Принцип неопределённости

      

Умный тот, кто нарушает правила и всё-таки остаётся жив       Джордж Оруэлл       Есть же номера не включенные в справочник? Почему не должно быть незарегистрированных дорог и городов?       Трасса 60       — Почему вы одеты, как будто кто-то умер?       — Подождем.       Семейные ценности Аддамсов

      

Музыка:       Ольга Арефьева — Контролеры       Сергей Маврин — Прорвёмся       The Heavy — Short Change Hero

      Я вновь бесплотным духом решил прогуляться до ближайшего рукава Галактики: без карт и специального галактического секстанта или гиперпространственной астролябии; ведомый лишь внутренним компасом я, спустя миг, уже ступал по тверди другой планеты.       Не узнать кореллианскую корабельную архитектуру, перенесённую на строения, было невозможно. Двери-шлюзы, прокладка кабелей и вентиляции создавали чувство, что любое строение Коронета по отсчёту на раз-два готово оторваться от земли и, натужно гудя двигателями, оправиться к звёздам. Ни двери, ни стены не стали преградой по пути к значимой в Силе точке. Вне оков плоти я чувствовал себя легко и непринужденно.       Уже знакомые мне джедаи сидели перед большим терминалом с множеством мониторов и голопроекторов. Перед ними одновременно воспроизводилось несколько плоских и объёмных видео, десяток графиков и диаграмм — глаза разбегались от обилия информации. На столе была забыта одинокая чашка кафа. Я подошёл к ней и провёл прямо через неё рукой. Ощутил угасающее тепло — она почти уже остыла, хотя всё ещё была полной. О ней давно забыли — так увлеченно они искали информацию. Я подошёл поближе, остановившись прямо у них за спиной. Настолько близко, что присутствуй здесь я материально, они бы ощутили моё дыхание. Непривычное ощущение пропитывало окружающее. Нечто незнакомое было разлито в воздухе, новое и странное ощущение пугало меня. Но эта привычно ощущаемая каждым позвонком угроза таилась вовсе не в привычном будущем. Словно через необычный светофильтр, искажающий сам смысл и суть мироздания, я смотрел на пляшущие над проекторами голографические картинки. Это нисколько не напоминало сон, как предыдущие видения — в давнем прошлом или в настоящем мир воспринимался по-иному.       — А вот и вся команда в сборе, — подал довольный голос падаван. На его голове был закреплен тонкий обод внешнего нейроинтерфейса — он силой мысли дирижировал этим потоком информации, ловко вылавливая из него кадры и лица, как голодный медведь рыбу из вспененной горной реки.       — Вся команда… этого корабля на Корусанте? — процедила мастер Онори, изучая строчки данных. — Вот только некто Фарланд не был ни разу нигде зарегистрирован. И Олег. Не хотелось бы его потерять. Ты уже перелопатил суточный архив гражданской телеметрии! — воскликнула она, всмотревшись в графы и строки цифр. — Ещё немного и администрация начнет интересоваться, зачем мы так упорно копаем информацию. Или на кого.       — Они же знают, что ни один дроид и ни один дрессированный кусок кремния не сопоставит и не обработает совершенно случайные факты так, как это можем сделать мы. И не выделит действительно важные случайности. Попробуют отобрать высший допуск к архивам — и вскоре пожалеют об этом. Потому петабайты трафика ещё долго будут в нашем распоряжении, — потёр руки молодой джедай. — Не всегда, я знаю, но то естественный ход событий.       — И всё равно — им уже порядком надоел открытый и бескорыстный обмен данными, — сказала слегка раздраженно Тари Онори. — Королевскими стараниями… Его Величество, безусловно, знает, как угодить народу, но нашей работе это не способствует. И то, что их сервера перегружены из-за нашего банального любопытства, они точно не оценят.       Второй раз присматриваясь к джедаям, я понимал, что они вполне испытывают эмоции, хотя и старательно делают вид, что они спокойны как крокодилы.       — Я не собираюсь дожидаться, пока эти крохоборы, экономящие на серверах, сожмут головидео до двух унылых измерений. А потом лишат цвета плоское видео. Всё равно больше трёх суток полную телеметрию не хранят. Или мне нужно вообще взяться за дело, когда останутся одни треки и геопривязка? Жаль, что стенограммы разговоров на Корусанте не пишут... — проворчал падаван. — Вот, — он вывел кадры из видео, снятых в лифте и в коридорах. — Он был с Олегом. Вот здесь, потом тут. Тот зелтрон удачно покрасил волосы, а макияж у Фарланда вкупе с этим обманул ИскИна. Дисперсия чуть повыше, и избыточная информация прошла мимо его бдительного ока.       — Верно, это они. Молодец, Бранко! — похвалила своего падавана рыцарь. — Согласно регистрации транспондера корабля последний раз они были на Зелтросе. После нигде не были замечены. Хотя… вот: они болтались на дальней орбите Корусанта почти день. Но нигде не швартовались. Ушли в прыжок, — задумчиво сказала мастер.       — Куда?       — Тоже нет данных. Есть, первичное направление, разумеется, но если они не идиоты, оно тоже ничего не даст. Да и кроме отзыва транспондера на запрос патруля на них ничего нет. Их не досматривали. Я не чувствую в этом смысла. Но в этих перемещениях должна быть логика, хотя она и ускользает от нас. Я читала досье на Травентʼрейс… — она запнулась на нечеловеческом имени. — Травера, кратко говоря. Он мастер сбивать с толку незнакомцев, не показывая своих истинных устремлений.       — И теперь все они в Корусанте. Нигде не регистрировались. Не проходили санпропускники. Никаких иных данных. Так и во Врата вечности можно поверить, — сказал падаван. — Согласно данным, что у меня есть на руках, Олег появился… из ниоткуда в блоке №2415. Затем поднялся до уровня 1034 и проехал немного на вакуумном метро. Потом перенёсся неизвестным образом до лифта и опустился на самый нижний, из обитаемых уровней. Где и растворился. Но это только потому, что я его ещё не нашёл — не оставить следов он не мог.       — Что значит твоё «неизвестным образом»? — недовольно спросила мастер.       Перед ними всё ещё мелькали записи с камер и линии треков маршрутов. Слишком быстро, чтобы обычный человек мог что-то из них вычленить.       — То и значит. Никаким транспортом не пользовался. А за десять минут пересёк четыре километра, — ответил Бранко.       — Это значит, что его не зафиксировали, — пожала плечами рыцарь. — Очень подозрительно. И куда он подевался потом?       — Неизвестно. Но по данным регистраций блок он не покидал. И, кажется, он сжёг несколько камер. Вы были правы — Силу он может использовать. Причём не очень верным способом.       — Грубая работа, — прокомментировала Тари. — Любой падаван может просто заморозить картинку на любой камере. Зачем ломать-то?       — Может, он не умеет это делать?       — Значит, его никто не учил. Или недоучили.       — Он был здесь. — Я увидел себя, быстро идущего, почти бегущего по коридору. — Но потом потерялся — либо ушёл на дно, либо он способен и не только на примитивное сжигание всех камер по своему пути.       — Но ты же видел — он вёл себя, как затравленный зверь. Страх, один из катализаторов тёмной стороны. Неудивительно, что он так обошёлся с аппаратурой. Не всем нравится, когда за тобой наблюдают. Особенно так, как это делают в столице. Что-нибудь ещё необычное?       Бранко рассредоточено проматывал тысячи изображений и менял вид с камер, пока, словно бы очнувшись от забытья, не остановил поиск. Вывел новость на самый большой экран.       — Странный случай в этом Блоке. Дроид-полицейский упал с крыши внешнего строения и пролетел отвесно вниз три километра до встречи с навесом магнитной линии. И пробил крышу, воткнувшись в сверхпроводящий контур. Как результат, аварии на двенадцати уровнях воздушных линий по пути вниз и аварийная остановка целой ветки магнитной дороги на ремонт. Убытки, понятно, исчисляются миллионами.       — Зачем его скинули? Он же всё пишет на камеру в режиме онлайн. Глупость какая-то.       — В том-то и дело, что его никто не скидывал. Он прыгнул вниз сам.       — И почему он это сделал? — Она не скрывала удивление.       — Матрица безвозвратно повреждена магнитной линией, в которую он воткнулся. И память. Токи в сверхпроводниках, к сожалению, летальны для любых неоптических носителей информации. Но я отследил весь его маршрут. — Он действительно это сделал, пока говорил. — Дроид очень удачно пересёкся на своём маршруте патрулирования с нашим клиентом.       — То есть это связанно с Олегом, — подытожила Тари довольно.       — Не доказуемо. Он только спросил вот это у терминала неподалеку. — Он включил запись.        «Извините, вы не ответите мне на несколько вопросов?» — раздался мой собственный голос.       — И всё?       — Всё. Больше ничего.       — Что-нибудь ещё?       — Он говорил с терминалом: «Свет мой, Зеркальце, скажи, да всю правду доложи. (рус.)» — была воспроизведена ещё одна запись.       — Определил язык?       — В том то и дело, что нет. Ни один из известных не подходит. С натяжкой, на нескольких десятках языков часть слов получила перевод, но смысл их не подходит ни к месту, ни друг к другу.       — Мне надо в многофункциональный центр. Тот дроид сказал не всё, что мог. У меня появились новые вопросы.       — Может его задержать? Очень подозрительный клиент.       — Пока не стоит. Лучше расскажи, что было дальше.       Я в это время старательно пытался сдвинуть стакан со столешницы. Хоть чем-то займусь, кроме того, как греть уши.       — Он спустил пятнадцать тысяч кредитов за ночь в клубе. Затем был в Галактическом музее и покатался на такси по примечательным местам, — перечислила мастер Онори, смотря на экран.       — Ожидаемое поведение от гостя столицы с деньгами, — взмахнул руками Бранко.       — Он не казался обеспеченным гражданином тут на Кореллии.       — Это говорит только о том, что они уже реализовали груз. Или у него появились деньги иным путем.       — Такой груз не имеет смысла тащить в нереспубликанские миры, или туда, где толком нет таможенных пошлин на энергетические агрегаты.       — Есть ещё множество миров, куда выгодно везти «чёрные» реакторы, — скептично сказала учитель Бранко. — Вдруг они произведены на планетах под санационном списком или на них просто нет документов?       — Но выгоднее всего в центральные урбанизированные миры. И мало где есть такие пошлины на всё, генерирующее тепло, как в столице.       — Выходит, они всё же приземлились там. То есть протащили целый лёгкий фрахтовик, набитый оружием и нелегальным грузом мимо таможни Корусанта. Это не доказанное утверждение, но весьма вероятное, — она закрыла глаза. — Да, ты прав. Они там. И корабль тоже там.       — Но это грубейшее нарушение! И невероятное достижение, я замечу, — громко сказал падаван.       — Их можно задержать на этом, — предложила она.       — И подставить на контрабанде кореллианина. Нехорошо получается.       — Многие уже потеряли рамки дозволенного. Это может быть предупреждением. Но я не могу решать такое одна. Кроме того, боюсь, что тогда Олег попадёт в руки центральных.       — А что с тем дроидом? — спросил падаван.       — Увезли на плановый ремонт. Поскольку случай нестандартный, то напрямую к производителю. Отчёт регистрации ничего не дал. Всё корректно, — ответила Тари Онори.       — Как-то очень вовремя его увезли, — подозрительно заметил Бранко.       — Всё, вращающееся вокруг Олега, противоестественно. Именно поэтому я хочу знать, откуда он и что задумал. Это может быть пустым опасением, а может быть и важно. И пара знакомых консулов из центра были встревожены — им привиделось что-то тёмное и неясное. И я знаю, почему.       — Мне скоро перестанут давать доступ к данным по нему, если мы не приведём достойных аргументов.       — Возбуди дело о контрабанде. У нас достаточно улик, чтобы прокурор дал добро. Или лучше найди какую-нибудь мелочёвку, чтобы не подставлять этого, как его… Сольвина.       — Это можно сделать в любое время. КорБезу(1) никогда не отказывают без причины. — Падаван что-то полистал на мониторе. — Он посетил в музее выставки, посвящённые освоению галактики и Великой Гиперпространственной.       — И что может быть необычного в музее? — задала вопрос Мастер.       Я похолодел. И резко обернулся. Стакан упал — сам и намного позже того, как я пытался его столкнуть. Каф растёкся по полу бурой лужей.       — И кто оставил его на самом крае? — обернулся на грохот недовольный падаван.       Это явно не прошлое! — как молнией озарило меня.       — Ты сам, — вернула упрёк рыцарь-джедай.       — Я поставил его сюда. — Он постучал указательным пальцем на первоначальное место произрастания стакана.       — Уверен?       — Да хоть с камеры могу запись показать.       Что он и сделал.       — Необычно, — сказала Онори, просмотрев третий раз, как каф сам спрыгивает на пол. Резко, словно от удара.       — Учитель, ты ничего не почувствовала?       — Это было сделано с помощью Силы. Но не мной и не тобой. И здесь тень в Силе, — она обвела рукой помещение. — Ты не чувствуешь?       — Фиерфек(2)! Творится всякое!       — Падаван! — осадила его мастер Онори. — Лучше принеси нового кафа, и мы посмотрим, где он ещё мог быть. Не стоит отвлекаться. Позже поразмыслишь над этим. Во время медитации. Особенно важно это для тебя.       — Да, нечто мешает смотреть вперёд, — Бранко закрыл глаза. — Я был так увлечен анализом телеметрии, что не почувствовал этого под боком. Здесь кто-то чужой! — Он встал и снял с пояса световой меч. Но пока не активировал.       Я уже устал здесь болтаться, проходя туда-сюда. Взгляд Онори последовал за мной. И упёрся туда, где я стоял полминуты назад. Я замер на месте. Затем он снова медленно проследовал за моим маршрутом и остановился на мне. Надо возвращаться!       Проще сказать, чем сделать. Я мгновенно, не осознавая, что же я делаю, представил перед собой дверь, ведущую… ведущую в Блок, в котором я остановился. Взял ручку, проступившую из воздуха, открыл дверь и вышел.       За мной хлопнула дверь, ударившись об косяк, и исчезла. Я стоял в потоке людей, проходивших прямо через меня. Однако!       Я сделал шаг. Так долго шагать. Но это же сон. Мой сон. И к реальности он не имеет… а, гарпии с ним!       Ещё шаг — и в один миг я оказался у входа в ночлежку Фарланда. Стоп — что я здесь забыл? Пока я не материален, мир можно гнуть, как хочешь       Никого не оказалось.       Я захлопнул дверь и вновь оказался в совсем ином месте. Вот и мой приют. Пройдя сквозь закрытые двери, добрался до своей капсулы.       Посмотрев на спящего себя, я крепко задумался. Такого раньше со мной никогда не было. Я не собирался бродить по этому муравейнику, как тот несчастный сит. Разволновался, но постарался успокоиться, смотря на мерно дышащее собственное тело. Я жив, но вот подзавис в «астрале». Никогда не увлекался шизологией, но это меня пугало. Тут моё тело решило проснуться, резко разогнувшись, и посмотреть на свои руки.       М-мать! Что же делать? Да проснуться же, наконец! Закрыть глаза… и…       ...Тут я очнулся. Диким зверем в рёберной клетке билось сердце, в горле застрял ком, и непередаваемо плыла крыша. Я резко разогнулся и посмотрел на руки, стараясь убедить себя в реальности происходящего. Затем хрипло отдышался, пытаясь унять панику. Перед глазами всё ещё плыло, словно меня вновь настигла сильнейшая миопия.       Я видел не настоящее, но будущее! Совсем недалекое, но вовсе не реальное время. И почему тогда упал стакан? Отдышавшись, я включил свет, повернув ползунок на треть. В тусклом свете блестели капли пота, выступившие от шока. В зеркале отражался реальный, самый настоящий из мяса и костей я. Заигрался я с путешествиями духа. И это сложно назвать умелым использованием Силы — вернее она использовала меня.       Я положил перед собой карту пазаака. Что же, попробуем сдвинуть её по рецепту Ревана. Реван? Электрическая сила! Я не мог вспомнить ни одной черты его лица, вообще, словно бы мы встречались во сне. А он не так прост, как кажется.       Значит, управлять течением Силы в карте и над ней. Что-то она не двигается. Я могу ощутить течение силы в любом месте вокруг себя на сотню метров вокруг. И больше, если постараюсь. Намного больше. Но заставить карту преодолеть силы гравитации я не мог. Гасив голокамеру наблюдения, я боролся с самим её смыслом. И Сила отвечала мне, помогая изменить его в физическом проявлении. С картой такой фокус не проходил. У меня не выходило придумать для неё смысла в том, чтобы немного полетать. Простое желание не действовало, а Сила текла, не понимая, что же я от неё хочу.       Не став терять время на эксперименты, я занялся изготовлением СВУ(3) из имеющихся у меня компонентов.       В качестве взрывчатого вещества выступило смесевое — простая химия, доступная школьнику. Термическое разложение и одновременное окисление в смеси двух веществ должно выделять достаточно тепла и идти достаточно быстро, иначе вместо сверхзвуковой волны детонации произойдет дефлаграция. Пшик с искрами, иначе говоря.       Я не обладаю навыками сапера, но у Травера на корабле нашлось немало нестареющей литературы, посвящённой как минно-взрывному делу, так и всяческие инструкции к разным вооружениям. И открыв такую книжку на своём смартфоне, я старательно следовал инструкции.       Смешать всё в таком соотношении, чтобы взрывчатка была достаточно чувствительна, и на неё подействовал детонатор, но в то же время излишне не перелив горючего, иначе можно сделать смесь непригодной к хранению — быстро слеживающейся. Именно так и вышло у небезызвестного Андерса Брейвика — несколько центнеров аммиачной селитры, пропитанной соляркой и заложенных в автомобиль, с могучим хлопком сгорели, выбив несколько близлежащих окон вместо того, чтобы взорваться, как заправская авиабомба. К всеобщей радости и печали самого Брейвика. А всё из-за отсутствия адекватного взрывателя с высокой скоростью детонации.       Попробуй я сделать такое дома — ничего бы не вышло. Наши производители селитры, во всяком случае, той, которую можно приобрести в магазине, заботливо добавляют в неё сульфат железа или же карбонат кальция — даже малые их дозы делают её непригодной для этих целей. И пористость её при такой малой навеске тоже была бы недостаточна. Что поделать.       В качестве детонатора выступила крохотная энергоячейка. Избавленная от предохранителя, защищавшего её от короткого замыкания, она становилась крайне опасной. Плотность энергии, запасённая в ней, была в сотни раз выше, чем в литиевом аккумуляторе. А то, как взрываются литиевые аккумуляторы, хорошо известно. А тут энергии много больше, чем в том же тротиле. Замыканию препятствовала вставка из пластилина, бывшего отличным диэлектриком. Простая зажигалка работала таймером. Неточным, но надёжным. Никакой электроники — простая механика.       В увлекательных книжках были описаны почти фантастические штуковины, детонирующие по лазерному лучу, подводимому по оптоволокну, но у меня не было под рукой лишнего завода или химической лаборатории. Поэтому я соорудил нестареющую классику.       Всё было соединено на клейкую ленту. Синей изоленты для аутентичности я не нашёл. Выглядело это, как работа разумных грибов из мира вечной войны и вечного маразма, но должно было сработать. Простота в данном случае должна повышать надёжность.       Обрезки металла, алюминиевая пудра для бустера, легко полученная виброинструментами, сто грамм стальных шайб и остатки инструментов — всё это также пошло в дело, повышая убойность и гарантируя срабатывание устройств. В итоге я имел три банки из-под газировки, заполненные (в основном) магической смесью аммиачной селитры и дизельного топлива.       Работал я в перчатках — на всякий случай. В процессе этого я безбожно нарушил десяток правил о проживании, но меня это волновало мало. Камер в ячейке не было, а убраться за собой было необходимо и из соображений конспирации. Заточенная отвертка завершала импровизированное вооружение. Многоцелевой инструмент.       После того, как сделал из нескольких алюминиевых банок с газировкой три «устройства», я наскоро покрасил лишние карты пазаака с обеих сторон, как одну сторону паспорта, лишённую голограммы. Так со стороны любой мог решить, что я провожу в общественном транспорте через терминал оплаты настоящим паспортом.       Меня подгоняло нехорошее и слегка неясное чувство — я бы и не понял, что оно означает, но оно уже витало рядом со мной один раз. В том баре на Коррибане. Моей жизни угрожала опасность. Но сама она тем самым приобретала чёткие очертания, цвет и запах.       Поиграв бесталанно в шпиона, я лишь привлёк внимание своими действиями. Теперь же у меня был выбор — сидеть тихо, или скрыться от наблюдения совсем. Учитывая проделки в музее, лучше выполнить второе. Надев перчатки, я зачистил всю поверхность капсулы растворителем от отпечатков. В замкнутом пространстве не задохнуться помогала лишь дыхательная маска, прихваченная мной по настоянию Травера. В маленьком и дешёвом устройстве умещался противогаз и часовой запас воздуха. Кастет он мне тоже предлагал, но я вежливо отказался.       Не забыть ничего за собой! Так прокололись уже многие.       Меня хотят прикончить. Или что-то вроде того.       Я, стараясь не привлекать внимания, вышел из гостиницы. За мной поодаль следовало несколько разумных. Только не подать виду, что я знаю о «хвосте»!       Я направился в закусочную, где подкрепился. Закусочная — одно из самых безопасных мест в мире. Мои преследователи вежливо караулили меня на выходе, а я делал вид, что не подозреваю об их существовании. С учётом того, что я ни разу даже не посмотрел на них, это могло и сработать. Просто оторваться от них был не вариант. Необходимо узнать, какого рожна я был им нужен. Да и просто бежать — это не мой выбор.       Головизор, включенный в забегаловке, под ритм жвачки убеждал людей, что некто, вооружённый тайным планом, умело управляет их жизнью. Намерено лишает их работы, а если и дает то только такую, на которой надо вкалывать от рассвета до заката. И умело манипулирует ими так, чтобы они непременно тратили в течение месяца весь свой месячный же доход. Даже те, у кого денег много, так поступают, что, несомненно, свидетельствует о некоем заговоре. А злобные банкиры заставляют всех брать всё новые кредиты, чтобы расплатиться за предыдущие.       Я, поглощая пищу, изучал реакцию людей — она, к сожалению, не изменилась за тысячелетия. Люди весьма охотно смиряются с мыслью, что их выебали, а не наебали. Что в их положении виноват кто угодно, но не они сами. Всякий стремится снять с себя ответственность в том, что позволил себя обмануть.       Нащупать одно звено из многочисленных своих оков и быть уверенным, что в нём-то и заключена вся проблема — распространенная основа любых сильных идеологий. Попробуй усложнить ситуации, и тебя не поймут, квадратно-гнездовым неофитам неоткуда будет взяться. Ибо рассредоточение врагов и размытие причины не позволяет с усилием замахнуться на что-то одно. Оставив обсуждающих всерьёз очередную теорию заговора, я вышел из забегаловки.       Вновь путь вел меня вниз, в тёмные глубины, куда уже двадцать тысяч лет не доходил ни солнечный, ни звёздный свет. Ближе к поверхности планеты, опутанной дюракритом и пласталью. Мимо корявых надписей на стенах. Мимо незнакомых символов и пиктограмм.        «Ты умер».               «Ты спишь».               «Проснись»                      «Все больше людей думают, что они думают»                      «Нет никаких если»       Я поднял и засунул за пояс обрезок арматуры, лежавший на полу. Пригодится.       Надписи становились всё менее и менее различимы. Свет, достаточный для чутких сенсоров дроидов, едва разгонял подземельный мрак. Уже пятнадцать минут в темноте я со своими преследователями шёл по каким-то неясным техническим сооружениям. Они шумели, натыкаясь на мусор, разбросанный беспорядочно тут и там. Я намного лучше вижу в темноте, но не спешу от них оторваться.       Вспышкой внезапно сгоревшего магния мою фигуру из мрака выхватил луч фонаря. В длинном прямом коридоре передо мной мелькнула моя же собственная гротескно-вытянутая тень.       Тут что-то с силой бросило меня на пол. Следующее попадание из оглушающего бластера не смогло пробить куртку, но отбросило меня в сторону. Прозевал намерение! Не то чтобы я не ожидал стрельбы, но уловить столь быстрое решение, промелькнувшее в чужой башке, не успел. Я поднялся с пола и метнул себя вперёд — звук ударов ботинок о металлический пол гулко разносился по помещениям. Пола куртки-плаща хлопнула натянутым бичом, задетая ещё одним зарядом.       Завернул за угол и попытался раствориться в темноте. Троица приближались. Две банки с волшебной смесью нитрата аммония и дизтоплива нагревались. Третью я бросить не успел. Сила поправила неточность во времени.       — Где этот придурок? — раздался голос, отражаясь эхом от сырых стен.       — Спрятался здесь. Ищите лучше! — зашипел на него недовольно кто-то.       — Что это ещё за херня?!       Раздался взрыв. Тряхнуло, два толчка слились в один удар в грудь. Я за миг до того открыл рот настолько широко, насколько смог. И, несмотря на расстояние, оглох в этом замкнутом помещении. Слышен был только непрекращающийся тонкий гул в ушах, бьющееся жало сверла у самой барабанной перепонки. Я вжался спиной в стену, сжимая в дрожащей руке обрезок металла. От трёх человек несло страданием.       Я осторожно выглянул, затем вышел к месту взрыва. Один из них был в шоке, у него оторвало ступню. Настолько близко он стоял к банке с взрывчаткой. Нашпигованный крепёжными деталями он хрипел, истекая кровью. Два других преследователя пострадали не так сильно.       Я подошёл и отбросил пинками оружие от них подальше, угостив для надёжности металлическим прутом. Обратившись к наиболее целому на вид, я прорычал:       — Что вам от меня нужно?! — слюна из оскаленного рта брызнула калеке в лицо.       — Эй ты, парень с паспортом на миллиард, — захрипел человек. У него горлом шла кровь. Плохо дело. — Только деньги. Только день…       Рядом тлели остатки второй банки — она взорвалась не так эффектно, дав лишь пиротехнический эффект.       Подобрал обронённый душегубами бластер; из него вытряхнули все потроха, регистрирующие выстрелы, делающие фотографии с геопривязкой, селфи самоубийц и даже самостоятельно вызывающие полицию. Нажатие на кнопку теперь подавало ток на обмотки, минуя цифровой блок.       Я выстрелил ему из бластера в голову. Та дернулась, как от удара боксёра. Его только оглушило или же проломило череп — переводчик на бластере лишь на ступень не был доведен до оглушающего режима. Травматический уровень энергии — вспомнил я. Хитрый бластер.       Его подельник повторил его судьбу — переводчик был уже в боевом положении.       Оттащив за ноги тела поближе друг к другу, неторопливо и стараясь не запачкаться в крови, я положил между их голов третью банку. Зажигалка, отодвинутая подальше, медленно плавила пластилин между подпружиненными контактами, отсчитывая время.       Я засветил паспорт, когда доставал наличность в ночлежке. Камера там была, и просмотреть номер не составило труда. Номер на миллион. Или миллиард. Удружил мне дроид, так удружил. Правильная последовательность чисел стоит денег, о чём он мне тогда и рассказал. Но я недооценил значимость этой строчки цифр.       По пути от них вниз я услышал ещё один грохот. Свидетелей больше не осталось. Кроме того администратора, но надеюсь, он умеет делать выводы. Ноги неверно несли меня от места убийства. Путь во тьму, в самую глубину подземья Корусанта манил меня. Загадочная темнота изнанки триллионного города должна быть интересным местом. Три сухпая и объёмная бутылка с водой вносили надежду на выживание в этом лишённом голосов мире. Полицейский бластер, позаимствованный у грабителей, давал хоть какую-то надежду на самооборону. Фонарик, прихваченный ещё со «Шлюхи», освещал мой путь, не давая затеряться во мгле.       Вниз. Сквозь запрещающие и останавливающие знаки. Зачем дорога, если по ней нельзя пройти? Мне известен только один действительно запрещающий знак — прихваченные сваркой двери, ведущие в самую «грязную» зону АЭС. Тут ничего подобного меня не останавливало.       По кабелям тёк ток, а по трубам куда-то неслись потоки воды. Колония майноков, присосавшаяся к высоковольтной линии, тускло мерцала во мраке своими уродливыми телами, приспособленными для выживания вне какой-либо атмосферы. Я обошёл её, избегая шанса быть убитым током. И как они ещё не сдохли в кислородной атмосфере? Пусть и не столь богатой им, как хотелось бы. Эта специфичная форма жизни зародилась, или приспособилась жить в межзвёздной пустоте. Накапливая энергию, полученную от радиации, света звёзд и любых других источников, как батарея, они затем находили подходящий астероид или иной кремний, содержащий материал, и плодились на нём, чтобы вновь отправиться в путь среди звёзд. Безумная форма жизни. Но для кораблей, развезших их по всей Галактике за тысячи лет, они были бичом, потребляя электрическую энергию и повреждая кабели и изоляцию.       Поражённая остеопорозом пласталь лестниц протяжно скрипела под ногами. Но я продолжал спускаться, не обращая внимания на грозящие обрушиться перила и ступени.       Архитектура глубоких уровней была необычна, а дюракрит, отчасти схожий с бетоном, был неровен, покрыт сетями трещин и язв. Дюракрит! Невероятно. Этот материал, детище нанотехнологий, мог простоять без заметной потери свойств десятки тысяч лет. И выдерживал весь вес верхнего города. Это было его преимуществом и его же проклятием. Ломать его было крайне сложно. Но эти постройки, захоронённые под километрами новостроя, были возведены, возможно, ещё до эпохи гиперпространственных путешествий. И среди них встречались островки жизни, столь же мрачной, как и подземный город.       Под ногами хрустел мусор, я то и дело натыкался на брошенные предметы, покрытые толстым слоем пыли. Вниз.       Надписи на стенах на непонятном языке, выкрошившиеся мозаики и облупившаяся плитка ощутили на себе дыхание времени. Ещё один уровень пройден, а лестницы и вертикальные трапы ведут меня ещё глубже! Я спустился на пару сотен метров ниже обитаемой части, но всё ещё не достиг дна. Некогда над этими строениями светило солнце и летали птицы, а теперь они были похоронены под толщей Республиканского города.       Я уже выбился из сил, бродя по этой поверхности, заставленной зданиями и коммуникациями, как заприметил нечто необычное. На площади, передо мной вырос фасад величественного здания. Колонны поддерживали массивный свод купола. Статуи притаились в своих тёмных нишах.       В заброшенном здании никого не было, за исключением многочисленного выводка крыс — целой крысиной цивилизации. А последний камень этого храма всё ещё дожидался того часа, чтобы выполнить свою кровавую, но важную задачу. Хотя оставили его, судя по всему, из иных соображений. Возможно, усложнение дюракритовых опор, уходящих к корням скал, огибавших это сооружение, было куплено за деньги туристов. Но здесь я встречал и другие реликты ушедших эпох, подобные забытым и раздробленным фундаментам, монетам и битым горшкам, уходящими в забвение культурного слоя. В масштабе того, что рвалось ввысь над моей головой, эти реликты были крохотными кусочками древних и никому не нужных камней.       Каждый шаг отдавался гулким эхом, смягчавшимся изуродованными стенами и теряющимся в кучах мусора. Тусклый поток света натыкался лишь на помойки и голые стены. Если и были здесь некогда фрески или мозаики, они давно были унесены отсюда. Туда, где их могли увидеть люди. Возможно, кому-то дешевле было возвести полную копию оригинального здания, чем изменять планы застройки самой дорогой в Галактике земли.       Должно быть, и на Земле найдётся достаточно ретроградов, которые будут против сноса Пантеона. Почему я говорю о Пантеоне? Оттого, что навряд ли к тому моменту, живущие в большинстве храмов и соборов боги не перейдут в разряд мифов и легенд. Или их туда перенесут.       Я, устроившись на древних камнях, перекусил брикетом твёрдого сойлента(4), подкрашенным красителями и имевшего какой-то фруктовый вкус. Жаль, но воды я взял меньше, чем было нужно. Затем зажигалкой обработал бластер — надо денатурировать нуклеиновые кислоты, поскольку они не менее важный источник информации для местных криминалистов, чем отпечатки пальцев. Посокрушался немного, что по запарке не обыскал тела — запасной энергоячейки у меня не было. Да и лишние деньги не помешали бы.       Не чувствуя угрозы, я прошёл через распахнутые высокие двери, изрезанные рельефами. Бродил вдоль стен, обретавших свои древние цвета на периферии зрения и вновь становившимся серым камнем, стоило только сосредоточить на чём-то внимание. Храм с трудом, но сопротивлялся натиску времени.       Усталость от многочасового спуска брала своё — да и в той ячейке я проспал всего пару часов. Я, подложив под зад рюкзак, прислонился к стене, включил терморегуляцию в моей куртке — она должна была согреть меня — так что не боялся застудить почки. Полезная штука, защищающая не только от шального выстрела. Сумел установить смартфон в режим сторожа — камерой к выходу. Не хочу быть застигнутым врасплох.       Едва я прикорнул, как мне приснился город, залитый светом солнца, пробивавшимся даже через смог. Корабли над ним. Люди, идущие по своим делам. Респираторы на лицах. Огромные небоскрёбы и многоуровневые улицы. Автобусы, обтекаемыми червяками ползущие по дорогам и всё ещё опирающиеся на колеса. Личного транспорта почти не было видно. Видение было подёрнуто дымкой, мутное, словно наблюдаемое через старый, потерявший фокус объектив. Я присмотрелся к вывеске:       «Новые Миры ждут тебя, колонист! Социальные льготы и увеличенный продпаёк для родственников покинувших родной мир. В Новых мирах вы не будете страдать от нехватки ресурсов. Запишись в очередь на судно-колонизатор! Пройди БЕСПЛАТНУЮ подготовку колониста. Отправься в увлекательное путешествие к звёздам!» — гласила она на немного непонятной версии Алсаканского. Не зря его ещё зовут высшим галактическим — он древнее основного.       Звучало это, как религиозное воззвание к поискам лучшей жизни после смерти. Видимо, люди относились к этому с такой же долей скепсиса.       Под ней были изображены счастливые колонисты, которым повезло попасть на планету с кислородной атмосферой. Не во всех случаях выводы астрофизиков, исследовавших галактику с помощью тысяч различных приборов, совпадали с реальностью. Впрочем, колонии основывались и на таких суровых планетах. Что создавало разнообразие подвидов и культур — люди, борющиеся с суровой средой, неизбежно получают от неё отметины в геноме и культивируют новые мемы. Разнообразие всегда стоит затраченных на него усилий.       Никто не останавливался, чтобы прочитать объявление. Неудивительно, учитывая зачастую отсутствие обратной связи с «героями освоения галактики». Колонизировав ближайшие миры, люди отправляли корабли во всё более дальние путешествия. И чем дальше они отправлялись, тем дольше нужно было ждать отчёта о прибытии. Последние отправленные корабли пришлют информацию о результате своих экспедиций только через тысячи лет. Неизвестность пугала сильнее, чем страх загнуться от множества заболеваний, поразивших геном человека. Тяжелые недуги поразили само человечество, не способное более к естественному отбору. А успешную коррекцию генотипа на Алсакане, соседе Корусанта, ещё не открыли. Перед моими глазами оживала история. Той смутной эпохи, когда низшие слои, копошащиеся в переполненных термитниках высоток, не желали отправляться в неизвестность, а люди квалифицированные, те, кто по идее и должны осваивать галактику, находили возможность выживать и здесь.       Я пошёл прогулочным шагом дальше, осматривая достопримечательности задыхающегося города. Ни один дроид ещё не потеснил человека с работы, все эти нищие люди, живущие на ограниченные ресурсы, питающиеся в предках современного «ГОПа», ещё и вкалывали за то, чтобы получать средства к существованию. Хотя робототехника с автоматизацией снизили необходимую численность низкоквалифицированного персонала. Нехватка чистой воды, воздуха, еды и продуктов потребления выматывали людей. Жар от всех технических сооружений иссушал едва успевавший проступить на лицах пот. Автоматы с водой под навесами от солнца не давали иссохнуть жителям древнего Корусанта. Ни одного теплообменника от кондиционера я не заметил. Ещё бы! Такие источники тепла в огромном замкнутом городе не помогли бы ничем. Огромные щиты-отражатели на орбиту ещё не выведены, и иссушающий жар солнца пытает почти целиком окованный железом мир. В помещениях всё также страдали от перегрева. Один плюс в этом был. Минимум одежды на прекрасной половине человечества. Хотя, не всем, гм… не всем идут столь лёгкие наряды.       Над раскалёнными солнцем бетонными плитами дрожал воздух. Я увидел широкую площадь, показавшеюся смутно знакомой. Пусть и стиснутая со всех сторон вытянутыми коробками, сама она оставалась свободным пятаком пространства. На ней было несколько фонтанов, пустых уже неизвестно сколько лет. Я заглянул в них: плитка была покрыта слоем пыли и песка. Несколько кривых деревьев на аллее ещё пытались выживать, обожжённые солнцем и химической атмосферой Корусанта. Мир умирал. А люди, несмотря ни на что, пытались выжить на его останках.       Город смог победить — подумал я. Силы природы не смогли уничтожить человечество. Оно со временем нашло, куда девать лишнее тепло, настроив тепловых проекторов, и решило свою продовольственную проблему. Бесконтрольное желание двойки стать бесконечностью увеличило и без того огромное население, подняв его на уровни вверх. Новые материалы смогли создать для них место, хотя и не изменили их природы.       А вот и храм, ещё не обезглавленный следующим уровнем. Уже «сейчас», в этом моменте древней истории, он не молод. Ничем не ограниченные, его шпили, потерянные ныне, отточенными пиками нацелились в небо. Не запертый ещё во мгле, он привлекает посетителей. Но в поисках простых ответов на вопросы люди уже не приходят сюда.       Его двери всё так же открыты. Я прохожу внутрь. В нем обустроен магазин, музей и несколько выставочных площадок. Редкие туристы бродят по отведённой для них части храма. Пустое пространство использовано с толком. Грандиозный храм служит не менее значительным торгово-развлекательным центром. Внутри на современное свое состояние он походил только планировкой.

* * *

      Побродив час по людным копящим недовольство улицам, я проснулся. Я абсолютно не мог осознанно контролировать, что мне видеть, и у меня даже не вышло на этот раз покинуть навязчивые видения самостоятельно — из сна меня вырвал оглушительная сирена в наушнике. Напротив камеры промелькнуло серое крысиное тельце. Крыса утаскивала шелестящую упаковку из-под съеденного мной сухпая.       «Парень с паспортом на миллиард» мог заинтересовать разумных самых разных мастей. Поэтому он сменил имидж, сменив контактные линзы и перекрасившись в красный цвет. Моя внешность была излишне примечательной, чтобы игнорировать необходимость грима. Конспирация могла дать и широкую трещину, оставайся я также приметен. Клин клином вышибают — нужны другие заметные приметы, чтобы обращали внимание именно на них.       Приведя себя в порядок, я пошёл почти знакомым путем, удивляясь тому, как многое изменилось за тысячи лет, а то и было навсегда замещено дюракритовыми опорами, смотря на размеры которых, я сперва бы решил, что это творение нечеловеческой, бесконечно чуждой для нас цивилизации. Но это было не так.       Но даже оно было изъедено язвами, металлоконструкции поросли жёлтым лишайником. И мало бы на них, как папиллома, пировала эта плесень — она, как кислота, проела, казалось бы, стойкий к любым ударам судьбы союз пластика и стали.       Я, почувствовав скопление разумных существ, начал пробираться в том направлении. Узкие коридоры, разбитые двери. Постепенно до меня доходило, где именно я шёл — то было огромное кладбище. Склепы.       Триллионы ячеек с прахом жителей столицы давно были заброшены. Мало кто мог отследить свою родословную дальше пары тысяч лет, хотя цифровые базы данных и помогали это делать. Семейные и религиозные захоронения были обустроены в отдельных многоуровневых катакомбах. Этажи захоронений уходили как вверх, так и равно вниз. Ныне традиция предавать умерших земле была забыта. Покойник мог сам распорядиться в завещании, как поступать с телом, если это распоряжение было подкреплено кредитами. Могли о нём позаботиться и родственники, или друзья. Наиболее популярно среди тех, кого вообще интересовала судьба трупа, было кремирование. Небольшая урна с прахом не занимала слишком много места. Но проще было сдать труп санитарной службе и забыть о его существовании навсегда. Учитывая механизм переработки биологических отходов, большинство молекул, составлявших ранее живой организм, становились супчиком и гамбургерами в ГОПе. Упрощённый кругооборот веществ исключал стадии разложения в почве и возвращения в биосферу, результат при этом не менялся.       Трандошанцы поступали ещё проще, пожирая трупы врагов и родственников. Это к тому же имело и культовое значение. Забавные существа.       Именно это огромное кладбище служило укрытием для тех, кто скрывался от закона.       Размышляя о бренном, я чуть было не встретился с ещё одним людоедом, только не рептилией, а гуманоидом. Выждав некоторое время в неподвижности, я продолжил путь, счастливо избегнув встречи с мутантом. Ему и падали перекусить хватит, мясцо лежит сравнительно неподалеку. Я решил чаще интересоваться у Силы, не ожидают ли меня неприятности.       Мимо пробежало три муравья-переростка. Да и муравейник был неподалеку. Они помогали городу в утилизации разных «отходов». Сложная экосистема подгорода была собрана из винтиков, надёрганных из самых различных механизмов. Все эти существа были привезены с тысяч разных миров Галактики. Питомцы и паразиты, случайные беглецы и крокодильчики «выпущенные в канализацию». Выжили немногие, но приспособившиеся к жизни в дюракритовом мире упорно противостояли санитарной службе. Их травили, сжигали, выпускали виды, запрограммированные на борьбу с ними, но не достигли успеха. То, что не убивает — делает сильнее. Суть эволюции. И эта живность была куда опаснее, нежели тараканы или постельные клопы. Те не объедают мясо с костей за несколько минут.       Десяток муравьев-гигантов протащили к себе домой жирную, дергающуюся гусеницу, в полметра длиной. Множество членистых ножек рассекало воздух. Извернувшись, она впилась в одного из пленителей; немного подергавшись, тот умер от яда. Оставшиеся едва справлялись с червяком-переростком. Я развернулся и обошёл эту живность по огромной дуге. В Силе эта «гусеница» не ощущалась совершенно. Неужели таозин? Брр…       Пока я убегал подальше от битвы насекомых, почувствовал, что мерзкий червяк расправился и с остальными «муравьями». Я, как чувствительный к Силе, мог быть воспринят ею, словно аппетитный кусок мяса. Эй, Сила, отзовись… бесполезно. Я побежал подальше отсюда, надеюсь, быстро бегать тварь не умеет. И надеюсь, крылатых пауков здесь не водится! Иначе ядерное оружие для дезинсекции станет допустимым выбором.       Я нашёл неприметный вход в квартал подземных жителей. Найти его можно было и без Силы, и без карты. Будь у меня более чувствительный нос, я бы нашёл его просто по запаху. Звонок я заметил после того, как сразу по привычке постучался в дверь.       — Чего надо? — раздался сонный голос в микрофоне.       — Остановиться ненадолго.       Привратник задумался на минуту. Возможно, сравнивая моё лицо с известным только ему списком. Опасности мне это не сулило. Видимо, информация о «ценном» зелтроне не дошла ещё до этих мест.       — Проходи, — буркнул динамик.       Этот квартал был целым подпольным городом. Я бродил по нему, глазея по сторонам, ловя подозрительные и презрительные взгляды. Мне на встречу вышла небольшая группа лиц, которых особенно раздражало моё присутствие. Ненавижу конфликты. Вернее, непосредственно участвовать в них.       — Эй, ты, инопланетяшка, а не свалить бы тебе обратно на ту дыру, откуда ты родом? — задал вопрос главный из них. Он крутил в руках короткий шокер, напоминавший телескопическую дубинку, смотря на меня, как на кусок грязи.       — Это будет затруднительно, — ответил я, кладя ладонь на рукоять трофейного бластера.       — Не предать ли тебе ускорения? — предложил всё тот же тип.       — Рискни, — предложил я, — но сначала поинтересуйся, кто я.       Левой рукой я одёрнул полу плаща, показывая оружие, за ношение которого светило пять лет колонии. Предохранитель был снят ещё много часов назад. За мной наблюдало множество глаз, и они мне не симпатизировали.       — И кто же? — спросил, он, уставившись на оружие, уже извлеченное из импровизированной кобуры; ещё миг и я начну стрелять.       — Человек с боевым бластером, — пояснил я ему.       — Человек… думаешь, пушка делает тебя человеком?       Народ несколько рассредоточился, услышав про оружие.       — Не так много нужно, чтобы зелтрону сойти за человека, — сказал я, улыбнувшись самым краем рта. Не стоит скалиться.       — Зелтроны почти люди, — заметил его спутник. Он не хотел переходить к стрельбе.       — Лучше бы тебе уйти отсюда, — сказал заговоривший первым, — тебе здесь не рады.       Я развернулся и неспешно пошёл в обратном направлении, не убирая руки с рукояти оружия. Тут мне не место. Можно заснуть и не проснуться. Поступив, как истинный джедай, я избежал конфликта и не собирался находить себе на мягкое место новых приключений.       Пришлось направиться в квартал для экзотов. Вот несправедливость! Вот уж куда я не собирался идти. Многие из инопланетян воняли, или выглядели крайне отвратно. В окружении рож, морд и харь я едва нашёл ночлежку для гуманоидных видов. Твиʼлек на входе сдал мне комнату на трое суток вперёд.       — Неужели «уборщики» не терпят у себя даже зелтронов? — спросил он с удивлением.       — Это и меня удивило, — ответил я. — Что им не нравится?       — Все, кто отличаются от людей естественно, — обнажил он заточенные зубы. Зачем твилеки это делают со своими зубами? Не все, но я встречал такое достаточно часто. Притом, что от рождения они у них вполне нормальные.       — Может всё несколько сложнее?       — Ну да. Все «инородцы» им не нравятся только потому, что мы здесь. «Улетайте к себе на родину», — говорят они.       — Довольно глупо говорить это жителям Рилота, — иронично заметил я.       Каменистая пустыня со всё ухудшающимся климатом вынуждала мигрировать их по всей Галактике. Любой способ убраться с Рилота считался допустимым. Даже в работорговле это открывало новый смысл. Работорговле… Хотя, как я уже начал понимать, перевод любого занятия и термина с твилекского на человеческий искажал смысл явления, как его понимали сами твилеки.       — Но это им не понятно…. Местные «уборщики» настолько тупы, что записали тебя в нелюдские расы.       — Обидно. Где здесь можно отдохнуть?       Твилек объяснил где. Купив узкий, как иголочное ушко канал выхода в голонет, я сходил в местную забегаловку. Чувствовал себя в зоопарке, но с иной стороны клетки. К своему удивлению я заметил здесь одного человека. Я долго смотрел на него, но не смог сдержать себя и подошёл. Небритый человек с неожиданно живым и ясным взглядом, пусть и слегка затравленным, но выделяющимся на запущенном лице. Он был как белая ворона на фоне всех этих негуманоидов. Или гуманоидных рептилий и человекоподобных птиц… неважно       — Извини, но не могу не спросить, что ты тут делаешь? — сказал я, подсев к нему. — В качестве компенсации за беспокойство я скажу, что собираюсь выпить, но не с кем.       — Избегаю преследования.       — Неразумно говорить такое незнакомцу.       — А… — он махнул рукой. — Ты не понимаешь. Никто ничего не понимает. В тебе бактерий больше, чем собственных клеток. Ты в курсе?       То ли он уже был набравшийся, то ли он никак не мог избавиться от некой навязчивой идеи. Но я не опасаюсь и не избегаю сумасшедших.       — Да ладно! Ещё в школе узнал.       — Существуют бактерии, что окисляют железо в десять тысяч раз быстрее, чем кислород. Они мутируют в кораблях, как взбесившиеся. Тысячи видов на одном такелажнике. Эндемичных видов, характерных только для этого корабля, замечу. Жрут пластик и дюракрит.       — Продолжай, — сказал я, когда нам принесли раствор спирта.       — О! Дезинфекция, — он выпил. — Тысячи бактерий опасны для организма человека. Сотни смертельны. Оглянись вокруг.        Оглянулся, но ничего, кроме инопланетных созданий и их перекошенных рож, не заметил.       — Ты о том, что они тоже состоят в большей степени из бактерий, чем «собственных» клеток? — сообразил я.       — В точку! Эти бактерии разносятся повсюду. Мутируют. Обмениваются генотипом, размешанным за их оболочками. Хавают генотип соседей, из других организмов. Перемешивают свои ДНК с ДНК вирусов со всех концов Галактики. И тысячи их смертельны. Причём безобидные для одного вида, они могут схарчить твой мозг за пару часов. А ещё грибки и разные стрёмные паразиты.       — И как мы ещё живы? — подивился я наигранно. Действительно, как?       — Вот! И ты спрашиваешь. Тридцать минут, хоп! — он хлопнул в ладони. — И они поделились. Ещё и ещё. Сила, джедаи… херня всё это. Слушай, самая большая загадка этого мира — это то, что мы ещё живы.       — Ты вообще, отчего так этим обеспокоен?       — Я, ик, раньше работал в санитарной службе.       — Это такая всесильная служба. Более всемогущая, чем полиция? — вспомнил я.       — Эпидемиологический отдел. Экзотические заболевания. Там и служить не менее опасно. Постоянные эпидемии. Карантины. Обезумевшие родственники рвутся через заграждения. Но это случается так редко… Но попробуй объясни твилекам, что Кор — это не их вонючие пещеры, а джавам, что гигиена — это залог здоровья. Бывает, мы стреляем на поражение. Как и полиция.       — Но в противном случае будет хуже, — сказал я. — Собаку, которая вцепилась в ногу, пристреливают. А не ждут, когда она привыкнет к терпению и не решит, что так и надо.       — Вроде того. Мне до усрачки надоело заваривать люки в заражённые сектора.       — Я не очень-то слышал обо всём, что ты рассказываешь, — сказал я. — То же, что слышал я — любое вирусное заболевание лечится в кратчайшие сроки.       — В том то и дело, что это встречается не так часто, — сказал он с сожалением. — Иначе бы кое-кто озаботился финансированием. Несколько «пожарных команд» носятся туда-сюда по огромному городу. Со стороны это вообще незаметно. По статистике подавившиеся фруктовыми косточками или умершие после слов: «смотри, как я могу» встречаются намного чаще, чем умершие от какой-нибудь эпидемии. А пандемии вообще встречаются раз в тысячу лет.       — Ты так говоришь, словно это нечто неправильное.       — Перекись водорода, специальные моющие составы, плёнки и напыления на платы? Да, корабли не разваливаются. Если не «повезло» приземлиться на Харуун-Кэл, конечно; провёл там полчаса, и электроника сгнила. Но ведь электроникой дело не ограничивается! — Его несло куда-то в сторону.       — Что ты хочешь всем этим сказать?       — Я провёл исследования. Решил дописать кандидатскую, — он снова выпил обжигающий раствор. — И теория вероятности показала, что процент опасных бактерий должен быть в тысячи раз больше, чем есть. Простое моделирование показывает, что это не самая выгодная стратегия в ходе естественного отбора, но частота и характер мутаций обязывает их делать это. Они же из гуманизма избегают мутировать во что-то смертельно опасное для нас. Серьёзно.       Он имел абсолютно потерянный вид.       — Может, тут Сила замешана? — спросил я осторожно.       — Я и обратился в Храм. Джедаи прочитали мои заметки, покивали и сказали: «На всё воля Силы». Что-то про мидихлорианы говорили, причём всё неправильно.       Вот упорный человек! Туда даже политиков просто так не пускают. Храмом оно зовётся не просто так.       — И где можно ознакомиться с правильной точкой зрения?       — Работа доктора Дика Эстона «Мидихлорианы, подробный обзор». Эти мелкие паразиты или симбионты, как хочешь, влияют как-то на работу абсолютно всех клеток организма. Причём это влияние не полезно и не вредно. Просто живут себе. А в джедаях их живёт больше. Особый в них микроклимат, наверное. Вот и всё, что можно точно о них сказать. Остальное догадки.       — А с Силой они как-нибудь связаны?       — Как сказали джедаи, Сила управляет всем, — он поднял указательный палец. — Но, эти мелкие одноклеточные зародились и существуют во всём живом. На всех мирах, где зародилась жизнь параллельно. Вот это странно.       — А в других одноклеточных? — спросил я.       — А там их нет. Места не хватает. Хотя в достаточно крупных бактериях встречаются.       — Слушай, а на генетику эта твоя статистика тоже как-нибудь распространяется? — Вдруг возникла ещё одна дикая мысль.       — А как же. Откуда все эти субрасы, виды, близкие к человеку, взялись, по-твоему? Причём неразумные существа так быстро не мутируют и не приспосабливаются. Хотя с точки зрения биологии разницы нет никакой.       — Значит, ты что-то упускаешь в своей теории, — улыбнулся я.       — Я выпустил влияние Силы. Я читал об алхимиках среди тёмных джедаев во времена великих расколов. Вот кому насрать было на генетику. И на науку вообще, как таковую.       — Ма-а-агия, — протянул я.       — Она самая. Вот не было бы её, было бы всё понятнее. — Он искренне хотел видеть мир рациональным. Хотя тогда бы наша иммунная система не давала бы никакой защиты от внеземных микроорганизмов. Или мы бы вымерли от вспышки супервируса. Но это было бы правильно, с его точки зрения.       — И мы бы все передохли от вирусов и микробов. Или сидели бы по своим планетам и не летали бы в гости, — сказал я.       — Но зато это было бы правильно, — он вновь выпил.       — Как тебя зовут, если не секрет?       — Скаб Виден. Тебе интересны мои исследования?       — Интересны. Не как ученому-генетику, но действительно необычные выводы.       — Ещё бы!       — И что такой исследователь делает здесь?       — Тут недалеко был закрыт три года назад целый сектор, населённый гандами из-за родианской чумы. Как раз тот самый случай предначертанной судьбой романтической встречи опытного вируса и робкой, неподготовленной иммунной системы. В итоге всё блокировали, по-секторно разбили на карантин, установили санпропускники, как положено. Наладили централизованную подачу питания и медикаментов. Всё, как по методичке.       — Но что-то пошло не так. Верно?       — Ага. Обычно это помогает выявить очаг заболевания, но в том случае не вышло. В силу неизвестных нам религиозных причин им это не понравилось, и они решили, что в борьбе с эпидемией им поможет их вера, массовые богослужения, как способ борьбы с вирусами… — он подавил смешок. — Особенно их возмутило, что трупы вывозят и утилизируют в мобильных крематориях. Это противоречило их варварской традиции устраивать трапезу с возлияниями недалеко от открытого контейнера с подгнивающим трупом. Что-то связанное с «духом» усопшего грязнули, не мывшего вовремя руки.       Про работу шлюзов, общественного транспорта и вентиляции я даже рассказывать не буду.       Потом оказалось, что плотность населения в два раза превосходит таковую согласно переписи. Оказывается, рабам, по их мнению, не нужно регистрироваться, получать документы и, соответственно, проходить диспансеризацию. Мы уже наладили выпуск временных документов, но местным это не понравилось. Насекомые херовы. Им какие доводы не приводи, а их говённое поведение всё равно управляется феромонами, химическими метками, помечающими всё вокруг.       — Как у животных, — оскалился я злорадно.       — Верно. Кандалы, сужающие возможное поведение. У нас, людей, да и вас, зелтронов, врождённые механизмы сложного поведения почти отключены. Почти любое поведение можно заложить воспитанием. Пластичная нейросеть, так сказать, с минимум первичной настройки. Природа решила, что с определением опасного и полезного мы хоть и паршивенько, но справляемся и сами. Что эта информация неплохо сохраняется в мемическом, а не генетическом хранилище информации. По сравнению с неразумными животными, у нас почти атрофировалась способность воспринимать определённые запахи непосредственно как хищников или добычу.       — А у этих... гандов? — переспросил я, вспомнив о не очень приятных на вид насекомоподобных существах.       — У них есть биологически заложенные роли в обществе. Родился "рабочей особью", будешь всегда рабом. И никакой разум, который они вполне успешно демонстрируют в других областях, не сможет их убедить, что это неправильно. Тут работают более глубокие механизмы.       — И что в итоге?       — Беспорядки со стрельбой. Ну, я и приказал эвакуировать своих людей. Открыл все двери, если им так это было нужно, — он пьяно захихикал. — В итоге пятнадцать миллионов умерших от чумы.       — Сами виноваты, — безразлично сказал я. Разумеется, держа в уме суть такого явления, как «вина».       — Я тоже так думаю. Я соблюдал инструкции, поэтому мне ничего не впаяли. Но по этическим соображениям меня уволили. Но эти ублюдки назначили за мою голову такую награду, что я вынужден скрываться от охотников за головами!       — И отчего ты мне всё это говоришь? Может меня и интересует твоя голова?       — Тогда бы ты не стал угощать меня выпивкой, а сразу перешёл бы к делу.       — Фу! Как примитивно. Может план в том, чтобы споить тебя, отвести по-тихому в место твоего обитания и отпилить аккуратно твою научную тыкву?       — Это могло бы иметь смысл, если бы ты был гандом. Но зелтрон — охотник за головами? Нет. Такого быть не может.       Он не только пьян, но и близорук. Иначе бы заметил мою бездарную окраску. Но зато он хорошо видит, что мораль неоднозначна не только для человека, но для всех разумных. И как вообще джедаи могут говорить о некой единой этике и правилах?       — И я до сих не понимаю, как на планету с базовым безусловным доходом пустили этих дрозофил-переростков, — сказал он, выпив ещё стопку горючей жидкости.       — А зачем ты скрываешься так близко с местом этой эпидемии? — у меня возникли нехорошие подозрения.       — Сектор до сих пор закрыт на карантин. Его ещё не обеззаразили. Там осталось так много ценных вещей, что сотни мародёров до сих пор ищут поживу среди полуразложившихся останков. Развелись падальщики. Все они разносят заразу. Я поднял тревогу и сообщил об этом своим бывшим коллегам, но ещё никто не почесался. Только заблокировали ещё раз все входы-выходы. Но это не помешало сделать мародёрам новые проходы.       — Чудное местечко. Такое надо «обеззараживать» огнеметами. Республика продолжает меня разочаровывать. Но тебе зачем-то надо быть здесь, — сказал я, ожидая объяснения.       Выходит, что законность даже в столице — представлена строго контролируемыми островками, решил я. Только там, где сами жители поддерживают закон и порядок. А где это им не нужно — местные борцы за демократию и законность не обращают на это внимания. Что, в общем-то, и не удивительно.       — Я провёл анализ вируса. Создал модель его деления и роста, затем рассчитал вероятность его мутации, — он дрожащей рукой залил в себя ещё одну стопку. — Даже с известной поправкой он генетически очень нестабилен. И может поражать не только родианцев, — глянув на меня, он нервно добавил: — Расслабься, люди и зелтроны к нему иммунны. Но эти экзоты, занимающиеся расхищением собственности умерших, уверенны в обратном, — позлорадствовал он. — Причём их уверенность опирается на официальные данные, — он недобро улыбнулся. — Профессиональный интерес не позволяет мне пропустить начало новой эпидемии.       — А как насчёт тех, что вскрывают древние склепы в поисках украшений и ценностей?       — Мне известны возбудители заболеваний, способные выживать в таких условиях тысячи лет, возможно, они найдут в склепах что-то и помимо побрякушек. Хе-хе!       — Тебе это нравится, — заметил я       — Безусловно! Такой гипотетически богатый материал для исследований. После того как они так поступили со мной, я всё жду, когда же они начнут заживо разлагаться.       — Пожалуй, я выпил достаточно. — Я был крепче, чем обычный человек, ситская кровь не давала с лёгкостью свалить меня большинству ядов, но пить спирт — это пошло.       — Тогда я заберу остатки этанола, — пробормотал уже невменяемый эпидемиолог, — для обеззараживания.       Я украдкой достал карту с налом, стараясь не засветить ещё раз паспорт. От неё отпал непонятно как закреплённый листок фримси. На нём строгим почерком была выведена надпись:       

«69931245814834231473878 Р. #ГГ — мессендж.»

      Реван? А кто ещё мог это сделать? «Даркнет», глубокие и тёмные сети похожи на неосвещенные переулки Эпохи Возрождения, ибо там не разглядеть лиц преступников. Но, как оказалось, и джедаи тоже шныряют по этим мрачным углам. «Криминальное дно, территория обитания социальных отбросов, полное ворованного контента, детской порнографии и насилия». Это, если цитировать власть имущих, разумеется.       Подсоединившись к сети, я с большим удовольствием наконец оказался в голонете. Настоящем, диком и свободном. Легальный был не по мне, когда каждый файл содержит в себе зашитую лицензию и не скачивается до тех пор, пока это не будет дозволено копирастами, устанавливающими, что ты действительно купил право на его владение. Оно подтверждается электронным же документом на право собственности. Всё это отражается в сети. И сохраняется в «облаке» — для удобства пользователя, разумеется. Всё это проходило в долю секунды, незаметную для обывателя, который платил за каждый музыкальный трек и каждую книгу, если, разумеется, у них не была свободная лицензия. Всего-то тысяча лет должна пройти, чтобы вырвать её из лап владельцев авторских прав. Но это было мучительно неприемлемо для меня.       Я с наслаждением окунулся в грязь рекламных баннеров и нищету интерфейсов, выискивая отзывы о контрабандистах. С кем можно иметь дела, а с какими напротив — не стоит. Мне не терпелось прочесть, что же пишут о Травентʼрейс… Травере. Почему он так плакался о своей репутации.       В окружении инопланетных уродов я тренировал навык самоконтроля, иначе выражение отвращения на моем лице застыло бы постоянной маской. Наблюдая за их поведением, я с трудом мог понять, чем они заняты и о чём говорят. Даже в Силе их эмоции были непонятны, несколько отличны от человеческих, понять же психологию экзотов я и не стремился. Чёрт ногу сломит, что творится в их головах и ганглиях. Проведя ещё день в обществе алкаша-эпидемиолога, я узнал много нового о культуре видов, особенно не уважавших гигиену. Люди, пережившие множество пандемий, традиционно проходили частичное медицинское сканирование, вроде того, что я делал, оформляя документы раз в неделю. А более полное ежемесячно. За своим здоровьем следить было естественно и привычно. Но пить спирт люди ещё не отучились.       Я уже было собирался покинуть квартал экзотов, как ко мне прибежал счастливый Скаб.       — У меня случай инфицирования! — его лицо выражало нездоровое возбуждение.       И убежал дальше, видимо, собирать вещи. Я поздравил его с эпидемией. Приятно приносить людям радость. Даже если для этого нужно начать чуму. Хотя причём тут я? Аполлон покарал неразумных осквернителей могил.       По защищённому криптографией мессенджеру мне пришло сообщение от Травера — я удачно решил обменяться открытыми ключами с Реваном. Капитан же сообщал о некоторых проблемах и попросил меня поскорее появиться в точке встречи. Раньше срока. Я не стал заставлять его ждать.       Подумать только, в этом столь развитом мире и такая неудобная связь! Но мы не оставляем следов там, где их в первую очередь и ищут. Поскольку следаки ленивы — нет ничего удобнее для анализа спецслужбами, чем социальные сети, незащищённые чаты и голосовая связь. С которой легко снимается стенография и хранится столетиями. Особенно, когда в каждом устройстве закладки и бэкдоры. Увы, но мы с Травером не успели подготовиться к работе под таким плотным цифровым колпаком.       Через даркнет же, Травер перечислил мне немного крипты — как повсеместно звалась криптовалюта, и там же я приобрел дешёвый гравицикл.       Хорошо, что права в комплект к нему покупать не пришлось — я сумел дожить до того момента, когда они уже стали не нужны. Правами обладало само транспортное средство. Автомобиль с нерабочими сенсорами или автопилотом считается на этих дорогах непригодным к эксплуатации — а «пилоту» нужно только вводить конечную и начальную точку полёта. Для парковки тоже есть специальные режимы.       Дорога вела меня к «Счастливой шлюхе». Найденный в условленном месте гравицикл тащил меня в направлении нашего импровизированного дока. Его разблокировал цифровой код, который мне отправили после оплаты.       Благодаря своей примитивной конструкции, он давал огромное тепловое загрязнение. Но мне с него налоги не платить. Хотя я и не до конца понимал схему этой аферы. Реактор, расположенный под моей пятой точкой, был раскалён, как печь, и от него бы веяло жаром, если бы он не обдувался набегающим потоком воздуха. Воздух, проходивший через радиаторы, раскалял и без того облупившуюся краску на бортах гравицикла. Репульсоры держали раму гравицикла в воздухе, в движение же его приводил термореактивный двигатель. Этот движок отличался от традиционного двухконтурного турбореактивного самолётного движка только тем, что тепло подводилось в цикл не сжиганием сгораемого топлива, а работой встроенного термоядерного реактора. Нет нужды говорить, что он был форсирован: мощность реактора была разогнана поднятием рабочей температуры двигателя. Обводы аппарата не были рассчитаны на полёт на таких высоких скоростях. Но как говорил Феррари, аэродинамику придумали бездарности, не способные сконструировать мощный двигатель. Более экологичные модели использовали другие движители: репульсоры, электрические вентиляторы или иного, ещё более экзотического рода. Турбина реактивного движка с управляемым вектором тяги визжала, как движок Боинга. Половина аварийных аккумуляторов была снята, о ёмкости других можно было только догадываться — хотя на панели и горела полная стопка батареи, это было нужно, чтобы обмануть систему самоконтроля технического состоянии этого летающего мотоцикла. Поэтому приборная панель не отображала реального состояния этого мусора.       Верхом на этом вибрирующем турбопылесосе я чувствовал себя камикадзе. Впрочем, этот брутальный аналог мопеда обошёлся мне всего в две штуки кредитов, если перевести затраченную крипту, и был способен разогнаться почти до звуковой скорости. Препятствием этому было отсутствие кокпита и здравый смысл. Козырёк из транспарстила не защищал должным уровнем от шума и потоков воздуха. Благо, глухой шлем шёл к этому драндулету в комплекте, не давая мне лишиться слуха.       Я отвлёкся, пролетая мимо «Киберблока», построенного корпорацией «Сенс-Нет».       Блок этот был заполнен миллиардом разумов, захваченных в плен иллюзорным раем виртуальной реальности. Не прожигая свою жизнь, но медленно тлея в оковах кабелей и труб, ведущих к системе жизнеобеспечения, почти без движения, как индейки на мясной ферме, они проживали свои жизни, полностью погрузившись в искусственный цифровой мир. Связь, доступ к сетям и программам, да и обеспечение собственного «мяса» они оплачивали, выполняя работы в той же сети. Не всё могли сделать дроиды и суперкомпьютеры, или многочисленные армии «белых воротничков». «Сенс-Нет», создавшая свой филиал «матрицы», сдавала внаём умственные возможности своего биокомпьютера, собранного из миллиарда игроманов.       Ничто, встреченное мной в Корусанте, в Силе не было примечательнее, чем эта цитадель кибернетики. Мысли и чувства, вызванные искусственным миром, не отличались от настоящих, сливаясь в единую безвкусную мутную кашу, в то же время весь сонм разумов мало волновал Силу. Выключенные от действительности, не способные изменить ничего в её движении, они почти игнорировались ею. Сила обтекала дворец иллюзий, нигде не встречая должного сопротивления. Я без сожаления улетел подальше от этого грустного места.       Три часа полёта, и я на месте. Проход в очистную станцию, как зев морского чудища, проглотил маленький спидер.       Меня в нашем закутке встретила компания не только из Фарланда, Травера и Нейлы. Было ещё несколько человек с оружием. Я посмотрел на капитана, с молчаливым вопросом на лице. Он отвёл меня в сторону.       — Крыша сменилась. И им тоже нужны деньги. И как ты понимаешь, бо́льшие.       — А что с предыдущей? — спросил я его.       — Проблемы с законом. Они на дне. Понимаешь, ниша освобождается, а по законам биологии…       — И какова цена нашего спокойствия? — я глянул в сторону молчаливых парней с масками на лицах.       — Миллион. Они пронюхали про товар и в курсе, что у нас есть достаточная сумма, — тихо сказал он. — Но у них не хватило мозгов не угрожать мне.       — Ха! У меня есть идея.       — Что-то связанное с чемоданом? — подозрительно сказал твилек.       Когда разговариваешь с представителями этого вида надо следить за движениями головных отростков — лекку. Они выражают эмоции и придают дополнительный смысл сказанному. Оригинальный язык Рилота вообще не возможен без этих элементов организма. Более того, он ими может и ограничиваться — даже без слов они также хорошо понимают друг друга. Сейчас его лекку шевельнулись, выдавая тревогу и недоверие.       — Точно. Нас не пускают на борт?       — Да. Боятся, что уведём корабль. Начальство, — сказал он презрительно, — скоро прибудет.       — Подождём, — безразлично сказал я.       Подошёл Фарланд. Он рассматривал моё транспортное средство.       — На какой помойке ты его приобрел? — спросил он пренебрежительно. — Ему лет двести, наверное.       Он был неправ. Технологии-технологиями, а копроэкономика требует оборота. По мнению производителя любого массового товара, он должен надёжно проработать отведённое циклом потребления время, а затем полностью развалиться на части. Ремонтопригодность должна отсутствовать, как понятие, а материалы должны быть подобраны с контролируемым сроком старения. Так, время деградации товара закладывается ещё на стадии проектирования.       Причём, если ты покупаешь дорогой товар, это не означает, что это надёжная машина, которая непременно прослужит долго — это лишь говорит о том, у тебя есть деньги сделать это снова, когда развалится предыдущая. Не все производители играют по этим правилам, но учитывая целевую аудиторию, её можно наёбывать сколько угодно.       — Почти на самом дне, — ответил я.       — На уровнях магнитных линий? — он присел около байка.       — Ниже, Фарланд. Намного ниже. На самом дне. Места, которые можно назвать поверхностью этого мира.       — Там же нет жизни! Нечем дышать, одни технические сооружения. Ты думаешь, зря у нас, что ли, уровни номеруются сверху вниз? От условной нивелирной отметки.       — И это мне говорит коренной житель. Есть, и ещё какая! Самая, что ни на есть жизнь. Даже своя флора и фауна.       — Я коренной житель Блока № 2415, а не всей столицы, — оправдался он. — Таких не существует. О том, что происходит в соседних группах блоков мне ведомо не больше, чем о других звёздных системах. Корусант слишком огромен, чтобы его обойти за всю жизнь.       — Проще облетать половину центральных миров, — добавила Нейла.       Она не расставалась со своей саблей и не выпускала из виду «бойцов» новой крыши.       — У тебя следы на куртке от бластера. Слабенького, но не оглушающего. Где успел? — поинтересовалась Нейла, осмотрев меня.       — У меня весьма примечательный номер паспорта. Кто-то решил, что у его владельца в достатке кредитов, — пояснил я.       — У этого «кого-то» не вышло? — она подмигнула и опустила взгляд на трофейную пушку, которую я так и забыл выбросить.       — Они умерли. Сердечный приступ.       — Случается, переволновались, наверное, — сочувственным тоном произнесла она. — Тебе повезло, что куртку с броней носишь постоянно.       — Не уверен, что это можно назвать броней, — я оглянулся на полу плаща, пробитую насквозь.       — Самая настоящая тканая броня. Она гибкая, но невероятно прочная на разрыв. Почти, как дюрастил. А под слоем прочной ткани есть амортизирующая подкладка. Она становится твёрдой при приложении усилия с определённой скоростью, как раз соответствующей волне детонации плазмы. Поэтому тебе и не переломало ребра. — Она ощупала мою спину, опять почти растекаясь по мне. — Но не везде, разумеется, прикрыто только туловище.       — Я был уверен, что это маркетинговый ход лавочника. — Мне вспомнился назойливый инсектоид-продавец.       — Сколько она весит? — задала она вопрос с двойным дном.       Я пожал плечами. У меня пока с трудом получалось правильно определить вес предметов, сказывалась новая физическая оболочка, бывшая много крепче предыдущей.       — Килограмма четыре. — Она действительно была очень тяжела, но я списал это на систему подогрева и охлаждения.       — Семь или восемь вообще-то. Запомни: любая одежда, которая весит суммарно больше килограмма — это не просто одежда. Это либо броня, либо термокомбинезон. Или что-то ещё.       — Мне это как-то в голову и не пришло.       — Ты как ребенок, честное слово!       О боги! Постаравшись выглядеть более цивилизованно и приодевшись в костюмчик, я забыл снять бронежилет, неудивительно, что в меня стреляли из боевого оружия. Неудивительно и то, что на меня косились; с оружием и в бронике, но в достаточно цивильном тряпье я не выглядел органично.       — Значит, когда ты говорил, что собираешься «убить кое-кого», ты не шутил? — спросил меня Фарланд.       — Нет, я пока не убил кое-кого. Но у меня есть ещё время на это.       Необходимость прикончить кого-то не исчезла после того неудавшегося покушения. Неужели Силе нужно чьё-то убийство? Или я выдаю желаемое за действительное? Не разделяя желания настоящие и будущие.       Тут мои размышления прервало прибывшее «начальство».       — Ради этого корыта мне пришлось оторваться от дел! — заявил этот отталкивающий человек. Он был одет в костюм с иголочки. На самодовольном лице было показное недовольство. Он обратился к начальнику группы: — Ты не смог разобраться с этим без меня? И я должен отрываться от дел, чтобы лететь в эту вонючую клоаку? — задал он вопрос презрительным тоном.       — Капитан судна настаивал на личной встрече, — оправдался человек в маске.       Ещё бы! Они могли угрожать нам оружием, но у нас на борту судна есть плазменная турель специально для очистки доков перед посадкой. И она, пусть и неподвижная сейчас, могла прийти в движение, залив огнем всё вокруг, поджарив всех, кроме экипажа судна. Простая программа управления примитивно перестреляет всех не похожих на нас. Поэтому, не отходя далеко от звездолёта, мы чувствовали себя в безопасности. Но вылететь без одобрения криминального босса не могли.       — И где он?       К нему подошёл Травер.       — Меня устраивает ваше предложение, но мне нужно сходить за деньгами. Они в корабле.       — У вас нет безналичной нужной суммы? — скривился босс.       — Но есть наличная. Это вас устроит?       — Вы возите миллион кредитов наличкой? — он задрал брови. — Да вы те ещё кретины.       — Я часто бываю далеко от цивилизации. Местами валютой служат слитки ценных металлов, или редкие раковины, — сказал Травер с ехидством.       — Ладно, но без фокусов. И за деньгами пойдет кто-то из команды. Вон тот фраерок пусть идёт, — он указал пальцем на меня.       — Сходи за чемоданом, — велел мне Травер. — Там как раз миллион.       Я зашёл в открывшуюся по коду аппарель. Травер внимательно смотрел на меня.       — Надеюсь, ты помнишь код от каюты, — сказал он мне, подмигнув.       — Конечно, помню, — «успокоил» я его.       Никакого кода к каюте не было. В сейф капитана чемодан не вошёл, поэтому его запихнули в коробку со спиртным. Ранее я такой памятью похвастаться не мог, теперь же я восстановил в своей памяти код от чемодана. Переложив половину кредиток в ящик из-под пива, я вышел с чемоданом из корабля. Сделал я и нечто более интересное, но это должно проявить себя не скоро. Сравнительно.       — Вот, — я отдал кейс с деньгами капитану.       Фарланд с Нейлой проводили его печальным взглядом.       — Где код от него? — начал с требований начальник шайки. — И учти, открывать будем вместе. Знаю я такие чемоданы. Меня не наебёшь, хитрожопый хвостоголовый. Решишь кинуть, и пиздец тебе.       Травер отдал ему фримсипласт с кодом. Я внутренне поаплодировал его выдержке.       Сам начальник смотрел, как Травер вводит цифры с бумажки. Чемодан пикнул. Все внутренне собрались, но он лишь открылся, борзые бойцы в масках расслабились.       Помощник босса проверил кредиты на подлинность и старательно пересчитал их. Каждая карточка несла одинаковый «груз», хотя и формируемый из разных битов и байтов.       — Мне нужна была сумма на моем счету, а ты суешь мне наличность. Это не очень вежливо с твоей стороны, ты не находишь? — сказал босс Траверу.       — Наличность проще тратить. И ты получаешь прекрасный чемодан в подарок, — невозмутимо ответил капитан.       — Сделка состоялась, — подтвердил тот. — Можете убираться, куда вам угодно, в течение недели. Но лучше поторопитесь.       — Мы не будем смущать вас своим присутствием, — подобострастно, со скрытым в глубине мыслей отвращением, сказал капитан.       Бандюги, забрав деньги, сели на кары и спешно улетели, оставив нас в одиночестве.       — Я надеялся, что ты вновь что-нибудь придумаешь, — сказал мне недовольно капитан. — Но я понимаю, выхода не было ни у кого из нас.       — Почему ты решил, что я ничего не сделал? — Торжествующий оскал наконец-то пробился наружу. Я чуть было ни начал отплясывать джигу.       — И что ты сделал? — тревожно спросил Фарланд.       — Для начала прочитал инструкцию к этому чумодану. И не ту, что написана на нём самом, а полную. Пользуясь мастер-ключом, я изменил алгоритм его работы. Так иногда делают для повышения безопасности.       — И что ты сделал? — почти схватив меня за воротник, спросил Травер.       — В следующий раз код сменится на новый, — я злорадно захохотал, — а ошибиться можно будет только раз. И время срабатывания…       — Ты конченый псих! — перебил меня капитан. — В следующий раз, перед тем, как задумать такое уточни у меня, — он торопливо обернулся к экипажу, — мы немедленно вылетаем!       — Я на это и рассчитывал, — признался, извиняясь, я.       — Мало ли на что ты рассчитывал, — сказал Фарланд.       Выведя судно из воздухоочистной станции, мы вылетели в порт, в котором грузили мусор непригодный для повторной переработки. Не то чтобы совсем непригодный, но перерабатывать который было слишком дорого. Изделия из сплавов определённого рода было проще изготовить заново, чем переплавлять уже готовые конструкции. Множество материалов, на мой взгляд, можно было использовать и повторно, как вторчермет, но экономика Галактики работала, не оглядываясь на моё мнение. Наш корабль был оформлен, не без помощи Сольвина, как крупногабаритный техногенный мусор. Выбросить что-то в поперечнике в тридцать пять метров для Корусанта было заурядным делом.       Погрузчик, в чью смену нам было договорено прибыть к секции, аналогичной той, в которую загружали зерно, аккуратно заложил наше судно контейнерами, так, чтобы не повредить его. Это обрадовало капитана, всерьёз опасавшегося за свой корабль.       Лишь когда мы покинули атмосферу и были пристыкованы к мусоровозу, мы смогли вздохнуть с облегчением. Крупные грузовые суда не могли входить в атмосферу. Подобно морским судам — лихтеровозам, они имели для этого грузовые секции. Репульсор не создавал «антигравитацию», уничтожая вес, он словно бы расталкивал поле сил притяжения планеты, и чем больше был объект, тем сложнее этого было добиться. Крупные военные корабли тоже не могли так поступать. Было бы желание — подобное судно смогли бы изготовить, но места и свободного паразитного веса такие репульсоры занимали бы слишком много. Да и потребляли бы просто чудовищные мощности. Кроме того, людям и зданиям под такой махиной явно было бы не комфортно.       Внезапно я почувствовал нечто в Силе. Случилось то, чего я ждал, что-то важное и приятное. Точно! Тот наглый бандит решил открыть чемодан ещё раз. Я жалел лишь о том, что чемодан не был оснащен динамиками и не мог воспроизвести что-нибудь вроде «Вы умрете через две секунды. Раз. Два…» Детонация произошла немедленно — в момент открытия.       — Капитан. Чемодан взорвался, — не преминул я возвестить об этом в рубке.       — И теперь за наши головы может возникнуть награда. Или только увеличиться, что нисколько не лучше. Ты не подумал об этом? — угрожающе прошипел Травер.       — Не возникнет. Никто не свяжет инцидент с нами. Подумают, что его решили устранить конкуренты, или недоброжелатели. И вряд ли кому-то придёт в голову мстить за него. Только ему самому, но это делать уже поздно.       — А криминальная экспертиза установит, что источником взрыва был кейс. Что ты скажешь на это?       — Взрыв не оставит следов от электроники, так уж устроен чемодан. Соответственно, сказать что-то определённое об этом никто не сможет. И с нами это не свяжут, доверься моему чутью шамана. Я абсолютно уверен в этом. Не чувствую вообще никакой угрозы.       — Это то, в чём я пока не разочаровался. Не подводи меня и в этом, иначе…       — Иначе что? — спросил я невинным тоном.       — Даже разговор об изменении процента от доли я восприму, как что-то неуместное.       — Не могу с этим спорить.       — Кстати, насчёт доли. — Вдруг его настроение резко сменилось на веселье. — Я должен тебя обрадовать, всё с ней более чем замечательно. И мы провернули практически немыслимое — дело в самой столице! Подумай об этом — сам факт этого ценнее и без того немалых денег.       Корабль, органично расположившийся среди органических и неорганических отходов, непригодных к повторному использованию, должен был быть исторгнут из тела древнего города. Мы, наконец, покидали огромной клубок спаянных вместе противоречий, спрессованных в единое целое холодного разума и диких, древних традиций и нравов, тесное и неразрывное сплетение судеб, Силы и самых невообразимых вещей, невероятным образом сосуществующих в разных слоях древнего города.       И несмотря ни на что, мне понравилось там.       1) Корпус безопасности. Контрразведка и продвинутая полиция Кореллианского сектора.       2) «Проклятье» на хаттском.       3) Самодельное взрывное устройство. Автор никоим образом не приводит рецепт его изготовления, а лишь упоминает общие понятия и термины из химии. Те немногие сведения и материалы, которые он упоминает, легко можно узнать из открытых и широко доступных источников, вроде химических справочников или учебников.       4) «Со́йлент» (англ. Soylent) — напиток, призванный по замыслу создателя полностью заменить традиционную пищу. Содержит все вещества, поступающие с пищей и необходимые для поддержания жизнедеятельности. Разработан в 2013 году американским предпринимателем и программистом Робом Райнхартом (англ. Rob Rhinehart). Поставляется в виде порошка, растворимого в воде. В апреле 2014 года поступил в продажу. Иначе говоря, искусственная еда, не представленная в привычном для нас виде — котлет, супов и второго.