Принцип неопределённости

Джен
NC-17
В процессе
2444
abbadon09 бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 1 296 страниц, 56 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
2444 Нравится 3188 Отзывы 1306 В сборник Скачать

45. День Деления

Настройки текста
      

Великий секрет победы в морском бою состоит в том, что флагман всегда должен вести за собой. Неважно, в каком беспорядке могут находиться другие суда, если флагманский корабль держится на курсе — они не потеряют духа. Флагманский корабль всегда должен идти впереди — неважно, как сильно он может быть повреждён — до тех пор, пока он вообще может управляться.       Адмирал Того Хэйхатиро       Благодаря своим природным качествам русские сражаются на малых кораблях намного успешнее, чем на больших, ввиду того что русское начальство, панически боясь потерь среди них, старается оберегает их от любых боевых столкновений, оставляя стоять в гаванях без пользы, зато свой москитный флот не жалеет и бросает его в огонь без всякой жалости       Адмирал Эссен       Музыка:       Владимир Высоцкий — Чужая колея       Prokofiev: Alexander Nevsky, Op.78 — 5. The Battle on Ice • Kirov Chorus, St Petersburg • Kirov Orchestra, St Petersburg • Valery Gergiev       TOOL — 7empest       Manowar — Return Of The Warlord       Blue Oyster Cult — Veteran of the Psychic Wars

      Поначалу корабль мчался по стволу Кореллианского маршрута, мимо процветающих миров Колоний: мы даже на миг коснулись реальной орбиты прославленного своими белыми башнями Библоса — столицы оружейной корпорации «БласТех». Затем «Принц с Пафосным Именем», не дожидаясь погони, прыгнул до утопающего в химических отходах Денона — богатого экуменополиса на пересечении Кореллианского и Хайдианского маршрутов.       Свернув с магистрали на Хайдианский маршрут, я мог бы в считанные часы достичь Маластара — родины рукожопых дагов. В стороне от Денона, по пути к Антару, на одном из мелких маршрутов притаился Айлон — местная «Швейцария», но не банковская, а та, что ещё исправно поставляла наёмные бригады. Память исправно подсказывала места гиперпространственных аномалий и знаменитых сражений.       Единственное, что, пусть и недолго, меня учили преодолевать в соответствующих преградам заведениях.       Но избранный путь увлекал меня всё дальше по Кореллианскому маршруту — вглубь Внутреннего кольца, затем через Регион экспансии, через Среднее кольцо — до грязного теневого порта Мон-Газзы, через который Травер распространял большую часть своего зелья.       Но пока «Принц» не проскочил ещё даже миры Внутреннего кольца, а расчёты уже не предвещали ничего хорошего. Как и всякая мера закона.       — Что тебя тяготит? — спросила меня Оми, потеснив в широком кресле. Я был не против: так можно было украдкой потискать её.       Все эти сотни минут суматошных гиперпрыжков она почти не задавала вопросов, что было даже подозрительно.       — Думаю о том, как нам не опоздать на банкет, — ответил я, уже безо всякого смысла масштабируя трёхмерную проекцию: туда-сюда, туда-сюда. Словно мешанина линий, радужные градиенты могли сами что-нибудь мне подсказать.       — Ты мог бы попробовать ещё раз связаться с твоим Травером. Или хотя бы обновил лоции — мы же выходили около станций!       — Незачем вскрывать карты: как только нарушим радиомолчание, скорость «Принца» перестанет быть тайной, — объяснил я.       — Это небезопасно: маршруты непредсказуемы, — буркнула Оми       Так можно и пропустить новость об их искажении. Или не узнать о надвигающемся гипершторме. Но что-то опаснее задержки прыжка на несколько минут случается редко.       — Как и люди… Мы с Травером, бывало, не обновляли навигационные данные неделями: нас тогда страшило совсем иное. Как и сейчас, в общем-то. Несколько дней мало что меняют, — рискнул я успокоить её.       — В чём проблема? Ты давно её гипнотизируешь, — Оми кивнула на занимающую полкаюты голограмму путевой карты.       Путевой она звалась, поскольку длины отрезков, соединяющих маяки звёзд, не были пропорциональны астрономическим или даже гиперпространственными расстояниям; раскалённые докрасна стежки гиперпрыжков отражали только время путешествия между ними.       — Полагаясь на рекомендации компьютера, мы не успеваем, — сказал я. — Даже с учётом всех моих талантов.       Я для наглядности поочерёдно отобразил ещё несколько альтернативных маршрутов, тоже проложенных логистическим ИскИном. Успеть по любому из них можно было лишь обратившись в мчащийся по детонирующему шнуру импульс.       — Ты ведь понимаешь… куда торопишься? — спросила она меня. Ей было страшно, но она старалась не показывать виду.       — Вообще? Или только сейчас? А ты?       Она подавила рвущееся из груди негодование, откашлялась, больно ткнув меня острым локотком.       — Я решила сначала, что хатты либо убили твоего Травера Последнего, либо пленили. Но тогда бы ты никуда уже не спешил? Я правильно понимаю? — звонко спросила Оми.       — Правильно. Мне не под силу ворваться в логово врага, зажечь световой меч и вырвать из плена своего бывшего капитана. У меня и светового меча-то нет… Не похож я на джедая и тем, что не стану рисковать, не чуя никакой выгоды. Видишь ли, если Травер уже в плену, то потеряны для меня и мой археолог, и мои фотонные двигатели.       — Мог бы и выкупить их.       — Мои деньги тоже у Травера. Всё, что у меня осталось во всей Галактике — этот корабль. И твоя помощь, если ты всё ещё со мной.       — И мои кредиты, выходит, тоже там… — обречённо вздохнула она. — У нас нет ничего, кроме нас самих.       — Все ставки уже сделаны: Рилот — фокусная точка, перекрёсток. Ты же, я знаю, уже видела его экспликацию?       У меня была отличная военная карта, где среди изгибов ближайшего гиперпространства, среди магнитных и гравитационных полей рельеф планеты распахнул глаз в космос — Травер-Сити.       — Видела. Этот твой Травер построил целую крепость. Слушай, он и вправду назвал город в честь самого себя? Мне это не снится?       — Отличный способ обессмертить своё имя, — пожал я плечами. — Лучше глянь на его укрепления. С наскока такое не возьмёшь.       — Но связи нет. Космическая тишина, — встревоженно сказала Оми.       — Скорее уж шум. И ты понимаешь, что это может означать: мой сейф пытаются взломать.       — И что ты собираешься делать — тоже мне совершенно ясно. Ты же не думаешь, что я не заметила падение давления и этот сраный аргон вместо человеческого азота? — спросила Оми.       — И тебе, разумеется, известно, зачем газовый состав корабельной атмосферы именно такой, — кивнул я.       При вскипании азота в насыщенных кровью органах случается всякое; эректильная дисфункция в том числе. Меньше азота — меньше проблем, главное — выдержать парциальное давление кислорода.       — А ещё я знаю, чем забиты отсеки «Принца», — сказала она.       — Откуда? — спросил я для приличия.       — Позаимствовала твой кодовый цилиндр, пока ты дрых. Применить не применишь, но хотя бы глянуть можно.       — Знаю, — я улыбнулся. — И как?       — Их содержимое удивило сильнее, чем твой дроид.       — Он не мой. Как и ты — не моя. Никто ничей… — я поцеловал её в щёчку. — Ну так что скажешь?       — Я не чувствую, что у меня есть выбор, — она поёжилась.       — Он есть, — сказал я, сам бессильный в вере.       — Но те доспехи словно бы изготавливали именно для меня. Латы прямо подогнаны по моей фигуре! А ведь их заказал ты. И не вчера. А сейчас продолжаешь прокладывать маршрут, не обсуждая его со мной! Всё так удачно, всё так к месту, — пожаловалась она отвернувшись.       — Хороший план, как и всякий точный расчёт, не отменяет изменчивости и выбора. Он включает их в себя, — разъяснил я.       — Вот-вот! И вроде бы и я сама соглашаюсь, но могу ли я отказаться? — протянула она.       — Не смотри на меня так.       — Не решил ли ты всё за меня? — она осуждающе посмотрела на меня. В который раз.       — Решай сама, — усмехнулся я.       — Ты же ситхов пророк! — воскликнула она. — И уже знал, что я выберу. Заранее! Есть ли вообще смысл в этом всём?.. Идёт какая-то незаконная движуха, я в это ввязалась, но уже не могу взять и забыть об открывшемся шансе… И вязну, как муха в сладкой патоке!       — Поздравляю, ты ощутила себя в моей шкуре…       — Не верю! Ты такой уверенный, я бы даже сказала — наглый…       — Веришь ты или нет, но мне самому знакомо это липкое чувство: оно неотступно преследует меня с самого первого дня… как я оказался на корабле Травера. Всё было так удачно, всё так к месту, столько открылось безмерно интересных возможностей! И ни одной из них я не смог пренебречь: слишком велик был соблазн. Но стоит только сделать первый шаг, и вот уже некуда отступать: дорога не только возникает под ногами, она растворятся в прошлом, — сказал я.       — Ты будто бы о чём-то сожалеешь.       — Жалеть о прошлом — всё равно что жалеть о самом своём существовании. Но соглашаясь с предложенной игрой, ты всё же соглашаешься — сам. Тут нет обмана, это честная игра. Если обманываемый знает, что его обманывают, какой же это обман?.. — Я задумался на миг. — Но ведь ты всё понимаешь? Я о Рилоте?       Она промолчала.       — Ты всегда можешь отказаться, — напомнил я. — И сойти в каком-нибудь тихом порту.       — Где я вновь останусь одна… без работы, — отозвалась Оми. — Я чувствую себя в какой-то ситховой западне.       — И именно поэтому забралась в моё кресло, — подзудил я её.       — Я как глупая героиня голодрамы, взятая в плен, но со временем начинающая помогать свои похитителям.       — Ты сопротивлялась. — Я потёр скулу. Пришлось замазывать царапины кольто-гелем.       — Я всё ещё здесь, — нахмурилась Оми.       — Мы все в чьём-то плену. Всегда. И одновременно с тем всегда сами выбираем, оставаться в нём или нет. Может хватит оправдывать своё безволие непреодолимой волей обстоятельств? Не обижайся, я это и себе самому говорю… На нас влияют, но выбор совершаем мы сами.       — Легко так говорить — сидя в кресле капитана! Изрекая пророчество за пророчеством. Когда ты направил на меня бластер, я, как ты говоришь, сама двигала своими руками и ногами, но были ли мы в равноправных условиях? Навязанный выбор — никакой не выбор.       — Оружие не было заряжено, — оправдался я.       Хотя, я знал: оно могло бы и выстрелить — специально для тех, кто верил в него.       — А я знала об этом? — вскинулась она.       — Мой хвостатый друг посоветовал бы сейчас отойти от бинарной логики. Этот наш выбор. Свой он или чужой? Был он или не был?.. А другой — который джедай — посоветовал бы волноваться лишь о том, что зависит от тебя. Но зато всерьёз.       — Кто он, твой хвостатый друг? Пират вроде Травера? — спросила Оми.       — Хуже. Само его бытие неоднозначно… Вы, возможно, ещё познакомитесь. Или уже знакомы.       — Сегодня не время для загадок. Скажи-ка лучше, как нам успеть на Рилот? До того, как заглушат не только связь.       — Смотри.       Я, орудуя пальцами в объёме голограммы, подпалил наскоро сшитый из отрезков гиперпереходов путь до Рилота. Куда более прямой и короткий, чем петляющий туда-сюда, но зато доступный всем магистральный маршрут.       — Кристофсис? — Она ткнула в выделенную мной звёздную систему. — Он же в стороне от Кореллианского пути! А твой пунктир пересекает аномалии.       — Ты же знаешь, что в гиперпространстве нет сплошных стен? Только лабиринты.       — Многомерные. Нестабильные. Лабиринты, в которых можно плутать целую вечность, — справедливо возразила Оми.       Ничто не мешало постепенно раскрыть тайны любой гиперпространственной аномалии, но путеводная нить Ариадны истлевала слишком быстро — обычным исследователям приходилось всё время возвращаться, чтобы затем проводить доразведку и продолжать искать выход. Постоянно удорожая поддержание изменчивого пути пока ещё в никуда.       Обычно оно того не стоило, а потому привычный вид второстепенных маршрутов — сплошная случайность.       — Посмотри на них как тополог, — предложил я. — Без почтения к числу разветвлений и расстояниям. Поверхности гиперпространственных аномалий не имеют разрывов…       — Именно поэтому я и пилот, а не навигатор, — перебила она меня. — Потому что люди для меня — не сраные бублики.       — Если есть вход и выход, значит речь о кишке! Как бы она не петляла, сколько бы слепых отростков в ней не было, в какие бы узлы её не завязало. Так что я не ставлю нерешаемых для меня задач.       — Но почему Кристофсис?       — Смотри: от него кратчайший путь до Арканиса, — я выделил следующий кусок пути, — а уже он открывает ворота в одноимённый чахлый сектор, через него идёт… — я вчитался в название: — «Триеллусский торговый маршрут», через который хатты проникают в сектор Арканис. Рилловый в основном маршрут. Но сейчас это не важно, важно то, что от Арканиса и до Рилота уже почти рукой подать.       Пока я говорил, мой взгляд зацепился за одно мелкое название на озвученном маршруте. «Татуин». Само собой выскочившее описание сообщило, что постоянных поселений на планете нет. Ну вот, приехали… По памятным местам, значит. По спине пробежал знакомый уже холодок.       — Ещё через одну аномалию, — заметила Оми.       — Кто сказал, что будет легко?       — А если они окажутся тебе не по зубам? — она, верно, заметила мой оскал.       — С тем же неуспехом я могу идти по пути, предложенному не знающим меня механизмом.       — Если знаешь себя лучше, чем другие — не следуй их советам, — ответила Оми.       — Но… ведь можно знать почти всё, но только не себя? — ухмыльнулся я. — Так значит, ты не против? — я имел в виду и самые непосредственнее наши желания.       — Пока. Торопись, пока я не передумала. Завтра всё может быть иначе.

* * *

      — История, повторяемая из раза в раз. Шаблоны, в них — варианты, расписанные по шаблонам. Все ходы уже записаны, партии сыграны миллионы раз. Доски сломаны и вновь расчерчены. Возможно, во всех известных и нет вселенных тоже….       Известная, но верная ловушка, — рассказывал я. — Обладающий военной мощью — флотом — контролирует и торговлю, получает дивиденды, а всё вокруг зависит лишь от его доброй воли. Живёт в страхе, неуверенности.       Поначалу желая лишь безопасности, затем не желая пресмыкаться, обзаводясь своим флотом, ты ставишь под угрозу благополучие гегемона, подрываешь его монополию на насилие. Иные теоретики думают, что… цитирую по памяти: «нет нужды иметь флот, равный сильнейшему, для того, чтобы обеспечить то чувство страха, которое удерживает врага от нападения, или препятствует его действиям во время войны». Они заблуждаются.       Потому что дальнейшее наращивание мощи вызывает конфликт — и неизбежно слишком рано: сбивают ведь на взлёте, ещё не разогнавшуюся военную машину. Вот как нас… но нас не смогли. Избежать войны гегемон не в силах, если только он не собирается уйти на свалку истории, уступив своё место без боя.       Но даже у нового гегемона, чудом проскочившего то самое военно-неустойчивое равенство сил, может возникнуть желание добить одряхлевшего, изгнанного из стаи вожака. Утвердить тем самым свою власть.       …Говорят ещё, будто сражая едва ли не мифическое чудовище, ты сам становишься драконом. Если не гибнешь от полученных в бою ран, разумеется. Но и тогда вакантное место зачастую занимает чудовище омерзительнее прежнего, — окончил я речь, проверил в последний раз электронику рыцарского шлема и уложил его на специальную подставку слева от меня.       — Но если всем всё понятно, как вообще победить? — спросила Оми, как и я облачённая в доспехи. Ей они были к лицу, о чём я уже не преминул сказать. Может, и не раз.       — При условии, что всё и всем известно, а игроки рациональны — никак, — ответил я. — Забравшийся на самую вершину будет ломать каблуками пальцы взбирающихся на неё. Пока его не покинут силы, или к нему не полезут уже не по одиночке. Даже если эта вершина — самая высокая гора из мусора на вонючей помойке.       — А если нет никаких игроков? Страны и народы не борются как отдельные люди. Не мыслят и не чувствуют, на это способны лишь отдельные люди. А они не мыслят такими масштабами, — напомнила мне Оми.       — Ага! Ни одно царство, ни одна страна не действует как личность, оценивающая и планирующая свою судьбу… Есть кучки властолюбивых эгоистичных дельцов, лживых политиков и честолюбивых социопатов, забравшихся по головам на свои локальные вершины. Думающие скорее о том, как выиграть очередные выборы, или как не пасть жертвой заговора своих же придворных… Но Травер принимает решения единолично. Как и Горгот-хатт. Один — идеалист, пусть это и скрывает. Второй — хатт, и этим всё сказано. Тут древний конфликт проявляет себя в своей кровавой непосредственности.       — То есть тут не интересы угнетённого народа Рилота? Никакой борьбы за свободу? — насмешливо спросила Оми.       — Народ? Народ — фиктивный субъект. Как и все нации, страны, гиперкорпорации. У них нет собственной, сосредоточенной воли. Трудно представить себе фразы безумнее, чем: «Интересы Республики», «Республика захотела», или «торговая корпорация бессмысленного сектора выразила какое-то там желание». «Народ выдвинул требование». Это маски, и за ними всегда уста и лица куда менее абстрактных людей. Играет Травер, играю и я. Играет хатт. Остальные — фигуры. Пусть и своевольные, хм-м…       Она промолчала.       — Не принимай на свой счёт. Каждый из нас отыгрывает свою роль, и меня, вероятно, тоже рассматривают как фигуру, и меня при желании можно смахнуть с доски. Если только я не встану вровень с играющими мной.       — Тебе это нравится?       — Сама игра — несомненно! Она стоит потраченного времени… и будущей крови. Если гегемон прозевает чужой подъём, если в рукаве припрятан Сит или Джедай — можно рискнуть, и вступить в открытое противостояние, собрав силы, не уступающие гегемону. Но убедив в своей слабости врага, неизбежно убедишь и часть союзников.       — И кто тогда встанет за откровенно проигрышное дело? — хмыкнула Оми.       — Те, кто не предадут, не отступят даже перед лицом неизбежной, казалось бы, смерти. Эта игра идёт слишком давно, чтобы её правила не растворились в нашей плазме — мы всегда знаем, что не всегда всё знаем! А потому чувствуем, что риск бывает оправдан.       — Чувства подводят, — возразила она, — а легенды слагают победители, не проигравшие.       — Но мы-то — потомки победителей… ладно — и их тоже. И в нас кипят их вера, надежда, чаяния — столь нужные для перемен.       — Скоро наш выход, — подытожила Оми.       Я молча вводил последние поправки. Насилие — последний довод, когда уже исчерпаны все доводы разума. Почти всегда промах, всегда следствие недоработки, неудачи в игре. Если ты участвуешь в нём сам, разумеется, а не посылаешь пешек-исполнителей.       — Готовность номер один, — приказал я, оживляя смертоносный металл.       Кольца маховиков в тесном вакууме магнитно-репульсорного подвеса начали раскручиваться. Попарно — в противоположных направлениях. Тяга единственного двигателя протонной торпеды была недостаточно подвижна для манёвра на терминальном участке, но за счёт торможения любого из колец торпеда могла моментально развернуться в нужном направлении: способность разворачиваться вокруг своих осей запасалась заранее.       Всё что нужно — в двигателе и реакторе — прогревалось, что нужно — в ГСН — охлаждалось, снижая разного рода тепловые шумы. Проводилась последняя предполётная проверка всех систем. Отключались поля стазиса, оживали законсервированные на десятилетия энергоячейки, заряжался щит корабля, даже щиты торпед!       Пробудишь торпеды так с десяток раз — и на недешёвое обслуживание их, ещё с десяток — глядишь, и на слом. Ни разу не применив.       Я же невольно перебирал в голове порядок отключения важных потребителей в случае боевых повреждений.       — Есть, готовность номер один, — доложила Оми, проверив показания приборов, — исследовательское судно, говоришь?       — Люди дорого платят, чтобы испытать страх без последствий. Сейчас мы исследуем, что значит испытывать настоящий страх. А ты ещё и бесплатно, — сказал я.       Хорошо, что мы говорили не на хаттезе. Пришлось бы уточнять, кто из нас решил повременить с оплатой.       Мерцание перед кораблём взорвалось, распахнув вид на планету, надвое расчленённую непрерывным рассветом.       Справа по курсу — раз уж корабль имел зеркальную симметрию — в считанной сотне километров пронеслась одна из отшлифованных микрометеоритами безатмосферных лун Рилота. Поверхность её выпучилась во тьму глубокими, заполненными стигийскими тенями кратерами, провожая «Принца» в формально безнадёжный бой.       На фоне Тёмной стороны Рилота, как хрустальная изморозь блеснули искорки: звёздный флот было видно невооружённым глазом. Он не «висел» — нет, он, мерцая, кружил по замысловатым орбитам. Транспондеры не отвечали, гул чуждого радиообмена был невнятен: закодирован. Гиперсвязь надёжно глушили. По всем частотам, какие были у Травера.       Именно на источник этого шума я, выходя из гиперпрыжка, и навёлся, едва не размазавшись об одну из пяти лун Рилота — заставляющих его подземные воды непредсказуемо менять направление течения.       Стоило мне воспользоваться традиционным эйнштейновским радио, как и его полосу забили неприцельными помехами, создав неизбежно проблемы и сами себе. Зато теперь источник помех был локализован точно: им оказался самый жирный корабль эскадры. Что было вполне предсказуемо.       Полукилометровый звездолёт — примерно миллион тонн дюрастали, экипаж в тысячу-другую человек. Мой «Принц» — пушинка по сравнению с этим. Десятки меньших кораблей сновали вокруг этого крысиного волка. Не прямо чтобы быстро и близко, но при необходимости эскадра могла сжаться в бронированный кулак за минуту.       «Принц» пулей мчался по касательной к средней орбите, относительно высоко проходившей над зависшими и зачем-то отсвечивавшим двигателями над Травер-Сити кораблями. Странно, ведь им было достаточно и репульсоров, чтобы сделать эту орбиту квазистационарной…       Я перевёл оптику с покрытого жутковатыми надстройками и ступенями артиллерийских батарей крейсера на планету, приблизил:       Рилот, становясь всё ближе, по капле в час поворачивался — вот-вот, и среди неосвещённых ничем иным льдов засиял прикрывавший внушительную базу Травера энергетический купол. Щит через равные промежутки времени ярко вспыхивал, пульсировал, освещая мрачную снежную пустыню — когда в него врезались выпущенные из турболазеров килотонны.       Разгадка переменчивой светимости вражеской эскадры была простой: под ним, глубоко в атмосфере, раз в несколько секунд рассеивалась половина «Малыша», и, прорываясь через прорехи облаков, отражалась затем от скользящих на репульсорах кораблей. Полной тяги никто их них и не давал.       — Быстрее на две, — сказал я Оми, не отрывая взгляда от огромного упругого мыльного пузыря.       — Есть, быстрее, — отозвалась она.       Ситуация двойственная: с одной стороны, прикрывавший Травера щит мощней, чем все корабельные вместе взятые. Ведь спрятанный глубоко под землёй реактор недвижим — в отличие от инерционно нагруженных корабельных, а потому, будучи двести-триста метров диаметром, может выдать больше гигаватт, чем вся энергетика Земли. Крошечная приручённая звезда.       С другой стороны, инициатива на стороне корабликов: начнёшь стрелять, и они попросту разлетятся в стороны, а почти всё пролетит мимо. Не всё, разумеется, но такой великанский и при этом сравнительно простой щит не выйдет отключить на миг-другой: повторная активация — мешкотное дело. Приоткрыть же одно аккуратное окно для собственных залпов было нельзя: проекторов у огромного, но в сущности примитивного щита было совсем немного.       Поэтому, пусть завеса и сдерживала напор, но держащий защитников крепости в тонусе обстрел мешал разрядить запасы энергии в нахальную эскадру. Явно поставившей целью захват, а не разрушение спайсового колодца.       Любопытно, что же делал Дарт Мол на осаждённом Набу? Именно в помещениях главной энергетической установки — питающей такой же щит? За всеми барьерами которой летальную дозу ионизирующего излучения можно получить за считанные минуты.       Запиликал входящий сигнал — по оптическому каналу прицельно выстрелили частотой и открытым ключом. Караоми потянулась было ответить, но я остановил её.       — Мы будем общаться с ними на понятном им языке. На языке боли и насилия.       Я поправил курс — на пересечение, назначил отложенные во времени манёвры.       — Оми. Повторять не стану. Сегодня наше выживание зависит от того, будешь ли ты выполнять мои приказы. Не задавать вопросы, не спорить. Просто делать всё, что я скажу.       — Если мы выживем, я разорву контракт. Это не стоит никаких денег.       Как будто бы мы его заключали…       — Нет, стоит. Поверь.       — Поверить?!       — Сегодня тебе нужно верить в меня. Или хотя бы делать вид, что веришь… но делать всё, что я скажу. И не задавать вопросов! Ясно?       — Так точно! — отрапортовала Оми.       — Так-то лучше.       — У тебя есть план? — ту же спросила она тревожно.       — Да, у меня есть план. Не отвлекай меня. И помни: война — это путь обмана. А мы застали их со спущенным штанами, — сказал я, и ускорил корабль до сорока.       Из секторов преимущественного сканирования навстречу «Принцу» вышло двадцать четыре прячущихся за помехами истребителя. Они были ещё далеко, отметки загорались неспешно — электронный луч бил узко, но сильно и точно: диаграмму направленности складывали совместные усилия почти что всех крошечных передатчиков фазированной решётки.       Две эскадрильи по четыре звена в каждом. Половина крыла тяжёлых истребителей. Или всего одна эскадрилья лёгких. С запасом — если рассчитывать на любой фрахтовик, я поступил бы на месте противника так же. Да и истребители оказались именно там, где я их и ожидал: словно бы у нас с вражеским командиром были одни учителя.       Выбор зон дежурства был разумным, наряд сил и средств — тоже достаточным, даже избыточным. Но не для «Принца»: туз остался в рукаве. Не зря я не стал отвечать на входящий звонок.       То, что мы — не брандер, им тоже было очевидно: мы же вышли из гипера? Во-вторых, такой кажущийся неповоротливым корабль собьют на подлёте — таран на войне вообще дело редкое. Если цель достаточно жирная, чтобы в качестве «ударной ракеты» использовать, к примеру, целый истребитель, значит, она и достаточна зубастая, чтобы сбить такой брандер задолго до опасного сближения.       Джостинг с линкором не под силу даже корвету: никак не преломить копьё, не потеряв манёвра под огнём главного калибра. Корвет сожгут до того: накоротке все сто процентов турболазерных залпов дойдут до получателя. Огромные ракеты бесполезны: по ним слишком легко попасть.       С позволения сказать, «оружие героев» уместно только в дуэли равных кораблей. Впрочем, неразбериха массированного эскадренного сражения зачастую раздвигает окно возможностей. И мой оппонент тоже это понимал, уже открыв огонь из лазеров зенитной обороны. Скорее как предупреждение.       Но даже не стараясь в полную силу, крейсер замерцал, запылал — как одинокая свеча в плошке, плывущей по тёмному водоёму, отражающему бездну тусклых звёзд. Став самым ярким источником света в накрывшей меня громадной тени Рилота.       Лишь постепенно заостряющийся светлый серп всего одной луны украдкой подглядывал за нами.       Глазомерная картина боя лишь сбивала с толку, да и некогда было любоваться убийственной эстетикой момента — жалюзийное забрало закрыло остекление «Принца», во тьме рубки светились только тактические экраны и голограмма пространства боя, где в пустоте — между планетой и её спутниками — вся наша суть свелась к небольшим значкам, векторам и строчкам чисел.       К игре.       Сенсоры всё более уверенно подхватываемых моей РЛС истребителей тоже начали ощупывать «Принца» на встречном курсе. Одна из причин, почему молиться на малозаметность не имеет смысла. Мало того, что истребителям нужно поддерживать связь между собой, любые активные сенсоры выдают их владельцев с расстояния в два раза большего, чем они сами обнаруживают цели.       Действовать в режиме радиомолчания, конечно, можно, но не всем и не всегда же?       Казавшееся огромным расстояние сокращалось на глазах: мы ускорялись навстречу друг другу. Первое звено я встретил маневрируя на сорока единицах, и даже пощадил «москитов» — хотя мог поджарить их пилотов.       Две чахлых протонных боеголовки вспыхнули совсем близко — всего в тысяче метров — выжрав разом треть ёмкости щита. Из половины активных.       Хорошо защищённый, но всё же самоубийца — так я и должен был выглядеть в глазах противника. Он мог заподозрить блеф, но для этого нужно было вообще знать, что существуют такие корабли как «Принц». Он мог знать… Или не знать? Нет, не знал. Не владея Силой, на такой риск я бы не пошёл.       Из-за намерено ограниченной перегрузки ещё пара ударных ракет размазалась об едва выдержавший щит.       После чего, повинуясь мне, «Принц» вывел в перегруз реакторы, стремительно восстанавливая ёмкость щита, и ускорился до шестидесяти g, выскользнув тем самым из зоны перехвата большей части дежурных звеньев истребителей — на время достаточное, чтобы воткнуть мизерикордию в смотровую прорезь забрала бронированного вельможи. Подскочить к которому уже никто не успеет, не прикроет собой.       Время замерло, стало необычно чётким, хрустально прозрачным.       Я ощутил запоздалое изумление адмирала на мостике крейсера. Как бы ни ускорялись все звенья и крылья в округе, наперерез мне могла выйти только пара десятков истребителей. Ничто иное не защищало огромную тушу от торпед.       Между мной и крейсером больше не было стоящей преграды.       «Принц» дрожал, скрипел, визжал, выл баньшей каждой нитью композитного скелета, его крутило, бросало из стороны в сторону. Хаотично менялся курс — и этот хаос был подчинён моей воле, через ГСЧ с кайбер-кристаллом. Одновременно с тем я старался не показывать свою наибольшую проекцию, чтобы канониры крейсера не выиграли в стендовой стрельбе по блюдцам.       РЭП начала слепить головки наведения ракет, даже мою РЛС! Излучатели начали засвечивать матрицы камер. Крейсер начал совершать манёвр уклонения. Нет, он и не думал избежать удара, но так должен был сделать его менее точным. Заставить меня подойти ближе.       Пока же крейсер вёл огонь вообще из всего, даже из главного калибра. И не только он.       Поздно.       Будь космос чуть менее пуст, всё вокруг меня — на сотню километров — засияло бы как фотосфера Солнца. Корабль пару раз тряхнуло сильнее чем обычно: щит отразил попадание, способное распылить любой истребитель. Не маневрируй я как пророк, возможности «Принца» уже были бы исчерпаны.       Но всё это было лишь последним рубежом обороны.       Оценить угловатого противника было нетрудно — я сделал это целую минуту назад. Каждый кубометр моей громадной цели на верфи любовно начинили одним, а то и двумя мегаваттами. Именно такова удельная объёмная энерговооружённость современного военного звездолёта; а на мушке у меня был линейный крейсер типа «Превосходство» — некогда основа флота кратов. Не такое уж и старьё.       Суммарная же мощность реакторов крейсера достигала нескольких десятков тысяч гигаватт. Гигаватт — это примерно один энергоблок земной АЭС, а один такой «миллионник» в секунду производит электрический эквивалент энергии двухсот сорока килограмм тротила.       Энергетическому оружию требуется действительно колоссальная мощность, чтобы хотя бы сравниться с банальной химической взрывчаткой. И уж тем более — с ядерной. Но этот пятьсот пятидесятиметровый монстрик выдавал в секунду примерно одну Хиросиму. Сейчас — в мою сторону. И должен был сиять как то ещё Солнце. Жаль, я не видел пламя, к которому — как мотылёк — стремился.       Страшно — если только не делить её на шанс попадания. Один к миллиону.       Хорошо, что в космосе хотя бы звук не распространяется. Однако на фоне надсадного скрипа костяка «Принца» можно было при желании различить и микроколебания, вызываемые расширением обшивки, нагреваемой близко проносящимися выстрелами главного калибра. Как, зная морзянку, в дожде можно различить и своё имя…       Сколько на этом космическом утёсе гнездилось истребителей, угадать тоже было несложно. На одну тонну истребителя приходится пятьдесят тонн материнского корабля. В миллионе подвижных, защищённых и оборудованных гипердвигателем тонн может прятаться тысяча двадцатитонных машин. Но «чистые» авианосцы — редкость, так что сейчас навстречу мне должны были поднять пару-тройку сотен истребителей.       Если бы приказ был отдан пятью секундами ранее. Пилоты же не могут по волшебству перенестись в кабину — известный минус пилотируемых истребителей.       Время — замедлилось, тактические знаки, распахнутый в крике рот Оми — застыли.       За две секунды до пересечения траекторий «Принц» выпустил две тяжёлые ложные цели. По сути, пару торпед, только с ретрансляторами моей системы РЭБ вместо боеголовок.       За секунду до пересечения из оружейных отсеков репульсорами выплюнуло десять двухтонных плотных конусов. Все они, избегая лучей лазеров и «лазеров», резво разошлись в стороны, и, припадочно колеблясь вокруг своего траурного пути, устремились к цели с двухсоткратной располагаемой перегрузкой. Растрачивая меняющуюся по сложной кривой долю ускорения на манёвры из стороны в сторону, а не на разгон в направлении цели.       Эту зависимость я тоже оптимизировал, исходя из типа цели.       Противник поступил зеркально — но инициатива была на моей стороне, и торпедам противника было на порядки сложнее поразить «Принца».       В «Принц» едва не попали из главного калибра — я ощутил это аж костями. Ещё одним — касательным — плевком из корабля едва не выкорчевали щит.       Через четыре микросекунды каждая торпеда отстрелила по две лёгкие — «надувные» — и одну тяжёлую ложные цели, немедленно, как хвостатые кометы, рассыпавшие за собой шлейф обмана.       Тасуемые невидимым напёрсточником тяжёлые «ложники» в расчётную долю наносекунды взорвались, насытив на микросекунду-другую сенсоры шумом. Ненадолго: тут не было резонатора-атмосферы. Устроенная же противником при помощи термоядерных взрывов селекция лёгких «ложников» тоже отчасти скрыла настоящие торпеды.       За семьдесят одну миллисекунду до пересечения траекторий «Принц» начал отворачивать от «Превосходства», продолжая вмешиваться в противоборство сенсоров всем своими электронным вооружением.       Но уже через миллисекунду «Превосходства» как целостной конструкции не существовало. Весь экипаж за миллионную долю секунды размазало о размолотые переборки крейсера. Мощь взрывов, вырвавших на свободу раскалённое сердце корабля, ощутил даже щит «Принца».       — Уноси нас отсюда! — крикнул я вышедшей из стазиса моих ощущений Оми.       Полегчавший на двадцать две тонны корабль вертелся уже на шестидесяти двух единицах. Жить-то хотелось.       Реакторы вышли в совсем уж критический режим, перегрелись и все до единой панели охлаждения, развёрнутые сейчас как крылья мотылька. Одна панель упорхнула: очевидно, брак крепления. Двигатели работали с минимальным удельным импульсом, выжирая запасы топлива: энергия шла не на них, а на восстановление щита — это, не спрашивая меня, переключила Оми.       Я же продолжал отстреливать запоздалые огненные волны истребителей, пока не перегрел стволы лазерных турелей. Как не велик был соблазн стрелять так точно, как я умел, но и сейчас я сдержался.       Центробежная сила отодрала и закреплённые снаружи жалюзи. За зрение я не боялся: быстродействующие низкопороговые фильтры защищали даже от светового излучения. Ядерного взрыва.       Не прошло и года, как я понял, почему Травер с его хилым вестибулярным аппаратом использовал это сомнительное приспособление! Он любил болтанку и мельтешение ещё меньше, чем я!       Эта мысль неожиданно взбодрила меня. Даже то, что военная теория наконец осуществила термоядерный синтез с практикой, не нашло в моей душе такого отклика. С ней-то всё было понятно, вот Травер и жалюзи… А я-то всё искал какую-то контрабандистскую хитрость, секрет.       С меня буквально спали шоры.       На безопасном расстоянии можно было отдышаться.       «Безопасное расстояние» — не эпитет. Это величина, эмпирическая и расчётная. Чем больше размеры флотов, и чем больше отношение мощи самых сильных кораблей в ней к самым слабым, тем она выше. Определяется она способностью щита наислабейшего корабля одной эскадры выдерживать концентрированной огонь всех кораблей другой эскадры. С учётом дистанции.       В самых крупных сражениях Галактики эта дистанция превосходила боевой радиус истребителей. Одна из причин, почему пушки никто не отменял.       Я на автомате подметил, что нас нагнала одна из тяжёлых ложных целей, а гравитационный проектор вернул её обратно в отсек. Вторая сгинула в космическом море огня.       Теперь можно было решать, что делать дальше.       — Он раскололся! — закричала Оми.       — Я целил в реактор, — буркнул я. Вводя новые сценарии.       — Он раскололся! У тебя получилось… — внезапно, осознав последствия, тихо сказала Оми.       — Не люблю, когда мешают разговору… Разворачивай на тридцати пяти обратно. Нет… на тридцати четырёх!       — Развернула, — доложила Оми. — Что ты задумал? Второй раз нам с рук такое не спустят.       — Посмотри, — я указал на обведённую коллиматором на лобовом остеклении безмолвную планету.       Первые, самые мелкие и быстрые обломки крейсера уже начали сгорать в бурлящей светотени атмосферы Рилота, огненным шлейфом освещая льды его Тёмной стороны.       Меня начала бить дрожь. Я понимал, на что шёл, понимал, как работает эта военная арифметика. Но страшно почему-то становилось только сейчас.       Тактику рождают не только социальный строй, интересы и менталитет вооружённых головорезов, но и техника, физика с математикой, в конце концов!       Есть два способа сокрушить огромный, но при этом достаточно манёвренный корабль.       Первый — разнести его на атомы турболазерами; главным калибром других линейных машин войны.       И сходятся тогда в противоборстве падающая с каждым пройдённым километром точность и энергия турболазерных «болтов», противоречивый баланс энергетических потоков, уходящих одновременно на щиты, огневую мощь и манёвр. Манёвр, в свою очередь, раскрывает новую переменную боя, позволяет контролировать дистанцию, и как снижает вероятность выхватить, так и мешает попадать самому. Занятная бухгалтерия войны.       Второй — послать во врага можно нечто более плотное и умное.       Но ракеты достигнут цели только хорошенько разогнавшись — относительно цели, разумеется. И маневрируя: имея ускорение большее, чем у цели. Желательно намного большее, чтобы нерелятивистские импульсы — «выстрелы» — «лазеров» и турболазеров засеивали бы всё пространство вероятного нахождения незакономерно подвижной ракеты.       Фатален и размер: нужно быть крохотным, чтобы проникнуть сквозь защиту — словно минующий нити тканой маски микронный вирус.       Имеет место заблуждение, будто если площадь цели в два раза больше — ей достанется вдвое больше попаданий. Это было бы так, но только при условии, что плотность потока лазерных импульсов, в котором движутся торпеды, не зависела бы от их числа, а число торпед в свою очередь — от плотности потока. Во времени, разумеется. Иначе говоря, в реальности в два раза большие торпеды собьют раза в три-четыре быстрее.       Вывод — чем меньше, тем лучше. Но размер протонной боеголовки влияет на её мощность нелинейно, особенно в области критически малой массы. Предел миниатюризации со всем барахлом вроде реактора и двигателя — около тонны.       Но такую, крохотную в космического масштабах, ракету никак не пустить с безопасного расстояния: толком издали не наведёшь, а на ней самой не хватит места для столь дальнозоркой головки самонаведения. Космос — не море, где корабли неспешно разрезают плоскость волн.       Нет, ничто не запрещает пускать протонные торпеды и с капитальных кораблей, и вовсе даже не с дистанции открытия артиллерийского огня, а с «пистолетной» — истребительной. Но чаще всего разница в ускорении, а следовательно, достигаемая относительная скорость между охотником и жертвой — другим капшипом — слишком мала для успеха. Что выбивает одну из трёх опор из-под уравнения живучести торпеды.       Кроме того, скорость — как и многое иное в этом мире — всегда относительна, а значит, и такая ракетная атака взаимна, и взаимно нерациональна.       В качестве решения напрашивается двухступенчатая ракета с многоэлементной головной частью. Последние компактные ступени которой получали бы целеуказания от РЛС предпоследней ступени, не входящей в самую опасную область ПРО противника. Или, что вернее, подвергающейся сравнимому риску — компенсируя свой больший путь большей же дистанцией до огневой обороны.       Эту предпоследнюю ступень разумно оснастить РЭБ, сделать многоразовой и многофункциональной. То есть вновь получается истребитель.       Вот таким нехитрым образом и балансирует на гранях оптимизации проверенный временем триединый оружейный комплекс — ракеты, истребители и их носители, химерически слившиеся с линкорами.       С «мечом» всё ясно. А как обстоит дело со «щитом»? Меч не только отражают щитом, от его ударов уклоняются, или же принимают на доспех, но в «чистом» фехтовании — наивысшей стадии его развитии — выпады парируют другим клинком. И потому перехватчиками торпед — вместе с носителями, или самих по себе — тоже служат истребители.       Но само собой, протонную торпеду или обременённый ей истребитель перехватывали не другой такой же протонкой. Слишком высока цена, а компактных зарядов безнейтронного синтеза в бою всегда не хватает. А шанс перехвата носителя, как правило, одной торпеды всегда меньше единицы — чего разумному достаточно.       Да — опасно, да — риск. Но чтобы победить в уличной перестрелке, следует продырявить оппонента прежде, чем он всадит пулю-другую в тебя. Именно оппонента, а не его револьвер, и уж тем более не пытаться попасть пулей в его пулю. И не тратить все усилия целиком на поиски укрытия.       На рыхлом поле боя убить пехотинца может и одна единственная, удачно выпущенная пуля, даже крошечный осколок. Но пусть над полем боя их летают миллионы, поражают цели только сотни из них. Пусть каска и бронежилет ненадёжны, прикрывают далеко не всё тело, но воевать-то как-то надо?       Бойца с автоматом — да даже с мощнейшим бластером — можно убить самым обычным ножом. Удачно ткнув им в шею или пронзив руку, тянущуюся к заветной кнопке. Вот только боец должен позволить подобраться к себе; согласиться вступить в рукопашную, не потеряв военно-армейским способом до этого свой автомат, боекомплект к нему и свой штык-нож.       Именно такого беспечного «бойца» я и встретил. И «заколол».       Взять то же земное ПВО. Без авиации оно — всегда выбор заведомо проигрывающей стороны, никогда не панацея. Сосредоточившись на перехвате средств поражения, но не поражая самолёты — их носители — отдаёшь инициативу в руки противника.       В случае космического сражения «средства поражения» — истребители, а их носители — авианесущие корабли. Ещё одна ступень в арифметике противоборства.       Можно, разумеется, сформировать надёжную противоракетную оборону из протонных же торпед, но через полчаса боя окажется, что у агрессивной стороны торпед осталось больше. Вернее, они вообще остались.       Глухая оборона всегда проигрывает активной.       К общим соображениям примазываются яркие нюансы: взрыв протонной боеголовки передаёт истребителю на расстоянии в несколько километров миллиардную долю своей энергии, а крупному кораблю — порядка процента.       Мощность же щитов пропорциональна «толщине» реакторов — объёму звездолёта, а не площади его проекции — поэтому, казалось бы, с ростом размеров он должен всё надёжней и надёжней прикрываться от таких «осколков», щит должен становиться всё плотнее и плотнее, но не тут-то было. С утяжелением звездолёта падает и его манёвренность, а с ней и дистанции подрыва от перехватываемых ракет. Геометрически-энергетический «квадрат-куб» с лихвой компенсируется квадратом расстояния.       А ведь протонки и сами оборудованы небольшим и крайне ёмким щитом… как и все без исключения истребители — противорадиационным, что от рассеянных потоков энергии. Но не дефлекторным — средством от сосредоточенных плевков энергии.       Не будь на них такового, взрыв даже античного мегатонного термоядерного боевого блока убивал бы всех пилотов крошечных космолётов в радиусе ста километров. Банальным гамма-излучением: в космосе же нет воздушной подушки радиационной безопасности.       И поэтому же, даже не взорвавшись прямо на броне, протонным торпедам под силу сбить щит крупного корабля. После чего истребители, сократившие до него дистанцию, пушками и лёгкими ударными ракетами прицельно выбивают точечную оборону, проекторы щитов, башни главного калибра, двигатели.       Следующий заход пережить становится намного труднее. Как и выдержать обстрел из турболазеров носителя истребителей.       Близкий же подрыв перехватываемой торпеды самому её носителю или перехватчику не так опасен. Оттого протонные торпеды перехватывают небольшими лёгкими ударными ракетами, чей радиус поражения совпадает с их собственным радиусом. Стреляют по «пулям» — торпедам — и из лазерных пушек с «пистолетной» дистанции.       Перехват происходит на сотнях метров: перехватчику хватает ускорения, чтобы сблизиться с ракетоносцем. Когда меч парирует меч, его кончик движется куда быстрее сжимающей его руки.       Желаешь сказать «перехват торпед», а подразумеваешь сшибку истребителей на встречных курсах. Пусти торпеду отдельно и прикрой её эскортом, или подвесь на истребители сбрасываемый при необходимости лишний вес — разница незначительна. Боевая нагрузка бесполезна без своего поводыря.       Истребители и куда более прыткие торпеды могут добираться до своей цели и разными путями, но торпеды слепы и не могут применять манёвры уклонения весь долгий путь: малоресурсным двигателям с большой тягой, но плохим удельным импульсом не хватит топлива.       В конце концов, их всё равно будут наводить истребители — прорвавшиеся через эшелоны перехватчиков. Однако такую возможность приходится держать в уме, что добавляет сражению очередное измерение: степень свободы.       Разумеется, «истребители с истребителями не воюют». Прямо как танки с танками… Они всего лишь неизбежно встречаются, когда их цели — атака и защита крупных кораблей, входят в противоречие. Это отвечало на вопрос, зачем истребители служат молекулами того газа, что окутывает капшипы в эскадренном сражении.       Но даже в самые квадратные головы не приходила «гениальная» идея отказаться от орудий, брони и щитов. Потому что в космосе нет горизонта, а турболазерные болты, преодолевающие за секунды сотни тысяч километров, не перехватываются ничем. Можно сколько угодно дёргаться из стороны в сторону, но попадание — явление вероятностное, и с течением времени всё более вероятное. И если твой силуэт больше, чем у крохотного истребителя, то пренебрегать ими не стоит.       Между турболазерами и протонками в большом сражении нужно соблюдать баланс.       Чего не знал капитан распылённого на атомы крейсера, так это тактической роли моего корабля: «Принц» — не лёгкий фрахтовик, а целое звено тяжёлых истребителей. И подойди крыло самых настоящих «Ауреков» так же близко, это закончилось бы для крейсера так же плохо. Справились бы с ним и несколько сотен самых говённых истребителей на свете. Или пяток джедаев-асов на серийных машинах.       Вот только я не потерял большую часть торпед вместе со сбитыми компаньонами. Идея сделать такой корабль была верной. Это радовало меня намного сильнее, чем сжимающаяся в корчах пустота на месте некогда полном жизни.       И пусть бывший флагман выдавал десятки килотонн в секунду, в подбрюшьи «Принца» притаились сто тысяч Хиросим. Разбитые на пятьдесят пилюль. Почти сутки работы артиллерии пятисотметрового крейсера. Вопрос, разумеется, в их цене…       Но свести столь разные величины к одному знаменателю, некоему суперкритерию — необходимому для сравнения силы враждующих сторон — никогда ещё не было так сложно. В и без того запутанное космическое сражение вмешалась магия.       — Олег? — окликнула меня Оми.       — Ты в порядке? — спросил я, обернувшись к ней.       — Нет, я не в долбанном порядке!       — Ничего же плохого не произошло?       Она метнула взгляд на мозаику, показывающую состояние основных систем и агрегатов «Принца». Одна красная и всего несколько жёлтых тессер в плотной зелёной чешуе, складывающейся в стилизованный силуэт корабля, пока не внушали опасения. Пока.       — Нет, — ответила она.       — И не произойдёт. Я не собираюсь рисковать ничем сравнимым со своей жизнью… Какой я её вижу, — ответил я, проверяя и детально изучая состояние дефлекторного щита. Его никогда ещё не испытывали обстрелом.       — Во что мы ввязались? — Она указала на засеянную отметками тактическую карту — подвижный ёжик из цветных векторов.       Сбитый корабль был далеко, далеко не единственным. Пусть и самым крупным.       — Мы на стороне Травера, и у него заметное преимущество, — сказал я.       — Какое? — явно не веря мне, спросила Оми.       — Он должен победить — или сгинуть! А у наёмников хаттов есть и другие, менее героические варианты… Неспящий, принесёшь нам воды? — попросил я по громкой связи. — Горло пересохло… И Оми тоже принеси.       Вид на эскадру завораживал. К ограниченному объёму их привязывал не только щит и возможное бегство Травера. Так прикрывают высадку десанта — у этого боя был центр тяжести.       Сигнал продолжали давить, но уже безуспешно.       — Травер! Травер! — я вызвал его ещё раз. Сколько можно-то!       Он не отвечал ещё три тревожных долгих минуты. Затем над панелью связи загорелась тяжело бегущая, до боли знакомая мне голографическая фигура. Она стреляла на бегу из пистолета, затем, ковыляя вдоль стеночки, подошла к попавшему в зону голографа ползущему человеку и всадила в него ещё несколько зарядов плазмы.       — Ах ты ж крыса! Пидор ты гнойный! — Голограмма несколько раз пнула окончательно отключившееся тело.       — Травер? — напомнил я о своём присутствии.       — Олег?! Ой, это я не тебе! Оле-ег?.. Ну, кто ещё мог быть?! — всплеснул руками Травер, словно наш разговор прервали минуту-другую назад. — Ты в курсе, что мы вели переговоры? Не с этой падалью, само собой! — Он указал бластером на лежащего ничком и, прицелившись, проделал в нём ещё одну — контрольную — дыру.       — Я спасаю твою шкуру. Если что, — сказал я.       — Скорее уж зад и яйца, — кисло сказал Травер. — Мой флот прибудет через… — он оглянулся в сторону, — пятьдесят минут где-то. Я уже передал им, что на помощь пришла целая эскадра! С джедаем во главе.       — Остаётся надеяться на то, что тебе поверили… С джедаем? Что ты несёшь?! — я целиком осознал сказанное им.       — То, что спасёт и твой зад тоже, — невозмутимо ответил Травер.       — И почему же он уже не здесь? Твой бесстрашный флот? — спросил я.       — Они сбежали, — недоумённо ответил Травер.       — Разумно, — наконец, сказала Оми.       — Конечно! — гордо кивнул Травер. — Я же не нанимаю настолько идиотов?! Школу — пускай хотя бы и для недоумков — они все окончили! — Голограмма подняла вверх указательный палец. — Но теперь-то ситуация изменилась.       — У меня ещё двадцать протонок, — соврал я.       Надо бы поумерить его пыл. Мог бы соврать, что их тридцать, но он же наверняка поймёт, что я лгу, и догадается, что их целых сорок.       Как сам он только что солгал про пятьдесят минут.       — Ты в курсе, что они уже начали высаживать технику? — вкрадчиво спросил меня Травер.       — Догадываюсь.       Вскрывать щиты планетарных крепостей лучше всего специальным консервным ключом. Ещё их щедро забрасывают термоядерными зарядами — как «грязными», так и «чистыми», но атмосфера с давлением не менее половины земной не только неплохо защищает от турболазеров, но и тормозит протонные боеголовки.       Сила сопротивления создаётся динамическим напором потока, и пропорциональна квадрату скорости. И потому максимально достижимая скорость торпеды в атмосфере пропорциональна уже кубу мощности корпускулярного щита, так как он свершает работу против сил трения. А куб — это серьёзно, и поэтому при этой самой максимальной достижимой в атмосфере скорости у протонок плохо с манёвром. А значит, и с шансами достичь цели.       Перегрузить ПРО можно незамысловатым, но многозначным числом, однако не всякий пророк возьмётся предсказать, сколько же в точности ракет достигнет цели. Так и разориться можно: и дело не в пущенных с затратным запасом протонках, а в том, что стоит только переборщить — и грабить станет нечего. Вместе со щитом сдует и шахту.       Но, самое главное, они держали в уме отступивший флот Травера: даже прохлаждаясь, судя по всему, в соседней системе, он оберегал его базу от экстерминатуса. Умно.       Оставшийся в космосе противник организованно перестроился: сорок шесть вымпелов разбились на четыре группы. Три из них прикрывали места высадки, ещё одна — из самых быстрых кораблей — была готова усилить любую их них. Одинаково бессмысленно как гоняться за мной поодиночке, так и сжимать все силы в один неповоротливый латный кулак.       Чуть более тысячи истребителей, придерживаемых гравитационными проекторами, дрейфовали вокруг них. Удачно я полукилометровое корыто развалил, пока из него ещё этого гнуса не полезло.       Смотрел я на эскадру и снизу: многочисленными «глазами» Травера: по открывшемуся каналу связи в реальном времени уже сновала тактическая информация.       — Сюда, на тридцати, — я ткнул пальцем в голограмму, и выделенную точку Оми увидела уже на своём голопроекторе, — подойди с полем манёвра в шестьсот километров.       Караоми решительно потянула рукояти, отправляя корабль в бой, не спеша, тем не менее, раньше времени поднимать ускорение. И противник тоже пока не реагировал явным образом, хотя я уже ощущал волю их нового адмирала. Он ждал, готовый в любую секунду отдать верный приказ истребителям. Можно же было отдать и неверный, а инерцию — и физическую, и решений — ещё никто не отменял.       Имея превосходство в ускорении, я мог, не сделав по ним ни единого выстрела, на время вывести из игры нетерпеливые перехватчики на самых дальних подступах. «Принцу» ничто не мешало «обойти» перехватчики или отвернуть от капшипов в самый последний момент, но помешать нанести удар чересчур разогнавшемуся «Принцу» могла простая инерция.       Поэтому-то я велел Оми выдерживать скорость и ускорение так, чтобы мои действия нельзя было предсказать — до самого последнего момента. Обозначив для неё расстояние, на котором можно было начать разворачиваться, не долетев по инерции до противника.       Впрочем, подойти совсем уж близко, имея при том малую скорость относительно эскадры, мне не дадут её многочисленные орудия.       Имея иллюзорный запас времени, я навёл «телескоп» на Рилот. Там, «внизу», только-только начинали выгрузку. Из пузатых коммерческих транспортов в заснеженный ад выбирались первые громадные шагоходы. Хотя снежная буря и скрыла часть десанта, характерные очертания бегающих «танков» нельзя было спутать ни с чем иным. Даже через мутную призму подёрнутой облаками атмосферы.       Тёмную сторону покрывала многокилометровая кора слежавшегося, перемешанного со стёсанными, раздробленными скалами ледника. Всюду неуютный серый панцирь рассекали гигантские трещины; хрупкие плиты не только расходились, но и надвигались друг на друга, сталкивалась в неторопливом, величественном противоборстве, поднимались на дыбы, взметнувшись вверх целыми горными хребтами грязного колотого льда.       Ненадёжные льды преграждали путь даже громадным шагающим машинам — самым вездеходным вездеходам в Галактике. Где попало и их не высадишь.       Но выходить на предательский лёд было нужно.       Мощность залпа корабля всегда превосходит мощность залпа его груза, что, казалось бы, делает планетарный десант, как явление, бессмысленным. Но эта аксиома верна только для подвижных, как ртуть, военных кораблей, а вовсе не для малоподвижных транспортов: у них-то всё наоборот. Уязвимые в пустоте, десантные жиробасы могут выгрузить на поверхность планеты нечто энергетически посильнее линкора. С энергонапряжённостью реакторов у шагоходов всё было в полном порядке: им же не нужно летать с такими ускорениями.       Дело было вновь и в «зонтике» атмосферы, компенсирующем относительную неподвижность десанта, но под щит Урана ему ещё нужно было попасть.       Я со смешком вспомнил свой спор с Кейном Локастом. Мы оба оказались правы: и десант без кораблей был бесполезен, и корабли без десанта.       — Мы опять лезем в активную зону? — спросила Оми.       — В необходимой для этого защите…       Противник наконец среагировал — большая часть истребителей метнулась на перехват, встречая меня на безопасном для транспортов рубеже. Секундами ранее начали двигаться капитальные суда. На ходу открыв огонь — залпы турболазеров, как громадный праздничный фейерверк, на далёкие сотни километров раскрасили молчаливый колотый лёд в яркие цвета.       Попали только один раз, слегка встряхнув корабль. Судя по показаниям датчиков, плотные яркие плевки начали проноситься всё ближе. А ведь часть из них — главный калибр пары трёхсотметровых «Молотоглавых». Эти прожарят насквозь.       Сейчас я сосредоточился на дальнем предвидении, а потому отдал управление движением в руки пилота, занявшись только обстрелом слишком близко подошедших истребителей. Как имеющий преимущество в манёвре над большинством из них, я сам выбирал, со сколькими из них мне вести перестрелку. Но их подавляющее число не давало мне атаковать крупные корабли и уж тем более транспорты.       — Уходим! — крикнул я. Оми заранее задала траекторию отхода. Да и корабль сам уже подал сигнал, что стало слишком жарко.       «Принц» рванул прочь от планеты. Преследовать нас не стали. Это глупо — оттянув флот в сторону, я обошёл бы его и устроил избиение ничем пока не прикрытого десанта. Но лишь пока что не прикрытого: с каждой минутой он становился всё менее и менее уязвим.       — А теперь сюда. Перегрузка сорок два! А теперь сюда!       Проговаривать координаты и вектора желаемого курса не было смысла, нейроинтерфейс и манипуляторы позволяли вводить и передавать всё напрямую, пусть и не сразу в мозг Оми, но на её экраны и голопроекторы.       Поскольку мы вели не артиллерийскую дуэль, важно было не столько то, где корабли находятся прямо сейчас, а то, где они могут в ближайшие секунды оказаться. С учётом их векторов скорости и предельной располагаемой перегрузки. Поэтому голографический объём боя занимали эллипсоиды и сферы «запретных зон», эквидистантные поверхности эшелонированного ПРО, поверхности трёхмерных рубежей перехвата истребителей.       Пульсирующий косяк противника составляли корабли с разной подвижностью — стоило мне, словно акуле, рвануть к плацдармам, как эскадра растягивалась. Я разворачивался — и ставшие уязвимыми мелкие корабли прижимались к основной кучке. И так до тех пор, пока все они не сбивались в один плотный строй. Один из трёх, отгонявших тем не менее меня от раскорячившихся на ледяном панцире транспортов.       Нормальный полуэскадренный бой… За исключением постоянной, нервирующей противника убыли истребителей. Сбить меня могли только теоретически, но совсем не подставлять истребители они не могли — тогда бы я прорвался к десанту.       Предприняв ещё одну попытку, «Принц» проскочил не выше, а ниже эскадры, воспламеняя разряженную атмосферу. Для этого даже пришлось перестроить щит. Такой глупости от меня не ждали, ведь сейчас меня защищала только манёвренность — а потому я сам взялся за штурвал. Караоми, не без моей незримой магической помощи, вела беглый огонь по истребителям.       Я всегда мог уклониться от перехвата, так как имел большее ускорение, но они уже были слишком близко, и уклонение превратилось бы отступление. На этот раз, разрезав строй противника, я раскрыл все возможности «Принца». Десятки истребителей как раскалённая окалина разлетелись в стороны и остывая, темнея, разодранными чёрными хлопьями опали на лёд Рилота.       Ожидаемо плотный огонь открыли и с поверхности. Время работало против меня. Слишком долго я выцеливал уязвимое место.       — Уходим! — Я вновь рванул звездолёт прочь от планеты. Щит не выдержал бы ни одной лишней секунды в горячей зоне: он слишком пострадал от ударных торпед. Садили по мне и протонками — за уносящими меня вдаль движками на доли секунды вспыхивали крошечные звёзды, разгоняя мрак над доброй четвертью Рилота.       Я прогулял часть лекций — наверстав их чтением учебников, но никогда не пропускал практических занятий, и в наикрутейшем тренажёре военной школы не раз посылал в атаку сотни виртуальных истребителей, парировал ими налёты других роёв, как хореограф ставил все «па» их огненного танца, выигрывая сражения между эскадрами капитальных кораблей… Но оказаться самому в такой роли было страшно.       Жизнь, конечно, ролевая игра, но хорошо сидеть за суконным столом, а не отплясывать на нём джигу.       Поначалу меня здорово удивляло, что совершенно виртуальные пилоты в тренажёре иногда отказывались выполнять оптимальные с точки зрения минимизации суммарных потерь манёвры. Теперь же я понимал их мотивы лучше. И пользовался ими.       Пилоты видели, как непрерывно и напрасно гибнут в огне их товарищи — но соратниками они им не были: «Принца» пыталась сдержать удивительная разносортица морально устаревших машин, базирующихся на целом зоопарке корветов, фрегатов и нескольких лёгких крейсеров, сведённых под один адмиральский вымпел лишь жаждой наживы. И то — на время одной операции. Новому командиру пока что удавалось построить их; заставить выполнять единую задачу, но с каждой минутой субординация деградировала.       Каждая новая моя атака сильнее растягивала на колках нервы противника, где-то в глубине кордебаталии метались предательские мыслишки, росло взаимонепонимание.       Очередной заход не приносил мне видимого успеха, ведь всякий раз удостоверяясь в том, что мне не под силу прорваться через волны истребителей, я отходил — но всякий раз часть подвижного и частично живого заслона сгорала. Клинки дуэлянтов сталкиваются, тупятся, сталь выкрашивается. Расходный материал. Но мой меч не спешил поддаваться, оставляя зарубки на вражеском.       Покамест их оборона работала, но лишь потому, что я, сбивая несколько истребителей, натыкался дальше на ещё волну, угрожавшую пронзить ослабленный самоотверженными пилотами первой волны щит «Принца» — уже даже из лазерных пушек. И рано или поздно — теоретически — меня должны были сбить перехватчики самого первого эшелона. На то и был расчёт.       Но, налёт за налётом, надежды на это таяли, а у пилотов — и у их командиров — конденсировалась мысль: не подставляться лишний раз, с расчётом на то, что удар примут на себя более глупые, самоотверженные и менее ловкие коллеги по опасному бизнесу.       Перехватчики сбивались в более плотные группы — чтобы избежать «краевых» потерь: никто не хотел гибнуть смертью храбрых, спасая своей жертвой «товарищей». Настолько плотные, что уже можно было использовать и протонки — по ставшей «групповой» цели, но раз за разом я стрелял из лазеров.       Шла азартная игра: противник мог бы поставить сразу на несколько позиций, не сильно рискуя, но и мало выигрывая, а в случае игры с шулером — мной — даже регулярно проигрывая: стабильно продолжая терять машины за машинами. Но он уложил все фишки на зеро — и, пока выигрывая раунд за раундом, знал, что в любой момент куш могло сорвать казино.       Но всё было куда интереснее — игроков было много, «казино» тоже было абстрактно — я играл против конкретных капитанов, разделённых не только километрами вакуума, но и шкурным интересом. И их предательские мыслишки крошили плотный камень казавшейся до того нерушимой преграды.       Вдобавок эскадра так увлеклась охотой за мной, что иногда даже переставала садить по Травер-Сити. Но это могло быть ловушкой… Или своеволием ряда командиров. Сейчас, делая налёт за налетом, я выяснял, кто же именно из них ценит целостность своего борта настолько выше общей задачи. Чтобы воспользоваться его глупым эгоизмом.       — Всё бесполезно! — воскликнула Оми.       — Ничего подобного. Смотри сюда, — я ткнул на занимавшую половину мостика голограмму.       Отметки истребителей временами сравнивались с кораблями-носителями, подхваченные гравитационными финишёрами увлекались в ангары, где им спешно заливали пустеющие баки, пополняли ограниченный боекомплект.       — Ты их выматываешь?       — Да. И… приходит кавалерия!       — Что за кавалерия? — обернулась ко мне Оми.       — В самый тёмный час…       Пикнул зуммер, гипердатчики уловили возмущение. Не взревел, как длинные изогнутые карнаи, но произвёл на меня не менее действенное впечатление.       — Продолжаем выбивать истребители. Один за другим. Топлива хватит ещё на пару часов такой свистопляски, — сказал я.       Крошечные же корабли покупали своё ускорение не только ценой хрендостания в конструктивно-силовой схеме, но и малым удельным импульсом прожорливых двигателей. Те за скромную энергетическую цену давали огромную тягу — выплёвывая слишком много рабочего тела со сравнительно небольшой скоростью.       И как всякие гоночные болиды, они нуждались в пит-стопе. «Принц» — пока нет.       За несколько минут боя я сжёг целую цепь из звеньев истребителей и пару небольших шагоходов — из турболазера. Крупные машины были мне не по зубам, да и боевые порядки уже начали накрывать мобильные щиты. С земли даже запустили несколько специальных протонных противокорабельных торпед: видать, нервы не выдержали. Мне всё так же не удавалось подобраться ни к одному крупному кораблю на дистанцию пуска.       Тем временем на тактическом экране наконец зажглись вектора выходящих один за другим из гиперпространства кораблей. Травер, как посредник, выслал мне их идентификаторы; теперь у базы, «Принца» и прибывшей на помощь эскадры было единое информационное поле.       Двенадцать вымпелов. Всего дюжина?!       Оми стучала по кнопкам и дёргала манипуляторами — всю мелкую работу я давно отдал ей. Она неплохо справлялась с «Принцем»: будто с большим истребителем. На автомате она подключилась и к предложенной голографической конференции.       — Вы вернулись? — недоверчиво спросила обрезанная по пояс голограмма Травера. — Адмирал? Неужели?       — Я давал присягу, — просто ответил адмирал. Тоже твилек, в скрывающей лицо массивной гарнитуре.       — Это джедай Олег, он выиграл с сотню таких сражений, — представил меня Травер.       Он даже не совсем соврал: я их действительно выиграл. В тренажёре. Сражаясь против других курсантов, сдерживаемых и нет виртуальными кандалами ИскИнов, и в самых сложных для меня боях — против опытных преподавателей.       — Травер! — оборвал я его, пропустив мимо ушей естественную для твилека честность.       Мне, наконец, удалось ощутить слабое место в структуре обороны. Трещина эта, как я и рассчитывал, прошла через некрепкие умы, а не через броню или хребты кораблей.       Во время последнего моего захода, эскадра довольно долго не вела огонь по Травер-Сити. Обстрел этот требовалось вести с определённой частотой, связанной с периодом релаксации громадного щита — не более чем половиной секунды. Но направленные на Травера орудия молчали дольше, и их владельцев стоило наказать за такую глупость. В Лаконии таких бы с радостью сбросили с горы Тайгет.       — Когда я буду тут, — я передал ему свою ещё не пройдённую траекторию, — отсеки огнём корветы на этом участке, — я обвёл группу кораблей противника и выделил отрезок траектории, — твой щит выдержит, окно будет достаточным! По моей команде. Без всякого замедления.       — Есть! — по-военному отрапортовал Травер.       Его голограмма погасла.       Если он не откроет вовремя огонь, заставляя наименее манёвренную часть артиллерийских кораблей прервать огонь по мне, мне уже ничего не поможет.       Только сейчас я обратил внимание на Неспящего с подносом, на котором стоял запотевший стакан. Я так быстро влил в себя холодной до ломоты в зубах воды, что заболело в груди, остатки я вылил себе на голову.       Сухо я начал комментировать свои действия, проговаривать траектории и тайминги, дистанции пусков и иные условия автоматического действия корабля. Караоми так же чётко докладывала о внесённых командах кораблю.       «Принц» опять нырнул в объятья атмосферы — навстречу истребителям. Инертный, лишённый деления на секторы щит крепости Травера на миг погас, истончился — база на долю секунды озарилась ярким светом. Все её орудия посылали подарки в космос. Только алые и зелёные трассы расчертили морозный воздух, как щит начал прикрывать прореху: стрелять дольше сорока миллисекунд было нельзя — иначе уже несущиеся с орбиты турболазерные болты уничтожат его проекторы. Оставшиеся полсекунды база не вела огонь, а восстанавливала щит.       Я же за миг до того пустил две двадцатимегатонные торпеды по слишком уж плотным роям истребителей. Выбирая не без помощи Силы тех, кто был готов сражаться, и не тронул летающих за компанию и не горящих желанием подставляться под выстрелы моих лазеров восемьдесят процентов.       Массовка заранее задавала манёвры, и в микросекунды никто не успел бы сменить тактику: они отворачивали с моего курса, напрасно возлагая надежды на тех, кто уже торговался с Хароном. Инерция заданных трусливыми пилотами команд была едва ли не сильнее, чем инерция их крохотных машин.       Многократно исколотая огнём лазеров, сомнениями и подорванная парой торпед завеса оказалась не такой плотной, и «Принц», сохранив две трети ёмкости щита, наконец прорвался за неё, вновь оказавшись один на один с капшипами, вынужденными реагировать ещё и на обстрел с Рилота.       Сам по себе такой короткий обстрел с земли не мог всерьёз повредить осаждающим, но заставил их стрелять «на скаку», а не «с упора» — как в прошлые разы, когда они опасались только моих торпед, а не пушки.       И каждый рассчитывал, что это он будет уклоняться, а точный огонь вести по мне — соблаговолит кто-нибудь другой. Какой абсурдно-эгоистический способ заботиться о своей безопасности: бросив свой гоплон в строю фаланги!       В тот самый миг, когда я рванул к ближайшему фрегату, его щит замерцал от удара с земли. Выпущенная мной торпеда угодила ему в корму, уничтожив двигатели — повреждённый звездолёт по инерции, кувыркаясь, стал удаляться от планеты. Я, вырвавшись из вскипевшей пустоты, последовал за ним.       Вражеский адмирал, бессильный превратить толпу наёмников в нерушимый строй, не стал преследовать меня. Он не отрядил в атаку истребители, обнажая капшипы, не повёл вослед за потерявшим манёвр бедолагой и фрегаты с корветами, посчитав десант более достойным защиты. Или то было печальное осознание того, кем именно он командует?       — Добиваем, — озвучил я обозначенный до того на голограмме приказ.       Я всадил в искалеченный фрегат несколько выстрелов из турболазера, однако его щит успел восстановиться: всего на несколько процентов, но и этого уже хватало. «Принц» был слишком мал, чтобы ужалить из пушки хотя бы фрегат.       Но его нельзя было оставить в тылу. Ещё одна выпущенная в узкое окно возможностей торпеда сбила восстанавливаемый щит, а меткий выстрел из турболазера пронзил тонкую броню фрегата.       Долю секунды ничего не происходило, но затем, до того организованно напитывающая истерзанный щит энергия неуправляемо высвободилась внутри корабля. За транспарстилом рубки расцвёл огненный цветок, раскалённые осколки фрегата догнали отделившиеся за миг до того спасательные капсулы: то всего лишь взорвался работающий в полную мощь реактор.       Лепестки экзотичного космического цветка, стремительно разлетаясь, не менее быстро остывали, но света на Тёмной стороне теперь было более чем достаточно: эскадра вновь начала с остервенением долбить в щит Травера.       Мозги у их командира встали на место. Но слишком поздно.       Меня охватывали страх и беспокойство, плещущие из рубок десятков кораблей, сквозило тлеющим ужасом из крохотных, почти что математических точек истребителей. Потерю крейсера ещё можно было как-то объяснить. На войне всякое бывает. Но до того «Принц» вызывал тревогу, непонимание, опасение — теперь же — настоящий суеверный ужас. Случившемуся уже не могли найти рационального объяснения.       — Траекторию на третий плацдарм! Пуск — в ста пятидесяти от выделенной колонны, — приказал я пилоту. — Рассечём их строй по этой хорде! — Я провёл манипулятором отрезок. Скорее всего, атака не состоится, но наметить её стоило. «Принц» пока начал удаляться от Рилота. Нужен был разбег.       Вновь зажглись голограммы Травера и того адмирала. Тут я понял, что всё это время тоже был на связи.       — Секура, доложи Олегу.       — Мне? — уточнил я.       — Адмирал Тонар Секура. Мастер-джедай, — он коротко кивнул мне, — я прошу принять моих людей под ваше командование.       — Хорошо, — обдумывать настолько нелепый обман Травера не было времени.       — Позывной — Олег, — представился я. — Доложите состав эскадры.       — Пилот, — я обернулся к Оми, — передавай накопленные данные. И продолжай выбивать истребители.       На каждый корабль у нас уже было своё досье — максимальное зафиксированное ускорение, к примеру. Гипердатчики двойного назначения и различные сенсоры собрали данные о мощности реакторов, предполагаемой ёмкости щитов. Считался и расход противником боеприпасов. Такие же сведения коллекционировал и Травер.       — У нас один модернизированный «Молотоглавый», пять фрегатов и шесть корветов. Вспомогательные суда в десяти минутах, — отрапортовал Тонар, указав их точку выхода из гиперпространства.       Фатально мало.       От вооружённых фрахтовиков толку как от козла — молока. Всё, на что они способны — ненадолго отвлечь на себя огонь: транспорты либо не так резвы, как «Принц», либо, обладая сравнимым с ним ускорением, совершенно пусты, беззащитны и беззубы. Но я уже не сомневался, что именно они сыграют ключевую роль в этом сражении. Потому что я уже мог рассчитывать на них, а противник ещё даже не включил их в свои планы, ведь гипердатчики сообщат о приближении второй волны подмоги только через пять минут, когда уже будет поздно менять тактику.       Я вывел данные по кораблям противника в одну сторону, а на оказавшихся под моим командованием — по другую. Запомнил их характеристики. Год постройки или экипаж были мне не интересны, а вот «вес» залпа был куда интереснее. По нему мы уступали в два с половиной раза. Хорошо хоть не в пять — тот крейсер перемол бы всю эту мелочь в одиночку. Сам будучи вспомогательным кораблём, с точки зрения современной военной науки о действительно большой галактической войне.       — Сколько истребителей? — Сейчас меня волновало другое.       — Четыреста сорок три, — точно доложил Тонар.       Вышла сводка по типам. В основном старый хлам, впрочем, чего ещё ожидать от этого региона Галактики? Хотя «Молотоглавый» Тонара Секуры был построен всего два года назад, а в его ангарах прогревали двигатели самые настоящие сверхсовременные «Ауреки». Может быть, его купили на мои деньги.       Сейчас мне в уме приходилось складывать мышей с ужами. Проще говоря, заниматься любимым развлечение всех военных теоретиков: приведением сил противостоящих сторон к одному численному показателю. Но не просто так, а чтобы решить обратную задачу — выявить взаимные слабые и сильные стороны противоборствующих флотов.       Ускорение, вооружение, ёмкость щитов и ещё пару десятков показателей. Чтобы грамотно их применять, нужно чётко понимать боевые возможности машин, видеть за цифрами безразмерные соотношения в математической модели сражения.       Думай! В уравнении почти не осталось неизвестных. А значит, на одном предвидении выехать будет сложно. Наконец, у меня созрел план.       — Имитируйте ракетную атаку корабельной группировки всей эскадрой, но ваша цель, адмирал — уничтожение истребителей. На свои подвесить ударные ракеты, топливо на один заход. Только на один заход, повторяюсь! Ответного удара не опасайтесь. Как поняли?       — Это очень, очень рискованно, — весьма мягко охарактеризовал мою очередную шулерскую идею Тонар Секура.       — Вешайте всё противоистребительное, что только есть! — повторил я. — Вообще всё! Капшипы отвернёте, когда щит самого слабого корабля просядет до сорока, — дополнил я приказ.       — Есть, имитационная атака капшипами с фактическим перехватом! — доложил, помедлив, Тонар.       Не наблюдай адмирал моего недавнего успеха, справедливо послал бы меня с такой идеей в задницу.       Подход был, мягко говоря, неоднозначен: в первой же атаке мы могли потерять столь нужные нам носители торпед и даже крупные корабли, после чего достигнутое превосходство в термоядерных противокорабельных ракетах уже ничем не помогло бы нам.       С другой стороны, если сначала выбить остатки вражеских истребителей и не потерять слишком много своих — второй заход будет куда как результативнее первого со смешанной боевой нагрузкой. Сложнейший тактический расчёт мне был не нужен — достаточно было знать общие принципы и соединить их с тактическим же предвидением.       Самое же главное — противник не успеет сменить все те протонки, с которыми охотились на меня его истребители, на ударные ракеты. Однако наполнение вражеских оружейных отсеков на тактических экранах в полной мере не отражалось, и потому Тонар проявлял разумное недоверие.       — Перегруз истребителей — один двадцать восемь, — отдал я ещё один приказ.       — Есть, перегруз! — вновь доложил Тонар.       «Перегруз» показывает, сколько лишних ракет подвесят под юркие машины в долях от их типичной нагрузки. «Максимальной боевой нагрузки» в космосе попросту не существует: падать под её весом некуда, как и нет нужды отрываться от ограниченной по длине взлётной полосы.       Но сколько ракет ни возьми, а более манёвренный истребитель противника попросту избежит перехвата. Или наоборот, перехватит атакующий торпедоносец — в зависимости от роли, исполняемой крошечным космолётом. И, так или иначе, лишнюю часть боевой нагрузки придётся выбрасывать, чтобы она целиком не оказалась бесполезным бременем.       Поэтому есть некий паспортный оптимум боевой нагрузки. Однако в каждой новой ситуации, против всякий раз в чём-то уникального противника он всегда свой.       Всё это была игра в сабакк… Наши планы рефлексивно зависели от того, как противник оценит наши же планы. Если он решит, что мы ведём противокорабельную атаку, готовы вломить им в челюсть в полном контакте, тогда он вооружит истребители преимущественно ударными ракетами.       Когда же обе стороны не знают, что замыслил их противник, рациональнее всего использовать смешанное вооружение. По теории игр — если повторять ставку раз за разом. Но я-то чужие планы ощущал печёнкой!       Заметив решительную подготовку Тонара Секуры своими дальними дозорами, противник начал постепенно перевооружать истребители. Но его разум уже был помрачён кружащим вокруг плацдармов и кажущимся неуязвимым «Принцем».       Часть машин начала позвенно возвращаться в ангары, но стоило мне вновь сымитировать атаку, как часть из них в панике обратно снарядили протонными торпедами. Те немногие, что могли отозвать с дежурства, не ослабляя и без того истерзанную истребительную оборону.       Какой же хаос должен был царить в ангарах! Каждый капитан ещё и проявлял своеволие, внося ещё больше неразберихи в процесс управления эскадрой наёмников.       На этот раз мне было намного труднее уворачиваться от огня: капитаны-наёмники догадались, наконец, что я владею Силой, и применили проверенный временем метод: ручное управление зенитной артиллерией. Неэффективно против простаков и дроидов, но за счёт непредсказуемости человеческого фактора эффективнее против одарённых, чем целиком автоматизированное наведение лазерных турелей.       Времени для этих болезненных метаний становилось всё меньше: эскадра Тонара стремительно приближалась. Такой длинный разбег мог быть использован для торпедирования капшипов. А мог и не быть. Все ставки сделаны.       — Оми, принимай командование «Принцем», — приказал я, отдавая все права.       Хотя она уже давно, по сути, единолично управляла кораблём. Но сейчас я и вовсе командовал не «Принцем», а включающей его эскадрой.       — Приняла!       — Подготовь заход в центр эскадры, так, чтобы я мог пострелять по истребителям, но нам хватило щита дойти до вот этого «Молотоглава». И заложи одну торпеду для самой плотной группы истребителей.       Хотя это мог быть и не ранний «Молотоглавый», а поздний «Преторианец», но хатт их разберёт!       — Мы атакуем? — не вовремя и не к месту спросила она.       — Да. Считай лучше!       Сам я уже размышлял над следующими шагами. А ведь пока что я не решил ещё ни одной действительно сложной тактической задачи… Основные манёвры шли, по сути, в одной плоскости — касательной к позиции эскадры над плацдармами — лишь незаметно искажаясь у лун Рилота. Пытаться укрыться за горизонтом Рилота смысла не было: за мной неотступно следовало звено беззубых, но быстрых разведчиков. Всё те же истребители, но со снятыми пушками и разведывательными контейнерами вместо вооружения.       А ведь эскадру можно было и раздробить, чтобы вести артиллерийское сражение одновременно в нескольких плоскостях, рассекающих объём боя. Так нивелируют малую лобовую проекцию вытянутых крейсеров и линкоров.       — Имитируйте так, будто атакуете этот и этот корабли, а не центр тяжести построения, — велел я между тем Тонару, выделяя звездолёты на тактическом экране.       Это должно было повысить их шансы на успех.       — Есть, — недобро ответил тот.       Может быть, генералы вроде Наполеона и герцога Веллингтона из пушек друг по другу и не стреляли, но лишь потому, что могли позволить себе такой изящный жест.       Я же, как «мастер-джедай», уже вычислил их новый флагман. Не опираясь на Силу определить ставку вражеского адмирала невозможно, поскольку весь трафик зашифрован и избыточен.       Хотя, в случае этого сброда, дело упрощало то, что наладить полноценное взаимодействие разных кораблей в одном информационном пространстве нелегко, и флагманом может служить не всякий корабль, а только лишь снабжённый даже не столько связью и просторным мостиком с красивым панорамным видом, сколько специальным программным обеспечением.       Пока «Принц» разгонялся в третью на своём недолгом веку самоубийственную атаку, я ощутил чьё-то навязчивое внимание, бесцеремонное присутствие. Наткнувшись на меня, некто случайно выдал и себя.       Не я один владел Силой на Тёмной половине Рилота.       Включив оптику, я стал водить искусственным оком по ледяному панцирю, выискивая источник недоброго внимания. Образ чётко ассоциировался со льдом, а не с пустотой. Там, среди десанта, кто-то владел Силой, хорошо так владел. И кажется, он давно наблюдал за мной.       Скверно.       В последнюю минуту до притворной сшибки я отдал Тонару ещё пару мелких распоряжений — зная, что он успеет их выполнить, и что их выполнение не отвлечёт его от более важных задач.       Когда истребители обеих сторон достаточно разогнались навстречу друг другу, а тяжёлые орудия крейсеров — задолго до полного контакта — сосредоточенным огнём почти выбили щит одному из кораблей Тонара Секуры, тот начал запланировано отворачивать, выходя из атаки. Синхронно за ним последовали и другие, тоже получившие своё корабли, прикрывая ставшего на время смертельно уязвимым соратника непосредственно собой.       «Принцем» же, прорвавшимся под шумок через давно потерявшее монолитность охранение противника, управляла Оми.       Но сначала мы совместно с твилекскими «птичками войны» нанесли удар по вражеским истребителям, а сам я стрелял из зенитных турелей и турболазера — не просто сбивая угрожающие мне машины, а защищая союзников. Я отнимал у врага удачу, сосредотачивая огонь не на тех, кому и так было суждено быть сбитыми или так и не влепить ни одной ракеты ни в кого из наших, а на потенциально более результативных машинах. Лишая их этого потенциала. Невольно я синхронизировал себя и с кайбер-кристаллами, создававшими через излучатели станции РЭБ двойники моего и чужих кораблей. Силой же помогал совершать и незакономерные манёвры.       Совместная атака удачно сложила наши усилия — неудивительно, что джедаям-асам удавалось изменять ход сражений на серийных с виду машинах. Взаимодействие и взаимовыручка — основы тактики и стратегии джедаев.       Рилот и край одной из его лун, сливаясь в мерцающие полосы, хаотично мелькали за транспарстилом, так быстро, что более чувствительного к качке на моём месте с непривычки могло стошнить. Спасал лишь погрузивший кокпит во мрак фотонный фильтр: там — в безмолвном космосе — рвались сотни термоядерных зарядов.       Затем семь протонных торпед отправили в пустоту второго за сражение адмирала этого табора — лишённый нервного центра противник должен стать более лёгкой добычей.       Эта, прикрытая истребителями эскадры, атака не прошла для «Принца» бесследно. Экраны «Принца» обагрили повреждения: вышла из строя пока что малая доля проекторов щита, изнасилованного несоразмерными кораблю попаданиями. И что самое ужасное, полностью ни с того ни с сего отказала одна из двух оборонительных турелей.       Но меня сейчас волновало иное: из гиперпространства наконец вышли вспомогательные суда! Имея чуть меньшую массу — чуть ближе к планете, нежели фрегаты с крейсером. И я тут же нашёл им применение — прикрывать эскадру, пока переснаряжают почти исчерпавшие топливо истребители. Именно рассчитывая на их поддержку, я, сильно рискуя, повысил эффективность атаки, загрузив истребители не топливом, а ракетами.       По наитию же я назначил и сектора, с которых следовало начать патрулирование, и не имеющие почти ни шанса что-то перехватить фрахтовики вовремя успели сорвать «тихую» атаку протонными торпедами, запущенными отдельно от своих носителей. Немногие истребители ответной волны уничтожили несколько замешкавшихся вооружённых транспортов, но уже не рискнули лезть на фрегаты. Внезапное появление подмоги заставило отказаться от атаки большую часть прореженных эскадрилий.       Весьма неглупая, казалось бы, контратака противника завершилась почти полным провалом. Не стоило им использовать авантюрные стратегии против пророков и шулеров — это моя прерогатива.       Мы отошли уже на достаточное расстояние, однако лишившаяся почти всех свои ангелов-хранителей эскадра продолжала беспорядочно и бессмысленно палить вслед «Принцу» и уже заканчивающему тормозить «Тонару».       — Оми, — сказал я.       — Слушаюсь.       — Рассчитай ещё один заход вот по этому фрегату, пока Тонар перезаряжается.       У противника оставались корабли и покрупнее, но этим командовал шибко инициативный на свою голову всё ещё капитан. Так что, пока дюжина кораблей сначала затормозит, а потом вновь разгонится, а под их истребителями подвесят последний довод, мы успеем организовать выборы третьего за менее чем час адмирала.       — Есть ещё один заход, — ответила она с дрожью в голосе.       — Ваши люди верят вам? — спросил я Тонара.       — Они выполнят любой мой приказ. Даже тот, что я жду от вас, — твёрдо ответил он.       — Замечательно. Займите эти позиции, сюда, сюда, — я перетаскивал значки кораблей на объём боя, — авиакрылья сюда. Все в атаку. Пока в медиану построения…       Разные корабли начинали разгон в разные моменты времени и вели его с разной кривой ускорения — так, чтобы атакующие с разных сторон, имеющие разную прыть корабли вошли одновременно. И пока что «Принц» не выбивался из общего графика.       Менее чем через десять минут всё будет решено.       Что делает умного человека умнее? Знания? Талант к выявлению закономерностей? Живая память? Скорость мышления? Человек с блокнотом умнее человека без него: ведь самую сложную задачу можно разбить на части. Умнее ли такой же человек, но думающий в сто раз быстрее? Несомненно.       Моё время было сжато, как пружина — откатившимся затвором. Отхаркнутая гильза ещё летела на пол каземата, а я уже слышал звонкий удар металла о бетон. И то, как подхватывается новый патрон, втыкается в раскалённый патронник, ударятся в упоры затвор.       Метод итерации позволяет избежать сложных формул, поиска аналитических выражений. Итерации сжаты во времени… но пружина разжимается. В моей пружине пока что свернулся бесконечный простор последствий моих действий. Я ощутил себя словно в той полупустой кантине — на Коррибане.       Внешне вполне уверенная Оми, молча сдерживая тревогу, в это время разгоняла корабль обратно к сломавшей свою шпагу по самую рукоять эскадре.       Стоп! Зачем мы вообще здесь?! Разве цель — уничтожить флот? Цель — защитить Травера! Что тоже, в общем, не цель, но не суть… Флот — лишь преграда к волокущемуся к «стенам» Травер-Сити тарану. Но учитывая термоядерные мины… Флот всё равно нужно отогнать — он не станет безучастно наблюдать за избиением десанта.       Но что будет делать целый флот, оставшись один? Осознав внезапно, что привязывавшего к планете десанта не стало? Высадит последние торпеды в базу Травера? А ведь та может и не выдюжить… Но их на это уже не хватит. Нужно было лишь обессмыслить это нападение, и только. Не стоит загонять крысу в угол, тем более, если эта крыса пока с овчарку размером.       Думал ли я об этом ранее, доведя ситуацию до критической?       — Ускорься! Мы атакуем на две минуты раньше остальной группы, — приказал я Оми, нащупав в непроглядной тьме будущего самый край гибельной пропасти. По кромке которой проходила единственная тропа к победе.       — Что?! — Оми опешила.       Такого я и сам от себя — вменяемого себя — минутой ранее не ожидал. И по своему опыту командных военных игр я знал, что труднее всего не предсказать действия противника и не обратить замшелую стратагему в хитрую тактику, а заставить реализовывать её свою команду. Ведь все же — Личности.       — Это приказ! — отработанно рявкнул я. Обычно это срабатывало.       — Есть! — Не подвело и на этот раз.       Она послушно изменила график ускорения. Так, чтобы оптимальная взаимная скорость атаки не изменилась, но «Принц» прошёл путь до мерцающей над Рилотом эскадры быстрее.       У нас с Тонаром уже подавляющее превосходство в малых кораблях, боекомплект на месте; не просран вместе с истребителями — как у противника. От нас, очевидно, ждут ракетной атаки. Которая продолжится артиллерийской перестрелкой, в которой они, даже после ракетного обмена, намереваются победить.       Выиграть у численно превосходящего противника всегда трудно. В артиллерийской дуэли, когда энергия через бесхитростно простреливаемый космос посылается относительно небольшими дискретными порциями, а вероятность попадания, благодаря числу выпущенных турболазерных болтов, стирает дисперсию результата, сводя на нет роль Тюхе.       Но чем реже и мощнее выстрелы, тем важнее, кто начал стрелять первым, кому первому улыбнулась удача. Я изучил немало залповых моделей и сейчас обязан был обратить их в тот груз, что перевесит ситуацию в нашу пользу.       А пока вражеский флот приближался. Или мы к нему — без разницы.       Четвёртый удар «Принца» Травер почти внезапно поприветствовал салютом из всех орудий Травер-Сити. Возможно, только это и спасло нас с Оми: отказала ещё одна — последняя — турель, а турболазер, вроде бы намертво закреплённый в корабле, вообще отказался попадать в цели. Допускаю, что он сделал это ещё в прошлом налёте. Пришлось пускать торпеды раньше намеченного срока, с неудачного рубежа, хотя и это тоже было запланировано — как план «Б».       Пара протонок вместо капшипа испарила истрёпанное крыло — едва не звено — истребителей, но ещё три торпеды достали успевший стать флагманом фрегат. Капитан с помпой пошёл на повышение.       Одна торпеда потеряла управление и каллиграфическим росчерком сгорела в атмосфере Рилота, словно вслед за ней тонкая трещина пересекла остекление «Принца», уши немедленно заложило. Корабль задрожал, высокочастотно завизжал переборками, меня замутило от знакопеременной перерегулировки компенсаторов.       Корабль, лишившись части тяги, почти неуправляемо вращался вокруг своих осей. Пока автоматика пыталась найти новую кривую зависимости ускорения от мощности повреждённых двигателей, неожиданные ошибки резко, грубо отрабатывали компенсаторы, давая тем самым кораблю уклоняться от огня противника.       Я водрузил на голову герметичный шлем и немедленно оглянулся на Оми — она тоже не стала ждать полной разгерметизации, и, надев свой шлем, узким визором оглянулась на меня.       — Стабилизируй курс! — крикнул я ей, начав отключать орущие тревоги, мигающие красным предупреждения. «Принц» потерял треть двигателей, а на двух реакторах сработала аварийная защита. Но мы всё ещё могли развить полное ускорение, пусть и растрачивая последние запасы топлива.       Пользуясь минутой жуткого затишья, я воскресил в наушниках — или в памяти — бессмертную музыку. Всё это было всего лишь огромной партией в пазаак: все эти ритмы, мелодии. Колебания, суперпозиции событий. Я ведь могу путешествовать во времени, пусть и мыслью, и фуга в моих ушах должна была помочь!       Поток ненужных, лишних мыслей застыл. Не обладающий контролем над своей судьбой не может выбирать, что ему ощущать, а что нет. Я — могу.       И я сосредоточился на главном — на распределении целей. Чтобы турболазерных зарядов и торпед хватило всем и без избытка, приходится решать сложнейшие математические задачи. Обычно пространство боя автоматизируют сервера флагманов, дирижируя вооружением всей эскадры: чтобы никто не ушёл обиженным, и чтобы помешать противнику сосредоточить его враждебные усилия на нескольких несчастных своих кораблях.       Синхронизующего и сосредотачивающего огонь сервера у противника уже не было. И пусть их всё ещё было больше, победу даёт не само по себе списочное превосходство, а численное превосходство — во времени и в пространстве. С учётом динамики взаимного расположения кораблей.       — …Четвёртое крыло — пятый корвет. Пятое крыло — крейсер. «Рутиан» — крейсер. Использовать только ракеты, всю энергию — на щиты! — я монотонно отдавал команду за командой, раздавая цели при помощи боковой рукояти и своего мозга.       Мой несчастный мозг взорвался бы, попытайся я вычислить, под какими углами чёртова дюжина кораблей должна со всех сторон пройти через строй из сорока пяти, нет, теперь уже сорока четырёх вымпелов, поэтому я, поймав волну, обратился к прямому мозголомному предвидению.       С разных ракурсов атака шла и потому, что противник мог плюнуть на десант и, наконец взяв инициативу в свои руки, организованно отступить. Тем самым сорвав ракетную атаку капшипов.       Мог бы ещё парой минут ранее — не будь сейчас стадом, где каждый был сам за себя, не знал, что ждать от соседа, и потому боялся выйти из толпы.       — Травер?! Щит?       Я, перехватив у Оми управление, вручную развернул наконец затормозивший относительно атакуемой эскадры «Принц» и наметил новую наступательную траекторию.       — Повреждён, — помедлив, ответил твилек. — Я так больше не рискну. Давайте вы сами как-нибудь? Я в вас с Секурой верю.       — Оми? — Я, едва повернув шлем, скосил взгляд.       — Я пока тоже верю в тебя. Пока!       — Ещё одна атака строго синхронно эскадре. Цель — последний лёгкий крейсер и вот эти два фрегата. — Я вновь передал ей управление.       Раскалённого «Принца» трясло, словно в приступе лихорадки: что-то перемигивалось в пиктограммах двигателей, на приборную панель и вовсе было страшно смотреть. Топливная система мигала, как гирлянда — то жёлтым, то красным: из корабля сочилась тибана. Поэтому при входе в атмосферу «Принц» мог загореться, а то и сгореть полностью, если пожар начнётся во внутренних отсеках.       Трещина в лобовом «стекле» росла прямо на глазах. Но «Принц», набрав полный заряд перегретого щита, шёл в последнюю атаку вместе со всеми. Готовый довести до своих целей последние торпеды.       Я же направил последние усилия на РЭБ и манёвры уклонения. Мир начал сжиматься, сначала пропала Оми, потом голограмма справа. Вид сжался до колодца-калейдоскопа, где проносились яркие огоньки кораблей, темнеющий Рилот, затем свернулся в гаснущую точку и потух.       — Олег! — Меня за плечо трясла Оми.       — Да, — ответил я сквозь колокольный звон в ушах.       — Ты упал в обморок.       — Ну так дай мне чего-нибудь калорийного.       — Ты в шлеме.       — Ах, да. — Я откинулся в кресле.       — Олег! — На голограмме был Тонар. — Результаты…       — Я вижу, — перебил я, — отступайте в эту и эту позиции… — я ткнул наугад по сторонам от объёма битвы.       В этот момент я уже мало что соображал, но что мешало сделать вид, что и тут был какой-то смысл?       Я глянул на голограмму. Корвет «Разгневанный рутиан» почти совсем потерял ход. Остальные сохранившиеся корабли были повреждены, но могли оторваться от преследования сами.       — Тонар, что с «Рутианом»? — спросил я. И не дожидаясь ответа, отдал приказ Оми: — Заход на преследующие суда!       — Так точно! — крикнула она, вручную задавая вектор ускорения. — Обман, да?       Я, вздохнув, кивнул. Не в силах уже что-то делать. У нас не только отказало всё энергетическое оружие, но и закончились протонные торпеды. Но преследующие отступили так спешно, будто на них надвигался целый линкор, давая, тем самым, уйти изуродованному до неузнаваемости кораблю почти по инерции. Блеф сработал!       Отогнав преследователей, Оми без приказа развернула «Принца» обратно: лететь в сторону противника в одиночку на такой скорости дальше было действительно самоубийством.       — «Рутиан»! — я вызвал выкрашенный в бирюзовый цвет корабль.       — Олег, боремся за живучесть, отбой! — скороговоркой доложил капитан и оборвал связь.       — Вас понял. Отступайте на светлую сторону — прикройтесь планетой. Если будет невмоготу — садитесь на терминаторе, — велел я.       Спасаясь от преследования, светящийся пробоинами корвет начал неспешный манёвр. Противник в это время, видя, что мы вновь собираемся в две группы, не решался расщеплять силы, сбившись в какую-то совсем уж неорганизованную кучу.       Только теперь я внимательно взглянул «вниз», в сторону Рилота. Без оптики, невооружённым глазом. И заметил в его атмосфере огненные росчерки, коллиматор услужливо подписал самые крупные обломки: из-за нисходящей траектории атаки, на Рилот, как метеориты сгорая в атмосфере, падали обломки трёх фрегатов и один кажущийся целым корвет.       Несло туда же почему-то и тысячи мелких обломков одного вражеского двухсотметрового судна. Странно… траектория не должна была быть такой. Кто-то передал ему свой импульс? Безумие!       Десятки тысяч крупных обломков, кувыркающиеся истребители, десятки, а то и сотни тонн жидкой тибаны, выброшенные в космос тела — всё это невероятным пылающим звездопадом освещало мрачное небо Рилота. Горело и оплавлялось, чтобы навсегда скрыться подо льдом или развеяться стерильным прахом в атмосфере. Или пока ещё дрейфовало на орбите среди засохших торговцев детьми.       Кто-то в последние секунды пытался покинуть гибнущие корабли, но и спасательные капсулы сгорали в атмосфере как спички. А ведь даже не потерявшим герметичность скорлупкам не светило ничего хорошего, так как терминатор узок, а посадка в Яркие земли или во льды даже менее приятна, чем вращения по орбите вне капсулы.       Из дюжины Тонара атаку пережили восемь кораблей, а ту или иную степень боеспособности сохранили только шесть. Истребителям повезло не больше: половина усмехнулась вдребезги за прошлый и этот заход.       Всё это свидетельствовало об одном: противник повёл себя как стадо баранов, каждый из кораблей противника действовал на своё усмотрение. Всё решил флагман, уничтоженный мной и Оми за несколько минут до того.       Риск был оправдан. Риск был оправдан.       И хотя я мог повторять это сколько угодно, я ругал себя за идиотизм. Героические поступки — всегда идиотские. Зачем я во всё это ввязался?!       — Тонар? — я ещё раз связался с ним.       — Ты совершил чудо, джедай, — ответил он мне.       Из сорока пяти вымпелов у противника осталось только пятнадцать. Что важно — ни одного корабля крупнее фрегата, в основном повреждённые корветы. А у нас на ходу был «Молотоглав» — пусть и потерявший симметричность: ему разнесли одну из двух башен главного калибра.       — Этого мало, — сказал я.       — Тра… Травер на связи! — Над голопроектором стало тесно, Тонара сдвинуло в сторону, возник силуэт бегущего куда-то твилека, затем он согнулся пополам от кашля и прохрипел: — Они бурят подкоп! Проходят больше километра за минуту!       — И сколько ещё им осталось? — спросил я Травера.       — Минут двадцать. Может, тридцать.       Я обернулся к голограмме Тонара:       — Необходимо усилить гарнизон базы. Но сначала нужно избавиться от остатков флота. Я уверен, настало время использовать иные — уже словесные аргументы. Пускай убираются на все двенадцать сторон. А нам следует занять позиции для десантирования и уже сейчас подготовить челноки для высадки.       — Да, им ведь никто не заплатит, — кивнул адмирал и крикнул офицерам на мостике: — Готовьтесь к десанту!       — Думаю, ты будешь более убедителен, — сказал я, сам запуская диагностику челнока.       У «Принца» не было спасательной капсулы: к шлюзу за рубкой был пристыкован крохотный, лишённый гипердвижка четырёхместный кораблик. Весьма экономный и куда менее заметный, чем сам «Принц».       То был исследовательский челнок, предназначенный для сбережения топлива во время экспедиции. Я планировал удовлетворять на нём своё любопытство, осматривая потенциально интересные планеты, не сажая при этом на них «Принца». Такие, вмещающие штатный экипаж челноки — скорее правило, чем исключение на всех кораблях размером от среднего фрахтовика.       Моему челноку повезло — он был цел.       А пока что с начавшего осторожное движение к орбите десантирования корабля Тонара — того самого однобашенного «Мологлавого» — начали «семафорить». Самая надёжная связь в космосе — оптическая: не забивается никакими помехами, а основные кодовые сигналы просты и всем известны.       На покрытом сетью трещин стекле «Принца» поползла расшифровка без устали повторяемой передачи:       «Вы можете уходить. Безопасность гарантирую. Вы можете уходить. Безопасность гарантирую».       Поползла по нервам томительная минута ожидания. Затем вторая — ещё более неприятная.       — Они всё равно в выигрышной позиции, — доложил Тонар.       — Нет, этот огрызок не сможет прикрыть колонны. Подождём ещё минуту.       Я оказался прав. Хотя шагоходы уже и не нуждались в прикрытии. Один корабль отделился от эскадры и начал уходить от планеты. За ним робко последовал ещё один, затем сразу пара. Началось неорганизованное бегство под соусом из ужаса и предательства.       Разгоняющиеся перед прыжками в гиперпространство на всех частотах передавали только одно: «Не стреляйте, мы уходим». Немудрено: гипердвигатели пожирают прорву энергии — пока готовится прыжок, корабль смертельно уязвим. Мы могли даже добить их на этом этапе. Если бы желали аннигилировать свою репутацию.       Я, присмотревшись к поверхности, приметил яркую черту ближе к экватору планеты. На Тёмную сторону, сделав полный оборот вокруг Рилота, разбрасывая мелкие искры-осколки падали два самых крупных обломка того самого «Превосходства». Не распавшиеся на мелкие части в атмосфере, сотни тысяч тонн металла исчезли в ярких белых вспышках — от ударов вскипел лёд, и видимые даже из космоса облака накрыли места падения половинок крейсера.       Однако один корабль всё ещё дрейфовал над колоннами шагоходов.       — Повтори, — велел я Тонару.       Мы уже перестраивались, готовясь высаживать десант, поскольку один корабль всё равно не смог бы нам помешать.       — Они знают предложение. Они отказываются сдаваться, — доложил он.       Он был прав, если считать молчание отказам. Или согласием на уничтожение.       — Тогда расстрелять их, и дело с концом, — мне уже надоело играть в милосердие, — как отправите челноки, отойдите и контролируйте зону высадки. Не лезьте под ионные пушки. Транспорты, если решат взлетать — на ваше усмотрение.       — Разве это разумно? — спросил меня Тонар. — Травер в опасности, мы должны помочь ему! А ты предлагаешь только усиливать крепость? Что ещё за план такой?       Кто эти, совсем не хаттовы твилеки? Удивительная преданность такому проходимцу! Но адмирал явно не знал про «грязные» термоядерные заряды. Это хорошо.       — Траверу угрожает только подкоп. Большего сказать сейчас не могу, — ответил я.       Глупо было рисковать выжившими кораблями, зная об истинной защите Травер-Сити.       — Пусть копает контрподкоп, у него есть чем, — возразил Тонар.       На миг фигурка Травера ожила:       — Тонар, будь умницей, слушай Олега, — велела она.       — Я доверюсь тебе, джедай, — сказал мне адмирал. — Но если из-за этого все наши жертвы будут напрасны… Я найду тебя, где бы ты ни был, и прикончу.       — В этом нет нужды. Всё что нам необходимо, так это отправить десант на базу Травера на предельно малой.       — Это и вомп-крысе ясно! Иначе не проскочить… — Тонар Секура вышел из конференции.       Последний вражеский корабль — невнушительная на вид оквадраченная посудина — попытался было сблизиться с нами, и даже выпустил несколько оказавшихся неудобными для перехвата ракет. Но турболазеры Тонара оборвали в самом начале этот, достойный пера поэта, порыв. Мёртвый, светящийся оплавленными бортами кусок металла полетел прочь от планеты. Дно морей устилают утонувшие корабли, а далёкие кометные орбиты полнятся навсегда затихшими звездолётами.       Мёртвый?! Именно что неживой. Я не ощутил привычного опустошения, гибели экипажа. Что-то тут опять было не так. Но времени на обдумывание не оставалось.       — Оми, я собираюсь лететь к Траверу на помощь. Ты со мной? — спросил я её. Она, пока я общался с адмиралом, самовольно покинула рубку и сейчас спешно направилась в каюту.       — Что?! Я пилот, а не пехотинец! — ответила по связи Оми.       — Жизнь Травера и, что немаловажно, жизнь археолога, а что ещё важнее — наши деньги, — всё ещё в опасности. Ты так легко дашь им погибнуть?       А пока я проложил маршрут для истекающего тибаной «Принца», так, чтобы войти в атмосферу на отделившемся от него челноке, причём на разумном удалении от Травер-Сити.       — Причём тут я? Мы мало сегодня рисковали?! — Будь она рядом, наверняка накинулась бы. Судя по экспрессии в голосе.       Я посмотрел на наручный голограф. Высаженные колонны всё ещё шагали к крепости Травера. Через двадцать минут они должны были начать взламывать щит… Должны будут, но о них уже можно было говорить в прошедшем времени.       — Обещаю, что там будет на что посмотреть. И я уверен, что с тобой всё будет в порядке… В чём дело? Почему ты не хочешь лететь со мной? Мне всё ещё нужен пилот — теперь и для челнока.       — Я… сначала выйду из освежителя, хорошо? Я ненадолго, — стеснительно попросила Оми.       — Две минуты, потом быстро в челнок. Я всё подготовлю, — сказал я, внося последние штрихи в программу полёта.       — Эй, Неспящий! — я обратился к подошедшему ко мне дроиду.       — Да, Олег.       — Возьмёшь командование судном?       — Я не пилот! Как и Караоми — не солдат, должен вам напомнить.       — Справишься. Делов-то! Просто не разбей его и не лезь под огонь. Всё равно сломано примерно всё, — я закончил разговор, хлопнув дроида по плечевому суставу.       Открыв оружейку, я без колебаний выбрал импульсную винтовку, затем прицепил к мандалорскому доспеху патронташ для неё. Такие винтовки используют элитные республиканские штурмовые десантники. Те самые, что носят реактивные ранцы, пусть и проще того, что дожидался меня в челноке.       Формально импульсная винтовка — не бластер, но и не простое кинетическое оружие. Использует тибану и гиперпространство, как и современные бластеры, но разгоняет сверхлёгкие снаряды до сверхвысоких скоростей. Пробивает щиты чуть хуже бластера, стоит намного дороже, требует специальных патронов. Но зато более могущественно против брони. Архаично, на любителя. Когда я закончил снаряжаться, Оми как раз вышла из санузла.       — Это тебе. — Я вручил ей короткий, но увесистый дезинтегратор ценой в три миллиона кредитов. — Целиться не надо, стреляй, куда светит фонарик. — Я щёлкнул переключатель на цевье, и жадный поток света высветил хороший такой телесный угол. — Там будет горячая радиоактивная дыра! Но лучше всё-таки целься, перезаряжается он почти секунду. А после пяти выстрелов остывает с минуту.       — Челнок даже не вооружён. Это опасно, — сказала она, пока я цеплял на её и свою броню всё остальное необходимое снаряжение.       Взяв ещё по бластерному пистолету и выбрав виброклинковое оружие, мы настроили наручные коммуникаторы на связь друг с другом, челноком и кораблём, как ретранслятором.       — Зато он не светит движками на полсистемы, — напомнил я. — И если что, я тоже обмочился: это нормально, — сказал я шёпотом. — Штаны потом и сменить можно; один хер, эти доспехи рассчитаны на то, чтобы в них срались. Мандалорцы понимают, из чего состоит война!       — Это отвратительно! — с неподдельным омерзением воскликнула Оми.       — Я рад, что у меня нет обонятельных сенсоров! — по громкой связи и в моих наушниках прозвучал голос Неспящего.       — Помоюсь завтра. После битвы.       Может быть, «нас» обмоют.       — В челнок! — закончил я разговор.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.