваться личный номер. Действительно, подумал я, при таком колоссальном населении даже сложные сочетания имен, отчеств и фамилий не могли не совпадать у множества людей. Разумных, вернее. Пожалуй, не буду использовать этот республиканский канцеляризм без должного повода. Человек по виду — "хомо". — Олег. — Это всё? — Да. — Всё остальное не было до конца моим. Мне хватало имени. Большая информационная энтропия лучше способствовала идентификации, но для самоидентификации она мне была не нужна. Он уточнил также моё семейное положение; как оказалось, в Галактике существовало около двадцати различных форм устоявшихся половых и репродуктивных отношений. Это без учёта видов-гермафродитов, видов практикующих промискуитет и инсектоидов, живших ульями. Один вид размножался почкованием. Несколько спорами, как грибы. Также не везде существовало такое достижение, как равенство полов, что слабо волновало адекватных правозащитников в силу выраженного полового диморфизма таких видов. Поинтересовался родителями — как фактическими, так и генетическими, поскольку записывались они в отдельные колонки. Причём оных было очень много — то, что у человека может быть более двух генетических родителей благодаря достижениям генетики в Галактике, я уже знал, и меня это не удивляло. Затем поставил прочерки в строчки родственников. Как генетических, так и юридических. — Пройдите в соседнее помещение для биосканирования, — попросил меня дроид. В нём летало белое ведро с несколькими многосуставчатыми манипуляторами. Как у многокоординатного станка. — Пожалуйста, разденьтесь, — прогудело оно. — Одежду вы можете оставить на кушетке. Я прошёл в сканер, напоминающий кабинку в аэропорту. Или вертикальный томограф. Встал лицом к панели, коснулся руками контуров ладоней на боковых стенках по инструкции дроида. Сканер повращал по спирали несколько массивных блоков вокруг меня. После это я прошёл фотосессию, сдал анализ крови и оставил отпечатки пальцев, — дроид уверял меня в том, что мой генный материал будет изучаться только для определения видовой принадлежности и образец крови и выделенные образцы ДНК будет уничтожен после нескольких простых анализов. Более того, лаборатория не оснащена достаточно сложным оборудованием для полного генного секвестирования, — на этом заостряли внимание уже неоднократно. Но создание генной карты, как части биометрических параметров, — обязательная процедура. «Чтоб не делать отпечатки ходит в кожаных перчатках» — это теперь будет и про меня. Хотя, вспоминая криминалистику, отпечатки оставляют и сами перчатки. Анализ крови делался, в том числе на мидихлорианы, а с этим надо что-то делать. Я оделся и вышел обратно. — Медицинский дроид не смог установить вашу видовую принадлежность, — сообщил мне дроид-чиновник. В глубине его думалки возникло удивление, или же я так интерпретировал впервые активированные с момента его изготовления логические цепи. — Я зелтрон, — кинул пробный шар я. Ага. И родом с Коловианского нагорья. Хотя Бал-Мора мне и теплее и ближе. Или Тель-Бранора. — Вы похожи на представителя этого вида, но не более чем любой человек. Вы не обладаете всеми особенностями строения внутренних органов присущими зелтронам, — возразил дроид. — Все гуманоиды с глазами моего цвета и с таким оттенком кожи — зелтроны, — сказал я. Это был приказ, а не просьба. Я старательно вдалбливал это в его «мозг», он реагировал вспышками «мыслей», эти два сочетания информации должны стать намертво связанны в нём. Своё понимание и соотношение смыслов я проецировал на него — как мог, импровизируя на ходу. Этими действиями в Силе я вызвал многочисленные и хаотические активации бесконечного числа цепочек в нейроядре. Оно стало заметно ярче в Силе. После чего он замолчал на пару минут. Интуитивная попытка повлиять на только лишь воспринимаемое, кажется, увенчалась успехом! — Извините, к какому виду я отношусь? — спросил я его вновь вкрадчивым голосом. Опасаясь, что спёк ему все «мозги». — По моим данным, вы зелтрон. Но мои данные не совпадают с данными медицинского дроида, и я должен обратиться к органическому персоналу центра, — откликнулся он. Он не мог решить этот вопрос самостоятельно, даже с учётом условно "своих" инструкций — значит вновь фиксируемая новая и непонятная активность соотносилась с внешним контролем и позволяла совершить условную дистинкцию "своего" и "чужого" для дроида. Как в его странном сознании, так и в моих, приходящих из Силы, ощущениях его работы. — Постой. Твои суждения превалируют над данными других дроидов и разумных, — повторил я властно, вновь проводя операцию над его нейроядром. На этот раз было очень трудно, пришлось войти мысленно в каждый закоулок его нейроядра. Круговорот образов и чужеродных мыслей бывших странными отражениями и проекциями человеческих едва не ослепил меня самого. Я вытер через десять минут пот и повторил вопрос. — По моим данным, вы зелтрон. Согласно моим протоколам я внесу эти данные в ваш паспорт, — ответил он. Есть! Это не те дроиды, которых вы ищете! Я довольно оскалился. — Каков уровень мидихлориан в моей крови? — я замер, не дыша. — Семь тысяч единиц в миллилитре крови, — назвал величину дроид. — Какова погрешность измерения? — Абсолютно точных измерений в жизни не бывает. Бывают достаточно точные. — Тридцать пять процентов с доверительной вероятностью в девяносто восемь сотых. Не самый точный анализ…, но если это устраивает Республику, то мне всё равно. Значит в одном миллилитре моей крови от четырёх тысяч пятисот до девяти с половиной этих органелл. Разбег тот ещё. — Это много? — спросил я с тревогой. — Достаточно для вступления в Орден джедаев. Если вы имеете в виду это. — Каков уровень у среднестатистического зелтрона? — Около трёх с половиной тысяч. — У всех зелтронов три тысячи четыреста мидихлориан на миллилитр крови, — повторил я трюк с его «мозгами». Затем я удостоверился, что он занесёт в документы именно это число. Была и платная услуга, заключавшаяся в выборе личного номера. Причём, с правильностью номера расценка росла геометрически, и я отказался от этого предложения, оставив выбор номера королю Рэндому. Закончив с формальностями, дроид сказал, что готовый паспорт я буду ожидать около часа, и дал талончик с номером на фримсе, после чего я вышел из кабинета. Надобность в бумаге возникла, поскольку я не понял, каким именно образом загоревшуюся передо мной голограмму парой простейших жестов, предположительно по беспроводной связи, можно записать на свой коммуникатор. Мне не удалось передать файл: или я неправильно настроил его, или же этот общий для всех устройств голографический интерфейс, интуитивно понятно дополняющий цифровыми данными реальность, был не настолько интуитивно понятен. Очевидно, что надо будет попросить с этим помощи у Травера, но признаваться в своей дикости и незнании очевидных вещей было неприятно. Выйдя в коридор, я вызвал его по комлинку. — Капитан. Паспорт будут делать ещё час, — в горле неожиданно было сухо, будто бы я не разговаривал с дроидом, а несколько часов переносил тяжести. — Олег, тут внизу можно перекусить, я заеду, тоже подкреплюсь. Мы встретились внизу в своеобразной столовой. Касс и ниш с выглядывающими оттуда меню было множество, но над ними были вывески видовой принадлежности, что совершало с разнообразием операцию деления. Кажущийся богатым выбор оказался на деле скуден. — Из того, что я здесь вижу, поесть можно только в ПВД(2), — он провёл ладонью над пирамидкой в середине стола. Загорелась голограмма с меню, он выбрал несколько блюд. Затем оглянулся на меня. — Что тебе заказать? Учти, чек я беру не как сувенир. — Понятия не имею. Какую-нибудь человеческую пищу. — Сам напросился. Вот это, — он натыкал несколько позиций, — ест половина галактики. Ивендо тоже это переваривает. Расплатился он, используя паспорт, как кредитку. С неудовольствием — ему претило оставлять за собой следы. Он даже не дал мне возможности использовать свой «смартфон», чтобы войти в голонет, поскольку как он выразился «ещё не убедился в том, что я умею оставаться в нём анонимным». Я не сопротивлялся, поскольку это было вполне разумно. — Как он? — спросил я, интересуясь здоровьем лейтенанта. Интересно — столько наград, выслуга и неожиданно невысокое звание. Это было загадкой, а загадки всегда привлекали меня. И я не считаю, что есть знания, к которым лучше не прикасаться или тайны которые не следует открывать. Я не животное, чье поведение обусловлено стремлением к одному лишь комфорту. В том числе и психологическому. — Ему лучше, он уже пришёл в сознание. Но врачи его не выпускают. Этот гордец хотел отказаться от денег, но я не стал его слушать. — А где остальные? — Покупают всякий хлам. Они составляют вместе совершенную компанию для этого занятия. Но я запретил им брать запасы в корабельных объемах, — ответил капитан. Пока готовился заказ, он рассказал немного об особенностях питания в Галактике. Натуральное питание, изготовленное из продуктов растениеводства и животноводства, тем более выращенных под открытым небом, стоило дорого, и оттого немалая часть жителей галактики не могла себе его позволить. Возили его с сельскохозяйственных планет, специализирующихся на производстве продовольствия. Таким был, к примеру, Дантуин, бывший резиденцией Совета Внешнего Кольца(3). Они старательно следили за своей экологией, но их продукция зачастую была генномодифицирована, или вовсе спроектирована генетиками едва ли не с нуля. Тут генетически модернизированную пищу считали более полезной, нежели несчастные жертвы обычной селекции, ставшие, разумеется, от неё только слаще, больше и вкуснее, но, как правило, ничем не полезнее. Разум всё-таки смог победить предрассудки, но я не ставил ему это в заслугу — у него было достаточно времени, чтобы взять противника измором. Именно с орбиты подобной аграрной, заросшей ГМО планеты по имени «Блис» мы собирались отправиться в Корусант, спрятавшись в зерне. Иносказательно — не прямо в нём, но очень и очень близко. К столику на колесах подкатилась небольшая платформа, на ней стояли тарелки и кружки. Я уже было собрался взять с нее сам, как небольшой манипулятор стал аккуратно переставлять заказ на стол. Я присмотрелся к еде: круглые хлопья с брикетом зелёного цвета и что-то, подозрительно напоминающее бургер. В высоком стакане дымился каф. На вкус она тоже была ничего, но консистенция, цвет и запах не позволяли определить ближайший натуральный аналог. Ещё десять минут назад это всё было просто набором концентратов. Я, как обычно, был голоден и, не став ковыряться в еде, быстро опустошил тарелку. А вот каф на вкус мне нравился всё меньше и меньше. — Тут не очень любят Республику, — заметил я, рассматривая футболку на человеке, сидевшем напротив; на ней было написано «канцлер — болтливый мудак, слава Его Величеству». — Это так. За пятьсот лет Кореллия четыре раза входила и выходила из состава Республики. — Входит и выходит… входит и выходит. И кто кого имеет? — В основном Кореллия Корусант. У кого промышленность, тот и диктует правила. Но промышленности нужны рынки сбыта... у Республики единое экономическое пространство, что не менее серьёзный аргумент в споре. — А не тот, у кого флот? — спросил я. — Не в случае Кореллии, у неё и свой есть. — Чудный островок сепаратизма посреди Республики, — заключил я. — Ага, — кивнул Травер. — У них даже Орден джедаев свой есть, — он хохотнул. Я подавился хлопьями. — Обособленный? — выдавил я. — Да, но тебя туда не возьмут, ты не кореллианец, — утешил меня капитан. Опять облом. Я глянул на часы, встроенные в комлинк. Наступило время забирать паспорт. Я подошёл к небольшому терминалу «ВЫДАЧА ПАСПОРТОВ», где у меня сфотографировали сетчатку и отпечатки пальцев. Встав полный рост, я был вдобавок просканирован — косточки и череп в частности достаточно уникальные конструкции. Из окна, минуту погодя, выдвинулась прямоугольная карта. Загорелась надпись: «дождитесь выдачи всех документов, не уходите от терминала» Я взвесил её на весу, грамм сто в ней было, металл холодил пальцы. — Дюрасталь. Высокий уровень физической защиты данных, — прокомментировал Травер. — Говорят, если обклеить такими куртку, она выдерживает бластер. Не потеряй, восстанавливать дорого. Автомат выплюнул ещё одну пластину. — Тут пин-код к твоему счёту в Республиканском Гражданском Банке. Можешь привязать к паспорту и счета других банков, но этот регистрируют автоматом. Хотя я бы и не советовал класть всё в один кейс. Затем из автомата выехала коробочка. На ней было написано: «Олег, поздравляем вас с получением гражданства Галактической Республики и дарим вам это в честь этого знаменательного события». — О! Подарок! — обрадовался, как ребенок капитан. — Помню, когда я получал свой первый, ещё в детстве, мне подарили фигурку магистра джедая и инфочип с книжками. Мне повезло, друзьям достались канцлер и сенаторы. Сенаторов мы сожгли на костре. Как сейчас помню. Хотя одного я себе сохранил. Я отдал коробку капитану, рассматривая на ходу карту паспорта. Затем достал карту для пазаака. Размер совпал до миллиметра. Я сунул паспорт в колоду, для него там нашлось и свободное место. А вот и козырь. Достал обратно и стал разглядывать голограмму моего лица, занимавшую всю, как это ни удивительно, лицевую сторону. С неё, скаля клыки, нахально ухмылялся сит, а под ней было выбито моё имя, дата и место рождения. Остальное было на обороте. Я стал давиться смехом, едва не выронив стальную карту на пол. — В чём дело? — спросил Травер, уже успевший вскрыть коробку. Я молча отдал ему карту, забрав коробку. В ней лежал инфочип и фигурка дроида-чиновника. — Олег, дата рождения 14 числа.03месяца.21М015 года, Империя Тамриэль, Неизвестные регионы, неустановленная система, — зачитывал он вслух с карты. — Дата получения паспорта 07.04.21M032 год, Кореллия. Вид: зелтрон. Личный номер: NO 0101 0103 0107 0109, — он морщил своё и без того безобразное лицо. — Зелтрон? Эй, я же пошутил! И как у тебя это вышло? Этот номер стоит дороже моего корабля! — Нашёл общий язык с дроидом, — понизив голос, сказал я. — Ты шутишь? — От него исходили волны недоверия. — Нет, и более того уверен, что настало время отлёта с Кореллии. Я сделал с этим дроидом нечто интересное, надеюсь, результат будет незауряден. Но ожидать окончания эксперимента я собирался в другом месте. — Это как-то связанно с твоим паспортом? — Думаю, да. — Ты не угрожал ему разнести его голову? С ними это не проходит. А штраф выпишут, — он был обеспокоен. — Нет, я был более интеллигентен. Он пошёл на сотрудничество добровольно. — Республиканский дроид-чиновник? Я не верю тебе. — Но ты сам прочитал, что написано на паспорте, — обратил я внимание на очевидную вещь. — Прочитал. Но это всё равно невозможно. — Отрицание — самая обычная из человеческих реакций, — я шёл и улыбался, весьма довольный собой. Я понял важную истину. Нет, не ту, что ложки нет. Но ту, что она сильно зависит от того, как я на неё смотрю. Гни, не хочу. Что ставит вопрос о форме её существования на новый уровень. Подумать только — я радуюсь не тому, что нашёл ответы, а тому, что увеличил груз вопросов. — Хочешь, я сгоню с тебя твою улыбочку? — вдруг позлорадствовал капитан, — Теперь тебе придется носить линзы и красить волосы, и это не обсуждается, пока ты летаешь на моём корабле. Мне не нужны проблемы с твоей видовой принадлежностью. — Я не буду красить волосы, — возмутился я. Одно дело рассматривать это как интересную возможность, другое — исполнять указания. — Тогда этим займется Фарланд. Я представил себе, что может сделать Фарланд, с его высоким художественным вкусом. И наклонностями. — Лучше я сам. — Я знал, что это сработает, — он был очень доволен. — Но я думаю, что надо попросить его купить краску. Мы взяли такси. Пилота или водителя не было — его наличие было лишено смысла. Я уже стал привыкать к металлическому обслуживающему персоналу. Но, пока мы ехали, я не успел узнать политическую картину в Кореллии и в Республике в целом, состояние воздушных линий, тренд в отношении расценок парковочных мест и суммы транспортных налогов, послушать о личной жизни таксиста, узнать, где учатся его дети и ещё много как полезной информации, так и белого шума. В целом автопилот не был в состоянии заменить настоящего таксиста. Ещё один признак того, что это не Земля. И гиперпривод, разумеется. На корабле мы дождались Фарланда с Нейлой. Фарланд, пыхтя, нёс пару тяжеленных пакетов. За Нейлой же самостоятельно тащилась, как собачонка на привязи маленькая гравиплатформа, доверху гружённая припасами. — Пока вы развлекаетесь, я должна покупать всё необходимое за вас! И нести тоже! — возмутилась она. — Извини, но Олегу нужен был паспорт… — Он бы и сам справился, — она требовательно смотрела на меня. — Скажем так, Травер был совсем не лишним, — вступился я за капитана. — Лучше помогите разобрать покупки. Пакеты с грохотом упали на пол. Я поморщился от громкого звука. Они накупили действительно всякого хлама. Пара тренировочных сабель с масками, налокотниками и наколенниками. Ракушка, слава Деметре; она не хотела отбить мне ничего ценного. Продукты, тряпки, разный хлам, несколько флаконов с краской и цветные линзы. На последнее я смотрел с подозрением. — Я взял на себя смелость подобрать цвета, — улыбнулся Фарланд. — Это зря, — я смотрел на баночки, как на отраву. — Я бы предпочёл оставить свой естественный цвет. — Увы, зелтронов с чёрным пигментом волос не бывает. И они не красят в него волосы, я узнавала, — сказала Нейла. — Но в любой другой цвет они их красят. Вообще в любой. У тебя есть выбор. Мы медленно, очень медленно отрывались от земли. С черепашьей скоростью Травер выводил корабль из дока, едва прикасаясь к ручке управления кораблем. Учитывая всеракурсность тяги репульсоров, рукоять управления была устроена несколько иначе, чем у самолёта. Так, самолёт мог лететь только вперёд, как металлическая птица, изменяя направление своего движения в двух осях и отклоняя аэродинамические плоскости, и изменять тягу двигателей, иногда имея возможность использовать реверс на взлетной площадке. Разнообразные машины КБ Сухого я в пример не привожу — они, бывает, иногда летают и соплами вперёд. Управлять звездолётом было сложнее. Репульсорная тяга, доступная нам только в мощном гравитационном поле планеты, могла быть направлена абсолютно в любое направление. Но репульсорам надо было отталкиваться от чего-то и, покинув цепкие объятия планеты, мы не могли их использовать. Барон Мюнхгаузен, вытянувший себя из болота за собственные волосы, мог бы это сделать, но нам, в отличие от него, оставалось бы болтаться на орбите, не в силах покинуть её. Тогда в движение звездолёт приводил орган из шести тяговых, или иначе, маршевых двигателей, неподвижно закреплённых в корпусе так, чтобы их оси проходили через центр тяжести корабля. Низкий гул и вибрация от их работы звучали, скорее, как зловещее предупреждение, чем как волшебная музыка. Их мощь была такова, что размазала бы нас о переборки тонким слоем, если бы нас не спасали от этого души кореллианцев, создающие компенсирующие гравитационные поля. В пустоте мы меняли направление полета, используя ещё шесть маневровых двигателей. Два мощных плазменных, почти не уступающих курсовым во всём, кроме экономии рабочего тела, два крохотных плазменных малой тяги и два ионных. Последние не только не требовали охлаждения, но и обладали огромным, несравнимым с плазменными двигателями, удельным импульсом(4). Часть двигателей имела свои собственные контуры и панели охлаждения. Последние, как крылья тяжёлого неказистого жука, раскладывались в полете буквой "Н", делая звездолёт похожим на фэнтезийный летучий корабль с поднятыми парусами. Но раскрывали их редко. Стоило сделать это в атмосфере, как их бы вырвало напором воздуха, и корабль лишился бы своих крыльев, словно падший ангел, сброшенный с облачных вершин. Большинство раскладных элементов у кораблей, складывающихся при посадке, были именно такими панелями охлаждения. Именно такие «паруса» несли и СИД-истребители империи Палпатина. Как, кстати, и ионные двигатели, но они были дороги, занимали много пространства и имели смехотворное отношение тяги к своему весу. Во всяком случае, на данный исторический момент. Но малое энергопотребление и расход газа тибана наряду с очень точным управлением тягой делали их идеальными для маневрирования. Теоретически для выполнения любых маневров в пространстве было достаточно одного двигателя, чей вектор тяги мог создавать крутящий момент в любом направлении. Но конструкция наших плазменных двигателей не позволяла сильно изменять их вектор тяги. Мы были вынуждены выбирать из всеракурсности, невысокой цены и большой тяги только два пункта. И полноценное управление тягой туда не входило. Поэтому они и были скомпонованы, исходя из соображения её постоянного направления. А исходя из этого, необходимо было как минимум три двигателя, вектор тяги которых не пересекался с центром масс корабля и создавали замкнутый контур так, чтобы центр тяжести находился внутри него. (Также можно было менять центр тяжести, имея всего один двигатель, но это был очень экзотический способ, как и использование изменения момента импульса объектов, расположенных внутри звездолёта). Создавая крутящий момент, можно было развернуть корабль в любом направлении, не меняя вектора его основного движения, ведь лететь в пустоте он мог и боком, и вперёд кормой. Аэродинамика уже не диктовала свою волю покинувшим вязкий плен атмосферы. Затем следовало, скомбинировав мощность всех трёх двигателей так, чтобы они компенсировали крутящий момент друг друга, направить тягу в желаемом направлении, изменяя направление полета. Но это было долго, муторно и требовало высокой точности ориентации двигателей и регулирования их тяги. Для того чтобы поймать баланс мощностей и точно повернуть корабль, надо было сначала постичь дзен. Поэтому в случае чего можно было маневрировать с помощью тяговых двигателей. Можно было бы и вообще сконструировать корабль без маневровых двигателей. Но это бы наложило свой отпечаток на расположение тяговых. Их оси бы не проходили через ЦТ, а располагать их желательно было бы зеркально парами. Поскольку отказ одного из двух двигателей был бы столь же фатален, как и всей пары целиком. Ведь вместе с приданием импульса, оставшийся в строю двигатель начал бы ещё и раскручивать корабль, как маховик. До тех пор, пока он бы не развалился от центробежных усилий. А экипаж не стал фруктами в соковыжималке. Но именно так и были расположены двигатели на «Счастливой шлюхе». Инженеров Мон-Каламари преследовала нездоровая тяга к резервированию, которая вместе с желанием сделать корабль с высокими эксплуатационными характеристиками выливалась в его стоимость. Самое печальное — в космосе твой крик о помощи никто не услышит. И потеря любого из двигателей, составляющего их минимально возможное количество равносильна затянутой смерти. Но от того не менее неизбежной. Не расположив нужным образом корабль и не выровняв его курса, нельзя совершать гиперпрыжок в желаемом направлении. Впрочем, если такое случится в цивилизованных секторах с активным судоходством, то всё закончится томительным ожиданием буксира. Только "буксиры" здесь больше "буксируемого" корабля. Именно по этим причинам практически на любом корабле была уйма двигателей. Особенно на корабле военном или пиратском. Потеря даже половины из них тогда не угрожала полной утратой управляемости, а первыми в бою выбивали именно двигатели. Затем сгорали щиты, и приходила костлявая. Или ПРИХОДИЛ. Для ведения маневров неплохо бы знать свой центр тяжести, поэтому перед вылетом мы ввели данные о расположении и массе реакторов в трюме. При разгоне по прямой смещённый от присутствия груза центр тяжести мешал нам использовать тягу всех семи двигателей на сто процентов. И именно по этой причине трюм расположен в пространстве прямо напротив группы двигателей, а не в стороне от их осей. В противном случае основные движки просто раскручивали бы нас вокруг своей оси, как волчок. Необходимо также регулярно калибровать двигатели для уточнения их тяговых характеристик. При их повреждении все эти данные теряли смысл, приходя в хаос — это тоже следовало знать. Вообще, в ходе любого боя как никогда растёт энтропия. Всем вышеперечисленным забивал свою голову Ивендо. Теперь за это отвечало сразу три члена экипажа. Нейла же в железе не разбиралась совершенно. Или ей не хватало пространственного воображения. Всегда можно было побрезговать интеллектуальным трудом и свалить все эти сложности на бортовой компьютер, но в экстремальной ситуации за это можно было поплатиться. Пилоты-дроиды не были сертифицированы для сложных маневров и гражданского применения. Я знал, что R2-D2 в киношной вселенной мог пилотировать самостоятельно, но его, похоже, от меня отделяла не одна тысяча лет. И это было правильно, управление своими руками рождало неведомое прежде чувство свободы и контроля. Это было намного интереснее, чем смотреть в транспаристил единственного иллюминатора живым грузом, поглядывая на траекторию корабля, ведомого роботом. Сотни тонн инженерного гения, преодолевшего и планетарное тяготение, и релятивистский барьер готовы были прийти в движение от легкого прикосновения к рукоятям. Это не могло не возбуждать. Я сел в штурманской и смотрел на мешанину данных, сигналов и графиков. Нас облучала пара десятков радаров, несколько гиперсканеров; и можно было только догадываться, сколько пассивных средств наблюдения пристально изучало «шлюху». Мы не прилетали и не улетали незамеченными. Те, кому это нужно было, всё записали и зафиксировали. Контрабанда могла существовать только с попустительства властей, как и пиратство в семнадцатых-восемнадцатых веках в Карибском бассейне. Пока мы выходили на орбиту, я записывал в память бортового компа частоты и характеристики сканирующих излучений — я собирался разобрать их на досуге. По нормам безопасности на скорость входа в гипер существовали ограничения для того, чтобы успеть отвернуть от неожиданного препятствия при выходе в нерасчётной точке, но мы покидали атмосферу, как баллистическая ракета, уже перешагнув первую космическую. Следуя правилам, мы вышли бы к точке входа в гипер за пять часов, но Травер не потратил и одного. Эти правила касались только нашей безопасности, поэтому никто Травера не останавливал. Пять минут расчётов навикомпа, и синеватый ореол окружил наш корабль. Убедившись в нормальной работе всех систем, я вышел из штурманской. Что не исключало того, что что-нибудь отвалится от корпуса через час-другой. По пути в кают-компанию я встретил Травера с Фарландом. — К чему такая спешка? Это только привлечет внимание, — сказал я. — Сольвин сказал, что моим кораблем интересовались джедаи. Ещё вчера, — ошарашил меня капитан. — И что им было надо? — Ничего конкретного, но я думаю, ты. Но у тебя же иные планы? — Другие. Может это из-за происшествия в магазине? Я мог впечатлить охранника, а он мог доложить в соответствующие конторы. И Ивендо… — Что "Ивендо"? — переспросил Фарланд. — Ну, он возил Арку Джета. Это имя весомо и после его гибели. — Это действительно было так, мало кто в Республике не слышал про этого мастера. — Сольвин обещал присмотреть за Ивендо. Если этим займутся ещё и джедаи, я буду спокоен за него, но это может навредить нашему дельцу, — обеспокоенно подытожил Травер. В кают-компании стояла гнетущая тишина. Я с удовольствием поглощал натуральную пищу. После синтетики из ПВК хотелось немного канцерогенов, вредного холестерина и жиров. Несколько не хватало Свельды, за эти четверо суток я успел привыкнуть к её компании. Грустно. Но одновременно с тем тихо — мысли начинают шевелиться куда резвее. Я провёл оставшееся время, читая право и законы Республики. Неплохо знать о том, чем намереваешься пренебрегать, сами они могут не оценить такого отношения и не станут избегать со мной встречи. Единственное, что удерживало раньше меня от преступления — страх наказания. И слегка страх нарушить порядок устоявшейся системы. Говоря иначе, боязнь перемен, ведь нас устраивает та система, какая есть. Мы делаем множество вещей ради этого. Из страха. Страха потерять работу, быть не понятым или не замеченным. Или напротив, замеченным в выходе из общей парадигмы. Заводим детей из страха смерти. Из страха одиночества. Это способ оставить после себя в мире хоть что-то, если твоё имя сотрёт время. Но ненадолго. Теперь я боялся единственного: не увидеть всех чудес галактики. Не узнать ответы на свои вечные вопросы. Здесь, как никогда я был близок к ответам, буквально всё моё естество кричало об этом. Иные страхи оставили меня, или уступили место новому. Этот мир и его порядок не были моими, я не соотносил их с собой. Пусть наши судьбы и связанны, но я сам по себе, а мир справится со своими проблемами самостоятельно. Быть может, я же их и создам, но это меня не волновало. Или волновало? Иначе бы я не задумался бы об этом. Проведя несколько часов в своей каюте, разбирая шестеренки механизма по имени «Республика» и гадая о том, что же нужно было джедаям от меня, я уснул с датападом в руках. Наушники продолжали монотонно зачитывали главу за главой.* * *
— Здравствуйте, я Тари Онори. Я пройду? — с вежливой улыбкой сказала джедай. Перед Сольвином стояла женщина в зелёной робе. На её поясе висела рукоять светового меча. И пистолет в потёртой кобуре. И щит на рукаве. Кто сказал, что джедаи не пользуются бластерами? — Разумеется, — приторно улыбнулся в ответ инженер. — Прошу за мной, не хотите выпить кафа? Я стоял в стороне безмолвным наблюдателем. Они не обращали на меня никакого внимания. Подняв руку, я рассмотрел свою ладонь. Я вспомнил слова Травера. Это реальность, но реальность уже прошедшая. Надо запомнить эти ощущения. Они зашли в здание через дверь, её половинки сошлись передо мною. Я провёл рукой по двери, но ничего не ощутил. Двери нет. Я прошёл сквозь нее, даже не закрывая глаз. — Нет, спасибо, у меня много дел. У вас случайно не остановился один твилек, капитан торгового судна Травер? — Да, заходил вчера. Интересовался ремонтом. — Один? — С небольшой компанией. — Я пройдусь по вашим цехам, вы не против? — Нет, конечно. Что именно вас интересует? — Состояние атмосферы. Качество и характер оказываемых услуг. Всё, что касается наших общих интересов. — С этим у меня всё прекрасно. Я устанавливаю только отечественные двигатели и с соблюдением технологии. И проверенным клиентам. — С ним случайно в компании не был вот этот молодой разумный? — Она достала небольшой проектор из внутреннего кармана. Зажглась голограмма. Я узнал в ней самого себя. — Был, но я раньше его не видел. Интересный парень. — Откуда он? — Явно не из цивилизованных миров. Думаю, с Внешнего Кольца, но точнее не скажу. Она неторопливо шла в сторону импровизированного дока, беседуя с Сольвином. Казалось, её внимание рассредоточено, сама она расслаблена и ничем конкретным не заинтересована, задавая какие-то совсем отвлеченные вопросы, но все её «расспросы» и эта экскурсия совершались для проформы. Я понимал, что, не рассматривая помещения глазами, она, глубоко погрузившись в Силу, видела и понимала намного больше, а каждый ответ, данный инженером на каждый последующий невинный вопрос, даёт ей всё больше информации. И именно той, которая ей была нужна. — Необычный корабль, постройки Мон-Каламари? — спросила она, осматривая нашу космическую раковину. — Да, морского происхождения, — подтвердил Сольвин. — Я думаю, что увидела все, что хотела, — сказала джедайка. — Вы проводите меня до выхода? — Разумеется. Они развернулись к выходу. Из складок плаща вылетел небольшой округлый предмет. Он медленно подлетел к кораблю и залетел в нишу для шасси. Маячок. Замечательно! Я пошёл за ними следом, призраком проходя через стены и двери. Меня не приглашали пересечь порог, я пришёл сам. Она вышла из цеха и направилась к спидеру, припаркованному недалеко от входа. По пути достала комлинк. Голограммы не было, только звук. Я прислушался, и громкий голос резко ударил по барабанным перепонкам. Приближаться не было необходимости. — Сольвину про него ничего не известно, а как твои успехи? — Мы ошиблись. Он оформил паспорт. Он зелтрон и редкий эмпат. Уровень мидихлориан три тысячи четыреста на миллилитр плазмы. Ощутимо, но для зелтрона в пределах нормы. — Ты же видел записи из торгового комплекса, его вела Сила. Можешь скинуть данные? — Да, конечно, — ответил её собеседник. Она прочитала данные. — Тебе ничего не показалось подозрительным? — Нет. Только то, что он родом с неизвестных регионов, но это же ни о чём не говорит. Один мой знакомый имеет паспорт, в котором написано, что он родился на Нар-Шаддаа и воспитан приёмной семьей хаттов. — А номер?! — воскликнула неожиданно для меня сохранявшая до того почти ледяное спокойствие женщина. — Осик! — выругался кто-то на другом конце комлинка. — Всё время перед глазами был. — Падаван! — Прошу простить меня, не сдержал эмоции. Это более не повторится. — Как он получил такой номер? — Она была немало удивлена. — Я немедленно вылетаю в Республиканский центр, конец связи.* * *
Если увиденное мной во сне (хотя какой к чёрту это сон!) было правдой, то я разминулся с джедаем всего на несколько часов. Или меньше. И моему невольному эксперименту грозило раскрытие. Но увиденное мною за гранью сна могло быть только ей. И маячок тоже был с нами. Лежа в постели, я сконцентрировался на обшивке корабля, понадобилось полчаса, чтобы заметить его, сложные конструкции корабля невероятным образом отражались в странном восприятии, я с трудом понимал, что есть что из холодных бездушных геометрических массивов, какими представали перед мой внутренним оком конструкции "шлюхи". Но маячок нёс едва уловимый отпечаток Силы джедая и потому выделялся среди разрывающих моё пространственное воображение нагромождений металла. Я нашёл Травера среди голографических карт, выискивающего некую точку в просторах Галактики. — Что ты ищешь? — спросил я его, вглядываясь в россыпь подписанных точек. — Крупный аграрный мир, поставляющий свою продукцию на Корусант. — А Блис? — Я болтал о нём на каждом углу для сброса внимания. Мы летим в другое место. — Но начало маршрута взято в его направлении. — Пусть так считают и на Кореллии. Твилек был уродлив. Наросты на лбу, второй подбородок и заточенные зубы. Он не помнил таблицы интегралов и не знал почти ничего о гипернавигации, кроме расположения кнопок на навикомпе. Но сейчас я его начинал уважать. — Та женщина-джедай прицепила к нам маячок. Под левой задней стойкой шасси. — Даже не буду спрашивать, как ты это узнал. Но его надо снять, желательно до того, как мы выйдем из гипера, — сказал он, ни на секунду не отрываясь от карты. — А это возможно? Я понимаю, как только мы выйдем из прыжка, мы засветим свои координаты, но выполнимо ли это в гипере? — Если не удаляться от корпуса дальше трёх-четырёх метров, то да. Иначе сойдёшь с маршрута. Крайне бесчеловечным и ужасным образом. — Пошлём Т2-B3? — Он не предназначен для обслуживания кораблей Мон-Каламари. Слишком кривые поверхности, и ему не за что толком зацепиться. Половина наружного корпуса для него не доступна. — Можно выйти в скафандре. В нём есть возможность двигаться вдоль корпуса? — Это можно. На нем есть магнитные захваты. Но опасно. Я не пойду. Нейла не пойдет, я не дам. Фарланда и пинками не выгонишь. Я и не знаю, кому идти. — Могу и сам попробовать. И придется открывать шасси, — рассудил я. — Иди, одевайся. — Инициатива наказуема. Безумие. Скафандров для ВКД(5) у нас было с избытком, но ни одного подходящего размера. Все они были мне велики. Даже подогнав один под себя, я чувствовал себя в нём неудобно. Для дыхания в нём использовалась дыхательная смесь, обогащённая кислородом. Но можно было использовать и обычную атмосферу, не снижая внутреннего давления. В целом он был менее громоздок и тяжёл, чем «Орланы» персонала МКС, но всё равно был жесткой конструкцией с мощной системой охлаждения. Хотя и газовой, а не жидкостной. Я выбрался, используя специально предназначенный для этого шлюз в машинном отделении. Очень медленно, стараясь не трясти головой и лишний раз не осматриваться, я пополз по корпусу корабля, переставляя магнитные «присоски» на перчатках скафандра. Свет далеких светил, падая на «поверхность» нашей рукотворной кротовой норы(6) из-за того, что мы двигались быстрее скорости света относительно звёзд(7), растягивался в линии. Короткие, яркие, длинные, тусклые; цветов более причудливых, чем обычное звёздное небо, они сливались в сплошной ливневый поток. Облака межзвёздного газа, имевшего плотность в пару молекул на квадратный километр в самых плотных туманностях, врезались в наш щит, мерцая разноцветной плазмой на его поверхности. Безумное зрелище привело меня в священный трепет. Я приблизился ещё ближе к границе, за которой искажалась сама метрика пространства, и увидел странные геометрические, пугающе правильные, фигуры. Дыхание замерло. Я не мог найти подходящих слов, вцепившись в поверхность корабля, разрывавшего пространство со скоростью, в миллионы раз превосходившей световую. Пусть только в проекции, в которой мы и не находились, но всё же. Даже мысль, что ничего подобного я увидеть не могу по жестоким законам физики, не пришла тогда мне в голову. От того, чтобы расщепиться в звёздный туман и энергию меня отделяло пульсирующий метр… уже меньше метра! пустого пространства. Я видел Си-лучи… разрезающие мрак у врат Тангейзера. Да, именно так. — Эй, ты чего встал? Всё в порядке? — в наушниках раздался голос Травера. — Ты уже пару минут не двигаешься. — Это того стоило, — только и смог сказать я. Из рубки всё смотрелось иначе, я не знал, что было тому причиной. Цвета, видимые пилотами, были тусклыми и не имели того богатства красок, открывшегося передо мной. Я смотрел на всё это, как на близкое извержение вулкана, уже вдыхая насыщенный серой воздух, но всё ещё питая иллюзию собственной безопасности. — Мы в туманности, скоро до границы гипера местами будет около метра. Тебе лучше вернуться, — вновь тревожный голос капитана звучал в наушниках. — Метр? — Я уже мог протянуть руку и коснуться границы реальности. — По-пластунски доберусь, тут десяток метров до шасси. — Дело твоё, — он всё равно был недоволен моей излишней храбростью. Я пополз, прижимаясь брюхом к изогнутой обшивке корабля. Настроенные на максимальную мощность, магнитные захваты держали меня настолько прочно, что я полз, как слизень по шкуре гигантского морского животного, не отрывая ладоней от изрезанной канавками тусклой поверхности. — Я у шасси, — доложил я. — Открываю. Крышки, прикрывающие шасси, раскрылись в сторону. Телескопическая штанга начала выдвигаться. Венчавшая её лапа упёрлась в переливающуюся границу, доля секунды — и щит перестал отодвигаться вместе с ней. Конструкция начала растворяться, как кусок рафинада, брошенный в кипяток. — Травер! Стой! Запищал зуммер в ухе. На изображении, проецируемом на стекло шлема, зажглось предупреждение о высоком потоке гамма и бета излучения. Пока ниже уровня, блокируемого щитом. Но чем ближе поток подбирается к границе мощности, тем большая доля излучения его пробивает. — Что? — вместо этого спросил он. Я бы не доверил ему и управление краном, не то что звездолётом. — Прекрати выдвигать шасси! — Сейчас. Штанга замерла. Но половину её уже сожрало гиперпространство. — Наши стабилизаторы реальности не дотягиваются до шасси в выдвинутом состоянии. И щит сдвига(8) не рассчитан на защиту шасси в выдвинутом состоянии. — Дерьмо! От него что-нибудь осталось? — Пол штанги. Нижний сегмент с лапой срезало. — Можешь добраться до маячка? — Сейчас. Я заглянул в нишу. Жучка-переростка я не увидел. Пришлось лезть в неё, увесистая "таблетка" была прицеплена к боковой стенке. Я снял с пояса магнитный карабин и пристегнулся. Повторить судьбу шасси мне не улыбалось. Попытавшись отодрать маячок вручную, я потерпел неудачу. Я отстегнул от перевязи с инструментами плазменный резак. Настроив его на минимальную мощность, чтобы не устроить команде декомпрессию, я начал медленно отсекать маячок от обшивки. Есть! Я положил его в пакет с горловиной на поясе. Затем приварил заплатку поверх места, в которое он вплавился. Цепкая зараза. — Маяк у меня, — почти прошептал я, создавая тем не менее вполне ощутимые для ларингофона колебания. — Возвращайся уже. Но не торопись. Я вполз червем обратно в корабль. После того, как внутренний шлюз закрылся, я упал на пол. Травер стащил с меня шлем. Пот градом стекал с лица, волосы слиплись. — Ты безумец. Хаттов кретин. Ты мог умереть, — меня распекала рядом стоявшая Нейла. — Вот маячок, — я нащупал его вслепую в мешке. — А вы знаете, что снаружи намного более захватывающий вид? — Это заблуждение. Эффект Хойзе-Синтера(9) ненаучен и опровергнут сотнями съемок. — Фарланд опять включил скептика. — Эффект Хойзе-Си, си… — Хойзе-Синтера. Он заключается в том, что картина, наблюдаемая человеческим глазом на разном расстоянии от границы гипера различна. Во всяком случае, так некоторые утверждают. Немало чудаков погибло, пытаясь доказать его верность. Каким же надо быть кретином, чтобы совать лицо в границу гиперпространства! Самое главное, что съемка камерой нихрена не даёт. Полная фигня в общем. — Ни разу это не глупость. Это правда! — Что бы он там не утверждал, я видел это собственными глазами. — Я только что его наблюдал. — Даже если найдётся ещё несколько адреналиновых наркоманов, которые это повторят, их всё равно будет недостаточно, чтобы переубедить учёных мужей. Сами они на обшивку не полезут, а иного пути проверить верность теории нет, — успокоил меня капитан. — А Фарланд никогда не решится убедиться в этом сам. Можешь вытолкать его наружу, как вариант… — Выход за пределы корабля в Республиканском флоте во время прыжка карается трибуналом, — буркнул Фарланд. — Причём, как вышедший, так и все замешанные в этом: свидетели, не доложившие о нарушении, командир, отдавший такой приказ и старший смены, — снова Фарланд цитировал устав Флота. — Если хорошо прицепиться к обшивке — это не выглядит опасным. — Я не был уверен в этом. — На флоте это делают дроиды, — сказал Фарланд. — Нет ничего, чтобы не мог делать разумный за дроида, — наставительно сказала Нейла. Говорят, "Столичная" хороша от стронция, и в действительности она слегка снижает вред от свободных радикалов, разгуливающих в тушке после того, как её прошило знатное количество заряженных частиц. С другой стороны, она сама образует новый свободные радикалы, так что я не был уверен в этом утверждении. А лучше съесть радиопротектор и не заниматься хернёй. Что я и сделал, получив небольшую дозу ионизирующего излучения. Отдохнув от напряжения, я решил всё-таки заняться своей внешностью. Вернее, сокрытием истинной. И осмотрел краски, купленные Фарландом. По факту они купили RGB палитру с дополнительным белым и чёрным колером. Остановился я на тёмно-фиолетовом, смешав в специальных ёмкостях красный и синий в соотношений трёх к четырем(10). В сочетании с синими линзами моя янтарная радужка окрашивалась в зелёный, почти цвет морской волны. Или в сочетании с бледно-розовым она казалась красного цвета. Что среди зелтронов всё же встречается чаще, чем мой оригинальный цвет. Фиолетовая рубашка должна была завершить сумасшедший вид. Закрасившись в ванной, я вышел в кают-компанию. Не так это сложно — следуй инструкции, главное не стать братом по несчастью с Ипполитом Матвеевичем. — Так намного лучше, — Нейла рассматривала меня. — Немного макияжа и сойдёшь за зелтрона. Дернуло же тебя обхитрить республиканского дроида. — Они красятся? — Это уже слишком. Хотя буду объективен… гм, этого достаточно, чтобы ничего более не говорить по этому поводу. Трудно представить что-то более демотивирующее, чем объективность. Самая жестокая в жизни вещь. — В основном, да. Татуировки, пирсинг тоже популярны. Побрякушки, — перечислил Травер. — Украшения? — Ювелирные. Бижутерия, браслеты, все, что душе угодно, — ответила Нейла. — Нахожу это излишним. Хотя это субъективно… — улыбнулся я. — Если подумать, то любая одежда, отличающаяся от некоего оптимума несёт больше символический, нежели практический характер. А мне не важно: кто, перед кем и сколько должен приседать. А если это так, то никаких пределов и законов для внешнего вида нет и быть не может. И то, что я зову своими представлениями насчёт приличной одежды — это культурные традиции моего родного социума. Не более и не менее. — А разве не важно тебе самому, как выглядеть? — спросила Нейла удивлено. — Мне безразлично, — усмехнулся я. — Я вообще никак не отношусь к своему внешнему виду. Стараюсь не совершать никаких оценок и суждений, если они целиком основаны на традиции или эмоциях. То есть, почти никогда. Есть в том свои минусы, но сколько же это экономит нервов! И да, насчёт этого маскарада, если это даст какой-то нужный эффект, то я это сделаю. Ну, раз я сказал "А" — скажу и "Б". Так что считайте, что я готов на эксперименты. Фарланд посмотрел на меня неодобрительно. — Ты и так смазливый, тебе можно обойтись и без этого, — сказал он. — Я? Смазливый? — Ты никогда не замечал это? — спросила Нейла. — Нет. — Я начал искать ближайшее зеркало. Трудно его найти за пределами санузла, если смотришь в него два раза в сутки. — Это хорошо, не будешь переживать, если я подрихтую твоё личико саблей. Ты не забыл, что у нас ещё тренировки? Я печально вздохнул. 1) Олег перевел наше русское слово или его латинский аналог «terra» на основной галактический в смысле «территория», а не грунт. Во избежание двусмысленности. 2) Полезно, Вкусно, Дешево. Синтетическое питание, содержит все необходимые витамины и микроэлементы, белки жиры и прочее в нужных количествах. В нём нет консервантов и канцерогенов, а вкус создаётся ароматизаторами, идентичными натуральным. Реклама также уверяет, что это питание полезнее природного. А вы ей верите? 3) На момент действия произведения Орден джедаев не был достаточно централизован и имел множество органов местного управления. Подготовка так же не велась централизовано только на Корусанте, как это было во время событий происходивших с I-го по III-ий эпизоды. 4) Удельный импульс — характеристика реактивного двигателя, равная отношению создаваемого им импульса (количества движения) к расходу (обычно массовому, но может соотноситься и, например, с весом или объёмом) топлива. Чем больше удельный импульс, тем меньше топлива надо потратить, чтобы получить определённое количество движения. Теоретически удельный импульс равен скорости истечения продуктов сгорания, фактически может от неё отличаться. Поэтому удельный импульс называют также эффективной (или эквивалентной) скоростью истечения. (Из ВИКИ) 5) ВКД — внекорабельная деятельность. 6) Физическое четырёхмерное пространство вложено в гиперпространство, обладающее большим числом измерений. Наше пространство это брана вложенная в гиперпространстве с искривлениями и складками, что позволяет, войдя в него, быстро попадать с одной складки на другую, если эти складки находятся близко друг от друга. Именно плотные складки образуют гиперпространственные маршруты, удобные для путешествий. Брана — это n-мерный мир при зафиксированной n+1 координате, подобно плоскому листу в трёхмерном мире. Сколько угодно бран может быть вложено уже в эту брану. И так до тех пор, пока мы не доберемся до одномерного пространства — гиперструны. 7) Движение объектов в галактике быстрее скорости света относительно друг друга не противоречит специальной теории относительности Альберта Эйнштейна. А вот движение наблюдаемых объектов возможно только со скоростью света, то есть информации о них в виде полей и потоков частиц приходит с этой скоростью и не быстрее. А со своей точки зрения добраться от одной звезды до другой можно и за неделю, эффект релятивистского замедления времени вам в помощь. Или пробив «кротовую нору». А вообще, рассуждать о ОТО и СТО, не вооружившись математическими аппаратом (хотя бы изучив тензорное исчисление), — это как с помощью обезьяньего угуканья обсуждать «Ромео и Джульетту» Шекспира. Может быть и весело, но контрпродуктивно. 8) Этот щит, генерируемый в гиперприводе, может существовать только в гиперпространстве, в нашей его «плоской» проекции он нарушает физические законы. Вернее их не хватает. 9) Не ищите в Вики, это выдумка автора. 10) R 60 (80) G 0 B 80 (110) — волосы. И да — использование RGB может здесь кое о чём сказать.